Акихико прошиб холодный пот.
На секунду ему стало тяжело дышать.
– Мурата Угетсу – так ведь звали твоего прошлого сожителя? – не дождавшись ответа, она продолжила: – Талантливый скрипач, сын дипломата и внук политика. Естественно, его семья быстро замяла то, что произошло после концерта. – Что... произошло? Он говорил и чувствовал, что начинает задыхаться. Сердце сжалось от страха и необъяснимой тревоги. Что могло произойти после концерта, раз даже родственники Угетсу подсуетились? С ним что-то случилось? По новостям об этом не было ни слова – там всё также талдычили о его победе на одном из недавних конкурсов. Если мама узнала что-то от отца, то, стало быть, дело серьёзное, и лишь музыкантам, что присутствовали на том вечере, было известно, что случилось. – Аки, пожалуйста, успокойся, – настоятельно посоветовала ему мать. – Твой отец по секрету рассказал мне, что... – так и не договорив, она неожиданно замолчала. Кадзи едва поборол в себе желание ударить кулаком по ограждению со всей силы. Что ещё за тягостное молчание?! Она не могла просто сказать ему, что, чёрт возьми, случилось с этим парнем?! – Мама! – Мурата Угетсу... После блестящего концерта он неожиданно потерял сознание и его увезли на скорой. Как потом выяснилось, перед своим выступлением он выпил воду, в которой было что-то подмешано. Даже хотели начать расследование, но потом он сам сознался, что хотел покончить с собой. Аки?.. Ты слышишь меня?.. Телефон выскользнул из руки и с грохотом упал на пол. В тишине ещё несколько минут раздавался женский голос, пока его мать не сбросила вызов. В груди был вакуум. Дрожа всем телом, Акихико прислонился спиной к ограждению и медленно сполз по нему вниз, глядя перед собой шокированным взглядом. Ему нечем было дышать – весь кислород разом исчез из лёгких. Он схватился за шею и попытался вздохнуть, но сразу же после этого закашлялся, чувствуя, как в горле встал ком. Глаза щипало от слёз. Мутным взглядом он видел, как за балконной дверью встал Харуки. Парень взволнованно начал тарабанить по ней кулаками. Он что-то кричал ему, но Акихико его почти не слышал. Все его мысли были только о том, что рассказала мама, а перед глазами стоял образ парня, который был его первой любовью. Восхитительный. Необычайно талантливый. Самый потрясающий человек, которого он когда-либо встречал, с самой хрупкой душой. Человека, чью руку он отпустил ещё два года назад, и которого не видел с тех самых пор. До начала второй пары оставалось полчаса. Держа горячий кофе одной рукой, другой Кадзи набирал сообщение для Харуки – написал, что сегодня тоже не придёт на репетицию и просил отмазать его от тирана Уэноямы: гитарист больше всех возмущался из-за его долгого отсутствия. Они с Мафую ничего не знали. Акихико сам попросил Харуки не говорить им о том, что с ним случилось: почему он теперь совершенно не высыпался, и едва был в состоянии совмещать учёбу в университете и подработку; почему не мог присутствовать на репетициях и притрагиваться к музыкальным инструментам – будь то барабаны или скрипка – без разницы. Он не мог играть вполсилы в то время, как все старались выжать из себя всё, чтобы звучать ещё лучше – только настроение группе испортит. В конце он обязательно дописал «Удачного тебе дня сегодня» и засунул телефон в карман джинсов. С опаской поглядывая на обжигающий пальцы напиток, осторожно отпил из кружки и сразу же шикнул от боли: – Ай, горячий! «Да и толку от него никакого, – обречённо подумал барабанщик. – Вообще не берёт – весь день хожу, как сонная муха. Так и уволят скоро, и денег даже на кофе не останется». Проблемы с финансами были для него, как студента, вечны. Он не боялся работать, но в последнее время с этим была напряжёнка, потому и приходилось жертвовать репетициями – всё бы не потянул: и универ, и работу, и выступления. У Харуки, как лидера их группы, дела обстояли не лучше – он окончил университет и полностью посвятил себя работе, на музыку у него почти не оставалось времени. В их группе самыми более-менее свободными людьми были только Уэнояма и Мафую, и то пока экзамены не наступили. Они больше всех горели желанием выступать, но понимали, что взрослая жизнь семпаев была совсем не сахар и терпеливо ждали, когда у всех появится время, чтобы собраться вместе. Хотя их нетерпение было очевидно. Харуки иногда даже посмеивался, что скоро они начнут отчитывать их за безответственное отношение к музыке. «Ничего не могу с собой поделать. Я сейчас даже не представляю, как скоро смогу вернуться к репетициям... Руки совсем не слушаются. Каждый раз, когда беру скрипку, получается ужасное звучание, как будто я вообще никогда на ней не играл. А для игры на барабанах банально не хватает сил – я рассеян и постоянно лажаю». Рискуя снова обжечься, Акихико поднёс стаканчик к губам и пригубил немного кофе. В этот раз было терпимо – всё ещё горячо, но уже не обжигало язык. Утренний кофе стал своеобразной традицией, как и включённое радио сразу после пробуждения. Сначала Харуки удивлялся, почему он не включал дома телевизор, а потом и сам привык к звукам радиоприёмника по утрам. Акихико никогда не говорил ему, с чем конкретно были связаны его странные привычки, но ему казалось, что даже без его слов Харуки понимал, что виной тому были прошлые отношения. А ещё ему иногда казалось, что бойфренд хотел поговорить с ним о бывшем, об их общем прошлом, но всегда сдерживал себя. Мысленно Кадзи был ему за это очень благодарен – не хотелось бередить старые раны, которые всё ещё кровоточили. В тот вечер, после тревожного звонка матери, он понял, что ещё не забыл. Прошло два года, но в его памяти до сих пор всплывали картины из прошлого: старшая школа, первое признание в любви, сожительство с гениальным скрипачом, который сразу же объявил его рабом в своём доме. В шутку или нет – этого Кадзи так и не узнал. Собирая свои вещи, он не забрал лишь одну – свою кружку. Почему-то тогда Акихико подумал, что это разозлит и без того взбешённого Угетсу ещё больше, и не стал рисковать – забрал одежду и ушёл; убрался, как он ему и велел. Покинул их общий дом, который, на самом деле, уже давно стал считать почти родным. Он любил ту комнату на цокольном этаже, куда едва пробивался солнечный свет. Быстро привык к отсутствию какой-либо мебели, кроме мягкой кровати с тёмными простынями и низкого столика. Привык, приходя туда, мысленно или вслух говорить «Я дома». Привык в обед играть на скрипке с талантливым парнем, которому он никогда и в подмётки не годился, которого раньше ненавидел, которому страшно завидовал. Он возненавидел Угетсу за его талант и себя за свою никчёмность. Когда его инструментом была скрипка, он возненавидел музыку и хотел отказаться от неё навсегда. Почти все чувства, которые вызывал у него Угетсу, были негативными и душили его. Он стал его «другом», чтобы испортить идеальное звучание, ограбить его музыку. И когда Угетсу понял это, он начал отдаляться от него. Сейчас вспоминать всё это было больно. Акихико даже не смог бы сказать, когда полюбил этого парня по-настоящему; когда ему захотелось касаться его не для того, чтобы причинить боль, а для чего-то большего. Он добился своего – испортил его, очернил его музыку. Угетсу правильно поступил, когда отшил его, в ответ на признание в любви – это было самое меньшее, что он мог сделать, чтобы отомстить ему. Подсознательно Акихико знал, что он его отвергнет. Но всё же услышать это оказалось чертовски больно: он снова почувствовал себя разбитым и жалким, разорванным на части, прямо как в тот день, когда они впервые заговорили друг с другом. Душа Угетсу была хрупка, как хрусталь, что всегда тщательно полируют до блеска, чтобы он радовал глаз, сияя чистотой на свету. Акихико был первым человеком, который понял его внутреннюю боль, увидел эту хрупкость, а потом безжалостно разбил идеальный хрусталь и не подумал собирать осколки. Также он сломал и себя, когда впервые обнял его, разрываясь от таких противоречивых чувств, как жалость и зависть. «Чёрт, сигареты закончились, – пошарив по карманам, Кадзи расстроенно вздохнул и встал с байка. Допив тёплый кофе, бросил стаканчик в урну неподалёку и посмотрел на время – до пары оставалось минут десять. Как раз за это время можно было бы покурить! – Мне, как всегда, везёт». Акихико лениво поплёлся к зданию университета, зевая на ходу. Ему бы поспать часок-другой, но такая возможность была роскошью. Не на парах же спать? Какой смысл был тогда в их посещении, если он собирался просто провалять там дурака? Только проблем с учёбой ему ещё не хватало. Он ещё раз смачно зевнул, прикрывая рот рукой. Услышал, как рядом с ним кто-то прошёл, и вдруг...Спину вмиг пронзили невидимые иглы.
Раскрыв сонные глаза, Кадзи увидел спину парня, что был чуть ниже него по росту – он тоже направлялся в университет. Моргнув пару раз, Акихико получше сфокусировал своё зрение и в тот же миг застыл, как вкопанный. В груди всё предательски сжалось. «Эй-эй, что я там думал про везение?.. По сравнению с этим отсутствие сигарет в кармане – ничто». Ему захотелось ослепнуть, чтобы не видеть напротив спину Мураты Угетсу. Гениальный скрипач был одет во всё чёрное, и это в тёплое время суток. Он был похож на призрак – безмолвный и неприкосновенный. Нет, он и был призраком. Призраком его прошлого. Акихико мог поклясться себе, что, если бы коснулся его, он бы исчез, как виденье. «Прошёл мимо, как будто не заметил меня, – недовольно подумал барабанщик, чувствуя лёгкий укол досады. – Да, мы расстались, но можно же было хотя бы поздороваться?.. Блин, я не о том думаю. Всё правильно – нас больше ничего не связывает...» Ноги сами понесли его вперёд. Это произошло автоматически. Он не успел даже подумать о том, правильно ли поступает, когда почти сравнялся с необычайно молчаливым Угетсу. У него было к нему много вопросов и он хотел высказать их все. Но когда протянул руку, чтобы остановить его, то замер, словно от ужаса.Зачем?
Два года назад он навсегда отпустил его руку. Так зачем же сейчас ему хотелось снова коснуться его?Нет. Нельзя.
Акихико сжал руку в кулак, так и не дотянувшись до его аккуратной кисти, и понуро опустил взгляд. Он не имел права разговаривать с ним. Угетсу всегда был умнее, поэтому и проигнорировал его присутствие. А он не смог, потому что не видел его целых два года. Только после того, как душераздирающая боль от расставания слегка стихла, Кадзи понял, насколько же глупо выглядел в тот вечер, когда они окончательно порвали отношения друг с другом. Он хотел искупить вину и принял участие в конкурсе скрипачей, наивно полагая, что, может быть, когда-нибудь, Угетсу услышит его игру и всё поймёт. Когда играл, он думал о нём, о том, какие чувства хотел бы донести до него, и на душе было так тоскливо, что хотелось выть от боли. Возможно, именно поэтому он занял лишь четвёртое место – не совладал с собой и выплеснул всё разом, напрочь забыв о том, было это уместно в выступлении или нет. Его игра, наверняка, разочаровала бы Угетсу. За то время, что они не виделись, этот парень мог покончить с собой. Разве мог Акихико оставить его после такого?Нет. Не мог.
Превозмогая страх, он вырвался вперёд, обогнал Угетсу и, чувствуя себя полным идиотом, раскинул руки в стороны, преграждая ему путь. Стоя рядом с ним лицом к лицу, Кадзи слегка удивился, когда увидел на нём тёмные очки; губы были сжаты в тонкую полоску. Не обращая на него никакого внимания, Угетсу прошёл мимо, отклонившись немного в сторону, чтобы не зацепить его даже плечом. Акихико ещё минуту стоял на одном месте, хлопая глазами. До него не сразу дошло, что его не просто проигнорировали – вообще не заметили; сделали вид, что ничего не увидели! Глаз нервно дёрнулся, губы скривились в неестественной улыбке. Кадзи обернулся, словно в замедленной съёмке, всё с тем же лицом, провожая взглядом спину нарочито равнодушного – он был в этом уверен! – скрипача. «Эй, не игнорируй меня, ты, мистер совершенство!» – почему-то его взбесила такая реакция Угетсу. Не виделись два года, встретились при случайных обстоятельствах, а он делает вид, что они вообще незнакомы! Это было безумно неприятно. – Угетсу, привет! – скосив под дурачка, Акихико снова поравнялся с ним и начал непринуждённую беседу, улыбаясь чуть нервно. Мурата в упор не хотел его замечать. Только слегка нахмурился, когда он подошёл к нему ближе, но ничего не сказал. – Как дела? Спешишь на пару? Я тоже. Пошли вместе. А у тебя есть сигареты? Мои закончились. Одолжи одну, пожалуйста. Он мог поспорить, что скрипач в тот же момент хотел прописать ему в табло, что скосил на него убийственный взгляд, желая испепелить на месте. Но выдержке Угетсу стоило только позавидовать – он стойко игнорировал его пустую болтовню до самого порога университета. Его раздражение выдавали лишь сжатые в кулаки руки, но не более того – на лице не дрогнул ни один мускул, когда Акихико увязался за ним следом, – они ведь были одногруппниками. Набравшись наглости, Кадзи даже одновременно зашёл с ним в аудиторию, а потом сел на ряд повыше, всё время буравя его спину взглядом. До начала пары оставались считанные минуты.Он был в тупике.
«И как мне спросить у него, что произошло тогда, после концерта? – ломал себе голову барабанщик, задумчиво постукивая ручкой по тетради. – Он меня даже слушать не желает... Но я так просто не сдамся! Я узнаю, зачем ты решил сделать это, Угетсу». На секунду ему показалось, что Мурата услышал его мысли: когда он медленно обернулся, Акихико невольно задержал дыхание. Но ему просто почудилось – Угетсу всего лишь потянулся к сумке, чтобы достать тетради. Как и прежде, он не обращал на него никакого внимания, и Кадзи не мог объяснить, почему от этого в груди всё болезненно сжималось.Они были словно чужими людьми, которые никогда прежде не любили друг друга.
* * *
Когда Харуки сообщил Уэнояме и Мафую, что сегодня вечером они снова будут не в полном составе, первый слабо возмутился: – Кадзи-сана опять не будет на репетиции? – У него сейчас совсем нет свободного времени, – мягко улыбаясь, лидер группы Given примирительно выставил руки перед собой. – Простите, ребята. Он просил меня передать вам, что пока не сможет присутствовать на репетициях – очень много дел. – Может, что-то случилось? – Харуки невольно вздрогнул, услышав тихий вопрос Мафую. Ему очень не хотелось обманывать этих проницательных ребят, но другого выбора не было – он не мог рассказывать чужие тайны, пусть даже и своего парня. Тем более, Мафую был знаком с Угетсу, и если бы он узнал, что тот хотел покончить с собой, то стал бы волноваться ничуть не меньше Акихико. Стоило оградить их с Уэноямой от лишнего беспокойства. – Надеюсь, всё будет хорошо, и мы совсем скоро сыграем все вместе, – Харуки улыбнулся чуть нервно, чувствуя себя слегка виноватым за то, что приходилось обманывать их. Благо, они больше не стали задавать ему вопросы – Уэнояма и Мафую удручённо переглянулись, а затем молча приступили к репетиции, погрузившись каждый в свои мысли. Невооружённым глазом было видно, что они очень расстроились. «Всё же будет хорошо, да?..» – ещё раз прочитав сообщение от Акихико, которое тот отправил ему ещё утром, Накаяма тяжело вздохнул. Только он знал, каково сейчас было Кадзи: что тот себе места не находил, не мог нормально спать и стал чаще курить. На фоне всего того, что произошло месяц назад, когда Акихико узнал от родителей ужасную новость о своём бывшем друге и любимом человеке, Харуки не мог быть уверенным уже ни в чём. Заблокировав экран, бас-гитарист тоже собирался приступить к репетиции, как вдруг он загорелся снова – кто-то отправил ему смс. Накаяма уже было обрадовался, что это написал Акихико, но сообщение было совсем от другого человека. «Таке-чан? Хочет встретиться? – Харуки недоумённо поморгал несколько раз, читая текст, а потом ответил ему, что пока был на репетиции. Коджи написал, что в этом не было никакой проблемы – он подождёт его у дома. Они договорились встретиться вечером. – Надеюсь, у него всё в порядке?..» – Харуки-сан, это Кадзи-сан? – задумавшись, он даже не заметил, как к нему подошёл Уэнояма. – Нет, это Ятаке Коджи. Написал, что хотел бы встретиться... Мне почему-то показалось, что он был грустным... – последние слова Харуки сказал тише, ещё раз взглянув на текст сообщения. – Неудивительно... – произнёс Рицка почти шёпотом. Неловко почёсывая затылок, он ответил на его вопрошающий взгляд: – Они с сестрой недавно расстались. – Что?! – Харуки едва не выпустил телефон из рук от удивления. – Как расстались?.. У них же было всё так хорошо... – Я не знаю подробностей. Сестра случайно проболталась, что начала встречаться с другим парнем, – Уэнояма чувствовал себя максимально неловко, рассказывая о чужой личной жизни. Со своей бы сначала разобраться... «Бедный Таке-чан! Он был так расстроен, что даже мне ничего не сказал!» – Харуки сразу спохватился и написал лучшему другу, что с радостью встретится с ним вечером, и что даже организует им выпивку. Уж ему ли было не знать, что такое разбитое сердце? Таке-чана нужно было срочно выручать! Он никогда не оставлял его в беде, всегда помогал и оказывал поддержку. Коджи был единственным человеком, к которому он обратился за помощью, когда они с Акихико страшно поссорились в прошлом, до того, как стали парой: когда тот сорвался на нём, после драки с бывшим и они чуть было не занялись сексом. Ятаке был против, чтобы он прощал Акихико после такого, хотя и знал, что влюблённого друга бесполезно было переубеждать. В итоге смирился и пожелал им удачи. А теперь он и сам нуждался в помощи, но ни слова ему не сказал. Харуки чувствовал себя ужасным другом. После репетиции он со всех ног помчался на станцию, чтобы успеть на последний поезд. Накаяма беспокоился, что за весь день Акихико ни разу не написал ему – только утром, перед парами, и решил сделать это первый – сообщил, что случилось с лучшим другом, и что сегодня он будет у них гостить. Кадзи снова ничего не ответил, хотя смс прочитал. Харуки сначала волновался, почему он так долго молчал, но потом списал всё на его занятость и, положив телефон в рюкзак, устало откинулся на спинку сиденья. Золотой закат за окном был словно предзнаменованием больших перемен. Харуки не мог оторвать от него взгляд всю дорогу до дома.