***
Веселье было в самом разгаре, но всеобщее настроение с трудом достигало Моточики. Демон западных морей хоть и шутил, но мыслями был далеко от пира, а именно в комнате Мотоясу. Как там он? Не стало ли ему хуже? Справляется ли Ясуда-сан один? Вот о чём думал Моточика, пока смотрел, как развлекаются его подчинённые. Сам он почти не притронулся к еде — попробовал, чтобы успокоить крестьян, которые так старались, и предоставил всё своим ребятам — и сакэ пил в меру. Однако задумчивость мешала видеть, что сакэ всё время подливают, и понял это Демон западных морей только тогда, когда ощутил, что выпил куда больше, чем планировал. С этого пункта развалился и первоначальный план на вечер. Мысли о Мотоясу начали заворачивать совсем не в сторону беспокойства, когда в желудке Моточики оказался литр согревающей жидкости. Пьянел он, конечно, долго, и всегда хорошо контролировал ситуацию. К сожалению, это касалось только разума. В условиях лишения одной из физиологических потребностей — отчасти из-за плаваний, отчасти из-за влюблённости — тело решило напомнить о себе. И разум совсем не хотел мешать ему. Более того, он настойчиво предлагал различные образы, самым упоительным из которых был Мотясу, накинувший кимоно гейш на плечи и курящий кисэру; ярко алые губы подзывали лукавой улыбкой, и устоять от соблазна было почти невозможно. Моточика и сам удивлялся своей фантазии. Хотел переключиться на состояние Мотоясу, но вспомнил о белизне его кожи, которая выглядит такой гладкой и нежной. И эти фантазии заставляли проходить круги Ада снова и снова… Почти трезвый Бэкиноскэ, заметив нервозность «братана», подошёл и, подмигнув, заявил, что всё будет под контролем и что он за всем проследит. Моточика не стал отпираться. Хлопнув подчинённого по плечу, он громко заявил, что проведает, как там Мотоясу, и ушёл. А Бэкиноскэ принял пост и отказался от алкоголя на дальнейший вечер. У комнаты Моточика встретил засыпающего Ясуду — у него было много работы, да и возраст брал своё. Пират с сожалением потряс лекаря за плечо. Тот вздрогнул, открыл глаза и первым же делом сообщил о состоянии Мотоясу. Моточика выслушал и предложил ему отдохнуть, заверив, что без должного внимания альбинос не останется. А Ясуда был слишком уставшим, чтобы заподозрить что-то неладное в поведении господина: он согласился и отправился спать. Раздвинув тихонько сёдзи, чтобы не разбудить резко Мотоясу, если тот уже спит, Демон западных морей заглянул в комнату. — Ты ещё не спишь? Мотоясу безэмоционально смотрел в стену так, что был виден его профиль, и не замечал Моточику. Пират бесшумно подкрался к футону и обнял того, зарываясь носом в белоснежные волосы. Только тогда альбинос очнулся: — Мото... чика… Что ты?.. — С ума по тебе схожу. И не думаю, что смогу остановиться… — признался Демон западных морей и удивился, как легко это получилось. Моточика готовился к тому, что его оттолкнут, ударят и пошлют искать морского чёрта, но ничего из этого не произошло. Мотоясу сидел неподвижно, словно что-то решая, а потом развернулся и поцеловал его. «Хорошо, что ребята отдыхают, а Ясуду-сана пушечным выстрелом не добудишься…» — подумал Моточика, крепче прижимая к себе желанное тело.***
Как бы ни хотелось Хамбэю отдохнуть, предположение лекаря выбило у него эту возможность. Только сейчас, когда никуда не нужно спешить, появилось время для оценки своего состояния и своих желаний — раньше голова была занята только объединением Японии. Понимание своего настоящего отношения вводило в ступор. Теперь стратег ясно видел, что следовал за Хидэёши, потому что надеялся — несмотря на то, что говорил обратное — на то, что после объединения страны былые отношения восстановятся. Только сейчас от количества принесённых жертв: солдат ли, крестьянин ли — стыла кровь. И повторяющееся вновь и вновь предположение лекаря заставило задуматься, а правда ли он хочет швырнуть отрубленную голову Масамунэ в ноги Кодзюро, или это самовнушение: так нужно чувствовать? Чем больше Хамбэй понимал, тем стремительнее росло количество новых вопросов и тем глубже он уходил в себя. Представление о долге, наличие которых отрицал пленённый Правый Глаз Дракона, и желания настолько смешались, что понять, где кончается одно и начинается другое, было трудно: требовалось много времени, чтобы размотать этот клубок из принципов и усмотрений, а разбираться в себе стратег не привык. Поэтому, когда пришёл Моточика, Хамбэй подумал, что секс — отличный способ перестать думать о чувствах и забыться. Привычно уйти в составление планов было всё равно невозможно. Вот только партнёров у Хамбэя давно не было — виной тому болезнь и отсутствие времени, — и он опасался, что Моточика своим напором травмирует его. Однако на его удивление, пират хоть и был не совсем трезв и не сдержан по натуре, старался не навредить. На время и впрямь удалось отрешиться от пожирающих мыслей. Только шёпот, сбивчивое дыхание и собственные подавляемые стоны. Проснулся Хамбэй рано, только первый луч солнца коснулся горизонта. Мысли сплетались, путались, а к такому беспорядку стратег не привык; вдобавок катастрофически не хватало свежего воздуха. Решив, что небольшая прогулка поможет восстановить способность последовательно мыслить, а созерцание волн, ударяющихся о берег, успокоит мятежную душу, он попытался встать. Рука, лежавшая поперёк живота, напряглась. За спиной зашевелились, что-то недовольно бурча. Хамбэй прикрыл глаза: говорить сейчас ему не хотелось, а придётся. — Что случилось? — сонный голос, дыхание в макушку. — Прости, захотелось прогуляться… — Моточика убрал руку, и Хамбэй выскользнул из-под одеяла, потянувшись к одежде. — Мне казалось, что спать ты к себе ушёл… — Обсудим это через час другой. А пока подойди к Ясуде-сану, он тоже встаёт с первыми лучами солнца, — пират завернулся в одеяло так, что видно было только спутанные волосы — один клок забавно оттопыривал и напоминал собачье ухо, — и тут же уснул. Понимая, чем грозит своеволие, а тем более, если об этом прознает лекарь, Хамбэй тихо покинул комнату и направился к этому пожилому мужчине. Ещё вчера во время разговора стратег пытался сопоставить данные, чтобы понять, кто этот человек, в какой провинции родился, под чьим началом служил. Но из информации было только то, что Ясуда около тридцати лет скитался по Японии и помогал нуждающимся в лечении, а также его возраст попадал в промежуток от шестидесяти до семидесяти лет. Достоверной информации было мало, да и с уверенностью назвать имеющееся неопровержимыми фактами было нельзя. Может, Хамбэй и продвинулся в своих рассуждениях дальше, если бы предположение лекаря не сбили его с толку. Теперь он полностью ушёл в осознание собственных чувств, раз ничто не помогло избавиться от этого. Вот и знакомые сёдзи — только они были расписаны во всём замке, и это наталкивало на мысль, что Ясуда умел не только лечить. Извинившись за вторжение и получив разрешение, стратег прошёл в комнату. — Если Вас что-то беспокоит, не нужно ждать до утра. С подозрением на такую болезнь любое изменение Вашего состояния требует внимания. Как и говорил Моточика, лекарь не спал. Он сидел у окна, уже готовый к выходу, и наслаждался чаем. Поспешив успокоить и пролить свет на настоящую причину прихода, стратег улыбнулся и ответил: — Никаких изменений не было, и по такому пустяку я бы не стал Вас беспокоить так рано, если бы не знал, что в это время Вы уже не спите. Помня вчерашний совет следить за здоровьем, я задался вопросом: можно ли в моём состоянии выходить на прогулку вдоль моря или же прохладный воздух пойдёт во вред? Ясуда сделал новый глоток, не торопясь с ответом. — Я восхищён таким изящным способом просить сопровождения, но всё же почему Вы хотите выйти на прогулку так рано? — скорее полюбопытствовал лекарь. — Вчера не удалось обдумать всё, не удалось расставить по местам, — говорил Хамбэй, зная, что собеседник понимает, о чём идёт речь. — А когда я смотрел на море во время плавания, меня окутывало чувство спокойствия. Потому я решил, что созерцание волн в первых лучах солнца успокоит мой разум и поможет ответить на вопросы. Откровенность приятно удивила Ясуду. Он даже отложил свой чай, чтобы немедленно отправиться сопровождать альбиноса. Хамбэя это вполне устраивало. Он покинул комнату первым, но оглянулся и зацепился взглядом за свиток с рисунком; в следующее мгновение сёдзи захлопнулись. Отметив, что про рисунок стоит спросить, стратег подключился к заведённому Ясудой разговору, который продолжался до пирса — там лекарь отошёл на некоторое расстояние, давая Хамбэю иллюзию одиночества, необходимую для размышлений. Вид моря действительно успокаивал. Стратег неспешно шёл к краю пирса, распутывая мысли. Вопросы с каждым разом становились сложнее. Хотел ли он помочь Хидэёши объединить Японию? Определённо, да! Хамбэй не просто хотел помочь объединить страну, он желал видеть, как его господин правит этой страной. В этом желании сочетались долг самурая и дружеская благосклонность; сама дружба была стёрта статусами и представлениями Хидэёши о силе, но её отголоски встречались в разговорах один на один, хоть они были и о деле. Видел ли он идеальную страну так же, как и его господин? Скорее всего, нет. Для Хидэёши сила равнялась стойкости, твёрдости, мужественности, физическим возможностям и… отсутствию слабостей. И в Японии должны были остаться только такие люди. Пока болезнь не мешала стратегу составлять планы и драться, он был силён и нужен, в противном случае рано или поздно от него бы избавились. Так же, как от Нэнэ. Хамбэй же видел силу во многих людях и сводил её понимание к полезности. Ловкий станет лазутчиком, крепкий пойдёт в арьергард, умный будет планировать, а выносливый — строить. Применение стратег находил почти для каждого, а когда один человек выделялся несколькими качествами, он и вовсе был рад. Так особого отношения удостоился Мицунари, единственный, на кого Хамбэй сейчас может полагаться по возвращению. Так чего же он хотел добиться, говоря, что мечта его господина принадлежит и ему? На этот вопрос точного ответа не было. Возможно, стратег хотел постепенно изменить мнение Хидэёши, расширить круг людей, которых можно считать сильными. Одно Хамбэй знал точно — он лелеял возвращение прежнего времени, надеялся, что друга можно вернуть. Однако не мог позволить признаться в этом даже себе: логика вставала поперёк вере и заставляла останавливать бродягу из клана Маэда; хотя теперь были сомнения в её единственном причастии, ведь Кодзюро сумел дозваться до гордости. Всё дело в зависти и гордости?.. Размышления о причинах своих действий наткнулись на непреодолимую стену вопроса и сменились на рассуждения о более насущном. Что делать? Воссоединиться с Мицунари? Если так, то как до него добраться и что делать с Тёсокабэ? Убить его было бы грубо, а не убить — глупо. Взбешённый демон мог принести проблем ещё больше, чем Датэ, у которого забрали Правый Глаз, а разочарование непременно охватит Моточику, как только тот узнает об истинных планах своего недавнего любовника. И как пробраться через половину страны, не наткнувшись на людей, которые тебя знают? «На этот вопрос может ответить только… Ясуда…» Хамбэй и сам удивился, как не понял этого раньше: скитаться по Японии тридцать лет и не быть узнанным невозможно. Если история со сменой имён — правда, то лекарь мог называться и старым именем, если проходил старую деревню. Но как можно не узнать лицо бывшего самурая? Такой умный человек должен быть в армии на хорошем счету, а стало быть, и враги должны его знать… Начавшую проступать догадку прервал тёмный силуэт, появившийся на периферии зрения. Хамбэй повернул голову, и удивление выбило из его лёгких воздух. Знакомый силуэт махнул рукой и скрылся. «Ситуация хуже некуда, но в хаосе может обнаружиться и выход…» Поймав взгляд Ясуды и кивнув в сторону, где только что скрылся человек, стратег двинулся к берегу. — Что случилось? Этот вопрос напомнил Хамбэю о Моточике — не известно, как лекарю удалось в точности повторить слова своего господина в ситуации, когда спросить можно было множеством способов. Это выбило на секунду из колеи, но, взяв себя в руки, он ответил как можно короче и точнее: — Мацунага Хисахидэ. Полагаю, меня узнал. Думаю, стоит поговорить с ним. У Вас получится держаться на расстоянии и не выдавать себя? — Плохо дело — этот человек без поддержки не ходит, — Ясуда, потирая подбородок, обдумывал, как поступить. — Держать вас обоих в зоне видимости буду, но слышать разговор вряд ли. Постарайтесь узнать как можно больше. Стратег и без напутствия знал, что делать. Он пошёл туда, где скрылся Противник Эпохи Сэнгоку; держа расстояние в пять метров, Ясуда двинулся за ним, но, как только заметил свернувший за угол тёмный силуэт, сменил маршрут и под предлогом осмотра попросился в дом. Оценив обзор, который открывался из окна того дома, Хамбэй отметил для себя местность, в которой нужно будет удержать Мацунагу. Вдохнув поглубже, он занял центр этой площадки, встав полубоком к окну. — Какая неожиданная встреча, — Мацунага подошёл ближе, но в зону, осматриваемую из того дома, где сейчас находится Ясуда, заходить не стал. — Всё же слухи — полезная вещь. Не находите, господин-стратег? — Очень полезная, если не быть их объектом, — съязвил Хамбэй, хотя и считал, что слухи о себе тоже можно использовать. — К сожалению, времени в этот раз у меня не так много, а потому перейдём к делу. В прошлом нам уже приходилось сотрудничать, и думаю, сейчас наш небольшой союз тоже даст плоды, и… Подобные разглагольствования Хамбэю были не интересны, поэтому он перебил: — Думаете угрожать мне разглашением информации о моём настоящем имени? Или хотите взять меня в заложники, чтобы обменять? Противник Эпохи Сэнгоку усмехнулся и посмотрел как-то снисходительно. — Не думал, что Вы склонны к поспешности. А ведь я как раз переходил к условиям нашего сотрудничества: если Вам удастся достать нужную мне вещь и принести её через две недели, скажем, на главную площадь, то я помогу добраться до оставшихся из клана Тоётоми. По-моему, бесполезно угрожать тому, кто и так почти умер. А такая сделка выглядит более перспективной, не так ли? Предложение, и правда, было заманчивым. Настолько, что стратег даже не мог представить себе такую возможность; Мацунага Хисахидэ действительно подготовился к этой встрече и знал, что Хамбэю сейчас важнее. — И что же на этот раз Вам нужно? — не показывая замешательства, спрашивает альбинос. — Рад, что Вы решили рассмотреть моё предложение. На сей раз это китайский клинок, о котором Вам сможет рассказать тот человек, который сопровождал Вас. Похоже, Вы с ним неплохо ладите, — от этих слов Хамбэй напрягся, а Противник Эпохи Сэнгоку между тем продолжал: — Хоть я и говорил, что угрожать Вам бесполезно, но всё же могу раскрыть Вас, чтобы поднять шум. Стоит ли привлечь к этому нашего общего знакомого — Правого Глаза Дракона? Думаю, Катакура привык держать своё слово, а потому интересно, что же он решит… — Не отправится же Катакура-кун через полстраны, чтобы только убить меня из-за обещания? — усмехнулся стратег. — Как знать? — Мацунага посмотрел в небо, но альбинос с него глаз не сводил. — В армии Датэ все люди отличаются стремительностью, а их действия не всегда можно понять логикой. Правый Глаз Дракона не исключение. В прочем, он всё же спокойнее и осторожнее остальных, поэтому и интересно, что же будет, — он ухмыльнулся и отошёл на шаг назад. — Что-то я заговорился. Условия обговорены, а потому мне остаётся только ждать назначенного дня. Удачи, господин-стратег. Противник Эпохи Сэнгоку удалялся, не боясь, что на него нападут со спины. Краем глаза Хамбэй успел заметить мелькнувшую на крыше тень: были сомнения по поводу её принадлежности, так как та появилась всего на мгновенье. Наблюдать за Мацунагой было уже бессмысленно — тот скрылся из виду, — а потому стратег перевёл взгляд на окна дома. — И всё-таки… — голос раздался из-за спины, что заставило Хамбэя отскочить и развернуться. Ясуда доброжелательно улыбался, пока договаривал: — Добрался только к концу разговора. Но хорошо, что этот неприятный человек словоохотлив. — Как Вы..? — не мог отойти от шока альбинос. — Некоторые дома связаны подземными путями, которые строились специально, чтобы укрывать людей от разрушающих ветров. Часть их я знаю, вот и воспользовался, — объяснил лекарь. — Но перейдём к делу… Мне не совсем понятна угроза, но это сейчас не так важно. Важно то, что Мацунага знал о нашей беседе у пирса. В прочем, и сейчас не стоит расслабляться, хоть шиноби покинул свой наблюдательный пункт — вернёмся для начала в замок. Ясуда, не дожидаясь реакции альбиноса, развернулся и зашагал обратно. Хамбэю, находящемуся в растерянности, ничего не оставалось, кроме как принять тот факт, что первый ход уже сделан.