***
Наруто сосредоточенно возилась с пером. Обычно, орудуя кисточкой или карандашом, она могла параллельно выполнять еще парочку дел, но с пером такое не прокатывало. На самом деле, писать так было довольно проблематично. Легко ляпнуть кляксу, легко размазать чернила, легко, наконец, соскользнуть кончиком в сторону. Для того, чтобы текст получался читаемым, нужно было нехило сконцентрироваться. Да и то, кляксы периодически расцветали на пергаменте. Конспекты на уроках Наруто вела карандашом, в маггловских тетрадях. Проблема была в том, что профессора — все, как один — отчего-то требовали одни эссе. Этот факт изрядно бесил Узумаки. Нет, были и нормальные задания, но эссе все же встречались чертовски часто. У большинства ребят возникали проблемы с поиском информации и умением работать с ней. У самой Наруто, что вполне понятно, таких проблем не было. Говоря честно, самой большой ее проблемой были перья. А, ну и книжки на дурацких непонятных языках. И ладно древнеанглийский язык — по нему были словари — но книжки на кельтском возмущали блондинку до глубины души. Казалось бы, зачем Наруто такое старье? Все просто. Именно в таком старье скрывалась ужасно интересная информация. Не заклятья, нет, что вы! Наруто по горло хватало школьной программы и тех заклинаний, которые она отобрала сама — в большинстве своем абсолютно практичные. В книжках были интересные истории о древности — о некоторых ритуалах, о школьной программе позапрошлого века, о устоях магического общества. Наруто было интересно, но тот факт, что приходилось возиться с не менее древними словарями, гасил интерес вмиг. Блондинка продолжала копаться в рухляди чисто из чувства противоречия и собственного нескончаемого упрямства. Наруто уже дописывала текст, когда на стол рядом с ней грохнули сумку. Стол несильно тряхнуло и перо прочертило прямую линию через весь лист, перечеркивая написанное. Перечеркивая старания часа. Хрусть. Это перо переломилось пополам в руках у блондинки. — Эй, Эллингтон! — Блэк. Мальчишка, ни о чем не подозревая, перевел взгляд на ее работу и удивился: — А ты чего все зачеркнула? И перо сломала? Наруто, из последних сил сдерживая желание накостылять идиоту, ровно ответила: — Да вот… Написала я уже почти все, а тут пришел растрепанный черноволосый мальчишка, — Наруто окинула брюнета выразительным взглядом. Тот удивленно вскинул брови, намекая на продолжение. Девочка с намеком продолжила. — Гриффиндорец. Так вот, подошел, ка-ак грохнул свою сумку на стол! У меня аж рука дрогнула. Справедливости ради, рука у блондинки дрогнула от не до конца сдерживаемых рефлексов. Но в этом тоже был виноват Блэк, поэтому Наруто, ничтоже сумняшеся, продолжила: — Дрогнула. В результате, вот, — она продемонстрировала почти законченное эссе по Травологии. — Испорченное эссе. Мальчишка возмутился: — Какой подонок! Он не извинился? Наруто молча качнула головой. — Покажи мне его, я ему… объясню, что так делать нельзя. Наруто ехидно отозвалась: — Да не утруждайся, я и сама справлюсь. Ну, а насчет показать… Тонкий пальчик утыкается в грудь брюнету. — Да ты шутишь! И вот тут у Наруто окончательно закончилось терпение: — Я не шучу! Я, блять, абсолютно серьезна. Иди сюда, Сириус, будет не больно. Мальчик попятился. Наруто, мягко поднявшись из-за стола, наступала с жуткой улыбкой на лице. — Иди сюда, Блэк. Пойдем, будет не больно, честно. Брюнет развернулся и кинулся вон из класса. Наруто, задержавшись лишь чтобы активировать фуин-печать на двери, кинулась за ним. Мягкий тон и ласковые увещевания быстро заменились на яростные выкрики: — Блэк, скотина ты черноволосая, стой! Паршивец несчастный, вечный мученик со склонностями к разрушению, я тебе говорю! Я час на это эссе угробила, бака! Стоять, гриффиндурок! От справедливой кары тебе все равно не уйти! Наруто догнала бы засранца в первые минуты, если б не произвол Хогвартса. Ступеньки лестниц под ее ногами все, как одна, обращались в ловушки. Камни внезапно скользили, двери закрывались перед носом, а лестницы исчезали под ногами. Это, правда, абсолютно не успокаивало блондинку. Скорее, распаляло еще больше. В конце концов, вот такая погоня была похожа на неплохую полосу препятствий. Не будь девочка так рассержена, она бы кайфовала. Но вот проблема, Наруто была действительно рассержена. Жаль, что Блэку не была известна аксиома «Не злите Узумаки». У этого недо-фразеологизма было и продолжение «… сами огребете». Где-то внизу, этажей на пять ниже, Теодор Тейлор уставился в потолок. Он наслаждался компанией самого себя, сквозняка и книги, а потому некому было странно на него взглянуть. — И кто ее довел? Небольшая пауза. — Впрочем, он все равно огребет. О да, Саске мог рассказать многое о характере Узумаки, о ее ярости и азарте. Вот только Сириус Блэк не спрашивал.***
В гостиной Гриффиндора было шумно, ярко и весело. Наруто нравилось. Она устроилась в удобном кресле у камина, болтая с подругами и листая учебник. Завтра будет проверочная, и блондинка готовилась. Она не особо любила учиться, пусть и признала теорию полезной штукой. Наруто предпочитала разучивать полезные, важные вещи, которые пригодятся ей, а не все подряд. Однако Трансфигурация была делом принципа, поэтому она добросовестно готовилась, почти не отвлекаясь. Ключевое слово — почти. Наруто не блистала теорией. Она не собиралась заучивать травы-эндемики, которые ей не понадобятся, если она не решит махнуть в Австралию. Наруто выезжала за счет навыков и громадного жизненного опыта. В самом деле, она занималась в основном Трансфигурацией, которая оказалась офигенной штукой, Заклинаниями — чтоб не отставать от Саске и Боевыми Заклинаниями. Последнее было попросту невозможно проигнорировать — они же и в Хогвартс поехали, чтобы иметь возможность защищать и нападать магией. Что странно, Боевые Заклинания ей давались. Не так уж и легко, да, но над ними не нужно было биться часами, чтобы получить хоть какой-то результат. Яркий контраст на фоне обычных Заклинаний, который радовал девочку. Первый курс Гриффиндора оказался довольно сплоченным. Разумеется, у всех были свои интересы и лучшие друзья, свои компании и подобное, однако в целом… В целом ребята были готовы постоять друг за друга. Просто потому, что это правильно, и они это понимают. Наруто невольно захватывала ностальгия, когда она наблюдала за сокурсниками. Алиса Абнер напоминала Хинату, Сириус, когда снимал маску — Кибу, а закрытый, но вежливый и сдержанный Ремус — Шино. Об этом было больно вспоминать. Это были не ее сокомандники и друзья, совсем не они, но… это было близко. Они точно также собирались на посиделки, также болтали и препирались. Тогда еще все они были живы. Это было больно. Больно ворошить так и не зажившую рану, больно вспоминать, больно ассоциировать. Но Наруто, никогда не являвшаяся мазохисткой, ворошила, вспоминала и ассоциировала. Почему? Она и сама не дала бы четкого ответа. Вероятно, потому, что помимо боли была светлая грусть. Такой могла бы быть Хината — скромной, но решительной, тихой, но яркой. Она такой и стала, но лишь к своим шестнадцати. А Алиса Абнер была такой в свои одиннадцать. Алиса никогда не убивала, не была на войне, не истощала себя на тренировках — она не Хината. Но, Ками-сама, как она похожа на девочку, какой могла бы быть Хьюга, если бы росла в обычной семье, а не чудовищно консервативном клане шиноби. Это было похоже на мирную версию Хины. Какой бы она была, живя в мире. Наруто осознавала свои размышления и сравнения, осознавала и заходилась в мысленной истерике. Блондинка понимала, что не должна воспринимать нынешних друзей как реинкарнации старых, однако просто не могла. В гостиной Гриффиндора было шумно, ярко и весело. Наруто было все равно. Ей было слишком плохо внутри. Она вскочила с кресла, выдала нервную улыбку и вымелась из помещения до того, как кто-то успел что-то спросить. Наруто нужен был Саске.***
Когда напарница выскочила из темноты пустого класса, в котором Саске устроился, мальчик удивился. Когда наметанный взгляд заметил большие зрачки, растрепанные волосы и тремор рук, он насторожился. Когда он заглянул в большие глаза небесной синевы, наполненные страхом, горем и болью, Саске едва подавил панику и четко понял — что-то случилось. Случилось что-то чудовищно страшное, если Узумаки выглядит такой разбитой. А девочка тем временем вцепилась в его руку и непривычно тихим тоном уронила: — Я скучаю. Саске не любил, не любит, и вряд ли полюбит тактильный конктакт — он являлся кинестетиком*, но сейчас он чувствовал необходимость этого контакта для Наруто. Поэтому он подался вперед и обнял ее. По загорелым щекам потекли прозрачные слезы.***
На Наруто напала депрессия. Она, в принципе, и сама это понимала, но не имела никаких сил для улучшения собственного психического состояния. Ей было… тяжело. Однако основной накал эмоций она выплеснула прошлым вечером и ночью. Сейчас осталось лишь безразличие и тупая, ноющая боль в области сердца. Когда призраки прошлого особо оживали, когда вместо лица Ремуса она видела лицо Шино, девочка с оттяжкой ударяла себя по ноге — боль отрезвляла. Правда, после такого боль приходила не только в ноге, но и в сердце. Появлялось противное ощущение, будто в ране проворачивают кунай — медленно, неторопливо, заставляя схватиться за грудь в беспомощной попытке избавиться от боли. О, Наруто бы многое отдала, будь эта боль настоящей. Вот только это было извращение ее психики. От такого не избавиться так просто, как от настоящего куная в груди. Девочка почти не ела, легко отмазываясь, переводя тему, или уходя от вопросов, не спала, но и не исследовала Хогвартс — приходила на Астрономическую Башню, самую высокую в замке, и сидела там. На верхушке башни бушевали вечные ветра. Наруто коченела за несколько часов, превращаясь в ледышку, и только потом уходила. Ветра будто прогоняли мысли из головы, продували голову. Там девочке становилось легче. Поэтому вполне закономерно, что она торчала там весьма часто. Однако у блондинки больше не было верного друга, который не давал бы ей заболеть. Поэтому в один прекрасный день, двадцать пятого сентября, Саске на буксире отволок ее в Больничное Крыло. Наруто подхватила простуду, и, казалось, ее выпнут из Крыла с перечным зельем через пять минут, но нет. Мадам Помфри — строгая принципиальная женщина — отыскала у нее следы давнего перелома. Тот перелом она получила, когда еще не освоила Шосен, его пришлось заживлять варварским методом — напитывать место поражения мед. чакрой изнутри. И он зажил, пусть это было медленнее, чем заживление Шосеном. Зажил, не доставлял проблем — Наруто и забыла про него. А вот мадам Помфри покачала головой, прочитала лекцию о безопасности и положила в Больничное Крыло на день и ночь. Болеть Наруто понравилось. Так не нужно было видеть оживших призраков, так было гораздо проще. И она искренне сожалела, что столь недолго проболела. Даже думала специально сломать себе что-нибудь, но Костерост, похожий по вкусу на смешанный помет всех магических зверей переубедил ее. Наруто вышла из Больничного Крыла с твердым намерением никогда не ломать себе ничего в Хогвартсе. Правда, это мысленное обещание самой себе было разбито вдребезги уже на следующий день. Уроки полетов были… странными. С одной стороны, кружить в небе, поддаваться порывам ветра и не думать ни о чем было здорово. Наруто даже пообещала себе изобрести дзюцу, чтобы летать без метлы. С другой стороны… Это было не настолько классно, как тот же фуин. И уж точно не так классно, как рамен. Этот урок у них был не первым. Четвертым, что ли — Наруто не была уверена. На этом уроке тихий невысокий Питер Петтигрю чуть не разбился. Ему попалась отвратительная метла, которая перестала слушаться его в воздухе. Сначала Питер начал вихлять, вырисовывать круги и неровные спирали. Ребята засмеялись, одобрительно закричали — все посчитали, что он нарочно выделывает такие трюки. Слизеринцы, с которыми был совместный урок, начали дразниться. Ситуация стала опасной в тот момент, когда Питер — вернее, метла — заложила мертвую петлю. Мальчик чуть не сорвался на землю, но сумел удержаться на рукояти. А потом из поднебесья донесся крик: — Помогите! Все ребята были на метлах в тот момент и порядочно летали пять кругов. На крик все среагировали по-разному — кто-то замер в испуге, кто-то начал смеяться. Наруто и Саске, не сговариваясь, рванули вверх. Они почти успели. Питер сорвался с метлы, громко крича. Ребята успели перехватить его в тридцати метрах над землей — ухватили за мантию. Мантия треснула, разделять вес (простите, Питера) между двух метел стало опасно. Наруто втащила его на свою метлу, когда они были в пятнадцати метрах. Старая метла, двойной вес, неловкое управление — девочка отвлеклась на Питера. Вполне закономерно, что нормальной посадки не получилось. Приземлились ребята громко и тяжело. Наруто сгруппировалась, Питер — нет. Наруто сломала лучевую кость — открытый перелом, Питер подвернул ногу и заполучил синяк под глазом. Саске подскочил к парочке первым: — Тц, добе. Неужели не смогла нормально сгруппироваться? — Захлопнись, теме. Если б не твое отвратительное управление метлой, мы бы дольше продержали его на мантии. Когда к ребятам подбежали учитель и ученики, они застали изумительную картину: девочка с открытым переломом бодро ругается с другим мальчишкой, а пацан с вывихнутой ногой сидит на траве. Тогда, пожалуй, Наруто впервые спросили о персоне ужасного слизеринца. На лаконичный вопрос: — Кто он такой? Они получили не менее лаконичный ответ: — Теме. Невысказанное «моя причина жить» осталось витать в воздухе. Наруто, оказавшись в Больничном Крыле вновь, впервые за долгое время нормально поела.***
Наруто… Не сказать, что тот случай вытянул ее из пучины самоедства. Скорее, он просто дал нехилый толчок под зад, заставляя девочку высунуть голову из вороха собственных проблем и оглядеться вокруг. Оглядевшись, Наруто обнаружила множество интересных вещей, которые прошли мимо нее. Ну, например, то, что они учатся уже месяц, и Наруто прочно держится в ударниках. Тот факт, что Учиха выше нее в учебе, ее не волновало. Учеба, честно говоря, вообще ее не волновала. А уж в то время, пока девочка была занята внутренней дилеммой, на учебу она положила большой-большой крест. Именно поэтому ее нормальные оценки заслужили округленных глаз и открытого рта. Дальше — больше. Выяснилось, что она успела подружиться со своим курсом, наладить отношения с соседками и заслужила толику уважения на факультете спасением того мальчишки. Учитывая, что действовала Наруто на автопилоте, это показалось ей ужасно странным. Тот факт, что она стала любимицей профессора Макгонагалл был добивающим. Наруто сбежала от шума гриффиндорской гостиной — переваривать новости. Проходя очередную полосу препятствий фирмы «Хогвартс», она бурчала себе под нос: — Вот так пытаешься решить внутренние проблемы, а в итоге просто выпадаешь из общественной жизни на несколько недель! Несколько недель! Перепрыгивая очередную ступеньку-ловушку, она внезапно вспомнила и остановилась. Тот факт, что другая ступенька схомячила ее ногу, ее не волновал. В конце концов, Наруто еще в первые дни научилась доставать ногу из ловушек. — Точно! В пустом коридоре с небольшой лесенкой повисла оглушающая тишина. Портреты недоуменно таращились на странную ученицу, но молчали. — Я же так и не исследовала тебя, Хогвартс! Замок вздрогнул. По полу прошла натуральная дрожь. Наруто довольно прикрыла глаза: — Буду считать, что это «да». Замок вздрогнул вновь, но девочка уже не обращала внимания, увлеченно выцарапывая ногу из ловушки.***
Из-за портретов Наруто не парилась, Хогвартс строили не дураки. На все портреты в замке было наложено замечательное заклинание — нарисованные люди не могли запомнить лица. Ну никак не могли. Это было весьма полезной штукой — если ты, допустим, заблудился и обратился к портрету леди «мисс», а она оказалась «миссис». Ты, конечно, редкостный дурак, и она тебе это выскажет. И тогда ты можешь просто зайти за угол и выйти к тому же портрету, обратившись «миссис». И тебе милостливо расскажут, как дойти до кабинета Заклинаний и еще пожалуются на неотесанного грубияна, который был тут до тебя. Соответственно, портреты не могли запомнить человека, который лихо скакал по лестницам, ни капли не боясь. А ведь лестницы-то висели высоко над землей! Наруто, разумеется, не палила чакру, но вот просто попрыгать… Почему нет? Ее не запомнят. Короче, Узумаки уже искренне любила того, кто наложил на портреты подобное заклинание. Ей лично от них редко нужно было что-то, но, бывало, и она запутывалась в переходах, коридорах, башнях и лестницах. Хогвартс был действительно огромен, и иногда даже шиноби требовалась помощь. В этом деле главное — не наткнуться на сира Генриха. Это был лукавый мужик с огромными рыжими усами. А еще он обожал путать студентов, указывая им абсолютно неправильный путь. Когда же студент заходил в тупик, сир Генрих опечаленно разводил руками и смывался с картин в этом тупике прежде, чем молодой маг поймет всю суть подставы. Сира Генриха тихо ненавидели все студенты, ведь каждый хоть раз, но велся на его слова. Вы думаете, неужели нельзя просто спрашивать других? Ха, ну, можно, разумеется. Но прикол подстав от сира Генриха был в том, что он шел на очень многое, лишь бы запутать людей. Он клеил коричневую бороду, коричневые усы, которые бы закрыли его собственные, одевал шляпу, скрывая рыжие волоски, переодевался… Эта мелкотравчатая скотина могла смотреть с любой картины, прикинувшись монахом или пожилой леди. Иными словами, портрет для вопросов нужно было выбирать очень аккуратно. А то окажешься в тупике, четырьмя этажами выше необходимого места.***
Но прямо сейчас Наруто не нужен был никакой портрет. Она просто мчалась по Хогвартсу в порыве необъяснимой нужды. Недо-полоса-препятствий позволяла отбросить мысли в сторону и насладиться свистом ветра и физическими упражнениями.***
Оставшиеся в пустом коридоре портреты ошарашенно молчали. Ах, да, еще они моргали. Наконец, одна пожилая дама высоким голосом вопросила: — Вы тоже это видели, господа? Господа синхронно покивали и высказались: — Хогвартс отреагировал на слова студента! — Нонсенс! — Это было так! Пол тряхнуло, а тот студент… Он даже не обратил внимания! — Как будто это в порядке вещей! — Нужно доложить директору! На этой фразе портреты стихли и внимательно-внимательно осмотрели портрет молодого мага, который это предложил. Наконец, рыцарь, снявший шлем, заговорил: — А что доложить? — Ну… Как? Что Хогвартс среагировал на слова студента! — А если это была случайность? Просто магический всплеск совпал со словами студента? — рыцарь парировал невозмутимо, с явными оттенками меланхолии. — Но вы же сами говорили… — парень растерянно оглядел портреты. Пожилая дама вздохнула и пояснила: — Мы портреты, парень. Тут происходит не так-то много интересного, и мы склонны хвататься за любую возможность сделать свою жизнь интереснее. То, что Хогвартс среагировал на слова студента определенно сделает наше существование интереснее. Колдун с картины справа от дамы заговорил низким басом: — Еще при директоре Диппете с нас взяли слово не распространять неподтвержденные слухи и не отвлекать директоров ими же. И если на первое все давным-давно наплевали… — портреты лукаво переглянулись. — … то второе мы оч-чень стараемся не нарушать. И если ты, парень, так уверен, что Хогвартс среагировал именно на слова студента, то, — колдун махнул рукой. — Вперед и с песней. А мы посмотрим, каким ты вернешься — сильно пропесоченным или слегка. И колдун гулко захохотал, глядя на растерянного молодого мага. Вскоре по замку поползли слухи о наследнике Хогвартса, но директору так никто ничего и не сказал. Лично Наруто, которая услышала эту сплетню в числе первых, больше всего волновал вопрос — как у полуразумного замка мог появиться наследник? Или у Хогвартса были… отношения? И кто его наследник — маленькая башенка? Бурная фантазия работала на ура, заставляя девочку сгибаться пополам от хохота. Правда, Саске назвал ее фантазию не бурной, а больной. Ну, все может быть — Наруто даже не собиралась отрицать. Отрицать очевидное — глупо. Наруто не считала себя глупой.***
Не сказать, что Узумаки не замечала холодной войны Джеймса и Сириуса с черноволосым слизеринцем. Девочка имела возможность наблюдать за этой войной с двух сторон — Саске был соседом этого… м-м-м… как Сириус, только не Сириус… Северуса, во! Так вот, Наруто имела возможность наблюдать за этим с двух сторон, и это было очень забавно. С одной стороны — двое гриффиндорцев, ничего не понимающих в различных военных хитростях, но имеющих много дурной силушки и супер-крутой артефакт. С другой стороны — один-единственный слизеринец, вовсю плетущий интриги, умеющий подставлять других и создавать недурное алиби. О да, это было действительно забавно. Сама Наруто ничего не собиралась делать. Ну, во-первых, она была занята личными проблемами. Во-вторых, с ее-то опытом помогать какой-либо стороне — нечестно. Ну, и в-третьих, просто наблюдать было действительно забавно. Все-таки, когда ты участвуешь в чем бы-то ни было, то не полностью улавливаешь картину. А вот так, отстранившись от действий… Кажется, Узумаки начала понимать Шикамару. Войну обострял тот факт, что Северус весьма активно общался с Лили. Наруто была хорошо знакома с рыжеволосой девочкой и, при том, тоже общалась со слизеринцем. Хотя, конечно, Саске не вызывал такого отторжения у краснознаменных. Не то чтобы общаться со слизеринцами запрещалось. Просто, как-то так повелось, что дружили в основном внутри факультета. А если и имели товарищей на других факультетах, то общались не так близко, как со «своими». И Наруто, и Лили не вписывались в общий канон. Но если блондинка уже кучу лет не обращала внимания на косые взгляды, шепотки за спиной и просто странные вопросы, отстаивая свою дружбу намертво, то рыженькой девочке было не по себе. «Будь она чуть скромнее и чуть более зависящей от общего мнения — сдалась бы» — понимала Наруто. — «Не перестала бы общаться — не такой человек — однако отношения бы ухудшились до стадии приятелей». Но Лили Эванс оказалась человеком с принципами и стержнем внутри. Она не могла не обращать внимания на чужое мнение вовсе — как делала Наруто, однако успешно посылала всех «советчиков» в лес. Запретный, ага. За эти принципы и стержень Узумаки и уважала девочку — для гражданской, воспитанной в теплой атмосфере, для тепличного цветочка, по сути-то, Лили была действительно сильной личностью. И оттого Наруто часто защищала ее при беседе с Поттером и Блэком. Парни были не полными кретинами и не заставляли прекратить дружбу, однако мягко намекали на то, какой Снейп гаденыш. Лили, мягко говоря, разрывалась. С одной стороны — друг детства, ухудшить отношения с которым — предательство, а уж предателем себя Эванс не считала. С другой стороны — неплохие ребята, хоть и придурки, но при этом ее сокурсники, которые ей переодически помогают. Парни были не полными кретинами, и пытались мягко намекать… Но «мягко» они это делали только в их голове. На самом деле одиннадцатилетние мальчишки были чуть менее прямы чем обычно — но не больше. И Наруто, которая превосходно помнила, какого это — выбирать между лучшим другом и чем-то, кем-то еще (в ее случае — всем миром*), не желала такого рыженькой девочке. Честно, Наруто никому бы такого не пожелала. Слишком тяжело и больно это. Поэтому Наруто частенько защищала Эванс, пытаясь втолковать мальчишкам свою версию — это ваша война! Не приплетайте сюда Лили! И, наконец, главная мысль — давить на чувство вины («Это все твой дружок») — невероятно мерзко. К сожалению, ее слушали, но не слышали. У Узумаки получалось вколачивать прописные истины в головы лишь при помощи кулаков. Хотя, возможно, так влияло ее отвлеченное состояние — моральная дилемма требовала внимания. После того урока полетов, который ей еще долго припоминали, Наруто взбодрилась. Взбодрилась и смогла осмотреть друзей чуточку менее замыленным взглядом. Результаты осмотра ей понравились — на свет вылезли явные отличия новых друзей от старых. Общаться с ребятами стало легче и проще, и теперь далеко не каждая ночь проходила на Астрономической башне. Всего лишь каждая вторая. Теперь Узумаки не всегда сбегала из гостиной вечером — иногда оставалась сидеть у огня, наблюдая за ребятами, знакомыми и незнакомыми школьниками. Так, сидя однажды около теплого камина, она… заснула. Вот так просто заснула. А что поделать? Через одну бессоные ночи, нагрузка новой информацией и клонами делали свое дело — ушатывали даже бодрую Узумаки. Что насчет сна в кресле… Со времен АНБУ и послевоенного бума преступности Наруто научилась спать в любом положении — сидя, стоя, с открытыми глазами и враскоряку. Да что говорить, однажды она заснула перед распинающимся Хиаши Хьюгой — отцом Хинаты и невероятно суровым человеком. Заснула, сидя на татами в правильной* позе. А ведь сэйдза является олицетворением неудобности! Иными словами, то, что она пригрелась и заснула около камина было абсолютно неудивительным. А вот то, что ее не разбудили, и проснулась девочка около полуночи, учитывая, что заснула она в шесть… Это было странно. Двое из ее соседок были достаточно ответственными и заботливыми, чтобы напоминать Сакуру. Алиса и Лили иногда вели себя невероятно занудно, и Наруто размышляла о том, что, возможно, это им больше тридцати ментально, а не ей. Одна только Мэри Макдональд ее понимала — они были похожи в своем раздолбайстве. И тот факт, что никто не разбудил ее, чтоб отправить спать на кровать настораживал. Впрочем, Наруто, повертев эту мысль пару минут, отбросила прочь — неважно. В конце концов, они лишь одиннадцатилетние девочки, которым самим нужен ответственный человек. Наруто аккуратно распрямилась в кресле, потягиваясь, и… выпучила глаза. За столиком, недалеко от нее, восседали двое мальчишек с третьего, кажется, курса. Но причина ее изумления была не в этом. Они играли в шахматы. Магические шахматы. И мальчик справа был изумительно похож на маленького Шикамару. Девочка устала откинулась на спинку кресла, массируя виски. На языке вертелось одно — «Вы, блять, издеваетесь?!». В голове, в принципе, тоже. Нет, серьезно, какого хрена? Мало ей было просто похожих друзей, нате вам — их мелкие копии! А ведь она только начала отделять старых друзей от новых! Наруто продепрессовала минуты две, перед тем как у нее отпала челюсть. Мелкая копия Нары, чью ладью съели, негромко матернулся и, обиженно сопя, сделал следующий ход. Это настолько сильно выбивалось из поведения ее друга, Шикамару Нары, что Наруто буквально получила разрыв шаблонов. Она раньше как-то не задумывалась, что Шика может быть таким… вспыльчивым. И пусть было понятно — теперь уж точно — что это не он, шок остался. Да, та иллюзия от Обито показала ей глупого Шику — само по себе нонсенс, однако в-с-п-ы-л-ь-ч-и-в-ы-й Шика… Очень хотелось сложить печать и сказать «Кай». Наруто не стала отказывать себе в этой малости и, закрывшись согнутыми ногами, выполнила необходимое. Комната и не-Шикамару вполне ожидаемо никуда не делись. Наруто тихонько вздохнула и прокляла Небеса* — они явно ее наебывали.