И это было взаимно.
Они расстались на неопределённой ноте, отпустив друг друга в новую жизнь. Разошлись окончательно, чтобы больше не было боли и страданий. Но он до сих пор помнил, как тяжело ему было отпустить его руку. Как самого его шокировало осознание того, что это был конец. Угетсу всё время стоял к нему спиной, не показывая лица, и голос его был поразительно спокойным, даже отрешённым. Он так легко принял тот факт, что они больше не могли быть вместе. Хотел просто развернуться и тихо уйти, покинув не только концерт, на котором они выступали в тот вечер, но и его жизнь. Ошибочно полагал, что он больше ему не нужен, что его любовь к скрипке была ложью. Акихико ни за что бы не отпустил его руку, если бы не знал, что в другом месте его ждал Харуки. И даже после того, как это всё-таки случилось, он не мог поверить в то, что сделал. Ему казалось, что Угетсу звал его после этого: возможно, это была игра его воспалённого воображения, но он как будто слышал его плач. И хотел обернуться, но не смог – вместо этого на глазах выступили слёзы, а внутри всё так сильно сжалось, что захотелось вскрыть себе грудную клетку и вырвать сердце. Закрывая лицо руками, он рухнул на колени с мыслями о том, что должен признаться в любви другому человеку, должен полюбить кого-то другого, а позади остался тот, кого он никогда не смог бы разлюбить. Как бы не пытался, сколько бы времени ни прошло, Акихико знал, что он не смог бы сделать это, но у него не было другого выбора. Он хотел спастись. Хотел сбежать от боли, но она вновь настигла его и разорвала на части. Одной был он сам, а другая часть него навсегда принадлежала Угетсу. Они знали, что, если встретятся снова, то угодят в одну и ту же ловушку, и тогда страданиям точно не будет конца. Но, расставшись тем вечером, они ничего не решили, не избавились от боли окончательно – лишь убежали от неё, не сказав друг другу многое из того, что хотелось бы произнести вслух.«Я люблю тебя до смерти. Пожалуйста, не оставляй меня», – сказал бы ему Угетсу, если бы мог. Если бы, глядя ему вслед, смог вымолвить хоть слово, беспомощно протягивая руку в пустоту. «Я не хочу тебя отпускать, но я должен. Я так не хочу тебя отпускать... Никогда не хотел, – отчаянно сжимая его кисть, хотел бы сказать Акихико тем вечером. – Хочу притянуть тебя к себе и никогда не отпускать. Хочу касаться тебя. Я всегда любил тебя. Повернись, посмотри на меня».
Он обещал вернуться. Он не мог остаться.
Если бы Угетсу обернулся в тот момент и показал ему своё заплаканное лицо, он бы ни за что не смог уйти.
Но вместо этого они просто отпустили друг друга. Потому что было слишком много боли и страданий, чтобы что-то сохранить.
Они убеждали себя, что всё было нормально.
Но чувства не угасли. Любовь, которую оба взращивали в своих сердцах много лет, не погибла под гнётом обстоятельств. Подобно растению, прорастающему из асфальта, она продолжала жить в них, невольно давая надежду: «Может быть, ещё не всё потеряно?»Это была запретная мысль.
Они душили в себе эту надежду – раз за разом срезали тонкий росток, не давая ему стать цветком новой любви.Между ними всё было кончено.
Но они продолжали любить друг друга так, как не полюбили бы больше никого другого.Ведомый необъяснимым чувством, Акихико повернулся к нему и протянул руку.
Внизу преподаватель читал лекцию. Кто-то усердно записывал всё, что он говорил, а кто-то спал или зависал в телефоне. За окном была весна.Когда их взгляды встретились, время застыло.
Акихико осторожно снял с него чёрные очки, чтобы наконец-то увидеть его эмоции. И обомлел: Угетсу не был зол – он выглядел несчастным. В фиалковых глазах мелькнул едва заметный блеск, но уже спустя секунду Мурата забрал у него свои очки, надел их дрожащими руками, а затем резко вскочил с места. Быстро спустился по ступенькам вниз и выбежал из аудитории. Несколько томительных секунд Кадзи был в шоке от того, что увидел, а потом опомнился и побежал за ним следом; на бегу извинился перед преподавателем за шум. Выскочив в коридор, он не увидел там Угетсу. Переводя дыхание, Акихико прислонился спиной к стене, и, сложив руки на груди, закрыл глаза. Он обдумывал то, что увидел. Казалось, что Мурата готов был вот-вот расплакаться. Он выглядел напуганным. Его руки и губы дрожали, а взгляд... Акихико мог поклясться, что никогда прежде ещё не видел в его глазах столько боли и сожаления. Угетсу словно извинялся перед ним за то, что существует, а потом сам испугался своих чувств, надел очки и убежал – снова закрылся от него и погрузился в свой одинокий мир, где никому не смог бы причинить боли, кроме как себе. Он не знал, сколько простоял в коридоре и сколько времени ждал его, не сдвигаясь с места. Акихико не смог бы объяснить это чувство словами – он просто знал, что Угетсу ещё вернётся, потому и продолжал терпеливо ждать. Их связь уже давно не поддавалась никаким объяснениям: с самого первого дня, когда они встретились в музыкальном классе, и до настоящего времени. Акихико казалось, что он изучил Угетсу вдоль и поперёк, что тот больше ничем не смог бы удивить его. Как же он ошибался. «В любом случае, я должен узнать, что произошло тем вечером, после концерта, – Кадзи нахмурился и сжал руки, едва не впиваясь ногтями в кожу. – Даже если он не захочет говорить со мной, я должен узнать. Мне не всё равно». Акихико вздрогнул, услышав шаги, эхом раздающиеся по пустому коридору, и повернул голову в сторону звука. Когда он увидел Угетсу, на него волной нахлынуло возбуждение, отдаваясь слабым покалыванием на кончиках пальцев. Это было волнительно, будоражило его кровь. Он всегда испытывал такие ощущения, когда они были наедине. С годами ничего не изменилось.Ему было стыдно, что он не испытывал ничего подобного рядом с Харуки.
Мурата замедлил шаг, когда увидел его, а затем и вовсе остановился, выдерживая между ними расстояние. По его лицу невозможно было понять, что он чувствовал, но это точно была не радость. Акихико впервые подумал о том, что уже давно не видел на его лице улыбку, и его это удивило. Угетсу теперь не улыбался даже на обложках своих альбомов, а его прекрасные фиалковые глаза стали пустыми и невзрачными. Лишь сегодня, сняв с него очки, Акихико увидел в них хоть какое-то подобие эмоций, а не мёртвенную пустоту, и его посетила жуткая мысль.Рядом с ним Угетсу жил. А без него он чувствовал себя мёртвым.
Кадзи не хотел брать на себя слишком много. Он до последнего убеждал себя, что у бывшего просто с личной жизнью что-то не клеилось, вот он и грустил. И почему-то от одной мысли, что кто-то сделал ему больно, в душе просыпалась ярость. Акихико разорвал бы этого человека голыми руками, если бы только знал его имя. – У тебя волосы растрепались, – сказав такую глупую фразу, Кадзи подошёл к нему ближе и протянул руку к его лицу. – Можно я поправлю их? Угетсу на секунду опешил, так ничего и не ответив. Возможно, он хотел сказать: «Что ты творишь?», но вместо этого застыл на месте, позволив Акихико почти коснуться себя, глядя ему в глаза сквозь чёрные стёкла очков. Он отстранился в последний момент – отклонился в сторону, чтобы его рука не коснулась щеки, и подался назад, держась на расстоянии. Только когда он отшатнулся от него, как от огня, Акихико осознал, что собирался сделать, и опустил руку. Он не мог контролировать себя рядом с ним. Но если бы всё-таки коснулся, его бы снова разорвало на части – они бы вернулись к началу, которое безвозвратно кануло в Лету. – Мне пора идти, – тихо прошептал Мурата. Он собирался вернуться в аудиторию, обогнув его, не оборачиваясь. Но голос Акихико заставил его остановиться у самых дверей: – Я знаю, что произошло месяц назад в Европе, после концерта. Акихико всё время пристально наблюдал за ним и не мог не заметить, как Угетсу вздрогнул после этих слов. Ему и самому стало гадко, что всё оказалось правдой – этот кретин действительно хотел убить себя. Чем он думал?! – Зачем ты хотел сделать это? – повторил Кадзи почти требовательно, сжимая руки в кулаки от злости: и на него, что глупостями занимался, и на себя, что позволил подобному случиться. Да, он больше не опекал Угетсу, как мамочка, и его злость на себя была нелогичной. Но в глубине души он чувствовал себя виноватым, словно сам подтолкнул Угетсу к такому ужасному решению. – Даже не думай обманывать – мой отец был там и всё видел. – Ты теперь общаешься с родителями? Я рад, – монотонный голос Угетсу разозлил его ещё больше. Да что с этим парнем?! – Не меняй тему! – не сдержав эмоций, Акихико прикрикнул на него и молниеносно сократил расстояние между ними до минимума. Схватил его за руку и резко развернул к себе лицом, встряхнул за плечи. – Ты хотя бы понимаешь, что натворил?! А если бы у тебя получилось, если бы врачи не привели тебя в сознание?! Чёрт возьми, чем ты думал?! Очки сползли с переносицы, а затем и вовсе рухнули на пол, обнажая перед ним все чувства Угетсу: страх, боль, недоумение, печаль. Глядя в зелёные глаза, наполненные яростью, он едва слышно прошептал дрожащими губами: – Аки, отпусти... – Это из-за твоего нового парня? Он тебя обидел? – спросил Кадзи чуть ли не рычащим голосом, невольно притягивая его всё ближе. Вместо ответа Угетсу только шокированно распахнул глаза. – Это сделал тот бородатый?! Я ему башку оторву! «Он... так ничего и не понял, – подумал Угетсу с лёгкой досадой, прикрыв глаза. – Может, это и к лучшему». – Так, мы сейчас возвращаемся в аудиторию, на лекцию, – внезапно успокоившись, Акихико тяжело вздохнул, подобрал очки, а затем развернул его лицом к двери. Раскрыл её одной рукой, а другой коснулся его спины, мягко подталкивая опешившего Угетсу вперёд. Склонившись к его уху, Кадзи дополнил шёпотом: – А после пар ты мне всё расскажешь. – Я не-... – хотел было возмутиться скрипач, не соглашаясь, как вдруг Акихико начал мягко подталкивать его в спину, заставив поражённо замолчать. На бледном лице выступил предательский румянец. Угетсу крепко зажмурился, стараясь не думать о том, что Аки стоял сзади и касался его. – Простите-простите, не обращайте на нас внимания! – Акихико коротко извинился перед преподавателем за то, что они перебили его своим громким появлением, и, всё время мягко толкая Угетсу в спину, направился вместе с ним к их местам. Шёпотом извинился перед одногруппниками, когда они с Муратой поднимались по ступенькам, усадил его на место, а затем и сам сел рядом. Угетсу был в шоке от его смелости – это было видно невооружённым глазом. Он был настолько шокирован, что не мог найти слов – только украдкой бросал на него взгляды. Но сразу же отводил глаза в сторону, когда Акихико цепко смотрел на него в ответ. Ему ещё никогда не было так некомфортно в его присутствии – на парах Мурата сидел как на иголках, всё время чувствуя на себе изучающий взгляд зелёных глаз. Он не мог сосредоточиться. Пару раз даже пытался пересесть на другое место, но Акихико тенью следовал за ним. В мыслях Угетсу тысячу раз проклял свою затею посетить университет сегодня – Кадзи теперь точно не отстанет от него, пока не узнает всю правду. Вот только Мурата не горел желанием рассказывать ему подробности своего неудачного самоубийства. Вечером, как только занятия закончились, он быстро собрал свои вещи и, с опаской поглядывая на уснувшего под музыку в наушниках барабанщика, покинул аудиторию. Пробегая по коридорам университета, Угетсу несколько раз оборачивался, проверяя, не погнался ли Акихико за ним следом. Запрыгнув в машину, он уже хотел было расслабиться, как вдруг заметил боковым зрением мчащегося к нему Кадзи и спешно завёл мотор. Акихико махал руками и возмущался – кричал, чтобы он остановил машину, что они недоговорили, но Угетсу уехал, никак не ответив на его вопросы. – Сбежал, говнюк, – цокнув языком, барабанщик проводил чёрный автомобиль недовольным взглядом. Недолго думая, Акихико достал телефон. «Похоже, выбора у меня нет – придётся снова обратиться к родителям, чтобы узнать, что тогда произошло».* * *
Харуки приехал домой поздним вечером. Забежал в ближайший супермаркет, набрал стандартный мужской набор – много баночек пива и закуски, а затем написал сообщение Ятаке, что скоро будет. Но у него едва волосы на голове дыбом не встали, когда тот написал, что уже сидел под дверью его квартиры; Акихико дома тоже не было, ему никто не открыл. Пулей помчавшись домой после этого, Харуки на бегу прочитал неожиданное сообщение от Кадзи – он извинился за то, что так долго не отвечал, и написал, что скоро будет. «Таке-чан и Акихико не очень хорошо ладят... Надеюсь, всё будет нормально», – думал бас-гитарист всю дорогу до дома, мчась на всех парах и крепко держа пакеты, чтобы ничего не растерять. Ему было неловко, что в таком подавленном состоянии Таке-чану ещё и пришлось его ждать – эти мысли подстёгивали его бежать ещё быстрее. К концу своего пути, пулей взобравшись по лестнице, он, увидев Ятаке, сидящего на ступеньках, испустил вздох облегчения: не ушёл! – Харуки, ты чего?.. – озадаченно спросил Коджи, когда бас-гитарист поднялся к нему, с трудом справляясь с одышкой. – Выглядишь так, как будто марафон только что пробежал... – Ятаке тут же вскочил со ступенек и подошёл к нему. Положил руку на плечо, пока Накаяма переводил дыхание, согнувшись в три погибели. Заметив в его руках пакеты с выпивкой, монтажёр удивлённо вскинул брови. – Прости, Таке-чан! – резко вскинув голову, выпалил Харуки на одном дыхании, взглянув прямо в его квадратные глаза. И дело было не в очках такой же формы – Ятаке опешил от поведения лучшего друга. – Прости, что заставил тебя ждать! – Да ничего страшного... – Коджи ещё больше растерялся, когда он взглянул на него таким решительным взглядом, как будто собирался изгнать из него какого-то демона, не иначе. – Харуки, с тобой всё нормально? Если ты хотел устроить Акихико романтический ужин, а я вам помешал, то, извини тогда... – Романти-... – Накаяма минуту хлопал глазами, недоумевая. А когда до него дошло, зарделся, как помидор, и быстро объяснился: – Нет-нет, ты не о том подумал! Это для нас с тобой! – Столько выпивки?! – поразился Ятаке. – Да я в жизни столько не осилю! – В твоей ситуации не помешает немного расслабиться, – Накаяма неожиданно заговорил с ним пугающе серьёзным тоном, а потом развернул недоумевающего друга лицом к своей квартире, решительно подталкивая его вперёд. – И не спорь. – В моей ситуации? Какой ситуации? – последнее, что успел спросить Ятаке, до того, как его силой впихнули в чужую квартиру. В тишине громко щёлкнул дверной замок, и Коджи действительно начал бояться, как бы не произошло ничего ужасного, пока они с Харуки были наедине – у того был слишком воинственный вид! Позже они разместились на кухне и бас-гитарист рассказал ему то, что узнал от Уэноямы. Коджи заметно приуныл, когда друг напомнил ему о расставании с девушкой, и, заметив это, Харуки быстро перевёл тему – предложил ему выпить. Баночки с пивом, одна за другой, исчезали со стола, перемещаясь в ведёрко для мусора, пока два друга могли нормально передвигаться и дотянуться до него. Через час оба были изрядно подвыпившими. Ятаке чуть ли не со слезами на глазах рассказывал Харуки о том, как Яёй вежливо предложила ему расстаться, найдя другого парня, а Накаяма внимательно слушал его и сопереживал, предлагая тост за тостом. – За нас! – громко крикнул пьяный Харуки, перегнувшись через стол и стукнувшись с ним высокими пивными стаканами – на работе подарили. – За счастье! – пьяно поддакнул Коджи, икнув. Он залпом осушил свой стакан и громко опустил его на стол. Шатаясь, с трудом вышел из-за стола, взял стул и сел рядом с другом, приобнял его за плечи и душевно заговорил: – Харуки, вот, знаешь? К чёрту девчонок! Ты у меня самый лучший! – Ты тоже, Таке-чан! – Накаяма едва не расплакался от таких трогательных слов и обнял его в ответ. – Я люблю тебя, Харуки! – плача, закричал Ятаке, благодарный ему за его поддержку до глубины души. Он ничего не рассказывал ему раньше, чтобы не нагружать своими проблемами, но Харуки сам всё узнал и устроил такой душевный вечер. Он действительно был самым лучшим парнем на свете! – Я тоже люблю тебя! – Накаяма окончательно растрогался и обнял его ещё крепче, обвив руками за шею. Он был рад, что ему удалось излечить душу лучшего друга хотя бы на один вечер. Расставаться, как и разочаровываться в ком-то – это больно и тяжело. Харуки не хотел, чтобы в такой тяжёлый период Коджи оставался один на один со своим горем, потому что прекрасно знал, на своём примере, как это было мучительно и страшно, когда нельзя было выговориться кому-то, просто излить душу. Когда-то Ятаке стал его спасением – единственным человеком, с которым он поделился самым сокровенным, после того, как ему сделали ужасно больно, и теперь Харуки хотел также спасти и его. Неизвестно, сколько бы ещё они просидели вот так – обнимаясь и говоря друг другу слова любви, если бы кто-то тактично не постучал по дверному косяку, прерывая их чудное единение. Друзья одновременно повернули головы в сторону звука и, раскрыв пьяные глаза, обомлели, увидев на пороге Акихико. – А что здесь происходит? – невинно спросил барабанщик-скрипач, скептично глядя на их не дружеские обнимашки. Он понимал, что они оба уже были нетрезвыми и несли ерунду, но внутри всё равно неприятно кольнула ревность. – Хоть бы меня подождали – я тоже хотел напиться. – Акихико вернулся! – радостно воскликнул Харуки. Он улыбался так мило, что Кадзи сразу же простил этим пьяницам всё на свете. Вздохнув, он прошёл на кухню, минуя пустые баночки из-под пива на полу, и отлепил Ятаке и Харуки друг от друга, приговаривая, что с них уже хватит. Пьяный Коджи повис у него на шее и всячески доказывал, что он, Акихико, был крутым парнем, и как Харуки с ним повезло. Кадзи терпеливо выслушивал это всё, пока тащил его в гостиную, на диван, а потом сбросил с себя и пошёл за следующим клиентом. Когда он вернулся на кухню, пьяный Харуки с готовностью протянул к нему руки для обнимашек. Умилившись, Акихико решил не тащить его, как предыдущего клиента на баиньки – осторожно поднял и, приобнимая за талию, медленно направился вместе с ним в спальню. По пути Харуки мирно задремал на его плече. Уложив его в постель и заботливо укрыв одеялом, Акихико невесомо поцеловал бойфренда в щёку, шёпотом пожелал приятных снов и тихо вышел в коридор. В зале, где обычно спал он, на диване уже вовсю похрапывал успокоенный алкоголем Коджи, так что пришлось разместиться на полу. Поубирав на кухне все пустые баночки и помыв посуду после закусок, Акихико выключил там свет и в полной темноте вернулся в гостиную. Посветив телефоном, он нашёл свои наушники, и, устроившись на постели из матраса и подушек, сел смотреть видео, которое ему прислала мама. На экране появился богато украшенный зал театра, в наушниках зазвучала классическая музыка. Сцена с музыкантами, в центре которой стоял лишь один скрипач. Он был украшением всего вечера: в чёрном смокинге, с идеальными, отточенными до автоматизма, но не утратившими своей изящности, движениями. Когда он заиграл на скрипке в гробовой тишине, Акихико охватило уже давно позабытое им чувство восхищения. Он невольно задержал дыхание. Но затем что-то пошло не так. Для того концерта Угетсу выбрал необычную для себя, печальную композицию. Обычно, выходя на сцену, он показывал всё своё мастерство, всегда выкладывался на полную. Но в тот вечер всё было иначе – в каждой ноте Акихико слышал неприкрытое отчаяние. На лице Угетсу читалась боль не физическая – душевная. Он был бледен и едва стоял на ногах, но никто не замечал этого, потому что музыка продолжала звучать.Его музыка была прекрасна, как и всегда, но она звучала слишком печально, словно это было его прощание.
Акихико резко сбросил с головы наушники и поджал ноги к груди, шокированно опустил взгляд в пол. Он просидел в таком положении несколько минут, продолжая смотреть видео лишь краем глаза. Угетсу поклонился зрителям вместе со всем оркестром и гордо удалился со сцены.А за кулисами он потерял сознание, после чего в зале мгновенно поднялась паника.
– Чёрт возьми, – Акихико закусил нижнюю губу до крови и вцепился пальцами в волосы. Он дрожал всем телом. В его голове эхом звучали последние звуки печальной мелодии скрипки. Они словно говорили ему: «Ты был моей жизнью, но теперь я не живу, а существую. Я так устал. Мне так больно». «Это из-за меня». Не сдерживая слёз, что прозрачными каплями падали вниз, Акихико замер, широко раскрыв глаза от ужаса. Он едва не задыхался от страшного осознания. «Угетсу сделал это из-за меня... Из-за меня он хотел покончить с собой. Всё это случилось из-за меня».Он вспомнил их разговор днём, в пустынном коридоре университета, и почувствовал себя полным кретином.