Божьи хроники

***

      Мильтен уже секунд пять был наедине со страшным орком демоном прислужником Спящего, олицетворением страха, ужаса, отчаяния, безысходности и безумия. И имя этому чудовищу было Варраг-Хашор. За это время он смог как следует его осмотреть. И… выглядела эта тварь ужасно. Его кожа была темного серого цвета. Мышцы тела были до предела жилистыми, они больше вызывали отвращения нежели, Иннос упаси, восхищение. Череп младенца ползуна мерцал будто бы высмеивая Мильтена. Мерцал благодаря огню, исходящему от костяного посоха. Кажется, посох состоял тоже из костей ползунов.       — Столько времени в одиночестве и тоске. Я не могу ни есть, ни пить, ни спать. Только лишь существовать, внемля сознанием пустоту. И меня это всегда сводит с ума. Но сегодня! Все иначе! Сегодня жалкий человечишка ты меня повеселишь! Сегодня я вкушу вкус битвы! А после или умру или буду медленно жечь твои остатки и веселиться от этого!        Руки Мильтена тряслись, он понимал, что паниковать нельзя. Но черт возьми. Он готов был поклясться в том, что руки его в тот момент не слушались. Он начал глубоко дышать и изучать поле боя.        — Здесь мой владыка не имеет силы, дабы ты был только моей жертвой. А если ты уйдешь отсюда, то или уснешь или будешь сходить с ума из-за паники. — Демон расхохотался.       — Не беспокойся, придурок, я сегодня не умру! Или твоя башка забыла, что я сказал своему другу!       — Ахахах! НЕТ! Не забыл. Ты сказал: «постараюсть!» И сказал ты это, насрав под свою мантию.       — Заткнись! — после этого Мильтен саданул в демона огненным шаром. Но тот сразу же перебил его заклинанием своим: из его посоха вылился огонь.        — Слабо! — после этих слов Варраг-Хашора, Мильтену пришлось упрыгивать от мощного огненного шара, который снова оставил после себя воронку с магмой.       «О Иннос! Если я хоть один раз ошибусь, то от меня живого места не останется!» Он поменял руну огненного шара на ignea tempest[1]. И снова проатаковал демона.        Мильтен долго пытался достать пламенем демона, но тот не позволял магией своего посоха пробиться его магии. В этот раз огонь от посоха исходил намного объемней и жарче. В итоге он перестал применять руну. Свет снова угас в древнем ужасном помещении.        «Я и так потратил много сил в городе орков. Если я и дальше буду бездумно расходовать запас сил, то точно умру или от демона, или от перенапряжения».        — Что? Мана кончается? А вот я могу колдовать вечно! — и после этих слов демон запустил в Мильтена аж два огненных шара. На этот раз Мильтен поставил огненную стену. Но чтобы отразить настолько мощные заклинания ему пришлось изрядно попотеть.        — Слабо! — после этого слова демон взмахнул посохом, и из земли в сторону Мильтена двинулся столб огня. Он отошел в сторону, но его все равно ошпарил огонь. Он чувствовал как левая сторона лица, получила ожоги. Насколько страшные он пока не мог знать «Да и неважно это сейчас! Соберись! Тряпка!» он сделал глубокий вдох, не сводя с демона глаз «Обычной атакой его не возьмешь, насколько бы сильной она не была. Его запас сил безграничен, а это значит, что он может жечь и коптить здесь все, сколько угодно». Его мысли прервала следующая атака.       Он снова попытался отразить её стеной огня, но в итоге она была пробита. А самому Мильтену в грудь залетел остаток фаирбола. Урон был слаб — это его и спасло. Он отлетел к одному из пьедесталов, ударился об него головой и стеной. Мантия в центре была пропалена так, что Мильтен мог видеть свою обожжённую грудь. Дышать было тяжело и больно. Но нужно было, чтобы жить. Все в его рассудке перемешалось, Олаф, Спящий, свобода, родная деревня, Посвист, папа, мама. Он… Он ушел в себя на несколько секунд. Но тогда в его сознании они шли намного дольше.        — Мама! Почему папа меня не понимает! Я хочу быть как дед Посвист!        — Твоему отцу нужен преемник. Ты должен будешь продолжить его дело. Ты станешь, старостой нашей деревни, Мильтен.        — Но мне это не интересно!        — Пойми, Мильтен. Ты единственный ребенок в семье. Ему важно, чтобы то, чего достиг твой дед не пропало после его смерти…        — Он мой единственный сын! Какой фронт!       — Указ короля. В войсках не хватает солдат.        — Я деревенский староста. Вы не можете отнять у меня единственного сына.        — Я всего лишь выполняю указ короля. Мне нужно привести в Готу две сотни юнош способных нести оружие. А сейчас я и так семьдесят три таковых еле набрал. Прошу простите меня.        — Послушай сынок. Я знаю ты все еще на меня в обиде. Но… Эхх… Я не мог допустить этого. Прости меня. Знаю, ты мог стать отличным друидом, но порой жизнь заставляет нас делать то, чего мы не хотим.       Мильтен расплакался, обнял крепко отца. И не хотел отпускать, не хотел обрекать себя на смерть, уходя на войну. Подошла мама, он обнял и ее.        — Я вернусь к вам живым! — они все плакали после этих слов.       Мильтен пришел в себя, он резко встал. И снова стал думать: «Когда я применил огненный шар, то от посоха огонь шел не шибко мощный, в отличие от вихря. Стало быть, он рассчитывает мощность сообразно заклинанию.       — Ублюдок! — с этим словом Мильтен сначала применил шар, затем саданул вихрем. Демон не ожидал комбинаций. Поэтому его оборона была пробита. «Все таки мощь посоха отражает заклинания с расчетом на их мощность».        — Хахахах! Вот это уже мне нравится! Сейчас начнется настоящая битва! — на этих словах в Мильтена полетала два шара, он побежал в сторону, что было мочи. Затем на него снова двинулся огненный столб. И снова шары! И снова столб! И снова шары! И снова столб!       «Проклятье! Он не дает мне атаковать, я не могу бегать так целую вечность. Нужно прервать цикл!» Он остановился, когда снова полетели шары, так как посчитал что эти заклинания более слабые, нежели столб. А после он применил руну огненной стены, неимоверно напрягаясь, все в голове загудело, руки и ноги затряслись, казалось еще немного и его сердце вот вот даст дубу. Но он смог сдержать вражеский натиск. Затем он сразу дал по демону огненным штормом, надеясь на то, что демон привык к его прошлым атакам. И выстроит мощность посоха на огненный шар. Так и оказалось. А после он снова дал огненным штормом по этому ублюдку! И еще! Демон выронил посох. И тут Мильтен направил всю мощь огненного шторма на этот посох. И спалил его.       — НЕЕТ! — демон заревел, быстро вынул из-за груди руну.        И тут Мильтен познал, что такое гореть заживо изнутри. Он поднялся ввысь силой руны, и не мог ничего сделать.        — Ты заплатишь за это червяк! Это пирокинез! Мой план Б! И кара для ублюдка, сломавшего мой посох.       «Черт! Надо было просто жечь его и дело с концом!» Пронеслись сущие мысли в голове у Мильтена «Я буквально заживо горю! И еще немного и сгорю ведь! Нужно что-то предпринять, но черт возьми! Не пошевелиться!»       «Мы медитируем, чтобы приобрести навык моментального расслабления в ситуациях, когда тело скованно». Вспомнил Мильтен слова Корристо «На свете есть заклинания вводящие тебя в ступор. Поэтому чтобы не стать их жертвой нужно научиться расслаблять свое тело до предела. Так и только так ты сможешь снова контролировать его».       Мильтен вспомнил деревню, маму и отца. Как он это делал тогда при собрании друзей. Как он это делал много раз до этого.        — Еще немного! И ты умрешь!        Он забыл про боль, про демона. Он был в деревне с мамой и папой. Папа пилил дрова, а мама подавала ему вкусное красное яблоко. А теперь лучиком сознания вернулся в реальность, медленно но уверенно судорожной рукой берет из-за ремней на груди руну стрела огня. Фокусируется на ней, та начинает парить перед ним. И… запускает стрелу в Варраг-Хашора. Тот падает пирокинез перестает убивать Мильтена.       Он вернулся в реальный мир, почувствовав сильную жгучую боль в груди, руках, ногах, голове. И упав на пропитанный пылью мраморный пол, отчего боль только усилилась. Но рано было предаваться чувству боли. Нужно было добить демона, пока он снова не принялся применять пирокинез. Мильтен встал, что было мочи. Голова кружилась и гудела. Снова сфокусировался на руне огненной стрелы, и стал стрелять в демона пока тот перестал подавать какие-либо признаки жизни. Пока от его гнилой жилистой плоти не остался лишь пепел. А после Мильтен сначала упал на колени, тяжело вздохнул и погрузился во мрак.