Розы для Гермионы

Сириус Блэк ненавидит свой дом. Вернее, дом своих предков — называть этот мрачный особняк своим у него язык не поворачивается. По правде сказать, сейчас ему кажется, что он сменил одну тюрьму на другую, и еще неизвестно, которая хуже. Даже то, что здесь собирается Орден Феникса, ничуть не помогает. Наоборот: соратники, которые посидят пару часов на кухне и уйдут, и будут что-то делать, как-то бороться, от которых хоть что-то зависит, и которые стыдливо отводят от него взгляды, вызывают глухую, даже не собачью, а волчью тоску. Он заперт здесь без права высунуть нос на улицу, и его все бесит. Бесят знакомые до последней трещинки родные стены, осуждающие взгляды портретов, ругань матери, бесконечное ворчание Кричера, визгливый голос Молли и ее шумные детишки — нет, против детишек Сириус ничего бы не имел, но только если бы с ними был и Гарри. А так — странно и вроде как нечестно. Его крестник, единственный, кого он на самом деле хочет видеть в своем доме, сидит где-то в маггловской дыре с маггловской родней, а его, взрослого, между прочим, человека, пытается воспитывать Молли наравне со своими отпрысками. Как будто ей мало своих детишек, а ему — собственной матери! А потом — потом рядом с домом Дурслей объявляются дементоры, а сам Гарри пропадает. Бесследно. Поисковые чары Дамблдора так же бесполезны, как и информаторы, включая Снейпа и прикормленных министерских чинуш. Впрочем, Министерство, кажется, только радо пропаже. Во всяком случае, искать Гарри никто не собирается. И сколько бы Сириус ни скандалил с Дамблдором, требуя отпустить его на Тисовую, он получает в ответ только сердитые обещания запереть в доме «для твоего же блага, мой мальчик» и ничуть не успокаивающие увещевания «скорей всего, твой крестник просто отдыхает вместе с Дурслями где-нибудь на маггловском курорте — помнишь, что рассказывала Арабелла? — а поисковым чарам препятствует расстояние и, возможно, море». Двенадцатого августа, в день слушания, сова приносит экстренный выпуск «Ежедневного пророка» с кричащим, шокирующим заголовком: «ГАРРИ ПОТТЕР ИСКЛЮЧЕН ИЗ ХОГВАРТСА!» — Что это такое?! — Сириус трясет Дамблдора, схватив за грудки, жалобно звякают колокольчики в бороде. — Как ты мог?! Как ты, мать твою, допустил это?! — Вытрясти бы из него душу, так ведь не получится. — Ск-хи-хр… — что там пытается ответить Дамблдор, Сириус и не пытается разобрать. Как будто ответы что-нибудь изменят?! — Это твоя вина! — орет он, ожидая, что вот-вот начнут оттаскивать от хрипящего Дамблдора в десять рук, но, на удивление, все молчат и не пытаются вмешаться. Даже Молли, не умеющая молчать, способная заткнуть своими воплями даже его мамашу, только тихо всхлипывает, утирая глаза краем фартука. Даже Снейп — его-то какие пикси сюда принесли?! — унял свой поганый язык и вовсе не выглядит счастливым. А сколько раз цедил через губу, как мечтает о дне, когда Поттера исключат! И эта тишина, это общее не высказанное словами осуждение того, кого осуждать немыслимо — пугает. Как будто с исчезновением Гарри пропал и прежний Дамблдор, лидер и непререкаемый авторитет, точно знающий, что он делает и зачем. Перед ними сейчас растерянный старик, и это настолько дико, непривычно и неправильно, что у Сириуса опускаются руки. Дамблдор, кашляя, падает на стул. — Вынужден признать, что я согласен с Сириусом, — спокойно, даже слишком спокойно говорит Люпин. — Но сейчас вопрос в другом. Что мы будем делать? В это мгновение, словно ответ, перед Сириусом возникает незнакомый патронус. — Сириус Блэк, надеюсь, ты меня слышишь. Это Амелия Боунс. У нас тут, представь, сидит представитель Скотланд-Ярда, у которого есть доказательства твоей невиновности. Свяжись со мной. Если, конечно, не собираешься остаток жизни провести в бегах. Приказ о твоем поцелуе временно приостановлен. До прояснения ситуации. Как же так, хочет спросить Сириус, откуда, почему вдруг, что за доказательства? Но первым на язык прыгает абсолютно идиотский вопрос: — Что за «Скотланд-Ярд»? *** Весь последний год, с той самой ночи в Визжащей Хижине, Ремус Люпин жил под грузом вины, таким тяжелым, что временами трудно было дышать. Он поверил в предательство Сириуса. Не попытался разобраться, добиться встречи, спросить. Хотя бы пресловутое «Как ты мог?» Как последний трус, он оставил выяснение причин на Дамблдора. И разве важно, почему? Разве имеет значение, что на самом деле просто боялся не выдержать и вцепиться предателю в глотку? Нет, убийство само по себе оборотня не смущало. Но для предателя смерть стала бы избавлением, а этого Ремус не хотел. Темная тварь в глубине его души предпочитала месть прощению, и в этот раз Ремус был согласен со своей темной тварью. А оказалось — все они ошиблись, и Дамблдор в том числе. Но свалить хотя бы часть своей вины на директора не получается никак. Не Дамблдор семь лет спал на соседней кровати с Сириусом, не с Дамблдором Сириус шутил о девчонках и «маленькой пушистой проблеме» и бегал бок о бок в полнолуния. Кто был для них Дамблдор? Всего лишь директор школы, тот, от которого нужно скрывать свои шалости и приключения. Позже — командир и вождь в борьбе с Волдемортом. Вождь — но не друг. Он всегда держал дистанцию, и, пикси все раздери, что он может знать и понимать в дружбе своих бывших учеников?! И то, что Сириус простил сразу, не упрекнул, понял — только добавляет груза на совесть. Поэтому, когда Дамблдор, откашлявшись и по-стариковски закряхтев, говорит: — Я схожу к Амелии и все узнаю, — Ремус рычит в ответ: — Нет. Я пойду. — Но почему? — искренне изумляется Дамблдор. — Не в обиду, Ремус, но мой авторитет… — Ваш авторитет был бесполезен тринадцать лет! Ремус не настроен спорить, тем более что в спорах с Альбусом вязнешь, словно муха в смоле, и вместо решения одной проблемы получаешь только смутные намеки на десяток других. Он разворачивается, с трудом удерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью — темной твари хочется, очень хочется хотя бы так показать, насколько она презирает этих людишек, способных только блеять по-овечьи и стадом идти вслед за козлом-вождем. Вот только его, Ремуса, человеческая часть такая же. И если раньше он этим гордился, то теперь… может, зря так старался оставаться только человеком, отгородиться от темной твари, сделать вид, что она — не его часть? Может, иногда имеет смысл послушать свою темную половину, а не Дамблдора? Он аппарирует к Министерству и оттуда шлет патронуса Амелии. И уже через пять минут входит в ее кабинет. Амелия одна, и на вопрос о «представителе Скотланд-Ярда» отвечает: — Взаимодействие моего департамента и маггловских служб не в вашей компетенции, мистер Люпин. Достаточно того, что я знаю этого человека, вам его знать ни к чему. Вы, как я понимаю, представляете сейчас интересы Сириуса Блэка? — Было бы верхом глупости с его стороны явиться самому. — Или признаком доверия. — Вы смеетесь? — Мне не до смеха, мистер Люпин, — Амелия поправляет монокль и сцепляет пальцы в замок. — Ошибки моего департамента — не повод для веселья. А еще, — она привстает и смотрит так, что волчья часть Люпина поджала бы хвост, если б могла, — мне очень хотелось бы понять, вы и ваш друг мистер Блэк — идиоты? — Что, простите? — Разумеется, Сириуса Блэка извиняют двенадцать лет с дементорами. Но вы, судя по отзывам, неглупый волшебник. Вы окончили Хогвартс с отличными ЖАБА, а год назад даже преподавали. Замечу, неплохо преподавали. Выпускники того года благодарны вам, и моя племянница отзывается о профессоре Люпине как о лучшем учителе ЗОТИ из тех, что у нее были. Так почему… — Амелия вдруг умолкает, но смотрит так, что Люпину становится страшно. Нет, не за себя или Сириуса. Он боится того, что сейчас услышит. — Ознакомьтесь, — коротко и как-то устало говорит Амелия, кивая на думосброс на столе. И Люпин ныряет в воспоминания. Он не сразу замечает, что Амелия смотрит вместе с ним. Только, когда она спрашивает полным яда голосом: — Может, мои глаза и уши меня обманывают, и это не Питер Петтигрю? Может, мне чудится, что Сириус Блэк не пытается убить Гарри Поттера и, судя по всему, никогда не собирался этого делать? Мистер Люпин, почему я узнаю обо всем этом спустя год с лишним, и то случайно? Ответа у него нет. Он и сам не понимает, почему. — Передайте вашему другу, что короткий допрос с веритасерумом окончательно решит это дело. Я открою свой камин, чтобы беглый преступник не мелькал в атриуме. — Но почему… — Люпин пытается припомнить, о чем же говорили тогда с Дамблдором, а после — с Сириусом. Кажется, Альбус сетовал, что Визенгамот не примет во внимание показания школьников и «темной твари». И что-то говорил о том, что пересмотр дела Сириуса может спровоцировать сторонников Волдеморта на попытку так же, через суд, освободить как минимум Лестранжей. Честно говоря, Ремус и не пытался вникнуть, сразу поняв одно — безнадежно. А всего-то и нужно было сделать ставку не на Визенгамот, а на ДМП? — Ваш драгоценный Альбус терпеть не может просить о чем-то, — фыркает Амелия. — В тот год я разругалась с ним в пух и прах из-за дементоров в Хогвартсе. Ясно, почему он не пришел ко мне. Ясно, почему ничего не сделал Гарри Поттер — он просто не знает всех тонкостей нашей юридической системы. Но вы?! Идите, мистер Люпин, — машет она рукой. — Жду здесь вашего друга как можно скорее. Тем вечером Ремус Люпин впервые в жизни видит Сириуса по-настоящему растерянным. К счастью, в доме тихо: почти весь Орден с Альбусом во главе прочесывает Тисовую, проверяя память магглов: вдруг кто-то что-то видел? Молли с детьми отправилась за покупками к школе, наверное, вот-вот вернется, но пока они вдвоем и могут спокойно обсудить ситуацию. — Что-то ты не радуешься, — осторожно начинает Ремус. — Читай, — Сириус достает из кармана письмо. — Я не знаю, что делать. Боунс права, Азкабан и правда выжрал мне мозги. Может, ты сообразишь, как лучше. Ремус разворачивает лист обычной бумаги и вздрагивает, сразу узнав почерк: за год он изучил его достаточно. «Привет, Сириус. Со мной все в порядке. Не знаю, что за ерунда с тем Патронусом и дисциплинарным слушанием, я уехал из Англии раньше. Будет смешно, если меня и правда исключат из Хогвартса, и я, честно, ничуть не удивлюсь. Не после всего, что со мной там было, и всего, что писали в «Пророке» этим летом. Нет, я не жалею. Мне нравится моя новая школа. Сириус, с твоим оправданием все получилось? Если нет, ты можешь приехать ко мне. Хотя ты в любом случае можешь приехать. Я буду рад. Ты ведь даже не успел рассказать мне о маме и папе. Хотя если ты выберешь Дамблдора и Орден Феникса, я пойму. Только постарайся не попасть снова в Азкабан и не погибнуть. Не хочу тебя потерять. Гарри». — Здесь не написано, где он, — Ремус складывает лист и, помедлив, отдает Сириусу. — Но, очевидно, не в Англии. Интересно, что скажет Дамблдор, когда узнает. — Пристально смотрит другу в глаза и вдруг спрашивает: — Он узнает? — Я не собираюсь показывать письмо Гарри Дамблдору, — резко, почти рыча, отвечает Сириус. — Если Гарри решил уехать, это его право. Довольно с него Дурслей и всей этой грязи в «Пророке». И ты, Ремус, тоже никому не скажешь. Ради Гарри. Ради Джеймса и Лили. А где он, я и сам не знаю. Но Амелия пообещала свести с человеком, который меня отправит по адресу. Если решусь. Ремус кивает: конечно, он не собирается никому говорить, да и с чего бы? Почтой Сириуса Сириусу и распоряжаться. — Но что именно ты хотел от меня услышать? Совет? О чем? — Ехать или нет. Здесь Волдеморт. А где-то там — мой крестник, которого я один раз уже бросил на Хагрида. Он прав, я даже не рассказал ему о Лили и Джеймсе. И это проклятое пророчество… Если Гарри суждено победить или умереть, я должен быть с ним. Все мы должны быть с ним! — Но всех он, похоже, больше не хочет видеть рядом. Послушай, Сириус… — Ремус знает: то, что он сейчас скажет, Дамблдор не одобрил бы. А может, и не только Дамблдор. Но он, со своим давно привычным грузом вины, знает и другое: если сейчас отказаться от Гарри, тот поймет, но не факт, что простит. Ремус ведь тоже, хоть и не был в Азкабане, бросил сына друзей. И что? Потом, когда они встретились, Гарри, конечно, спрашивал о родителях, и вроде бы у них сложились неплохие отношения, но… Чуть лучше, чем «учитель и ученик», это верно. Но настоящего доверия Гарри ему не подарил. Задавал неудобные вопросы. Попросил научить Патронусу. Но ни разу не посоветовался о чем-то действительно для себя важном. Да и не об очень важном, если подумать, тоже. Это сложно объяснить, но он объясняет. — Не повторяй моей ошибки, Бродяга. Ты последний родной человек для Гарри. Не бросай его. Ему ты нужен больше, чем Дамблдору. — Уж это точно, — горько смеется Сириус. — Ладно, Луни. Тогда… тогда не буду тянуть. Прямо сейчас и отправлюсь, пока не с кем прощаться и некому объяснять. Короткие объятия на прощанье, и Сириус шагает в камин. Ремусу почему-то кажется, что больше они не увидятся. Он не хочет думать, что это — обостренная интуиция темной твари или чисто человеческое малодушие. Если пророчество не врет и Гарри суждено встретиться с Волдемортом — что ж, все они, кто остался здесь, могут хотя бы обеспечить нужный баланс сил. Не сказано же, что заодно с Волдемортом Гарри должен в одиночку победить и всю его армию. Несколько минут Ремус бездумно смотрит на пламя. А когда тишину дома нарушают голоса Уизли, встряхивает головой и уходит, как и Сириус, через камин: сейчас ему не с руки ни с кем встречаться. Если не хочешь отвечать на вопросы, проще всего — не дать возможности задать их. А о том, что касается только Сириуса и его крестника, совсем не обязательно знать ни всему Ордену Феникса, ни директору школы, в которой Гарри больше не учится.