Обособленное Сопротивление // A Detached Resistance

      Что-то изменилось.       Она не знала, заметил ли кто-нибудь из следователей, но в динамике их с L отношений произошли тревожащие изменения. Они были едва различимы, но всё же присутствовали и постоянно ютились глубоко в сознании, пока она пыталась работать.       L, как назло, наконец обличил её в работе параллельно с отделом поведенческого анализа. Оказавшись в такой ситуации, большинство людей бы извинились и положили этому занятию конец, но, поскольку ей очень даже приглянулась возможность причинять L неудобства, [Т/И] решила делать это более открыто.       Остановившись посреди заполнения очередного смертельно скучного отчёта на ноутбуке, она поморщилась, стараясь игнорировать неодобрительный взгляд отца и редкие пустые взгляды L. По правде сказать, необходимость постоянно соблюдать хорошие манеры начинала действовать ей на нервы. В Штатах, насколько ей было известно, все плевать хотели на то, чтобы поддерживать фальшивые вежливые выражения лиц, если это не было совершенно обязательно. Может быть, дело было в стабильно быстром темпе жизни агентов, изрядно потрепавшем людей, которыми она привыкла себя окружать, и лишившем их желания казаться вежливыми.       Детектив, в последние дни упрямо отнимавший бо́льшую часть её времени, в данный момент сидел перед экраном телевизора с открытой коробкой пончиков, дожидаясь, пока загрузится запись, которую только что поставил Ватари.       Чувствуя, как истощается её терпение, девушка сохранила незаконченный файл и захлопнула ноутбук, решив, что ей понадобится кофе, если до конца дня в штаб-квартире от неё ожидают услужливости и дружелюбия.       — Кто-нибудь ещё хочет кофе? — спросила она, встав с дивана и разминая плечи в попытке снять с них напряжение.       Айдзава вежливо отказался, её отец последовал его примеру, легко помотав головой, а двое других мужчин выглядели слишком занятыми делом, чтобы обращать внимание на что-либо ещё.       — Если тебя не затруднит, — Мацуда робко поднял глаза, слабо улыбаясь вопреки усталости. Когда [Т/И] уверила его, что это не доставит ей никаких хлопот, он с облегчением посмотрел на неё, молча выражая признательность.       — Я тоже не откажусь, — не отводя взгляда от пустого экрана телевизора, подал голос L, когда [Т/И] направилась в маленькую общую кухню. — О, и, пожалуйста, не забудь добавить...       — Шесть кубиков сахара, — любезно закончила за него [Т/И]. — Я в курсе.       L ничего не ответил, лишь повернулся, чтобы уставиться на неё, задержавшуюся в проходе, и на секунду встретиться с ней немигающим взглядом. Когда стало понятно, что он не собирался отводить взгляд первым, она стиснула зубы и отвернулась; в спине неприятно кололо от досады, пока девушка не укрылась на кухоньке, с жужжащей напротив неё кофеваркой.       Оказавшись наедине с собой, она скорчила недовольную гримасу. Что-то в упрямых детективах с их нечитаемыми пытливыми взглядами выводило её из себя таким образом, какой ей был категорически незнаком. [Т/И] в жизни бы никому в этом не призналась, но в своей неприязни к L она была отчасти предвзята из-за его настойчивого желания доказать, что Лайт — это Кира, и из-за того, что она, сколько себя помнила, была на стороне Лайта.       А теперь, с терзающими её сомнениями в лояльности к Лайту, который всё сильнее отрывался от остальной семьи, [Т/И] была вынуждена обратить внимание и на своё отвращение в целом ко всему, что как-то касалось L.       Она, конечно, сомневалась, что хоть кому-нибудь было бы приятно, если бы в них видели не более чем головоломку, требующую решения. Даже осознавая собственное лицемерие, — она и сама чаще всего смотрела на других именно так — [Т/И] находила в непоколебимой манере, с которой за ней следил L, что-то почти пугающее.       Чего именно она боялась? Может быть, что он догадается о чём-то, чего она не готова была принять.       [Т/И] ради своего удобства отрицала некоторые вещи в этой жизни. Ей не нравились бесполезные конфронтации, приносящие с собой ненужную эмоциональную нагрузку, без которой она и так прекрасно справлялась.       Машина запищала, требуя её внимания: [Т/И] успела подзабыть, где вообще находится. Помотав головой, чтобы рассеять оставшиеся мысли, она принялась быстро наливать кофе.       Для Мацуды — чёрный. Для неё самой — по ложке сливок и сахара. Шесть грёбаных кубиков сахара для L.       Каким образом тело этого человека сопротивлялось гипергликемии, было за гранью её понимания.       Покинув кухню с чашками на удачно найденном ей подносе, девушка с радостью оставила свои размышления позади, чтобы поприветствовать Лайта, не изучая его чересчур пристально — хотя она уже естественным образом делала так со всеми, кому не доверяла безоговорочно, он бы точно это заметил и усомнился в её верности.       L, судя по всему, был занят тем, что разъяснял её брату, что они получили ещё одну запись от второй Киры — как он догадывался, последнюю — и собирались её прослушать.       — Твоё пойло, — сухо констатировала девушка, поставив кофе на стол перед ним и бросив там же поднос. — Шесть сахара, как просил.       Демонстрируя абсолютную легкомысленность, детектив потянулся за чашкой и отхлебнул кипятка, даже не дёрнувшись, хотя [Т/И] подозревала, что он обжёгся:       — Идеально, — кивнул он. — Спасибо, [Т/И].       Та в замешательстве изогнула бровь.       — Не вопрос.       Она заметила, что Лайт пытался привлечь её внимание, и изобразил неприкрытое недовольство, когда она, игнорируя его взгляд, предпочла посмотреть на экран, теперь показывавший имя Киры, написанное грубым, уже фирменным шрифтом Мисы. Более того, она знала и то, что одностороннее взаимодействие между ними не укрылось от L и, судя по едва уловимому движению уголков его рта, тронуло его искажённое чувство юмора.       L и впрямь был первоклассным мудаком.       "Я принял решение прекратить поиски Киры, — говорил бестелесный голос, растекаясь сквозь наполняющее воздух напряжение. — Я бы хотел поблагодарить полицию за их совет, однако я всё ещё намерен помогать Кире и надеюсь, что однажды он начнёт видеть во мне союзника. Я начну с того, что накажу преступников, которых ещё не затронул суд Киры. Также я стану делиться своей силой со всеми, кого посчитаю достойными, и призову их делать то же самое. Вместе мы сделаем мир лучше".       Когда сообщение закончилось, L выключил телевизор, и комнату окутала задумчивая тишина. [Т/И] не сомневалась, что L уже сделал выводы из неожиданно серьёзного, механического тона их второй "Неизвестной". Этого изменения было достаточно, чтобы понять, что что-то не так.       Как инсайдерка, она полагала, что Миса попросту в точности повторила всё, что ей мог поручить говорить Лайт, вместо того, чтобы перефразировать это, чего он, скорее всего, от неё ожидал. У [Т/И] не было к девушке личной неприязни, но приукрашивать тот факт, что это сообщение ставило под угрозу секретность встречи двух Кир, она бы не стала.       — Прослушав это, — начал L, — я могу предположить лишь то, что первому и второму Кирам удалось установить контакт.       [Т/И] невольно оглянулась на Лайта, в этот раз встретившись с ним взглядом. Тот прищурился, быстро посмотрел в другую сторону — на спину L.       — Почему ты так думаешь? — спросил он с вызывающим самообладанием.       — О, да ладно, — L обернулся и почти что с недоумением (девушка полагала, что он выражал его так) взглянул на её брата. — Ты этого не почувствовал? Я был уверен, что ты придёшь к такому же выводу, — решив переключиться на вторую любимую жертву, он развернулся к [Т/И]. — Не правда ли, [Т/И]?       "Шикарно, L, — мрачно подумала та, — Сделай из меня козла отпущения, почему бы и нет?".       — Я отметила различия между этой записью и предыдущими, — нехотя признала она, краем глаза следя за Лайтом. — Они не очень-то сходятся.       Мацуда растерянно моргнул:       — Чего?       L укусил глазированный пончик, запив его в равной степени сладким кофе:       — Во-первых, вспомните, как решительно она была настроена встретить первого Киру. Тогда зачем резко менять планы? Теперь ей хочется наказывать преступников, до которых Кира ещё не добрался, видеть его только как союзника? — гадал он. — Напрашивается вопрос: почему она не делала так с самого начала? Вероятно, она не продумала этого наперёд. Должно быть, она нашла Киру, и тот сказал ей, каких преступников ей разрешается судить. А это сообщение — попытка скрыть тот факт, что они уже встретились.       Лайт тихо выдохнул — это уловила только [Т/И], пристально за ним наблюдавшая.       — Ясно, — смягчился он. — Вот только Кира обычно не такой неосторожный.       — Это верно, — L облизал пальцы, запачканные сахарной глазурью. — Но стоит ли нам считать, что Кира допустил ошибку, или он даёт нам знать, что они установили контакт, в качестве провокации? Их союз стал бы значительной опасностью, — он наклонил голову в раздумье. — Однако это сообщение частично уменьшило мои подозрения относительно Лайта.       Соитиро охнул:       — Рюдзаки, что ты имеешь в виду?       [Т/И] подумала о том же. L был непреклонен в своей вере в то, что Лайт — главный подозреваемый этого расследования, и зашёл так далеко, что пошатнул её преданность собственному брату. Теперь же его мнение изменилось после какого-то никчёмного поддельного сообщения? Эта мысль казалась даже издевательской.       L встретился с ней глазами почти испытующе, прежде чем перевести их на её отца:       — Лайт бы поступил по-другому, — просто сказал он. — Лайт бы позволил второму Кире завершить её изначальный план, заставив меня раскрыть свою личность в телеэфире, убил меня, а затем бы переложил на неё всю вину и отрицал свою причастность.       Впечатлённая точностью этого заявления, [Т/И] бросила взгляд на брата — тот ответил ей каменным лицом, пробивая на ухмылку.       — Рюдзаки, — начал он, — по-моему, ты ошибаешься. Я бы так не поступил.       L слизнул шоколад с пончика, заставляя девушку поморщиться:       — Почему же? — снисходительно спросил он.       — Ну, если ты — L, а я — Кира, я бы уже довольно хорошо знал твой характер, — ответил Лайт. — L бы никогда не согласился появиться на телевидении, неважно, с какой угрозой ему бы пришлось столкнуться, и не позволил бы кому-то другому умереть вместо него. L, которого знаю я, нашёл бы выход из ситуации.       L повернулся к Лайту лицом:       — Значит, ты догадался.       — Послушай, Лайт, — с тяжёлым вздохом вмешался Соитиро, — тебе надо прекратить так делать. Мне не нравится слышать, как ты говоришь вещи вроде "Если бы я был Кирой". Даже гипотетически.       Тот кивнул:       — Прости, пап. Я просто хотел уточнить для Рюдзаки, что именно думаю о его плане, — пряча глаза, он посмотрел на диван, где расположился вышеупомянутый детектив. — Я представил такой сценарий, потому что хочу помочь раскрыть это дело. Это единственный способ очистить моё имя. К тому же, я могу легко говорить такое, ведь знаю, что на самом деле я не Кира.       — Ты не Кира, — пробормотал L; девушка сейчас же переключила внимание на него. — То есть, если бы был, это было бы проблемой. Видишь ли, мне кажется, что ты — мой самый первый друг.       [Т/И] мысленно смирилась с тем, что никогда не поймёт, как работает мозг L. Она уже не была уверена, что хотела бы это знать, так как казалось, что очарование Лайта понизило интеллект L до такого уровня, какой был у поклонниц её брата ещё в школе.       Конечно, ей пришла мысль о том, что L пытался им манипулировать, но она быстро её отмела. L бы понял, что такая тактика на Лайта не подействует, и, зная его эмоциональную виртуозность, это было, говоря начистоту, уж слишком сентиментально. Тогда выходило, что детектив и правда привязался к Лайту, когда ничего такого не должно было произойти.       Так где во всём этом стояла она?       Нигде, заключила [Т/И], приподняв голову в осознании.       Она, исходя из собственных убеждений, никогда не стояла ни на чьей стороне в этой огромной игре. Сначала она держалась рядом с Лайтом, потому что он был её братом — он был семьёй, и поддерживать его, учитывая, насколько они с ним были близки, принималось за данность. Затем появился L и сместил баланс, к этому добавились сомнения её непривычно непокорного разума, наконец показавшие ей, что ради своих целей Лайт не подумает ни о ней, ни о Саю, ни о родителях.       Он пойдёт на всё, чтобы добиться своего.       А это означало, что [Т/И] была единственной, кто способна защитить их семью, поскольку больше никто (за исключением Лайта) не знал столько правды, и она бы не позволила Лайту подвергнуть их жизни опасности. Если для этого придётся им пожертвовать — да будет так.       Для сестры было страшно думать такое о своём брате. Но [Т/И] была реалисткой и верила в принцип "Око за око". Если Лайт был готов пожертвовать их семьёй ради своих целей, она ответит ему взаимностью, если это обеспечит безопасность её приемных родителей.       Кровных родителей она уже потеряла. Она не потеряет и тех, которые были у неё теперь.       Так что, если L собирался набиваться Лайту в друзья, ослеплённый его обаянием, она, не вмешиваясь, пронаблюдает за его кончиной, потому что, если ситуация продолжит развиваться таким образом, L поплатится своей жизнью.       Открыто играть против Лайта означало ставить под угрозу её главную цель — выживание. Однако игра на его стороне тоже не предвещала удовлетворительного итога. По-настоящему довольна она будет, лишь играя за саму себя.       Как она всегда и делала. И, возможно, как она всегда и будет делать.       [Т/И] была эгоисткой и в этом себе признавалась. Она не допускала компромиссов в том, что имело для неё значение. И, пускай судьба распорядилась так, что для [Т/И] были важны очень, очень немногие вещи, она бы, чёрт возьми, никому не позволила поднять руку на её семью.       Если это намеревался сделать Лайт, она бы отрубила эту самую руку своему дорогому Отоуто. Потому что если бы он совершил такое, он бы больше не был тем Лайтом Ягами, которого она любила и с которым выросла — он бы был безликим незнакомцем с комплексом бога, известным под именем Кира.       Лайт откашлялся, прервав ход её мыслей:       — Я понимаю, о чём ты, — медленно произнёс он. — У нас с тобой много общего.       — Боже ж ты мой, — Айдзава недовольно закатил глаза, отвернувшись. Мацуда смотрел на всё с неловко сведёнными плечами и выражением крайнего дискомфорта на лице, отчего можно было подумать, что у него запор. Даже Соитиро выглядел озадаченным тем, какой поворот принял разговор.       — Спасибо, — тихо сказал L, откровенно походя на дошкольника, которому ответила взаимностью давняя любовь.       Лайт игриво улыбнулся — просчитанной улыбкой, которую наверняка сотни раз тренировался изображать так же безупречно, как сейчас, перед зеркалом, которой овладел в таком совершенстве, какое было, честно говоря, несколько жалким.       — К тому же, без тебя в университете стало скучно, — сказал он. — Надо будет как-нибудь ещё раз сыграть в теннис.       — Надо, — согласился L. — На сегодня это всё, джентльмены. Можете отправляться по домам. Ватари отправит вам сообщение касательно времени завтрашней встречи.       У L точно всё было в порядке?       Слегка ошеломлённые следователи потихоньку разошлись, чтобы собрать свои вещи; Лайт обменялся многозначительным взглядом с [Т/И] и подошёл к отцу — наверное, узнать о других достижениях по делу. Оставшись наедине с замолчавшии детективом, девушка вздохнула и повернулась, собравшись уйти, решив, что сейчас не была готова его терпеть.       Но, увы, ей не повезло — L окликнул её, не успела она даже дойти до порога       — К тебе это не относится, [Т/И], — сказал он. — Тебя я попрошу остаться.       — Это с чего вдруг? — риторически спросила она.       К сожалению для неё, L о слове "риторически" не знал, потому как, вытянув шею, предельно безэмоционально уставился на неё:       — Я полагаю, что ты за время пребывания в штаб-квартире уделяла первостепенное внимание заданиям от ФБР. Будет справедливо, если ты наверстаешь упущенное, — вежливо пояснил он.       [Т/И], смутно осознавая присутствие стоявшего за ней отца, почувствовала, как у неё дёргается глаз.       — Так, Рюдзаки, — строго начал Соитиро, — это не очень-то корректно...       — Ничего, пап, — перебила его она, сглатывая возмущение. — Это всё-таки вопрос профессионализма. Со мной всё будет хорошо.       Хотя сперва казалось, что Соитиро был готов стоять на своём и, вероятно, самолично нести её домой, он со страдальческим вздохом отступил под тяжёлыми взглядами дочери и великого детектива:       — Не сиди допоздна. И звони, если будут кошмары, — добавил он тише, чтобы слышала только она.       [Т/И] понимала, что отец желал ей добра, но от напоминания напряглась. Она машинально кивнула, он чмокнул её в макушку и направился за дверь — за ним быстро последовали Айдзава и Мацуда.       — Ты уверена, что будешь в норме? — спросил Лайт, осторожно оглядываясь на спину L. — Я тоже мог бы остаться, если хочешь.       — Проживу как-нибудь, — отмахнулась она, помотав головой и шутливо закатив глаза. — Ты всё ещё должен ходить в университет, а для этого требуется хоть немного спать. А вот я в отпуске безо всякого режима сна.       Лайт со вздохом кивнул:       — Тогда до завтра, Нээ-чан, — он улыбнулся — так, как улыбался только ей. Едва заметной, но искренней улыбкой, служившей для неё напоминанием, что там, в глубине всего этого непоправимого бардака, были умирающие остатки мальчика, которого она знала, как своего младшего брата. Как ужасно было видеть, как он увядал прямо у неё на глазах, и не иметь возможности сделать хоть что-то, чтобы его спасти.       — Лайт, — она поджала губы, — ты же знаешь, что меня смущает это твоё "Нээ-чан".       — Точно, — в его улыбке появилось напряжение. — Извини. [Т/И]. Случайно вырвалось.       Она не ответила, помахав, когда Лайт спешно попрощался, и позволив руке упасть, как только дверь за ним закрылась.       Стало неуютно спокойно; тишину прерывало только тиканье настенных часов. Глаза девушки пронеслись по комнате и остановились на L.       — Так, ну и зачем ты на самом деле попросил меня остаться? — спросила [Т/И], когда пересекла комнату и с ногами села на кресло рядом с ним, обернув руки вокруг коленей. — Ты и я оба знаем, что все задания, которые ты мне давал, уже выполнены.       L помолчал, опустив чашку.       — Если тебе было известно, что я соврал, почему ты не указала на это раньше? — он уклонился от её вопроса с помощью своего собственного. — Это на тебя непохоже — быть такой покладистой.       — Может, любопытно стало, — [Т/И] закатила глаза. Последовавшее молчание подсказывало, что ей стоит продолжать, и так она и поступила. — Друг, значит? Тогда ты понимаешь, что ситуация далека от идеальной.       — Я ожидал, что ты усомнишься в этом, — вздохнул он. — В моих словах не было лжи. Лайт-кун стал тем, кого, я полагаю, обычно называют друзьями, и я хотел, чтобы он об этом знал.       Глянув на юношу краем глаза, она повернулась к нему лицом, поняв, что он уже смотрел на неё.       — Нездоровая дружба с главным подозреваемым — это едва ли желаемый исход этого расследования. Если ты собирался потратить моё время на это, стоило просто дать мне вернуться в Штаты.       — Я в смятении, [Т/И], — сообщил L, отведя взгляд и допивая остывшее содержимое своей чашки. — Я не хочу, чтобы Лайт был Кирой, однако также осознаю вероятность того, что Неизвестным, как ты его называешь, является он.       — А мне ты это рассказываешь для чего?..       Большие серые глаза устремились на неё:       — Потому что ты меня не предашь. Ты ничего этим не добьёшься, и мне видится, что это лучше всего обсудить с тобой. Разве я неправ?       — Ты ведь понимаешь, насколько ты раздражаешь? — резко выдохнула она.       L пожал плечами:       — Мне говорили это не раз, — кивнул он. — Хотя я подозреваю, что ты считаешь меня раздражающим по другим причинам.       — Я считаю тебя раздражающим, потому что не понимаю причины некоторых твоих поступков, — честно сказала она. — Дело не только в том, что я привыкла всё понимать. Ещё ты иногда забываешь, что я не одна из ваших пешек, независимо от того, на чью сторону ты меня определяешь — свою или Лайта.       — Я знаю, что ты больше не на стороне Лайта, — стал рассуждать L. — Методом исключения, разве не выходит, что ты на моей стороне?       — Нет, — парировала она. — Не выходит. В этой игре уже не два игрока. В ней больше факторов, которые нужно учесть, и переменных, которые вы не можете предсказать. Не все будут плясать под ваши дудки, и те из нас, кто этого не делают, оказываются на третьей стороне.       — Золотая середина, — заметил он. — Нейтральная серая зона — самые опасные игроки.       [Т/И] подняла брови:       — Опасные?       L серьёзно кивнул.       — Потому что у меня не выходит читать тебя с такой точностью, с какой бы хотелось, — он нахмурился. — Это чрезвычайно усугубляет ситуацию.       От этих слов её наполнило жалкое чувство гордости, и она слегка выпрямила спину. L это заметил — уголки его губ дёрнулись вверх, когда он вновь отвёл глаза.       — Я думаю, мы бы могли стать хорошими друзьями, [Т/И], — как бы невзначай сказал он, игнорируя её скептический взгляд, — Но у меня не хватит терпения, чтобы добиться ослабления твоей неприязни ко мне, поэтому, полагаю, ты останешься своего рода приближённой.       — Это на тебя непохоже — быть таким честным, — заметила она, сморщив нос.       Он обдумал её слова, понимающе склонив голову:       — Я пытаюсь завоевать твоё доверие.       Фыркнув, девушка опустила ноги на пол и встала, потянувшись.       — Не понимаю, зачем.       — Потому что я всё ещё хочу предать Киру правосудию. Я хочу разоблачить Лайта, и ты — мой наилучший шанс это сделать, — ответил L, следя за тем, как она проходит мимо, к выходу из комнаты.       [Т/И] остановилась в дверном проёме, размышляя, закусив губу, и ощущая, как нечто поднимается из живота к груди, распирает лёгкие и ведёт к решению. Решению, которое было непонятно ей самой, но на которое она отважилась.       — Слышал когда-нибудь о Мисе Аманэ? — спросила она, усилием воли заставляя себя звучать непринуждённо. — Тебе бы изучить её — молодая модель, подаёт большие надежды. Трагическое прошлое. Новая девушка Лайта. Думаю, ты найдёшь её крайне интересной.       L оживился и развернулся, посмотрев на неё широко раскрытыми глазами, вызывая усмешку — ей в конце концов удалось удивить его на краткое, прекрасное мгновение.       Она пошла прочь с видом победительницы, беспечно, что явно противоречило тому, что она только что по сути сбросила на L целую информационную бомбу.       — Оставить меня здесь на ночь было твоей блестящей идеей, так что я займу твою кровать, — бросила она, не оборачиваясь. — Спокойной ночи, L.       Продолжившего сидеть в тихой гостиной L наполняло странное предвкушение, от которого в немом волнении покалывало пятки.       — Спокойной ночи, [Т/И], — отозвался он, повернувшись к девушке спиной и задумчиво поглядывая на телефон, стоявший на журнальном столике. Ему понадобится сделать всего пару звонков, чтобы убедиться, что ему предоставили новую зацепку.       [Т/И] была странной женщиной, решил он. Читать её почти всегда было легко, но иногда она нарушала его равновесие таким образом, с каким он раньше ни разу не сталкивался.       Как интересно.