***
Неделя, что они провели в Королевской Гавани, была по большей части заполнена прогулками по Красному замку и его окрестностях, по крайней мере для Сансы и её сестры. Ну как прогулками — девочки под видом этих самых неспешных ознакомительных прогулок изучали замок, запоминая его планировку, освежая давно припорошенные пылью прошедших лет воспоминания. Всё равно их, как и Брана, на собрания взрослых не брали. Пока отец с леди Эшарой пытались урегулировать вопрос о их браке и праве наследственности, учитывая тот факт, что на Кейтилин Талли Эддард Старк женился уже после леди Дейн, сами девочки пытались как можно больше времени проводить в людных местах днем, запоминая услышанные сплетни. Придворные не шибко обращали внимание на детей, в присутствии которых явно не считали нужным контролировать текущую из их рта информацию. Впрочем, по большей мере этим занималась Санса. Арья, которую на второй день сестра всё же уговорила не ходить за ней как тень, больше предпочитала исследовать тайные ходы, прикрываясь невинной забавой в виде ловли кошек, коих в замке было более чем достаточно. Пару раз Старк даже натолкнулась в проходах на Вариса. Благо, что это были далеко не самые заброшенные тоннели, с достаточно простым доступом, благодаря чему нахождение в них можно было объяснить простым везением — мало ли как девочка, играя с кошками могла нажать на скрытый рычажок или залезть под гобелен, играя в прятки со старшей сестрой. Только вот после второй встречи Арья решила особо сильно не рисковать, ведь один раз — случайность, два — совпадение, а в третий раз Паук даже не будет делать скидку на её физический возраст, что не есть хорошо. Сама Санса большей частью времени не столько ходила по коридорам выведывая сплетни, из которых потом собиралась отсеять крупицы стоящей информации, сколько избегала Серсеи. Увы, но королева резво воспылала желанием провести чаепитие с «очаровательной маленькой голубкой», явно собираясь через наивного доверчивого ребенка выведать всё что можно о Старках, которых уже заранее поместила в список врагов. И не только потому, что Нед был союзником Роберта, который называл его братом чаще, чем родных по крови, а также из-за всем известного желания Оленя породнится. Если не лично, то хотя бы через детей, то есть Сансу и Джоффри. Больше всего Львицу злило то, что ранее подконтрольный во всем близнец после нескольких месяцев общения со щенками этого северного увальня (не нужно читать мысли, чтобы узнать, что именно думает об Тихом волке Серсея) избегал её как чуму. И это тоже девочки Старк успели заметить, весьма удивляясь подобной отчужденности. Человек, который способен был выкинуть из окна высокой башни невинного ребенка, чтобы защитить секрет своей порочной связи с сестрой, явно сейчас этой связи избегал всеми доступными способами. Да так явно, что в кругах придворных уже тихо, но настойчиво начали циркулировать слухи, что сир Арис Окхарт, будучи «шпагоглотателем» успешно сманил на свою сторону великолепного Золотого льва, которого в последние месяцы всё чаще можно было заметить в его компании. На то, что Джейме действительно окажется поклонником собственного пола сестры, не поставят и ломаного гроша. Но вот то, что Лев вырвался из ядовитых когтей своей сестренки и явно не спешил туда возвращаться наводило на мысль, что будущее уже весьма сильно начало меняться. Как минимум Томмен будет далеко не тем милым малышом, что в их прошлой жизни, ведь отцом мальчика с таким раскладом дел станет явно не Джейме. А как максимум — Томмен вообще не родится, что им будет весьма на руку. Первое время Сансе успешно удавалось искать отговорки от чаепитий, ссылаясь на усталость от путешествия, ошеломленность от новых впечатлений и даже на застенчивость, весьма сильно преувеличив свое восхищение королевой. Последние Ланнистерше весьма польстило, но купило не такую уж и большую отсрочку, как понадеялась Старк. Явно Серсее было весьма сильно нужно выведать хоть что-то, раз уже через неделю от их пребывания в Красном замке все многочисленные отговорки закончились. Впрочем, Санса успела морально подготовиться, так что сейчас шла в сторону сада, где и планировалось мероприятие, с решимостью воина перед сражением. — Здравствуй, голубка. Ты сегодня очаровательно выглядишь, — Серсея ласково и нежно улыбалась, всем видом показывая, какая она добрая и что ей можно доверять. Что ж, чего не отнять у неё, так искусства лицедействовать. В свое время Санса верила ей вплоть до того, как голова отца не покинула его шею, но и тогда ещё с пару месяцев наивно надеялась, что Серсея не настолько жестока как Джоффри, забывая, что именно на коленях этой женщины то чудовище выросло. — Благодарю, ваша милость. Для меня честь быть приглашенной Вами, — идеальный реверанс в стиле Юга. Она и в своем настоящем детстве могла его выполнить, с младых ногтей обучаясь для того, чтобы быть идеальной южной леди, как в её любимых песнях, а сейчас и подавно. Мило улыбаться и восхищенно заглядывать в рот той, с кого желаешь заживо снять шкуру в лучших традициях Болтонов? Она давно уже превзошла в искусстве притворства не только Ланнистер, но и грандмастера лжи — Бейлиша. Пожалуй, более искусно могла лгать только её сестра, зато в интригах она давала сто шагов форы Арье. — Присаживайся, милая. У нас сегодня чудесные пирожные к чаю, — Львица являла собой образец приветливости и материнской любви, что не делила детей на своих и чужих. Ну, надо отдать той должное — всё же без этих актерских качеств и задатков интриганки было бы практически невозможно не только столько лет под носом у мужа и его более чем прозорливого Десницы крутить роман с собственным братом, но выдать своих бастардов от этой связи за законных детей от брака, а также заметить более чем половину персонала и придворных замка на своих людей. Кропотливая и громоздкая робота. Санса мило и наивно улыбаясь примостилась на стул напротив самой королевы. Помимо их двоих присутствовали некоторые из фрейлин Серсеи. В основном это были кузины Ланнистер из второстепенных линий или дамы Запада, которые лишь немного розбавлялись дамами Штормовых земель и Простора, как более близких по расположению в Королевских землях, чем другие королевства. Так же Санса краем зрения отметила затерявшихся среди пестрых нарядов ближайших к ним с королевой дам девушек из Фреев. Эти наверняка пролезли ко двору пользуясь связями через брак с Дженной Ланнистер — теткой Серсеи. Впрочем, они так же создавали видимость наличия в свите королевы дам из Речных земель. Долину в большинстве своем представляла Лиза Аррен и некоторые из её наперсниц, которых, впрочем, здесь не наблюдалось. Ну, учитывая истеричный, взбаламученный и самовлюбленный характер тетки, которая готова была лебезить только перед своим милым Петиром, и только к Сладкому Робину относилась как курица к единственному яйцу, это было понятно. Да и прибыла Лиза не так уж и давно в Красный замок — где-то за неделю до самих Старков. Наверняка только оправилась от рождения как раз-таки единственного выжившего сына, после череды выкидышей и мертворожденных. Пожалуй, в чем-то Санса даже жалела тетку, несмотря на то, что эта сумасшедшая едва не выкинула её в Лунную дверь в свое время. Как женщина, что пережила два далеко не самых лучших брака (и так мягко их можно описать только из-за совестливого Тириона, что не довел фарс с их браком до консумации), девушка могла понять горечь и отвращении по сути совсем молоденькой девушки, которая только миновала пору расцвета, когда её выдали замуж за старика, что ей в деды годится, хотя она имела возлюбленого и даже понесла от него. Петир, конечно, не светоч мужественности и красоты, но у каждого своего предпочтения, да и на фоне старого Аррена, Бейлиш выглядит как мечта девы. Пока Санса анализировала окружение Львицы, не забывая при этом мило выдавать восторженные пустячки на вроде восхищения замком и нарядами здешних дам, весьма льстя Серсее, что и ввела моду на западные фасоны платьев и прически, сама Серсея пыталась незаметно выудить хоть что-то стоящее из малявки. Та или была прожженной в закулисных беседах, чего за пятилетней девочкой и Варис далеко не сразу предположит, или была наивной дурочкой, что кроме песен и шитья ничем не увлекалась, смотря на мир наивными глазами ребенка. Собственно, именно этот вариант выводов и сделала для себя королева спустя полчаса разговоров, все попытки во время которого разговорить Старк сводились к тому, что на Севере всё не так красочно, более уныло, много снега, мало бардов и прочая-прочая. Осознав, что из наивной дурехи, которая будучи хоть трижды благословенна этими своими древесными идолами, которым поклоняются северные варвары, быть идиоткой, что живет сказками и песнями не перестала, ничего стоящего вытянуть не удастся, Серсея свернула чаепитие, и ещё раз проворковав о красоте милой девочки, ушла. В ушах всё ещё звенел похожий на скрежет не смазанных дверных петель хохот Лягушки-Мэгги, что твердил о «молодой и прекрасной королеве, что придет и заберет всё, что ей дорого». Ланнистер отмахнулась от навязчивой идеи. Да, девчонка чудо как хороша, но из-за той наивности и глупости, что у неё в голове, свергнуть она Серсею не сможет, даже если этот боров Роберт и заставит её дорогого Джоффри женится на этой неотесанной северянке. Скорее уж Серсея получит полностью подчиняющуюся ей невестку-марионетку, а это никак не тянет на понятие «свергнуть и отобрать». Разве что пророчество уже сбылось, когда её любимый Джейме короновал эту малявку цветочной короной. Впрочем, столь быстро как мелькнула такая очевидная догадка, озарив радостью о легком решении проблемы, столь быстро противный голос ведьмы напомнил о золотых саванах для её малышей. И пускай у неё только два львенка, а не три, но верить в пророчество Серсея абсолютно не желала. То, что она вышла за короля можно было и угадать. Даже, если бы выиграл на Трезубце не Роберт, а её Серебряный принц, то отец нашел бы способ для Серсеи стать королевой, отравив или иными путями убрав эту дорнийскую замарашку, что лишь попустительством паранойи Эйриса увела у Серсеи её Рейегара. Ах, как же сладко и хорошо было бы, если в тот день живым на Трезубце оказался Рейегар. Она бы стала его королевой, и родила ему золотых драконов и серебряных львов, чтобы они по праву заняли Железный трон. И даже парочку золотых львят от Джейме было бы здорово родить. Но всё, что ей в итоге досталось — всё более стремительно набирающий вес и дурнеющий кабан-Роберт, что каждый раз прежде, чем забраться на неё заливал в себя с бочонок вина, и кончал с именем этой волчьей суки, которая порушила всю жизнь Серсеи. А теперь и Джейме ускользает от неё. Нет, она не позволит! Пока Серсея, что яростно сжав кулаки, стремительным шагом уходила в сторону крепости Мейгора, где по идее должен находится её близнец, стоя на страже у дверей Роберта, Санса провожала её взглядом. Что ж, в этой партии можно смело ставить пат. Ланнистерша ничего стоящего из их болтовни выудить не смогла, но сама Старк не получила чего-то большего, сверх уже имеющихся на руках фактов из подслушанных слухов и знаний прошлого. Полчаса болтовни ни о чем, когда старательно следовало изображать дурочку, но при этом не слабоумную, и это, не выходя за рамки того, что ожидают от пятилетней малышки — пожалуй, на сегодня больше никаких прогулок и тем более встреч и бесед. Она слишком устала от этого всего.***
Эшара вновь находилась в стенах Красного замка. Последний раз она была тут в качестве фрейлины Элии. Старк всё ещё помнила ежедневный ужас и ауру страха и обреченности, что царили в этих стенах, пока окончательно погрузившийся в сумасшествие и паранойю король сжигал людей за малейшие, зачастую надуманные и несуществующие провинности. Порой к ней в кошмарах вновь возвращаются крики Рикарда Старка, которого словно свинью зажаривали медленно на костре в стальных доспехах, пока его сын отчаянно пытаясь спасти отца душил самого себя. После этого, Элия отослала Эшару в Дорн, не только из-за её положения, но и желая спасти из Красного замка Рейнис. Эйрис бы не позволил увезти Эйгона, что так пришелся ему по душе своей валирийской внешностью, но даже принцессу не разрешили увезти. Благо, что до самой Эшары в тот миг Таргариену дела не было, что позволило ускользнуть. Иногда Эшара задумывалась, а что бы было, если бы они смогли подменить Рейнис другой дорнийской девочкой, благо, что единственную белую прядь волос, унаследованную от отца, можно было и выкрасить. Эйрис, что никогда особо не приближался к внучке, что «воняла Дорном», даже не заметил бы подмены. Но найти быстро замену они не смогли, и Элия приказала подруге уносить ноги из Красного замка, пока это было ещё возможно. Принцесса уповала на то, что, не смотря на отвержение по отношению в дорнийской внешности, против крови свекр всё же не пойдет и внучку не тронет. Разве они могли знать, что гибель придет от рук не выжившего из ума Эйриса, но от Тайвина Ланнистера, что явного готовил трон для задницы своей дочурки, убирая всех возможных кандидатов на трон. Даже в лице принцессы, хотя после Танца драконов законодательно было утверждено, что женщины не могут унаследовать власть на троне; и её матери, что без младенца-сына даже на титул королевы-регента претендовать не могла. Хотя, учитывая, что в Дорне как раз-таки было нормально, что наследует старший ребенок вне зависимости от пола, то становилось понятно, что Старый лев страховался на случай, если Мартеллы могли попытаться усадить на трон Рейнис, апеллируя, что больше по крови прямых наследников Таргариенов мужского пола нет. Хорошо, что никто не принял во внимание тот факт, что Нед из Дорна вернулся не только с костьми сестры, но и младенцем. Лишь опираясь на репутацию честного до глупости северянина, что не умел интриговать, а так же пользуясь доверием Роберта, что, наверное, поверил бы даже в то, что трава на самом деле синяя, если бы Нед на полном серьезе это сказал, и тем фактом, что из-за войны, дележки трофеев и неразберихи в целом никто не задался вопросом, а что целых три королевских гвардейца делали у башни с похищенной леди, когда должны были охранять королевскую семью, Старк пройдя по грани смог защитить своего племянника, назвав того бастардом. Правда теперь это вылилось в большие проблемы. Хотя бы потому, что они должны были сейчас как-то пояснить королю и его далеко не глупому, не смотря на преклонный возраст, Деснице, почему нельзя назвать Джона Старком. Для них в первую очередь это было затруднительно, ведь если он сейчас начнет претендовать на имя материнского дома, прикрываясь тем, что он сын Неда и Эшары, то потом доказать, что он Таргариен будет труднее. Нет, документы из Цитадели никуда не делись, как и те, что хранятся в склепе за статуей Лианны в сундуке, но для того, кто захочет создать Эйгону проблемы в будущем теперешнее согласие на родовое имя Старк будет большим подспорьем. Будь Эйгон неопалимым, как так же Дейнерис, то всё было бы куда легче, но чего нет, того нет. Второй проблемой для них с Недом это была легитимность его детей от брака с Кейтилин Талли. Чтобы кто не говорил, а детей своих Эддард любил никак не меньше своего племянника, и уж точно не меньше, а даже больше Эшары, что не удивительно для родителя. Если признать, что Джон сын Эшары, то проблемы в будущем будут не только у Эйгона, но и у Робба, только уже сейчас. Если Джон — сын Эшары, то он, во-первых, законорожденный. А во-вторых, учитывая брак с Дейн, что был до брака с Талли, это автоматически лишало Робба не только места наследника по праву первородства, но и вообще могло лишить статуса законорожденного, как и остальных троих Волчат, делая всех четверых бастардами, одновременно лишая этого статуса Джона. Поэтому всю эту неделю они с Недом ужами изворачивались, пытаясь с минимальными потерями выйти из этой непростой ситуации, при этом не задев особо дела десятилетней давности, заставив таким образом задуматься вновь о причинах присутствия трех самых выдающихся гвардейцев в Дорне, что охраняли «всего лишь похищенную девицу». В итоге жарких дебатов и споров, а также активного напоминание Аррену, что явно куда лучше своего беззаботного подопечного разбирался в политике и умел высчитывать дальше одного шага вперед, что не так уж и давно было Восстание Кракенов, следы которого ещё даже не успели убрать окончательно, а уже есть риск далеко не мирного возмущения Талли, если внуков его крови лишат их прав первородства, а брак с его дочерью признают изначально недействительным. И пускай крови Рыб в жилах волчат Неда уже и так милостью богов нет ни капли, но вот связь через брак, пускай и весьма тонкая, и натянутая, осталась. Сейчас Хостер хоть и не мог поднять военный конфликт, но в измученных войной Семи королевствах имел возможность достаточно сильно взбаламутить воду, явно не давая политическому и экономическому фону прийти хоть к какой-то стабильности. Это уже заставляло Аррена задуматься, окорачивая излишне вспыльчивого и узколобого короля, явно через слово грозившего своим молотом покарать Рыб, если те дерзнуть перечить его воле. То, что политика так не работает, Джон уже очень давно отчаялся пояснить Роберту. Конечно, то, что король оставлял всё в руках своего Десницы, явно не интересуясь правлением по-своему было хорошо, давая ему практически ничем не ограниченную власть. Но вот то, что в своей жажде заполнить пустоту выпивкой, шлюхами и турнирами, куда Баратеон спускал деньги так, словно они как вода в море — были неисчерпаемы, добавляло головной боли Аррену, что уже хватался за голову от долга в один миллион драконов, куда успел загнать казну Роберт, не смотря на просьбы и увещевания наставника умерить аппетиты. Самым трудным было для Старков сохранить баланс, ведь никто не смог бы понять причин такого яростного отрицания узаконивания сына, который вполне и так мог быть законным. Для любящего родителя, который не делит любовь на большую и меньшую для законного и бастарда, этот упертый отказ мог натолкнуть на нехорошее для Волков наблюдение самых зубастых Игроков. В итоге всё они пришли к компромиссу. Поскольку брак с Эшарой заключался в богороще, тогда как Кейтилин Нед брал в жены в септе, то воспользовавшись тем, что до этого подобных случаев не было, и надавив властью на Верховного септона (впрочем, про задабривание взяткой тоже не забыв), Джон Аррен, а также король Роберт Баратеон признали оба брака действительными, так как они были заключены в разных религиях, тем самым создав прецедент. Дабы не накалять обстановку с Талли и так сильнее, чем уже есть было решено узаконить Джона, но не как первого законного от брака с Эшарой, а как бастарда, которому даровали право на родовое имя отца. Таким образом даже учитывая тот факт, что теперь он Старк, то, не взирая на то, что по сути он старший сын, но в очереди на наследство Джон идет после Брана, который был так же рожденный Кейтилин. Это должно было заткнуть Хостера и уберечь его от необдуманных и разрушительных действий. И это было лучшее, что можно было добиться в их неоднозначном положении. Всё было хорошо, если бы только Нед ещё мог перестать желать прирезать Роберта, который едва слюной не капал на декольте Эшары. Супруга, пользуясь тем, что в Королевской гавани было весьма жарко, вернулась к родному дорнийскому стилю в одежде. Достаточно большое количество открытых участков тела и глубокие вырезы явно били по выдержке мужчин при дворе. И учитывая, что с момента родов Серсеи прошло не так уж много времени, чтобы было можно снова иметь близость, а Джон в добавок накрутил Роберту хвоста, едва ли не ультиматумом потребовав, чтобы пока северяне гостят в Красном замке, он не водил туда шлюх, давая редко бывающим южнее Перешейка Старкам более благоприятное впечатление, чем есть на самом деле, то было не удивительно, что прекрасная Эшара, что ничуть не уступала Серсее, а в чем-то даже давала той фору, ибо Львица ещё не успела окончательно вернуть форму после родов, стала объектом мечтаний и желаний всех мужчин в Красном замке, к глухой ярости Неда. Правда Тихий волк не настаивал на смене стиля, давая жене столь редкую возможность хотя бы поносить родные по покрою платья, если невозможно побывать ей дома в Звездопаде. Основные формальности были улажены, но планировалось ещё хотя бы с неделю-две пробыть в гавани, ибо раньше Роберт отказывался отпускать Эддарда, уверенно заявляя, что в противном случае они встретятся ещё лет через десять. Хм, надо же, иногда и Олень мог быть сам того, не ведая весьма проницательным. Старки были склонны согласится ещё остаться. Тем более, что Санса просила ещё несколько дней, для большей разведки обстановки на Юге, и в частности при дворе. Тогда как Арья явно решила повторить давешний свой подвиг и переловить всех котов в замке. Да и сам Нед хотел пока они в портовом городе разузнать на счет Браавоса, а в частности о Первом мече Браавоса — Сирио Фореле. Был ли он и сейчас владельцем этого титула, или уже лишился его? И если второе, то удастся ли нанять браавосца опять для обучения младшенькой Водному танцу, только уже на Севере, а не в Королевской гавани. Так или иначе, а Старки явно имели ещё тысячу и одно дело в столице, не смотря на страстное и единодушное желание покинуть её как можно быстрее. И лишь Бран в свой один год застую безразличным взглядом провожал парящих в небе птиц — чаек и воронов. За все время пребывания здесь, да и вообще с рождения, мальчик едва ли сказал с десяток фраз, будучи погруженным в видения прошлого и настоящего. Увы, как бы тяжело не было, а приходилось смирится с тем фактом, что того Брана, что когда-то любил лазить по отвесным стенам и мечтал стать рыцарем уже нет и никогда более не будет. Только Трехглазый ворон.***
Джейме хотелось напиться до поросячьего визга и полнейшего забытья. Всю его жизнь ему втолковывали, что лев не должен интересоваться мнением овец, и что все, кто не семья — враги. Но почему-то игнорировать «овц» не получалось. Всегда было это щекочущее в глубине души чувство, что любой его промах и грех был непростителен в глазах людей. Только вот Ланнистеры не признают за собой ошибок. Джейме научился за нахальной улыбкой и придурковато-лихим видом прятать неуверенного мальчишку, что до отчаяния боялся разочаровать отца, и безусловно любил всю семью, даже отвергаемого практически всеми брата-карлика. Как бы парадоксально это не было, но именно за поступок, который Джейме считал лучшим в своей жизни его осуждал весь мир. И хотя, казалось, вот он выход — сообщи причину, хотя бы отцу. Тайвин Ланнистер, знай он настоящую причину убийства Эйриса превратил бы своего старшего сына в героя из баллад, четко понимая где приукрасить и как расставить акценты в этой далеко неоднозначной ситуации. Но гордость Ланнистеров, которая у Джейме почему-то работала по какой-то своей, явно кривой женской логике, так некстати вылезла именно в этом вопросе, накрепко закрыв тому рот. Десять лет Джейме носит титул «Цареубийца», словно это почетная награда, всем своим видом показывая, что абсолютно гордится подобной репутацией. А то, что в кошмарах ему всё ещё является отчаянно прижимающая к себе, в тщетной попытке защитит, сына принцесса Элия и напуганная принцесса Рейнис, что искала спасения под кроватью отца уже никого не волнует. Это удушающее осознание, что пока Джейме гонялся за пиромантами, не давая им поднять на воздух всю эту провонявшую дерьмом столицу с её проклинающими его ежедневно жителями, Гора и Лорх просто прирезали и надругались над теми, кого он клялся защищать. Кого он искренне хотел защитить. Если откровенно признаться хотя бы самому себе, то Джейме вряд ли сможет правдиво ответить, как он прожил эти десять лет. Просто потому, что не сможет вспомнить. Последнее отчетливое воспоминание — он вернулся в Тронный зал после того, как убил всех знающих о Диком огне под Королевской гаванью. Люди его отца грабили город, а принцессы и принц были уже мертвы. Всё, о чем мог тогда думать Джейме — это того стоило? Эта груда железа, что резала и сводила с ума всех, кто имел хоть призрачный шанс на ней посидеть, она того стоило? Думал, а понять не мог. И только острое желание понять, осознать за что именно столько людей, хороших и невинных людей, отдали жизни даже не желая этого, заставило подняться по ступеням, сесть на треклятый трон и осознать, что он ни черта не может понять. Не было ничего, лишь пустота и боль от впившейся в зад кромки лезвий, что крайне неудачно были спаяны. Нед Старк так и нашел его там, застывшего в неверии того, что он ничего не чувствовал. О, этот северный помешанный на чести увалень только и мог, брюзжа слюной обвинять его, хотя даже не потрудился задаться вопросом — почему? И Джейме отказался оправдываться. Только не за смерть сумасшедшего выблядка. Только не после того, как не защитил Элию, Рейнис и Эйгона. Только не после того, как этот лицемерный северянин лишь покривился от «драконьи отродья», брошенного в сторону невинных убитых детей его дружком, но справедливости добиваться для них не стал, лишь немного поуговаривав того хотя бы тела отдать в Дорн для похорон. Кто он такой, чтобы судить Льва? Кто они все такие? Овцы. Тупые овцы, чье мнение ему не важно. Вот и всё. Все последующие годы Джейме не запоминал, ведь они до глупого сливались в череду всё повторяющихся дней. Стоять на страже у дверей покоев Роберта, пока тот развлекался со шлюхами, охранять сестру, порой потрахивая её, если выдавалась возможность, и слушать каждодневные нотации, что они с Серсеей принадлежат друг другу, что она родит только от него, а не от кабана Баратеона, что они Львы и выше всех других. Но по факту всё сводилось к тому, что он не принадлежал себе, только Серсее, тогда как сестра официально принадлежала Баратеону, а по факту только самой себе, ни крупицы, не отдавая своему близнецу. И то, что её дети от его семени, не делало малышей его детьми, только лишь её. Поэтому не запомнил, ибо нечего. Он просто жил как в тумане, в густой пелене забытья, не забывая ехидно и самоуверенно улыбаться, отвлекая окружающих от своих пустых глаз, что были как две мутные стекляшки, а не изумруды, как поэтично назвали однажды глаза его сестры-близнеца. Десять лет пустоты окончились как-то неожиданно резко и глупо, что ли. Дети того северного ханжи, что первым окрестил Джейме «Цареубийцей» неожиданно воспылали просто-таки неестественной теплотой и привязанностью ко Льву. И не смотря на попытки отвязаться от них и остаться в уюте свой пустоты, мальчишки с упорством достойным лучшего применения продолжили вытаскивать Ланнистера из скорлупы, невольно возвращая к жизни, заставляя вновь почувствовать вкус жизни, вкус эмоций и порой безрассудных поступков, под стать семнадцатилетнему юнцу, коим он казалось застыл на эти десять лет с момента Восстания. А вовсе не тот суррогат, что он получал от близости с Серсеей. Несколько месяцев в компании Старков и Ариса, что неожиданно оказался весьма схож характером и взглядами на жизнь с молодым Джейме до того, как тот осознал всю грязь служения в Королевской гвардии, заставили Золотого льва вновь желать жить, а не существовать. И отвращение к его связи с сестрой было вполне понятным результатом этого процесса. Трезво оглянувшись и подумав над прошедшими годами, вполне можно было понять, что Серсея просто манипулировала им, и всегда рассматривала близнеца как часть самой себя, не отдавая, впрочем, ему взаймы хоть что-то от себя, кроме своего влагалища, которое теперь тоже никакого желания не вызывало. Становится вновь покорной марионеткой в руках сестры больше он не хотел. Но была и обратная сторона медали — кошмары, что невольно за года притупили свой накал, вновь вернулись к нему во всей яркости. Мучая теперь не ужасами той ночи, когда погибли Элия и её дети, но счастливыми воспоминаниями, которые изредка, но случались даже в Красном замке при правлении Эйриса. То, как нежно и ласково всегда улыбалась измученная тяжелой беременностью и родами принцесса Элия; то, как мило тянул ручки и ползал к своей бабушке Эйгон; то, как задорно бегала по коридорах за черным котенком Рейнис, желая поймать своего Балериона. Это было куда хуже, чем просто вспоминать их изломанные трупы, только догадываясь об ужасе, который они чувствовали в последние мгновения своей жизни. Поэтому, когда доведенный почти до яростного рева очередной попыткой сестры загнать его обратно под каблук Джейме увидел, как двухлетняя дочь Старка гоняется за кошкой, его словно молнией огрело. Ещё хуже стало, когда он разглядел, кого именно девочка поймала. Черный, всколоченный, с подранным левым ухом и злобными зелеными глазами, матерый кот всё ещё имел следы того маленького котенка, что так нелепо соотносился с именем Черного ужаса. Та белая точка над правым глазом, что единственная отличалась по цвету от в целом черной шерсти кота не даст обознаться. И словно наяву Джейме увидел милую щербатую улыбку Рейнис, что весело отчитывала в который раз убежавшего котенка, с трудом его изловив. Ни компания Ариса с Тирионом, ни три бутылки золотого арборского единолично выпитые не позволили убежать от призраков прошлого. И сейчас стоя в Тронном зале и «охраняя» короля, что словно капризный ребенок уговаривал Старков, задержатся ещё на недельку, Ланнистер молил про себя всех известных богов, дабы те убрались подальше, перестав растравливать и так израненное сознание и душу. Препирательство оборвалось, когда в зал буквально влетели перепугано вереща дочери Тихого волка. Маленькие северянки рыдая и вопя, подбежали к отцу, отчаянно ища защиты, размазывая кровь на ладонях по залитых слезами личиках. — Монстр, папа, монстр! — младшая запрыгнула на руки подхватившего её отца, тогда как старшая спряталась от входа в Тронный зал за ноги отца, ещё громче рыдая: — Болтон! Болтон! Болтон! Котенок, папа, Болтон!.. Суматоха, поднятая детьми, накрыла безумием всех присутствующих, но сам Джейме вновь ощутил это оглушение, смотря на маленьких волчиц, но упорно видя лишь изломанное тело Рейнис. Пустота впервые сжалилась над его сознанием, милосердно укрыв чувства пеленой, не давая окончательно скатится в бездну сумасшествия. Больше он ничего поделать не смог, да и не надо было…***
Через три дня, отплывая на корабле вместе с северной делегацией Джейме подумал, что ирония у судьбы всё же есть, ведь иначе назвать всё произошедшее просто невозможно. Та ситуация была так до глупого нелепа и жестока, что не верилось в её действительность. Джоффри, решив, что лучшим подарком для красивой девочки, которую все глупые курицы из свиты его матери хихикая называли его будущей невестой, станет котенок. Откуда в мальчишке шести лет столько стремления к насилию Джейме и понятия не имел, но услышать, что поганец вскрыл беременную кошку, желая «подарить котенка» предполагаемой невесте было ужасающе, почти до вставших дыбом волос. Нет, у них в семье все так или иначе поступали далеко не жалостливо. Вспомнить хотя бы полное уничтожение лордом Тайвином домов Рейн и Тарбек, или Серсею, что в свои девять лет столкнула в колодец Мелару Хезерспун. Но, боги всеблагие, мучать животных, даже не видя в этом ничего плохого?! Не удивительно, что северянки, которые этот момент видели своими глазами мгновенно провели параллели с северным родом Красных королей, что с древних веков имел чудную практику сдирания кожи с живых врагов. Если он не ошибается, то у Болтонов даже в качестве сигила был ободранный человек. Скандал был громкий, крайне нелицеприятный и почти дошел до того, что Джоффри едва не лишили его места кронпринца, не взирая на яростные вопли Серсеи в защиту её драгоценного львенка. Естественно, что более ни о какой помолвке между мальчишкой и девочками Старк и быть не могло речи. Это четко осознавали все, и даже почти всегда прозорливый, как престарелый глухой крот, Роберт ясно это понял. Благо, что старый Аррен смог достаточно быстро сориентироваться и снизить накал ситуации насколько это было возможно. Ещё несколько уступок в сторону Севера, что и так успели достаточно выжать, апеллируя к тому, что они немало посодействовали успешному подавлению Грейджоев и при этом им нужно было оправится после войны, что в их климатических условиях далеко не так просто, как тому же Простору или Речным землям. Иные его знают, как бы всё ещё дальше сложилось, если бы Роберт в конце не начал стенать о своей ускользающей мечте породнится с домом Старк. Даже Олень понимал, что после выходки сына, его друг ни за что не позволит ни одной из его дочерей выйти за Джоффа замуж. А на счет Мирцеллы, то Нед оказывался, упирая на то, что вынужден был женится на южанке, которая так и не приняла его богов и культуру Севера, что весьма сказалось на его репутации как Верховного лорда. И даже то, что Эшара эти северные пути принимает, совсем не смягчит обстановку, когда придет время Роббу перенимать бразды правления. Поэтому мальчик будет должен женится на северянке, воспитанной как северянка, дабы его южная мать, не довлела над его правлением подавляющей негативной тенью. Что творилось в голове Роберта в момент, когда тот заявил, что проблема решится, если Мирцелла будет воспитываться сразу в Винтерфелле как будущая леди и жена его наследника, тем самым таким объединив дома Старк и Баратеон, никто не мог сказать наверняка. Судя по всему, Олень просто как всегда действовал под влиянием сиюминутных желаний, тогда как все остальные буквально опешили от подобного. Серсея, что своих львят обожала, буквально превратилась в фурию, готовая вырвать глотку муженьку голыми руками, вопя, что не позволит подобного. Старк молчал, явно ошарашенный подобным предложением, не зная, как отказать, чтобы не оскорбить монарха, а Десница просчитывал все выгоды. Старый Сокол явно осознал, что после того, как Роберта на троне сменит Джофф, после той выходки с кошкой и так слабая связь с Севером, что и сейчас держится по большей мере только на дружбе Неда и Роберта, а также чувстве благодарности и родства по отношению к старому лорду, что был наставником Старка, ослабиться практически до полного исчезновения. Так что брак принцессы с наследником Винтерфелла вполне мог обновить связи. И если для этого требовалось буквально отправить младенца на Север, чтобы она выросла воспитанной как подобает Верховной леди Севера, то это того стоило. Больше половины оставшегося до отплытия времени все они потратили на усмирение окончательно взбесившейся Львицы, котенка которой отбирали на очень долгий срок, если не навсегда. К концу второго дня, устав слушать вопли запертой в своих покоях супруги, что разгромила буквально всю их обстановку, Роберт приказал Пицелю споить королеве макового молочка, больше не желая слушать истерику жены. Присяжным щитом принцессы был назначен Джейме по просьбе Старка, к удивлению, всех в Красном замке. Волк аргументировал странный запрос тем, что как не просто гвардеец, но родной дядя Мирцеллы Джейме будет куда более замотивирован в защите девочки, и куда более неподкупен, и бдителен. Да и это должно было успокоить королеву, что так переживала за дочь. Джейме много бы мог сказать на счет того, что Серсею «успокоит» факт отнятия не только дочери, но и любовника в лице близнеца, но смолчал, отчаянно желая вырваться из ядовитого окружения сестры. Этот год был странным, полным неожиданных жизненных поворотов и эмоциональных встрясок, но всё, что сейчас мог ощущать стоя на борту отчалившего корабля Джейме — свобода. Впервые с того момента, как сир Эртур накинул на него белый плащ гвардейца Джейме Ланнистер дышал полной грудью ощущая пьянящую свободу. Надолго ли?