***
В святая светых, то бишь, учительской, тем временем вился не первый и не последний диалог, темой которого являлись двое студентов-первокурсников. Элиза Камбер, которая по должности там иногда бывала, однажды услышала (читай — подслушала) один такой разговор, тогда лишь восхищенно цокнула языком: «Первый курс, а их уже обсуждают учителя! Достойное поколение растет!» — С этим надо что-то делать! — разговор неизменно начинался с этой фразы, но определяло его то, кто ее говорил. В этот раз не выдержала Аврора Синистра, профессор астрономии. — Что случилось, Аврора? — позиция профессора Чар ни разу не сменилась — он относился к этому с дружелюбной насмешкой. Филиус Флитвик был деканом Рейвенкло и имел нехилый опыт. Вороны тоже часто загорались какими-то идеями, и профессор знал — нужно лишь дать им время. План действий на подобные происшествия у него был готов всегда, и теперь Филиус тоже придерживался его. План заключался в двух словах — «Не лезть» — и работал без перебоев уже много лет. — Сегодня Эллингтон и Тейлор отрубились прямо на уроке! Первая заснула прямо на телескопе, я даже не сразу заметила, думала, девочка что-то внимательно разглядывает. — А Тейлор? — с неприкрытым интересом поинтересовалась профессор Стебль. Профессор Травологии была одной из первых, кто махнул рукой на сонную парочку. Аврора, найдя свободные уши, разгорячилась еще больше: — Мистер Тейлор тоже заснул! Подумать только, он спал, сидя с ровной спиной и держа перо так, будто собирается что-то писать. Я заметила лишь в середине урока! У него ведь ничего не было написано, ничего не было отмечено! На карте — ни словечка! Мягкий голос Слизнорта пролился потокой: — Талантливый мальчик, верно? Профессор Зельеварения чувствовал хороших кандидатов в свою коллекцию и помогал им избежать многих неприятностей — Гораций умел мягко и незаметно успокаивать людей. Профессор Астрономии вскинулась и только открыла рот, как ее перебили. — Напоминает нашу Академию, — профессор Маейр задумчиво потер подбородок и пояснил. — Там от нагрузок все тоже засыпали в любой позе, в любом месте и в любое время. Академия Авроров была местом страшным и имела жуткую репутацию — там за три года из молодых людей делали настоящих бойцов. Британская Академия по всему миру славилась тем, что там безжалостно трепали тело, нервы и душу — из Академии новоиспеченные авроры бежали, не оглядываясь, и избегали проходить мимо корпусов еще несколько лет. Именно оттого закончить эту Академию и стать полноправным аврором считалось очень крутым и говорило о человеке, как о несгибаемом титане с железными канатами нервов. Учителя дружно замолчали — профессор Майер никогда не врал, и логическая цепочка выстраивалась моментально. — Неужели они, как и авроры-недоучки, ночами играют в карты и другие азартные игры? — пораженно выдохнула Аврора. Этот вопрос был достаточно интересным и напрашивался на дальнейшее обсуждение, но, как и всегда, оживленный разговор оборвался с появлением мадам Помфри. Медиковедьму тема замученных учеников ужасно злила, ведь она никак не могла затащить одного из них, Тейлора, в Крыло и заставить отлежаться. Эллингтон в Крыле бывала регулярно — на кружках, и не уходила от диагностики мадам — на эту подопечную медиковедьма зла не держала. Мадам Помфри прошла, печатая шаг, до своего кресла около окна, и звучно бухнула на тумбочку тяжелую сумку. В сумке что-то подозрительно громыхнуло — профессор Майер незаметно вытащил палочку. Напряженную тишину разорвало гневное: — Я почти поймала Тейлора, но он улизнул под предлогом отработки у тебя, Минерва! Профессор МакГонагалл примирительно подняла руку: — У мистера Тейлора и правда была назначена отработка. — Но я поймала его десять минут назад! Декан Гриффиндора невозмутимо кивнула: — Да, отработка на три часа. Часы в учительской показывали пять минут четертого. — Но как? Несвойственная женщине улыбка зазмеилась по узким губам: — Я оставляю на столе кошку. Ученики думают, что это я. Учительскую накрыла пораженная тишина. Все как в первый раз разглядывали заместителя директора, а Минерва МакГонагалл показательно не обращала на это внимания. — Я знал, что вы не просто так декан авантюрных гриффиндорцев. Воистину, не просто так. Хитрая улыбка вновь появилась на лице Минервы, чтобы через считанные секунды кануть в небытие.***
За всем этим хаосом лишь несколько вещей оставались незыблимой константой: перепалки Люси и Артура, шутки и проказы Джеймса, Сириуса и Ремуса — ребята приняли его, после того как оборотень раскрылся — с тех пор уровень их проделок значительно возрос и сейчас колебался на уровне «смешно и даже почти не хочется прибить шутников», и тренировки напарников с чакрой. Тренировались в основном клоны, так как оригиналам решительно не хватало двадцати четырех часов в сутках, но даже так это было громко и ярко. Тайну товарищей спасала лишь особая магия Запретного Леса — она как бы маскировала все вплески энергии внутри. Запретный Лес был вообще штукой очень полезной, и клоны тусовались там почти двадцать четыре на семь. В Запретном Лесу Наруто и Саске изредка проводили полноценные спарринги, и их никто не палил, в Запретном Лесу некому было удивляться количеству копий студентки Эллингтон. А еще в Запретном Лесу тебя запросто могла сожрать какая-нибудь мутировавшая хрень — навевало воспоминания о любимом сорок четвертом полигоне. Наруто иногда ловила особо сильное чувство дежавю и на полном серьезе выискивала между голых стволов брюнетку с очень длинным языком* и протектором Кусагакуре, но Сато*. Что уж говорить о Саске? Учиха достаточно часто активировал шаринган чисто чтобы убедиться, что рядом не мелькает хитрая рожа вивисектора и маньяка с желтыми змеиными глазами. Одним словом, в Запретном Лесу было очень весело — в Запретном Лесу царила свобода… Ровно до тридцатого ноября.***
Поздним вечером тридцатого ноября добродушный и наивный лесник Хогвартса неплохо выпил и… решил побродить по Запретному Лесу. Ну, набродился на свою голову — он случайно набрел прямиком на полянку напарников. А полянка была защищена, ведь шиноби паранойей не страдают, они ей наслаждаются. И так вышло, что фуин-барьер, скрывающий кучу мелких и подозрительно одинаковых девчонок, будто их наштамповали, принял пьяного Хагрида за угрозу, и… ударил током. Нормальным разрядом даже для шиноби, что уж говорить о гражданском, вот только барьер не был рассчитан на полу-великанов. Хагрид вздрогнул, взлохматил вставшие дыбом волосы еще больше, и произнес потрясающую в своей красноречивости фразу: — А-а-а-а-а… Эт самое… Эт че было-то, а? Наруто, почувствовавшая вторжение, прекратила спарринг. Еще с минуту напарники наблюдали за тяжким умственным процессом бедняжки Хагрида. Наблюдение дало неутешительные выводы — к гендзюцу полу-великан имел природную нерушимую защиту. Нет, рушимую, конечно, но вместе с защитой сломался бы еще и какой-никакой мозг бедняжки. Словом, шиноби пришлось отпустить Хагрида с миром и целой памятью.***
Хагриду, конечно, никто не поверил — да и сам он себе верил с трудом после увещеваний директора о том, что подшофе можно увидеть даже гостей из-за Холма. Но с тех пор свобода Запретного Леса ограничилась простейшей осторожностью, а Наруто пришлось поставить другой, куда как более сложный барьер.***
С началом декабря пришел снег, с началом декабря в голову к Наруто постучалась очередная безумная идея. Самым забавным было то, что именно это идея — сто тридцать восьмая, Саске считал — оказалась верной. Маленький будильник Лили Эванс показывал пятый час ночи — в декабре это больше ночь, чем утро — когда Наруто резко села в кровати. Голубые глаза горели, теория в голове подгоняла, и из девичьей спальни Узумаки вылетела через три секунды как была — в пижаме со слониками и колпаком-пандой. В гриффиндорской гостиной пришлось замедлиться — Кэмпбелл вновь не спал, вновь переставлял фигуры на доске, хватался за голову и бурчал себе под нос цветистые ругательства. Наруто аккуратно обогнула пятно, освещенное пламенем камина, прошла узкий лаз и… постучала по обратной стороне портрета Полной Дамы кончиком ногтя. Картина отъехала бесшумно и лишь когда Наруто оказывалась в коридоре, а картина — в проходе, Дама позволила себе сонную ругань. Наруто улыбнулась и прошептала Даме на нарисованное ухо: — У меня есть новая информация — с утра поделюсь. Узумаки Наруто профессионально умела подбирать ключики к другим существам — далеко не только людям. Ключиком к расположению одного портрета оказалась… информация. А уж чего-чего, а информации у Наруто в голове всегда было много. Зачастую, правда, ненужной, но эта «ненужная» информация как-то всегда оказывается удивительно полезной. Вот и сотни слухов, что девочка собирала чисто на автомате, пригодились — в качестве задабривания портрета. На восьмом этаже Нруто оказывается через десяток минут — рядом уже зевает Саске в пижаме с крокодильчиками. Наруто не смеется над пижамой — она сама ее выбирала, ведь спор есть спор. У Саске стоит сигналка на основе стихийной чакры молнии на портрете Полной Дамы. Наруто вполне могла бы найти способ избежать ее, но она этого не делала и не собиралась — попросту незачем. Ведь Учиха не мешался и не мешал проверять теории, и это главное. Перед тем, как три раза пройтись по этажу, Наруто застывает в раздумье — а что же ей надо? Вот настолько сильно, что туши свет и лезь под стол? Ответ находится сам собой — ответ на загадку. Ей нужен ответ на эту загадку, очень-очень-очень! Три раза: туда, сюда и обратно. Три раза пройтись по этажу — недолго, особенно для шиноби. Сердце Наруто пропускает удар, когда перед ней вновь появляется дверь. Крепкая, но такая же деревянная. Наруто вскидывает руки в победном жесте и едва ли не волоком тащит ошарашенного Саске за собой. В просторной комнате почти пусто — лишь один стол посередине да лист бумаги на нем. Напарники склоняются над столом одновременно — золотистый локон Наруто щекочет Учихе нос и тот отбрасывает его в сторону. Наконец, после сотни проверок на скрытый текст и спрятанный где-то ответ, Наруто восклицает: — Над нами стебется даже комната, мать вашу, биджу! — Хотя… Стоп. Она замирает на месте, таращась в пол так, как будто нашла там коллекционный рамен. Саске зевает устало — у него лично мозги уже давно отключили за неуплату, как вдруг тоже замирает, распахнув глаза широко-широко. Они бегут к столу, чуть не сшибаясь лбами, и вновь склоняются над запиской. На старом, пожелтевшем листе всего пара строчек летящего почерка: Если ты нашел эту записку, ты нашел и разгадку И короткая подпись инициалами: К. Р. К. Напарники переглядываются и выдыхают хором: — Комната по желанию. Маленький будильник в девичей Гриффиндорской спальне отсчитывает минуты до своего звона — маленькие волшебницы ремонтировали его совсем не зря.***
На завтрак напарники прибегают встрепанные даже больше, чем обычно и неожиданно оживленные. Учителя поглядывают на ребят неожиданно часто, но те не замечают — слишком обрадованы своей догадкой. Профессора ищут подтверждения своей догадке о картах. А Наруто тем временем, поглощая очередной кусок яблочного пирога, решает чертовски важный для нее вопрос — стоит ли оно того? Стоит ли открыть секрет той комнаты друзьям? В прошлом для нее бы этот вопрос не стоял, но она изменилась. Изменилась достаточно сильно для того, чтобы задуматься. «Это же комната-по-желанию, черт возьми! Мы могли бы попросить все! И…». Мысленный поток вновь прерывается — голову будто простреливает идея. Наруто с превеликим трудом находит силы для того, чтобы продолжить сидеть и завтракать как ни в чем не бывало — ноги напрягаются сами собой, настолько девочке хочется сорваться с места. Но Наруто ест не спеша и почти никак не показывает своего нетерпения — во-первых, ей следует нормально поесть, а во-вторых, из-за стола она не срывалась даже когда очередная теория об устройстве комнаты пульсировала в голове, отгоняя все мысли. После завтрака Наруто подхватывается из-за стола и прежде, чем ее успевают спросить, восклицает: — Клянусь, в этот раз я не пропущу первое Зельеварении! И стартует, волоча за собой Саске — у них есть всего двадцать минут, ведь она пообещала не опаздывать, а Узумаки Наруто держит обещания!***
И опять: три раза пройтись по этажу. Наруто догадывается, что необязательно проходить весь этаж, но экспериментами можно заняться и позже, а вот ответ на очередной очень-преочень-прям-вообще-вопрос не может ждать. Три раза туда, сюда и обратно, и перед напарниками открывается новая дверь. Она незаметная и… каменная. А ведь до того все двери были деревянными. Наруто улыбается хитро, отгоняя лишние мысли, и склоняется в шутовском поклоне: — Добро пожаловать в Сердце Хогвартса. В глазах Саске вспыхивает понимание, а рот образует круглую букву «О». Он облизывает губы и говорит искренне: — Неплохо, добе. Из уст Учихи это простое «неплохо» — почти высшая степень похвалы. Самой высшей являлось короткое «молодец», но его Наруто не хотела слышать больше никогда в жизни — это «молодец» было следствием такого огромного, необъятного пиздеца, что их миновал… Что и говорить, в последний раз «молодец» звучал, когда Наруто и Саске вдвоем разгромили армию, а потом еще месяц отлеживались. Их едва вытянули с того света, их состояние было даже хуже, чем после Четвертой Войны и их битвы. Словом, Учиховское «неплохо» было оптимальным вариантом. В комнате было пусто. Лишь на стене висели четыре обычных, неживых и немагических портрета. Наруто, которая была в гостиной Когтеврана, мигом признала одну женщину — одну из Основательниц, Кандиду Когтевран. Брюнетка с картины смотрела строго и пронзительно — у девочки по спине пробежал холодок. В карих глазах с отчетливым зеленым отливом не было видно этого лихорадного блеска, присущего ученым — он, блеск, прятался в уголке губ, в середине темного зрачка и тенью ложился на лицо. Глядя на этот портрет как-то сразу приходило понимание, что Кандида была настоящим исследователем. Правда, она прекрасно это прятала. Аналогия нашлась быстро, но Саске первым озвучил мысли, неотрывно глядя на портрет худого брюнета с четкими скулами — хоть масло режь — и подозрительным блеском синих глаз. Брюнет, несмотря на какую-то неживую красоту, напоминал Учихе Орочимару и Мадару в одном флаконе. Чувствовалось, что этот человек — ученый, но при этом ученый амбициозный и способный вести за собой людей. У шиноби, глядя на портрет, сложилось ощущение, будто в Салазере Слизерине жило две личности. — Основатели. И если Кандида и Салазар были несколько похожи, то следующие два портрета диаметрально от них отличались. С самого правого портрета смотрел настоящий воин — у Годрика Гриффиндора были рыжие кучервые волосы и такая же борода. Шрам на правом виске, решительное выражение лица и твердый взгляд янтарных глаз дополнял картину, давая полные ощущения о человеке. Годрик Гриффиндор был человеком исключительно действия. Он не был глуп и не был плох в теории — просто Годрик был воином до мозга костей. Наруто смотрела на него едва ли не больше, чем на всех остальных. Хельга Хаффлпафф казалась моложе всех остальных. Золотистые локоны изящными завитками спусукались на плечи, глаза цвета весенней травы смотрели вперед покровительственно и чуть насмешливо, будто Хельга знала какой-то большой секрет, неизвестный более никому. И может быть кто другой и купился бы на милую улыбку и невинный вид, вот только на руке, поправлявшей волосы, шиноби прекрасно видели кусочек тонкой иглы, так похожей на сенбон. Хельга Хаффлпафф была не менее опасной, чем трое других оснавателей, а за счет ее недооцененности — и более. Именно ее портрет напарники оглядели особенно подозрительно, не рискуя, впрочем, касаться — слишком настороже они были. Наконец, шиноби оторвались от потрясающих портретов и вернулись мыслями к цели своего пребывания. — И как ты предлагаешь связаться с разумом замка? Его настойчивое вредительство может быть и результатом установки. — А я думаю, Хогвартс разумен. В любом случае, это стоит проверить. Наруто вдохнула-выдохнула и обратилась в пустоту: — Хогвартс, давай поговорим. Пустота ожидаемо промолчала. — Ладно… Саске лишь хмыкнул и сел на пол — кресел не было предусмотрено, а трансфигурировать было лениво. Да и не из чего, признаться честно. — Хей, Хогвартс*, почему ты не любишь чакру? В ответ — каменной молчание. — Да чтоб тебя биджу покусал… Так, ладно. Почему ты не любишь чакру? — сказала Узумаки Наруто и совершила феерическую глупость — послала вверх тщательно скрытую до этого волну чакры. Реакция последовала незамедлительно — на Наруто полетел очередной осколок камня. Саске мимолетно подумалось, что к своему выпуску они так разрушат замок. Наруто, конечно, увернулась, но за этим последовала новая реакция — ментальное насилие. По крайней мере, именно так Саске окрестил эту чудовищную попытку залезть к ним в мозги. В мозги залезть не залезли, но образ протолкнули. Образ странного человека, что лежал на берегу Черного озера, и… Саске не совсем понял, что именно тот человек делал, но он точно вредил самому замку. Но самым главным было не это. Самым главным был тот факт, что на человеке болтался протектор с четырьми волнистыми линиями, а из подсумка вываливался сюрикен. По спине напарников промаршировали мурашки. — Что это за гребанный нафиг, а? Теперь Наруто озвучивала мысли Саске.