***
К вечеру Хамбэй понимал всю тяжесть работы информаторов. За всё время стратег выяснил только то, что Ясуда очень требовательный и жёсткий, но вместе с тем добрый человек, за что его все и уважают; он высоко ценит человеческую жизнь и приходит на помощь в самый трудный момент, с ним трудно выстроить дружеские отношения, но если удастся получить его доверие, то только серьёзный проступок может испортить всё. В общем, ничего нового выяснить не удалось. Засыпая на очередной забавной истории, которая связывала Хикодзи и Хиятаро с Ясудой, Хамбэй чуть не пропустил звук приближающихся шагов. Вскоре сёдзи раздвинулись, и показался усталый, но довольный Моточика. «Никогда бы не подумал, что буду настолько рад тебя видеть…» — Хикодзи, Хиятаро, можете возвращаться по домам! Крепость закончена, мы даже немного проплыли на ней, так что будем считать, что вы получили сполна. Обиженные возгласы были недолгими — знали, что заслужили. Комнату они покидали медленно, переговариваясь насчёт завтрашнего дня и обговаривая возможность отправиться на рыбалку: похоже, вновь пересказанная легенда вновь зажгла желание выманить и поймать этого тунца. Прикрыв за ними сёдзи, Моточика сел рядом с Хамбэем и обнял его. — Погоди, завтра… — хотел возразить стратег, но его перебили. — Знаю, ты идёшь вместе с Ясудой-саном. Поздравляю, — тут пират чуть отпрянул и посмотрел альбиносу в глаза. — Погоди, да-к ты не знал? Оставалось только гадать, как он это понял: возможно, тело непроизвольно напряглось, а может быть, даже чуть дёрнулось, что ушло из внимания Хамбэя. Но на этот случай был припасён ответ: — Да, мне он сказал, что подумает. Спрашивать что-то ещё Моточика не стал и, обняв с прежней силой, прижался щекой к виску стратега. Так пират пытался понять его чувства. — Я просто посижу так. Не против? — осведомился Демон западных морей. Ответа не последовало. Но не было и сопротивления, поэтому всё осталось так до того, пока Моточика не решил, что для Хамбэя на сегодня хватит. Пират ушёл к себе, а неожиданно почувствовавший усталость стратег даже не стал предполагать, что именно планирует Ясуда и почему Демон западных морей ведёт себя так, — просто приготовился ко сну и отключился, только голова коснулась подушки. Рано утром Хамбэя разбудил лекарь ворчанием, что он предупреждал, чтобы стратег был готов ко всему. Сославшись на то, что условие было слишком размытым, альбинос быстро собрался, чтобы всё же не заставлять ждать ещё дольше. Предстоял сложный день. Хамбэй и не надеялся, что подсказки будут заметными. К тому же он готовился и к ложным обсуждениям, которые заведёт Ясуда в самых неожиданных местах; осторожность этого человека, казалось, переходила все границы, но сейчас стратег поддерживал её, считая, что и сам бы провёл нечто подобное в состязании с Мацунагой. Но всё же было тяжело постоянно вслушиваться в слова, стараясь понять, относятся ли они к предстоящему обмену или просто сказаны для поддержания беседы. А когда Хамбэй уловил намёк, тот и вовсе ему показался слишком явным: — Знаете, как по проявлениям можно отличить настоящую болезнь от вызванной самостоятельно? Настоящая болезнь не ограничивается одним проявлением, тогда как вызванная затрагивает только какую-то часть тела. Так что если у ребёнка незначительно повышается температура тела, а горло и нос здоровы, то следует поговорить с ним о том, чего он не хочет делать. Сможете? И хоть это наставление было высказано сразу после осмотра девочки пяти лет, когда оба вышли из комнаты и успокоили мать, сказав, что всё в порядке, стратег всё равно беспокоился. Ясуда это ощущал, но не реагировал, делая вид, что не замечает. Понимая, что бы тот сейчас сказал, Хамбэй постарался успокоиться и взять себя в руки, чтобы не вызывать подозрения своим поведением, — когда знаешь, в чём заключается смысл, кажется, будто и остальные это понимают, но лишь поведение выдаёт заговорщиков; на этом он сам вычислял лжецов. «Значит, поддельный клинок тоже будет. Но нужно дать понять, что к Мацунаге лучше подходить с подлинным клинком». — Думаю, я действительно смогу, но профессионалу виднее, — лёгкий акцент на последней части. — Может, для начала Вы мне покажете пример, чтобы я не оказался слишком грубым и нетактичным? — стратег стал ждать, надеясь, что он не ошибся и понял всё правильно. Реакция лекаря показала, что он не ошибся — тот явно оценивал ситуацию. — Пожалуй, Вы правы. Что ж, посмотрите, как вести такого рода беседу. А если захотите, можете подключиться, — улыбка, значит, к делу это уже не относится. Пока всё шло гладко, но Хамбэй беспокоился, что, если Ясуда и дальше продолжит быть серьёзным, когда говорит об обмене, и улыбаться, когда обсуждение заканчивается, это станет заметным. Лекарь, по видимости, думал о том же: на время, когда шли к следующему больному, он словно бы выпал из пространства. Заметив это, стратег стал подозревать, что скоро начнутся провокационные выпады, на которые ему придётся и реагировать, и нет. Осторожность могла привести к путанице… Пару раз Хамбэй ошибся, но его просто заставили выполнять работу. Он даже начинал думать, что его используют. Но были случаи, когда стратег терялся, правильно ли он понял информацию, заключённую в словах, или нет, как при осмотре подростка с вывихом. — Может быть, Вы тоже поучаствуете? — злился Хамбэй, ощущавший, что на него скинули ответственность, которую он не должен был нести. Ясуда ответил не сразу: он вёл милую беседу с хозяйкой и пил приготовленный специально для него чай. Глоток за глотком, осушая чашку, лекарь делал вид, что не замечал ничего вокруг. Наконец, допив чай, он заговорил: — Мне нравится быть просто наблюдателем, и я не собираюсь вмешиваться. — Даже если у меня не будет получаться? — глаз стратега начал дёргаться, а непонимание, ведёт ли к делу на этот раз улыбчивый лекарь, способствовало изменению интонации голоса. — Всё же тут вывих… — Именно. Вывих не перелом, справитесь. Однако Ясуда отправил женщину за очередной чашкой чая и продолжил говорить, не меняя тона: — Ко всему прочему, наблюдатель — очень ответственная роль. Я всё-таки смотрю, что и как у Вас получается, и окажись Вы в растерянности, немедленно приду Вам на помощь. А также я отвлекаю внимание посторонних на себя или даже увожу их, чтобы они Вам не мешали. Выслушав, Хамбэй вправил конечность; подросток всхлипнул, но это была вся реакция, и благодаря тому, что Ясуда отвлёк женщину, бессмысленного шума удалось избежать. Стратег стал накладывать повязку. — А Вы быстро учитесь! — похвалил лекарь, смотря на то, как ложится ткань. Ложные обсуждения тоже сводили с толку: казалось, что и в них может скрываться крупица настоящего договора. На пирсе, скрывая голос за шумом волн, они решили, что Мацунаге ни в коем случае нельзя показывать настоящий клинок и Хамбэй подойдёт с поддельным; в доме, где жили слабо слышащие старики, — обсудили местность и выбрали позиции; а на широкой улице Ясуда предложил стратегу замаскироваться, чтобы выиграть время. Чем больше информации поступало, тем меньше альбинос понимал, о чём они договариваются. Его беспокоила мысль, что в итоге лекарь сделает по-своему, а сейчас просто ставит перед фактом, а не обсуждает. Но при этом Хамбэй понимал, что какую-то информацию враг должен знать и это должно подтвердиться, чтобы у него не возникло подозрений. К концу первого дня в роли помощника лекаря стратег вымотался. Раньше не приходилось искать потаённый смысл в каждом слове с утра до вечера, но это было не самым худшим. Хамбэй привык искать смысл во всех словах. Он слушал забавные истории Моточики и в каждой видел предостережение для себя, хотя пират всего лишь пытался развеселить его. — Ты устал настолько, что даже такие истории тебя утомляют? — наконец заметил Демон западных морей. — Хорошо, донимать словами больше не буду, — он приблизился к стратегу и поцеловал того в шею; на попытку альбиноса отстраниться ответил: — Завтра Ясуда-сан рано не поднимет. А чем раньше ты перестанешь думать, тем быстрее уснёшь — у тебя ж переносица не разглаживается! — встречный недоверчивый взгляд был истолкован верно. — Ладно-ладно! Я уйду сразу к себе. Хамбэй предпочёл бы, чтобы это «сразу» было прямо сейчас, но тут Моточика понял по-своему, а объясняться как-то не хотелось. Сигналы взглядов пират или не замечал, или игнорировал, кроме последнего — удивления, — когда стратег понял, что одежды нет только на нём. — А ты думал, что я за счёт твоего состояния буду удовлетворять себя? Я, конечно, Демон, но не в этом случае, так что можешь расслабиться. Следующее, что удивило Хамбэя, — после всего Моточика ещё и помог ему одеться. Он уже не знал, как реагировать, что говорить и говорить ли, и тут взволнованность возросла ещё: пират вдруг поцеловал в лоб и ушёл, пожелав хороших снов. В этот момент старый шаблон дал трещину. Старые ощущения пробудились, напоминая стратегу о немногих счастливых моментах детства. Однако мысль, что его возможно любить, пока не встраивалась в картину мира Хамбэя, ей находились оправдания. Но несмотря на обилие мыслей, уснул стратег быстро. Впервые за последние годы ему приснилось что-то успокаивающее, но Хамбэй был немало удивлён сюжетом сна и, осознав, что такое ему не свойственно, он резко подскочил. — Похоже, ты вчера очень сильно устал. А я поесть принёс! Подобное уже стало привычным: Моточика сидел неподалёку и трепал перья попугаю, который успел заиграться и щипал руку. Когда Хамбэй недовольно посмотрел на нарушителя покоя, пират засмеялся. — Прости, это не в тебе дело. Просто увидев, как спокойно ты спишь, даже Ясуда-сан смиренно отступил, хотя будит обычно безжалостно, — объяснил Моточика. Не поверив, что это вся правда, стратег привёл в порядок свои спутанные волосы: те как обычно сохраняли свой вид, поэтому пара локонов торчали ушами. Альбинос считал, что такое уже может быть причиной смеха Моточики. Такая причёска вкупе с влажными от сна глазами придавали виду забавное содержание. — А где сейчас Ясуда-сан? — перешёл сразу к делу Хамбэй. — Не волнуйся, сегодня он работает здесь, у себя в комнате, — успокоил пират. — Ты можешь ещё отдохнуть, если хочешь. Это было против правил стратега. Поэтому он поднялся, выгнал недовольным взглядом Моточику и принялся одеваться, попутно думая, что на этот раз скажет лекарь, и коря себя за то, что в Осаке привык к покою — в комнату его без разрешения не входили. Раньше Хамбэя поднимала с утра болезнь. Теперь, когда она то ли притихла, то ли исчезла, он просыпался, когда восстанавливал силы. И чтобы не перескакивать на размышление о том, что будет, если болезнь вернётся — если уже не вернулась — или проснётся заново, стратег покинул комнату. Ясуда его уже ждал. Он протянул Хамбэю глубокую миску и указал следовать за ним. Недовольства лекарь старался не показывать, но хмурая молчаливость и спешка выдавали — похоже, не разбудил он из-за слов своего господина, а не из-за собственного представления на этот счёт. — Сегодня лекарства, — коротко осведомил Ясуда и заставил толочь какие-то травы. Стратег всё ждал, когда лекарь скажет хоть что-то, но тот молчал, иногда поправляя его действия. И Хамбэй гадал, что означает такое поведение: сдерживание гнева из-за непунктуальности помощника, заботу о его здоровье — может, Ясуда и был недоволен задержкой, но понимал, что стратег вымотался так из-за размышлений над каждым словом в течение дня — или буквальное следование своим словам, и остаётся понять «здесь» значит в этой комнате или во всём замке. Молчание продолжалось до конца работы, и Хамбэй так и не узнал, что за лекарство готовит. Однако когда он собирался уже уходить, лекарь вдруг спросил: — Что же Вам снилось, раз Вы так крепко спали? Слушать, что означает его сон, стратегу не хотелось, и к тому же он ещё не понимал, как Ясуда приходит к умозаключениям в таких случаях. Поэтому, сославшись на то, что сон в памяти не засел, но был очень мирным и светлым, а это для него редкий случай, Хамбэй поспешил удалиться. Ещё весь день был впереди, и стратег чувствовал себя напряжённым. Если Ясуда его отпустил, значит, оставшееся время придётся провести с Моточикой, а это в свою очередь сводилось к возникновению новых или давно забытых старых чувств, которые были тем и нежелательны, что стратег их не понимал. Каждый раз у Хамбэя появлялись противоречивые желания: закрыться и пресечь все действия, вызывающие непонятные чувства, и наоборот — дождаться нового действия и прочувствовать ещё раз, чтобы понять, что это такое. Сейчас же он даже не понимал, приятны ли все эти чувства и как они называются.***
— Что? Моточика знал, что предложение может быть отвергнуто, но к недоумению не был готов. Поэтому прежде, чем повторить сказанное, он бессознательно копировал выражение лица Мотоясу и осознавал суть вопроса. — Я подумал, что ты совсем не умеешь отдыхать. А ещё ты не был на провожающем пиру. Поэтому я предлагаю пойти со всеми в онсэн… Делая паузы, пират проверял реакцию альбиноса — тот, судя по лёгкому прищуру глаз, искал какой-нибудь подвох в предложении. И Моточика начинал уже рассматривать вариант, как бы надавить на совесть Мотоясу, чтобы тот согласился; он верил, что такой отдых пойдёт только на пользу. — Не знал, что на Сюкоку есть горячие источники, — признался альбинос. — Долго я, наверное, не продержусь, но было бы грубым второй раз отрываться от компании. У Демона западных морей появилось чувство, что Мотоясу согласился из-за отсутствия выбора, и на мгновение он ощутил смущение и неловкость. Однако, сказав себе, что альбинос сначала будет недоволен, а потом, как и во время плавания, начнёт радоваться происходящему, — и, по видимости, забыв, от чего тот весь обратный путь и ещё несколько часов отлёживался в каюте, — Моточика вернул своё душевное равновесие и увлёк того за собой. Вот только забывать, какой чувствительный к смене среды Мотоясу, не стоило… Сначала альбинос сидел в стороне, пока пираты растягивались по воде, отмечая, как же она тело смягчает. Потом им надоело смотреть, как «скучает в одиночестве» Мотоясу, и они стали звать его. После слов «да будет тебе там, иди к нам» тот всё-таки сдался, но плюхаться в воду, как все, не собирался; спокойно подойдя к Моточике, он сел на край и медленно — как был, в полотенце — опустился в воду, давая телу время привыкнуть к температуре воды. Кто-то проворчал, что стесняться здесь нечего, но Мотоясу проигнорировал это. Моточика, хоть и понимал, что из всей компании, для альбиноса казался надёжнее он, обрадовался тому, что тот сел рядом. Чуть позже Ибэ, ссылаясь на то, что здесь «как-то тухло стало», предложил соревнование на выдержку, втянув в него и Мотоясу. — Стоп! Тебе точно не станет плохо? — опомнился наконец Демон западных морей. — Он же не девчонка! — встрял Ибэ. — Только у изнеженных дам сознание теряется от долгого пребывания в онсэн. Скажи, Мотоясу! Похоже, сравнение с женщиной что-то перещёлкнуло в мозгу альбиноса, и тот, не взирая на возможную опасность, согласился участвовать. Моточика разумно остался в стороне, чтобы наблюдать за состоянием соревнующихся, но смотрел только на Мотоясу. К сожалению, внешних признаков того, что ему тяжело, тот не подавал и просидел дольше всех. Но Демон западных морей всё же вылил на победителя холодную воду, думая, что это поможет избежать возможной потери сознания. Сознание Мотоясу не потерял. Он и возвращался, коротко отвечая на вопросы пиратов. Но щёки его долгое время алели, и Моточика заподозрил, что последствий избежать не удалось. С видом провинившегося ребёнка, правитель Сюкоку объяснял лекарю, в чём дело. — Он точно сам согласился участвовать в том глупом соревновании? — недоверчиво спрашивал Ясуда, скрестив руки на груди и крепко сжимая локтевую часть. — Думаю, его всё же спровоцировали… Моточика пытался не говорить лишнего и только отвечал. Если же Мотоясу был похож на море, то Ясуда — на океан, и его эмоции, особенно гнев, были куда страшнее. А причина злиться сейчас у него была веская: прибавился больной, за которым следует неотрывно присматривать, да к тому же это его помощник. Пока лекарь прекрасно держал себя в руках: задавал вопросы обычным тоном, контролировал мимику… Но поза уже выдавала эмоции. — Здесь я виноват… — А Вы молчите, — тут же отреагировал на слабый голос Ясуда. — Даже и не думайте напрягаться следующие трое суток. Это в лучшем случае. Я же предупредил, что сейчас у Вас особенно слабая переносимость изменений. Альбинос больше не пытался заговорить. Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, лекарь обратился к своему господину: — Я не могу всё время находиться здесь, а хотя бы первые сутки нужен постоянный присмотр и уход. Вы сможете сбивать жар и давать в определённое время лекарства или найти того, кто будет это делать вместо Вас? — Моточика кивнул. — Хорошо. Тогда я сейчас приготовлю всё необходимое. Как только Ясуда покинул комнату, пират подошёл к альбиносу и сел рядом, положив ладонь тому на лоб. — Эй… — позвал он тихо, и глаза страдающего приоткрылись. — Ты же согласился участвовать совсем не потому, что тебя сравнили с женщиной? Это из-за того, что намекнули на твою слабость, да? У Тоётоми не живут слабые. — Ты прав… Ты совершенно прав… — Мотоясу закрыл глаза и погрузился в сон. Как и опасался Ясуда, жар держался трое суток и пришлось оставить больного ещё на два дня. Моточика почти не отходил от Мотоясу: покидал комнату только, если надо было что-то принести или чтобы отдать приказ. И хоть через три дня альбиносу стало значительно лучше, Демон западных морей всё равно оставался с ним. На пятые сутки Мотоясу чувствовал себя полностью здоровым и готовился отправиться вместе с Ясудой, но тот наотрез отказался его брать, сказав, что те, кто пренебрегает своим здоровьем, не могут лечить других. — На самом деле он беспокоится о твоём состоянии, — успокаивал Моточика. — И он прав — тебе нужно больше думать о себе. — Считаешь? — спросил альбинос и задумался. Демон западных морей оказался прав: на следующий день Ясуда пришёл проведать Мотоясу и после осмотра и вопросов о состоянии сказал, что тот может помогать как и прежде. Походы по домам крестьян возобновились. Тем временем Моточика готовился к празднованию, выбирая, какие редкие предметы выставить на продажу.