***
Следующее утро является максимально обычным для большинства, но не для отдельных учеников. Теодор Тейлор кажется привычно-невозмутимым, и только вечно встрепанная блондинка видит, как под привычной маской колеблется странная задумчивость, почти волнение. Наруто, может, и не осознает до конца, но понимает, насколько для Саске важен клан и семья. И, возможно, это простое совпадение — Наруто хочется в это верить, но у нее не получается. Потому что в том же номере «Пророка» есть еще несколько колдографий чемпиона Хогвартса, и одна из них — семейная. Женщина едва-едва приобнимает своего сына и легким движением поправляет волосы Наруто плохо, очень плохо помнит родителей Саске — вживую она видела их отсилы пару раз и, естественно, не запомнила. Зато она прекрасно помнит Учиху Итачи и один разговор с напарником. — Я всегда больше походил на… маму. Итачи… Он был гораздо больше похож на отца — и внешне, и по характеру… В детстве я думал, что, может из-за этого отец больше любил его… … В детстве я был тем еще идиотом. У Наруто проходило достаточно разговоров, которые она бережно хранит в памяти — каждое слово, каждую интонацию и взгляд. Этот разговор был из них. В любом случае, женщина на колдографии была действительно похожа на Саске, и уже не получалось отмазаться совпадением. Так похожи родственники Казалось, поставь Учиху рядом — и он будет казаться сыном этой женщины, а этот парень слева — совсем левым чуваком. В общем, Наруто совсем не была удивлена задумчивому состоянию Саске — она только волновалась за него. Потому что тараканы у Учихи были большими и знакомыми — вот только они размножались не иначе как почкованием. Бывало, попадешь в госпиталь на пару дней, а выходишь — и оказывается, что Учиха вывел новый сорт тараканов. Наруто, честно говоря, не понимала жалоб напарника на ее воображение, ведь он сам фантазировал и накручивал свои эмоции ничуть не хуже. К тому же, куноичи и сама была слегка задумчива — она не могла решить один важный для себя вопрос, и не имела достаточно моральных сил для знакомства с новым видом тараканов Саске. Поэтому Наруто ограничилась простой поддержкой и ненавязчивой болтовней по пути в Большой Зал. Она еще не знала, насколько эта поддержка была непроста***
Хоть этого и не было особо заметно, Саске был очень занят — он думал. Ну, и параллельно ел кашу, но это не считается. Так вот, он сидел, ел и думал, и ничто ему не мешало, и… Хлоп! Саске очень быстро отвлекся от своих рассуждений — смех рвался наружу и мешал. Все оттого, что Снейп — о да, Саске наконец запомнил его фамилию и даже имя! — Снейп, сидящий почти напротив Учихи, внезапно начал преображаться. Черные волосы светлели на глазах, превращаясь в… розовые? Также неумолимо светлела и черная ученическая мантия. После начал появляться… розовый… меховой… воротник? И, как завершающий шаг, над головой слизеринца возникла розовая блестящая шляпа. Саске где-то глубоко внутри апплодировал шутникам. Даже на его весьма искушенное и — давайте честно — странное чувство юмора это было… смешно. Смешно, потому что Снейп напоминал ужасную фею-крестную из Золушки* — ее как-то раз им читала девочка постарше еще в приюте, в надежде занять. А у Саске всегда была неплохая память. Но Учиха не собирался терять привычное лицо кирпичом и был вынужден давить смех в зародыше. Когда со всех сторон смеялись и хохотали, сделать это было весьма проблематично. Но Саске справился — ему хватило одного взгляда на несчастное лицо однокурсника. После этого взгляда шутка стала казаться совсем несмешной, ведь Учиха знал точно — шутка, это когда смешно всем. Саске сам от себя не ожидал таких действий, но смог удержать лицо, когда чьи-то — будто и не его — губы сказали: — Финита*! Мантия все еще пронзительно-розовая и напоминает мантию директора — странного чудака с целой коллекцией вырвиглазных сорочек. Саске нахмурился, но вновь взмахнул рукой: — Финита! Финита! И… мантия начинает темнеть. Саске поднимает уголки губ и продолжает свое занятие. С каждым его взмахом палочки мантия темнеет все больше и сильнее. Напротив тем же занимается Снейп — его «Финита» работает далеко не всегда, но постепенно шляпа возвращает свой нормальный цвет. С лица Северуса — да, Саске помнит его имя и гордится этим — давно пропало несчастное выражение. Учиха машинально отмечает, что однокурсник хорош в притворстве и актерской игре, и продолжает отменять чары. Через несколько минут Снейп выглядит вполне обычно, но соседи зло поддевают и насмехаются. Саске почти не обращает внимания — это уж точно не его дело, он и так зачем-то влез в чужую войну. Саске почти не обращает внимания, но слышит шепот и читает по губам Снейпа: — Никогда больше не лезь не в свое дело, Тейлор. Саске не отвечает — лишь дергает уголком губ и вновь склоняется над своей кашей. Наруто бы сейчас сказала, что Учиха несколько озадачен, но она далеко и просто не может этого увидеть. Саске озадачен отнюдь не реакцией Снейпа — он давно отметил его болезненную гордость и нежелание зависеть от кого-либо. Саске озадачен вопросом: «На кой черт я вмешался?». Впрочем, это недоумение быстро его оставляет — у него есть другое недоумение. Недоумение зовут семьей Андерсон; у недоумения глаза из черного оникса и чертовски знакомая внешность. Внешность Учих. Внешность его клана. Саске вздыхает так, что крылья узкого носа трепещут и излишне резко поднимает ложку с кашей. На его мантии расползается светлое пятно. Конечно, через секунду оно исчезает, но… Это не отменяет его появления. «Черт».***
Хогвартс слышал много разговоров за свою жизнь — бессмысленных и мудрых, кратких и удручающе длинных, забавных и грустных… Хогвартс слышал много, чертовски много разговоров за все свое существование, и сейчас слушал новый. В очередном тупике, в укромном уголке устроились двое. Девочка сидела на широком подоконнике и натягивала на себя очередной — ярко-желтый — свитер. Парень чуть постарше стоял, опираясь на холодную стену спиной и… хлебал кофе. — Тебя опять что-то волнует. Шатен с высоким хвостом темно-каштановых волосы душераздирающе зевнул, качнув стаканчиком с кофе, и это слегка подпортило впечатление от серьезной фразы. Девочка согласно качнула головой: — Говорить, что ты прав, не имеет смысла — ты и сам это знаешь. Тихий хмык и тишина. Тишина неполная, прерываемая шелестом ткани — девочка натягивала черную мантию поверх свитера, и сюрпаньем кофе — от горячего напитка поднимался белый пар. — Ты похожа на человека, которому нужен совет, Нита. — Правда? — Чистейшая, как родниковая вода. Мягкий смешок, пауза в полминуты — Анита пялится на стену так, будто на ней написан смысл жизни. Наконец, ровный голос вопрошает: — Кэмпбелл, как понять, что решение верно? — Мхм… Проклятый кофе, — шатен делает глоток и… испепеляет бумажный стаканчик. — Ни за что бы не пил его, если бы он не давал энергии, — и, без перехода. — Я думаю, что после правильного решения не остается сомнений. Ты можешь проклинать себя, осыпать голову пеплом после этого, но ты ни за что не будешь сомневаться. Девочка молчит — в синих-синих глазах будто закручивается водоворот. Кажется, посмотришь в них — и воронка утянет на дно, и утонешь, и никто не найдет твое разбухшее тело. Поэтому Артур Кэмпбелл быстро отводит взгляд — он полагается на свои ощущения. Отводит взгляд и выдыхает чуточку облегченно, стараясь не думать о том, что синие-синие глаза чертовски красивы. Анита выдыхает излишне резко, сильно — крылья носа трепещут, в глазах успокаиваются водовороты, а на лице расцветает улыбка. — Ты иногда слишком гений, Артур. — Да-а, я такой… И, стоп! Что значит иногда, Эллингтон?! Девочка убегает, смеясь и не оглядываясь. — Тц, драккл побери! Через несколько минут уходит и парень. На каменном полу остается горстка пепла от сожженого стаканчика.***
Ремус до сих пор не до конца верит в то, что это правда. Что его правда взяли в компанию. Что у него правда есть друзья! Что, наконец, он правда-правда стал своим! Прошло уже несколько недель с того момента, как Джеймс назвал его другом, но Ремус до сих пор не верит в это — и расцветает радостной улыбкой, слыша: — Эй, дружище! Ремус принимает участие в этих авантюрах, помогает друзьям заделывать прорехи в планах и чувствует себя нужным, сопричастным к чему-то большему. Это удивительное ощущение — Ремусу нравится. Люпин привыкает к адреналину в крови, ночам без сна — новые шалости сами себя не придумают, и к прекрасному ощущению дружбы. Ремус знает запахи Джеймса и Сириуса наизусть — настолько много времени они проводят вместе, а Аниты запоминает специально — он хочет хоть как-то ей отплатить, пусть она об этом и не узнает. Ремус знает запахи дорогих ему людей наизусть: отца, матери — пусть они и отдалились от него, любить он их не перестал, Сириуса, Джеймса и Аниты. Ароматы отца и матери переплелись давно и надежно — так бывает с людьми, что безумно любят друг друга. Они пахнут капустой, морем и тягучим, как противные ириски, страхом. Джеймс пахнет прохладой, абрикосами и белоснежной уверенностью — он уверен в себе, в своих близких и в завтрашнем дне. Ох, Ремусу бы его уверенность. Сириус пахнет грозой, дымом и застарелой болью. У него болит сердце от противостояния семье, но гроза внутри не дает все прекратить — это против всех его принципов. Анита пахнет свежим ветром, оранжевыми мандаринами, кровью и болью. Ремус не знает о ее прошлом, не знает, отчего от Эллингтон всегда — хоть немного — пахнет кровью и болью, но… Ему и не надо это знать. Он знает, что Аните непросто писать пером, что она потрясающе работает с информацией, и что она — кто бы сомневался — не любит учиться. Ремус знает, что Анита обожает странный японский суп — рамен, что она абсолютно не ладит с Чарами и имеет потрясающий глазомер. Ремус думает, что он и не хочет знать о прошлом Аниты — сейчас существует только настоящее.***
Северус Снейп был зол. Зол настолько, что никакая дыхательная гимнастика не помогала. Не помогали даже мысли о том, как он будет раз за разом убивать трех недоумков — лишь чесались руки воплотить это в реальности. Сегодня на Травологии была запланирована лекция и теория, а не практика, и Северус был рад этому — магические растения, даже самые безобидные, хорошо чувствовали настроение и просто не подпускали к себе того, кто дышит агрессией. Честно говоря, Северус самому себе в таком состоянии тоже не доверил бы ничего стоящего. Но что делать, если очередная мерзкая проделка этих клоунов его буквально опозорила перед всеми! И перед Лили… Мальчика снова и снова захлестывала волна негативных эмоций: обиды, горечи, отчаяния и щепотка ненависти. Но что злило Снейпа больше всего — в конце концов, он не первый день воюет с этими гриффиндурками и, пожалуй, привык к таким шуткам — больше злило вмешательство чужого человека. И вмешательство кого? Тейлора! Северус прекрасно помнил то пугающее давление, помнил, отчего Тейлора никто и никогда не трогал — он был реально опасен. Близко с Тейлором общалась только одна девочка, соседка Лили — Эванс достаточно много рассказывала о странной, явно двинутой (по экспертному мнению Северуса) Эллингтон. Снейп вообще, совсем не терпел — ни от кого помощи. Никогда. Ни за что. Слишком глубоко было вбито суждение о том, что он должен справляться сам, и слишком сильна была его гордость. Да что уж говорить — Северус не принимал помощи даже от лучшей подруги, самого близкого человека — и ни за что не принял бы от странно-опасного сокурсника. Вот только тот не спрашивал. Снейп никак не мог понять — зачем? Зачем Тейлор помог ему? По невозмутимому, холодному и высокомерному лицу не было понятно абсолютно ничего. Ну, Северус вообще отвратительно разбирался в чувствах и эмоциях, так что, в принципе, это не было показателем. Тейлор никогда не помогал ему — он просто никогда не обращал на него внимания, и на этом фоне нежданная помощь (читай — подачка, расшифровывал для себя Северус) смотрелась еще подозрительнее. Из первой теплицы Северус выходил чуть менее злым, немного задумчивым — нужно было придумать достойную месть, и гораздо, гораздо более подозрительным.***
На первую пару Чар Наруто едва не опоздала — разговор с Артуром, бег через пару этажей, тупой Хогвартс, что так любит ей мешать, сонное состояние и пара лишних килограмм в виде свитеров… Словом, причин было много, а следствие одно — она опоздала. Но профессор Чар всегда был слишком хорош для этого мира — он не снял баллы, не назначил отработку, как некоторые нервные особы (ну, подумаешь, опоздала на полчаса — она хотя бы пришла!) и даже не стал ругать — просто тяжело вздохнул и пошутил про пунктуальность. Чары, собственно, тоже прошли в штатном режиме — Наруто законно гордилась собой и своими умениями, пытаясь не вспоминать о количестве часов, потраченных на отработку этих заклинаний, чтобы не портить себе настроение. Но вот перемена между прошедшими Чарами и следующим Зельеварением была… примечательна. Хотя бы потому, что Наруто заколдовали. Ничего не предвещало беды: Наруто с Лили и Мэри шли, болтая и смеясь. Подозрительный оранжевый луч прилетел со спины, со слепой зоны в шею Наруто. Нет сомнений, что куноичи бы уклонилась, вот только… Вот только нельзя было уклониться, не спалив свои рефлексы — и Наруто даже не дернулась, спокойно принимая луч заклинания в спину. Вскрикнули девочки, Мэри побежала посмотреть, кто кинул заклинание, но… коридор был пуст. Тем временем Наруто меняла облик. — Ну, и что со мной? Шок на лице соседок, когда они смотрели на нее, был легко читаем. Наруто даже ощутила смутное беспокойство, но не больше — она знала, что это не смертельно, иначе ее интуиция заорала бы белугой и не дала бы сдержать рефлексы. И тут… На голове Наруто что-то шевельнулась. Узумаки нахмурилась и подняла глаза, пытаясь разглядеть таинственное «что-то»… Ее волосы вновь зашевелились. Любопытство и смутное беспокойство раздирали ее изнутри, поэтому девочка не стала ждать, пока подруги отойдут от шока сами и помогла им: — Ау! Что там, блин, такое? Волосы шевельнулись сразу в двух местах, когда Мэри прохрипела, не отрывая взгляда от ее головы: — У тебя… ушки. — Что? Я знаю, что у меня есть уши! На голове у меня что?! Стоп… Волосы шевелились снова и снова, но Наруто уже забила на это — она четко проговаривала словесную формулу трансфигурации для получения самого необходимого предмета — зеркала. Зеркало почти появилось, почти-идеальное, когда, наконец, очнулась Лили — излишне правильная в некоторых вещах девочка, по мнению Наруто. — Хей, нам нельзя колдовать в коридорах! Наруто, сосредоточенная на узорах палочки, пробурчала: — Тогда представь, что это не-коридор, — и через несколько секунд тишины, пока остальные пытались осознать гениальность и полет этой мысли, она добавила. — И вообще, скажи это тому, кто кинул в меня заклинание. От этих слов Лили заметно сдулась и пробурчала уже совсем не так обвиняюще: — Как найду его, так сразу. Мэри ее разочаровала: — Этот таинственный придурок успел смыться — я никого не заметила. Лили сдулась сильнее, хотя Мэри не думала, что это возможно. Однако затеять новый виток разговора им помешал один нечленораздельный, но оттого не менее радостный вопль и последующий возглас: — Юху, у меня есть усы! Девочки дружно обернулись к подозрительно радостной Аните — ну, в самом деле, кто вообще радуется, когда на него накладывают неизвестное заклинание и превращают в подобие кошки? На загорелых щеках Эллингтон красовались шесть черных полосочек — по три на каждой. — Анита, с тобой все нормально? — Лили заговорил негромко и мягко, пародируя интонации матери — так она разговаривала с буйными клиентами. — Со мной все просто замечательно! Блондинка крутилась на месте, как юла, разглядывая свое отражение влюбленными глазами. Ками, она и не думала, что так соскучилась по своим усикам! — Почему ты радуешься? Мэри предпочитала идти к ответам напрямик, ведь аккуратный подход Эванс грозил затянуть беседу. Наруто замялась на целую секунду, чтобы найти правдоподобный ответ, который объяснил бы все. — Я просто люблю усы! Судя по лицам подруг, у нее не получилось — вопросы лишь возросли в геометрической прогрессии. От ненавязчивого допроса, отчего-то называемого беседой, Наруто спасло гудение — звук, заменявший звонок. Стоит ли говорить, что поводу умчаться вперед и не отвечать на вопросы Узумаки обрадовалась едва ли не больше, чем появлению усов? Хотя, пожалуй, нет — усы были круче. О том, что неизвестное заклинание подарило ей не только усы Наруто забыла напрочь. Ее появление на пороге кабинета Зельеварения было абсолютно фееричным.