***
Пробуждение Наруто было не менее впечатляющим. Возможно, если бы она знала, что так плохо не только ей, девушке стало бы легче. Вот только Узумаки не имела ни малейшего понятия, что происходит с Саске. Она была занята тем, что сдерживала крик. Ей было больно-больно-больно. Было ощущение, как будто ее разорвали на миллиарды мелких кусочков, всю, даже внутренние органы, а сейчас их одновременно, но до ужаса неумело сшивают. Все иглы раскалены до невозможности. И они необычные, больше похожие на колючий шарик. Естественно, таким приспособлением ничего не сошьешь. И поэтому эти шарики просто впиваются в нее, впиваются, впиваются… Возможно, им обоим стало бы легче, если бы они знали, что это последствия присоединения чужой души к телу. Может, если бы они знали, что это необходимо для полного слияния души с телом, им было бы легче. Кто знает? Но ни один не знал этого. И потому на расстоянии в 10 тысяч километров одновременно стискивали зубы два разных человека, одновременно прикрывали от дикой боли глаза и одновременно материли все и вся.***
Второе пробуждение Учихи прошло в разы лучше. Болела голова, болело тело, но все эти ощущения не шли не в какое сравнение с предыдущим разом. Было прохладно, он лежал с перевязанной головой. На левую ногу наложили шину, на правой руке красовался гипс. Это все Саске выяснил, не открывая глаз. Наконец, он приоткрыл левый глаз. В комнате не было никого. Она была совсем не похожа на помещения в Госпитале Конохи, и Учиха сперва не сразу сообразил, что это больница. И он тут же мысленно обругал себя: «Это другой мир, конечно, больница может быть совсем не похожа на Госпиталь», — Саске открыл второй глаз и нахмурился. У него было какое-то очень странное ощущение, будто он что-то упускает из виду. Что-то важное. Наконец, когда он рассмотрел комнату, Саске опустил взгляд на свои руки… «Стоп! Это. Не. Мои. Руки», — Учиха шокировано смотрел на совсем детские худенькие палочки. Он немедля ущипнул себя. Получилось больно. Он жив. Все. Проверенная информация. Катимся дальше, и есть вопрос на миллион: Какого хуя у него детские руки… и ноги… и тело?! Если бы Саске мог, он бы нервно подскочил на ноги. Вывод был один: его запихнули в детское тело. Осознав эту истину, Учиха негромко выругался, давая выход чувствам. Самое мирное предложение из его речи звучало как «да чтоб вас Орочимару покусал, вы с ним одной крови, психи». Разумеется, он помнил слова «засунем в чужие тела». Но он логично полагал, что, раз уж им надо спасать мир, их засунут в более-менее подходящие тела! Это же закономерно! Так какого черта? В палате не было зеркала, и Учиха не мог представить, как он выглядит. «Ну и ладно, не больно-то и хотелось», — вздернул нос мальчик. На самом деле, конечно, хотелось. Потерять Учиховскую красоту? О, это было бы серьезным ударом. Но Саске не стал зацикливаться на этом, его ждал анализ всего того бреда, что вывалил на него Рикудо. Мальчик еще раз цыкнул, обводя комнату цепким взглядом, когда заметил кое-что. На прикроватной тумбочке, помимо стакана с водой, лежал кулон. Небольшой, круглый, выполненный в виде колесика выбора параметров экспозиции фотокамеры. Учиха не очень хорошо разбирался во всех этих тонкостях, но когда-то давно, когда они решили сфотографировать Какаши без маски, команда номер 7 плотно сотрудничала с фотографом. И тот буквально вдолбил им определения всех этих штук. Мальчик осторожно поднял левую руку… и едва не закричал от резкой и неожиданной боли, прошившей руку. Саске уронил конечность на кровать и, пронзив кулон фирменным Учиховским взглядом, сурово объявил ему: — Это лишь вопрос времени*. Объявил, и охуел. Потому что говорить на родном языке было непривычно. Очевидно, тут другой язык. Пиздец. «Но, по крайней мере, я могу говорить на родном», — тоскливо вздохнул Учиха. Почему его так заинтересовал кулон? Все очень просто: в таких подвесках хранили фотографии, волосы, и прочую дребедень. Казалось бы, откуда нечто подобное у ребенка? «Это могло быть фото семьи», — заявила логичная часть Саске. Другими словами, эта штуковина была шансом узнать что-то об этом мальчике, его семье. Да и простое любопытство подстегивало Учиху, а потому тот вновь приподнял руку. Второй раз боль нахлынула также резко, но не так неожиданно. Саске плотно сжал губы, но не опустил руку, и, более того, попробовал шевельнуть локтем. Это было ошибкой. Создалось впечатление, будто ему вогнали клинок в сустав. Усилием воли сдержав крик, Учиха расслабил руку и она вновь упала на кровать. Саске не без усилия повернул голову. Теперь он смотрел прямо на злосчастную безделушку. — Я тебя достану, — абсолютно серьезно пообещал он вещице.***
Учиха был доволен собой. Он не считал, а потому не мог сказать точное количество попыток добычи кулона, но точно знал, что их было больше двадцати. И вот, спустя почти сорок минут, он держал в руке эту безделушку. Не то, чтобы он ставил так многое на эту вещицу, вовсе нет. Но интуиция четко сигнализировала о том, что это важно. И пусть фамилия Саске не «Узумаки», в этот раз он решил прислушаться. Наруто слишком доверяла своему чутью, по мнению Саске. Она не пренебрегала и расчетами, но действительно редко ставила под сомнение подсознательное убеждение. Парень пытался поговорить с подругой об этом, но она лишь смеялась: » — Саске, моя интуиция спасла мне жизнь слишком много раз, чтобы я ей не доверяла.» И Учиха отступился. К тому же, чутье Узумаки еще ни разу не давало серьезных сбоев. И вот совсем недавно он действовал, полагаясь исключительно на подсознательное убеждение. «Это непредвиденные обстоятельства! И вообще, после всего произошедшего, начнешь верить не только в интуицию», — мысленно оправдывал он себя, начиная пятнадцатую попытку. Ему нужно было отвлечься, и разговор подходил идеально. Ну, а то, что собеседников не нашлось — а что поделать? — никак ему не мешало. И вот сейчас пар… тьфу ты, мальчик аккуратно подцепил крышку ногтем и повел вверх. С тихим дзинь! кулон раскрылся. Внутри обнаружилась маленькая цветная фотография. С нее улыбались трое: молодой брюнет с янтарными глазами, шатенка с глазами цвета черного оникса и маленький мальчик, до безумия похожий на маленького Саске в детстве. Не нужно было быть великим аналитиком, чтобы догадаться, что это семья паренька, в которого он попал. Шатенка была похожа на Микото плавностью черт лица. Вот только она была гораздо ярче, выразительнее и даже с фотографии улыбалась более раскованно. Отец того мальчика, чья душа ушла за Грань, был больше похож на кузена Шисуи. Та же добрая насмешка в глазах, широкие плечи и незаметная мощь. «Эти люди выглядят очень счастливыми», — внезапно понял Саске. Именно этим мать мальчика отличалась от Микото. Саске очень редко видел такой задор, смешинку и абсолютное счастье в глазах матери, которое сейчас наблюдал у этой девушки. Ему вновь стало больно. Но уже совсем немного. Это была светлая грусть. Старые раны давно зажили, время лечит долго, но надежно. Да, не всех. Но Саске потребовалось именно время, чтобы обрести наконец душевное равновесие. Мальчик внимательно и жадно рассматривал фотографию. И лишь внезапное озарение оторвало его от цветной картинки: «Они же теперь мои родители!» — он замер в ужасе. Эта мысль почему-то дошла до него только сейчас. У него теперь есть родители. Саске вновь начал материть Рикудо. Это была крайне жестокая подстава. И дело даже не в ощущениях самого Саске, его вечного сравнения этих людей с ЕГО родителями. Дело в том, что он просто не сможет спокойно глядеть в глаза людям, у которых отобрал сына. И пусть он прекрасно понимал, что он тут не при чем, абсолютно нерациональное чувство вины никуда не уходило. Да, давненько он не терзался моральными мучениями. От самокопания его оторвала еще одна деталь. На внутренней стороне крышки была сделана надпись на неизвестном языке. Саске нахмурился. Это были совсем не иероглифы. Ну, логично — другой язык, следовательно, другая письменность. «Но эта письменность сейчас вновь ломает мои планы. Очередной неприятный сюрприз», — устало подытожил он. Однако, попытавшись понять надпись, он смог это сделать. На внутренней стороне крышки было написано красивым витьеватым почерком: «С днем рождения, Тео! С любовью, Эмили и Роберт». Саске никогда не считал себя сентементальным, но сейчас, глядя на эту фотографию и подпись, ему было безумно жаль мальчика Тео. Весь кулон был пропитан семейным счастьем и любовью. И он бы вновь провалился в мысли о чужих родителях, если бы не распахнулась дверь. Кулон Саске не убрал. Да и не собирался, это его вещь. Ну, или того мальчика. Нет, Учиха не начал вдруг считать себя Теодором, но он прекрасно понимал ситуацию: это тело его. А душа Тео уже за Гранью. И как бы не было горько смотреть на счастливую судьбу семьи и чувствовать вину, он не собирался портить себе жизнь. Умереть из-за своих заморочек было бы самым глупым исходом после всего произошедшего. Он четко ощущал бинты на голове. Ударился головой? Повезло. Амнезия — хорошая отмазка на первое время. Тем временем молоденькая медсестра, которая и распахнула двери, ахнула: — Ты очнулся! Саске состроил растерянную рожицу. Сначала он обрадовался тому, что понимает язык этого мира, но после… Черт, до чего же непривычно! В прошлой жизни у него был покерфейс, выражение лица на все случаи жизни, рекоменд… кхм! Его определенно куда-то понесло. Но, в любом случае, он показывал эмоции очень редко, и то, наедине с Наруто или Шикамару. «А сейчас будет требоваться показывать эмоции постоянно!» — ужаснулся Саске. То есть, Теодор. То есть как бы Теодор, но по факту Саске. Да, вот так. Однако сейчас надо было показать ребенка с амнезией. И Саске, скрипя зубами, принялся играть. — Г-где я? Как и задумывалось, сработало. Он говорил на языке, которого не знает. Заебись. Маленький темноволосый малыш трогательно нахмурил бровки. Саске внутри материл Рикудо во весь голос. Медсестра растаяла: — О, не волнуйся, малыш. Ты в больнице. Но все уже хорошо, — она ласково улыбнулась. — Сейчас придет доктор и просто осмотрит тебя, ладно? В другой момент, Учиха, может быть и обрадовался своей успешной игре, но сейчас он был немножко занят. — А… мои родители? Где они? Ему нужно было просто выяснить про них что-то. Прикинуться малышом с амнезией было никогда не поздно, а вот возможность узнать нечто новое про «своих» родителей была весьма кстати. Медсестра посмурнела: — Они ушли, малыш. — Куда ушли? Без меня? Они меня бросили? Саске уже прекрасно понял, что имела в виду медсестра. Внутри расцвел букет смешанных чувств: облегчение, радость, досада, печаль. Нет, с этим определенно нужно было разобраться! Что за странные чувства? Но не сейчас. У него тут девушка непонятая, а учитывая то, что сам он — малыш непонятливый, сейчас не время отвлекаться. «Да, вот так». И на длинных черных ресничках задрожала первая слезинка. Девушка ласково улыбнулась: — Нет, что ты. Они бы никогда тебя не бросили. Понимаешь, все уходят, рано или поздно. У них не было выбора. Саске изумленно распахнул глаза. Да, а теперь еще чуточку растерянности и ужаса: — Я теперь один? — О, нет, что ты! Твои родители всегда будут с тобой, — и она приложила ладонь к сердцу. Учиха, будто зачарованный, сделал также. На самом деле, она была хороша. Оставить ребенку не психическую травму детства, а, напротив, аккуратно рассказать о смерти родителей может далеко не каждый. Учиха, например, честно признавался себе — он бы не смог. Но спектакль должен продолжаться! А потому мальчик вновь растерянно нахмурил бровки: — Неужели я их больше не увижу? И шока в голос. Да, вот так. Бедная девушка тоже растерялась, но не подала виду: — Да, малыш. Мне очень жаль, но это так. Они ушли, понимаешь? Они просто не могут вернуться. Но мысленно они всегда с тобой. И она вновь приложила руку к сердцу. Саске дал еще одной слезинке повиснуть на ресницах, а потом с надеждой глянул на нее: — Правда? — Правда-правда! — серьезно заявила она. Мальчик несмело улыбнулся, хотя хотелось расхохотаться в голос. — Я пойду, позову доктора, — она заговорщески мне подмигнула. Саске улыбнулся чуточку шире в ответ. Дверь захлопнулась. С лица брюнета тут же исчезла робкая улыбка, там появилась усмешка. Эта девушка действительно хороша! Кажется, как будто умение найти общий язык у нее в крови. О-ох. Теперь еще доктору плести про амнезию. Ками, труд наш нелегкий! Саске тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Хотелось выпить.***
— Ф-фух! — брюнет облегченно выдохнул. Это было тяжело. Саске не считал притворство чем-то ужасным, но раньше почти этим не занимался. Он мог врать, мог говорить правду, но все с неизменным покерфейсом. И эти полтора часа дались ему непросто, ведь было необходимо прикидываться ребенком. Тц… Раздражает. Врач долго беседовал с мальчиком, а после и опрашивал. «Амнезия» прокатила, и ему посочувствовали. Признаться честно, Саске был удивлен, что мелкому ребенку выдали отдельную палату и приглашают врача, но все оказалось весьма прозаично. Тео с родителями были сбиты весьма влиятельным человеком. Они умерли, Учиха — нет. Но этот человек был еще и в достаточной степени обременен моралью, раз вложил денюжку в лечение пацана. Теперь Учиху ждет лечение и более-менее нормальный приют. «Ну, все не так плохо». Разумеется, ситуация далека от приятной. «Но как по мне, лучше уж приют, где я могу быть собой хотя бы вполовину, чем «мои» родители. Жестоко ли это? Конечно. Эгоистично? Безусловно! Я чувствую себя виноватым за такие суждения? Нет». «Что касается родственников и имущества Тейлоров, то понятно, что ничего не понятно. Разумеется, влиятельный человек не разглашал свое имя, но доктор поделился со мной, что объявление в газете дано и «скоро за тобой придут родные!». Ага, щас». Из его речей парень также смог уловить тот факт, что лежал в больнице ни много ни мало пару недель. И Саске был уверен, если б существовали родственники, заинтересованные в нем, они бы уже появились. Ну, а на нет и суда нет. «Честно говоря, меня больше интересует напарница. Что стряслось с Узумаки? Она тоже попала в малолетку, или это мне так повезло? Она в больнице? Что с ней? Она похожа на себя?» О, вопросов у Саске был воз и маленькая тележка. Но к его глубочайшему сожалению, никто не собирался приносить ответы, перевязанные бантиком. А потому мальчик разрабатывал левую руку, рассматривал фотографию и размышлял.