***
С осознанием, что это место ему не знакомо, к Хамбэю почему-то не пришло ощущение, что он находится в реальности. Такое количество кошмаров кого угодно заставит пристально смотреть на человека, который, в прочем, был замечен не сразу — он сидел у стены, не издавая ни звука, похоже, дремал, пока стратег не подскочил. Обращения Хамбэй пропускал мимо ушей, продолжая всматриваться в облик незнакомого человека и гадая, что произойдёт. Но ничего не происходило. Мужчина просто ждал, когда его смогут услышать. Хамбэй успокоился. Когда же мужчина спросил, знают ли его, стратег задумался. Хамбэй вспоминал описания правителей, пока не вспомнил Тёсокабэ Моточику, но с именем пришла и проблема. Стоит ли признаться, что предположение есть? Взвесив все «за» и «против» Хамбэй решил лгать, как можно меньше, чтобы не забивать голову выдуманной информацией и не быть пойманным на деталях. А когда Моточика резво поднялся и пошёл навстречу ему, стратег испугался, чему и сам удивился. Хамбэй неожиданно понял, что ему не всё равно, что с ним будет, а ни убежать, ни сразиться не выйдет — отступать в одной набедренной повязке казалось дикостью, да и оружия при себе не было, а биться врукопашную с тем, кто как минимум вдвое плотнее тебя, было бы невообразимой глупостью. Но трогать стратега пока не собирались. Хамбэй позволил себе расслабиться и зря — Моточика потребовал имя. Собственное имя хорошо засело в памяти, как и имя господина, а вот другие имена приходилось вылавливать по частям и сопоставлять с внешностью и должностью людей. Более подходящего имени, чем имя шпиона, пробывшего на службе у Мори, стратег найти не смог. Но Хамбэй мысленно поблагодарил Акагаву за его службу даже после смерти — его имя идеально подходило для будущей стратегии. Приходится думать на ходу, а Хамбэй это никогда не любил. Стратег заметил, что Моточика чуть нахмурился, когда услышал имя Акагава Мотоясу — хороший знак, значит, он не знает этого человека. Сильно напрягал лишь пристальный взгляд единственного глаза. Смотря на правителя Сюкоку, Хамбэй почему-то вспоминал Датэ Масамунэ; что-то неуловимо похожее было в их лицах. Только Хамбэй расслабился и спросил, сколько он пробыл без сознания, как реакция Моточики на этот вопрос заставила его ощутить беспокойство. Подозрительный ум стратега сразу подсказал, что это уловка: проверка, станет ли он действовать в такой удобной ситуации. И Хамбэй решил подождать. К тому же, он бы не посчитал этот случай удобным для убийства: оружия нет, тело ослабело. То, что он пробыл без сознания не меньше трёх дней, сильно удивило Хамбэя, но ещё большую тревогу вызвал вернувшийся кашель: стратег боялся, что болезнь вызовет лишние подозрения и заставит Моточику искать информацию; тогда неизбежно откроется его настоящая личность. На счастье, кашель был обычным. «Что ж. Пока всё идёт гладко. Но долго ли так продолжится?» Моточика был явно настроен дружелюбно и, похоже, пытался закормить несчастного стратега до смерти. Хамбэй попытался аккуратно отговорить Демона западных морей от этой идеи, но тут на пороге появился пожилой мужчина солидного вида. — Господин… — Хамбэй отметил, как при этом слове у Моточики дёрнулось веко. — Сейчас больному нельзя много есть. Чаши риса вполне будет достаточно. Стратег даже обрадовался: это был первый здравомыслящий человек, которого он видел после пробуждения; хотя к здравомыслящим Хамбэй относил немногих, и, пожалуй, до этого момента Катакура Кодзюро числился единственным в этом списке. Но потом пришло привычное опасение — здравомыслящий, значит, опасный. «Похоже, это лекарь. Не его ли хотел позвать Тёсокабэ-кун?» Однако стратег увидел в этом человеке больше, чем просто лекаря. Пусть Хамбэй чувствовал людей не полностью, но их способности он определял сразу, — а человека своего склада не признать тут же было почти невозможно. Осторожность сквозила во всех движениях пожилого мужчины: в том, как он прикрыл сёдзи, как бесшумно сел напротив своего господина, очевидно, прислушиваясь к звукам снаружи, как почти незаметно скосил глаза на очнувшегося. Хамбэй легко замечал такие детали, потому что и сам был таким. Но что-то во внешности лекаря казалось ему знакомым. Он отметил седые волосы, собранные в традиционную для самурая причёску, и тонкую линию усов, скользнул по морщинам на лице, по которым многое можно сказать о характере — например, та продольная морщина на переносице говорит о серьёзности и вдумчивости этого человека, — и особенно всматривался в глаза. Глаза были добрыми, но суровыми, совсем как у Катакуры Кодзюро. Но даже не в глазах было дело — знакомым казался облик. Хотя стратег и смотрел не в открытую — эта способность отрабатывалась на многих переговорах, особенно было полезно заключение союза с Мори, — но понял, что его раскрыли. Однако реагировать мужчина, по видимому, не собирался. — Вы уже поговорили с гостем? — обратился лекарь к Моточике. — Ясуда-сан… — протянул Демон западных морей. — Я понимаю, что Вам привычнее почтительно обращаться к правителям, но может быть, обойдёмся без этого? Уважение не зависит от предписанных слов. — Во взгляде лекаря отражалась непреклонность, и пират отступил. — Ладно… Он представился как Акагава Мотоясу, — с этими словами он указал на Хамбэя. «Как я и думал, этот человек имеет на Тёсокабэ-куна влияние. Предположительно, Тёсокабэ-кун видит в нём кого-то вроде учителя или даже отца. Стоп! Так реакция не была уловкой!» Стратег закатил глаза, пытаясь смириться с тем фактом, что он не замечает импульсивных проявлений и ищет им логические причины. Так же было и с прогнозом на Масамунэ. Нечто подобное произошло в расчётах на Кодзюро. Самооценку удалось сохранить во всех случаях: Масамунэ оказался человеком, который делает и вообще не думает, Кодзюро — опасным диким зверем, а неправильное заключение по поведению Моточики было отнесено в категорию оправданной осторожности. — Про меня он знает, но раньше не видел — тут я ему верю, — брови Хамбэя дёрнулись, на мгновение отразив изумление, что не скрылось от Ясуды. — Об остальном я пока не спрашивал. Всё же я не верю, что попал он сюда с каким-то намерением. И вообще. Пусть он сначала поест! — закончил Моточика. Лекарь в открытую осмотрел стратега и кивнул: — Вы правы, я слишком жесток к этому молодому человеку. Сначала ему необходимо набраться сил, и не только поесть. Необходим свежий воздух — в комнате его не хватало. И Вам прогулка тоже пойдёт на пользу, господин. Предчувствие подсказывало Хамбэю, что допрос после обеда и прогулки будет долгим.***
Моточика решил поведать своим подчинённым, что человек, принесённый морем, всё-таки мужчина. Прокатился гул недоумения, но с новостью смирились быстро**. Мотоясу был удивлён лёгкостью принятия, и даже поинтересовался у Демона, почему его люди так просто восприняли такую весть, на что тот пообещал поведать причину позже. Это удивление было не первым с момента пробуждения альбиноса: сначала бурная реакция Моточики на почтительное обращение, потом обед, который требует отдельного описания… Ясуда покинул комнату, как только проверил, не принесли ли чего-то лишнего: он вообще бы посоветовал приготовить мисо-суп вместо риса, но знал, как тот готовят на Сюкоку — вреда от долгого переваривания риса было меньше. А Моточика остался, объяснив это тем, что смысла оставлять гостя нет, если потом его нужно сопроводить во время прогулки. Мотоясу был не в том положении, чтобы спорить. Пират уселся поудобнее и стал наблюдать, и как бы альбинос не поворачивался, всё равно было неуютно; наконец он не выдержал и сказал, что не может есть, когда на него смотрят, и Моточика перевёл внимание на что-то другое. Ничего не подозревающий Мотоясу спокойно поглощал рис, не обращая внимания на шуршание. Когда он закончил и согласно этикету поблагодарил за еду, на его голову опустилась ткань, лишая на время зрения. От неожиданности происходящего на альбиноса напала икота, что позабавило Моточику: тот, в прочем, заботливо похлопал страдальца по спине. Когда же Мотоясу осмотрел данную ему одежду, он еле сохранил почтительную интонацию — одежда была женской. После пары вопросов на тему «Что это такое?» и ответов, уверенность которых спадала с каждым разом, было принято совместное решение и найдено подходящее одеяние — в этом помогли любовь пирата к коллекционированию и его мнение насчёт китайской одежды. Тогда Мотоясу настроил себя на спокойное принятие подобных импульсивных выходок, но как показывало время, от удивления это не спасало. Однако прогулка проходила отлично: когда пересекали очередной порт, Моточика рассказывал про иноземцев и торговлю с ними, Мотоясу слушал в пол-уха, потому что считал, что ценной информации из этого разговора он не вынесет. Однако создавались прекрасные условия для продумывания своей истории, чем альбинос и занялся. Вернулись они, как стемнело: Ясуда уже заждался их. — Итак, откуда Вы, юноша? — спросил лекарь, когда они сели. Он внимательно смотрел на собеседника, стараясь не упустить ни одной детали. — Хоть Вы задаёте такой вопрос, но Вас больше интересует, служу ли я кому-нибудь и если «да», то кому… — парировал альбинос: сейчас он выбрал тактику, подразумевающую максимальную честность. — Я служил Тоётоми, но был прислан в качестве шпиона на территорию Мори. Внедрился в армию, но был раскрыт. А если хотите услышать про мою связь с Тоётоми: я был частично посвящён в план, потому что моей задачей было устранение Мори Мотонари, а служил под началом приближённого Хидэёши-самы, Такэнаки Хамбэя. Что сейчас случилось с верхушкой командования, не знаю. Хамбэй-сама должен был устранить Мори, если это не удастся мне. Казалось, Ясуда вообще не моргал, пока Мотоясу рассказывал про свою службу. После окончания рассказа он вздохнул — видимо, не нашёл признаков лжи, но всё ещё подозревал альбиноса. Лекарь задал ещё несколько уточняющих вопросов об армиях Тоётоми и Мори, однако и с их помощью не уличил молодого человека в лукавстве. Ещё раз вздохнув, он заключил: — Думаю, это положение дел реальное: если и поменяны какие-то детали, они не влияют на картину в целом. Я вижу свой долг в том, чтобы донести до Вас правду о Тоётоми, но боюсь, это хочет сделать мой господин. — Благодарю. Мне действительно важно знать, что стало с моим господином. И прошу прощения, рассказ Вашего господина меня устроит больше. В глазах Ясуды вспыхнул огонёк подозрения: — Позвольте узнать, почему Вам интересен рассказ именно моего господина? — Вы думаете, что я так смогу больше узнать? — улыбнулся Мотоясу. — Я понятия не имею, где был Моточика-доно в тот момент, когда меня раскрыл Мори Мотонари. Но я во время прогулки убедился, что это добрый человек, который при необходимости может поддержать. Ушёл лекарь ни с чем. А Моточика, поворчав по поводу излишней почтительности, поведал о том, в какую ситуацию попал клан Тоётоми и что случилось с его главой. Во время рассказа кровь Мотоясу леденела, но к такому он был готов.