вокруг искусственные лица, всё подделка, и даже если хочешь утопиться - всюду мелко.
По помещению раздаётся звук звонкой пощёчины. Голова омеги откидываются в противоположную сторону от ударившей руки. Все вокруг кружится. Из глаз брызжут соленые слёзы. Так продолжается уже месяц. — Почему ты не можешь ударить в ответ, ничтожество, ты ни на что не способное существо, даже не человек! — Хуан кричит, неистово. Этот омега, должен был стать его оружием, а он даже не умеет управлять своим телом. Каждый день они приходят в зал, где альфа ждёт хоть каких-то действий со стороны омеги, но ничего. Так продолжается месяц. Его люди ищут семью этого сукиного сына, Чон Бэкхёна, но они будто провалились под землю, но и оттуда он их достанет. Хуан просыпается и засыпает с мыслью умыться в крови его сыновей. Сначала он думал о своих, но, смотря на не по годам серьёзного и самостоятельного Намджуна, на Тэхена, который постоянно был с няньками и не доставал отца, решил, что его дети не нуждаются в нем, а он сам нуждается в мести. Да так, что с каждым днём становится труднее дышать. Он убил достаточно людей клана Чон, провёл показательные убийства на главных улицах Миртиса, получил предупреждение международного союза государств - проигнорировал. Но каждое утро его начинается с почти наполовину выкуренной пачки сигарет, крепкого кофе и видео с телефона Виена. Каждый раз, в момент, когда омега на экране шепчет «пожалуйста», альфа поглаживает большим пальцем экран и произносит «прости», тонущее в их огромной пустой холодной безжизненной спальне. Жилистая рука альфы с синим перстнем на среднем пальце, означающее господство клана на побережье, сжимается вокруг тоненькой шеи ребёнка, глаза Чимина расширяются, губы приоткрываются словно он выброшенная на берег рыба, худенькие ручонки цепляются за пальцы, пытаясь отодрать от горла, с каждой секундой Ким чувствует, как маленький омега под ним все слабее и слабее трепыхается, а внутри расплывается удовлетворение, такое сладкое, желанное, тёплое... — Хуан! — в проёме двери появляется Джин, он в мгновение ока оказывается около альфы и отдергивает его руку, шокирующе смотря на тело омежки, потом страх сменяется облегчением, Чимин резко вдохнул и перевернулся на бок, кашляя и держась рукой за горло, — ты что творишь?! — Я устал ждать, — стеклянными глазами смотрит Хуан на друга, — когда я могу им пользоваться, как оружием... — Он ребёнок, Хуан! Ты его избиваешь, душишь, не кормишь, скоро ты его убьешь! Он ни в чем не виноват! Он не виноват, что не знает как управлять своим телом! — они стоят на коленях, Джин схватил главу за воротник рубашки и пытается вытрясти из него всю дурь. — Пусть умирает, раз он ни на что негодный кусок дерьма, — выплевывает Хуан, с неприязнью отдирает руки Сокджина и поднимается на ноги, альфа направляется к выходу, — ещё раз ты будешь себя вести и разговаривать со мной в таком тоне, я не посмотрю на наше многолетнее сотрудничество, убью тебя, не моргнув и глазом, — бросает, не поворачиваясь. Ким открывает дверь и натыкается на серьезный взгляд Намджуна, сын стоит прямо напротив, его руки сжимаются в кулаки и разжимаются. — Намджун, иди в комнату, — тихо говорит отец, засовывая руки в карманы брюк, в его голосе можно услышать нотки раздражительности, ему не нравится, что сын все видел и слышал, произошедшее за дверью. Старший и младший Ким ведут какую-то невидимую борьбу взглядом. Хуан начинает нервничать. — Да, отец, — ровно произносит Джун, разворачивается на пятках и идёт в комнату. Тем временем, Джин оборачивается на Чимина, он все также лежит на боку, спиной к альфе. Сокджин мягко за плечо поворачивает его на спину, видит красное заплаканное лицо, кровь, вытекающую из раны на основании шеи, она не может зажить уже месяц, ведь каждый раз Хуан ее задевает, и слышит тихое всхлипывание, вырывающееся сквозь сжатые пухлые губы. — Как ты? — наиглупейший вопрос, который мог задать Джин, он сам мысленно даёт себе по лбу, помогает Чимину принять сидячее положение, в кармане пиджака находится белая шелковая салфетка, аккуратно собирающая слёзы ребёнка, они сидят молча минут десять, тишину прерывает лишь прерывистое дыхание маленького омеги, Сокджин садится прямо на пол, вытягивает ноги, тянет Чимина так, чтобы он оказался у него на коленях, прижимает и поглаживает серебряные волосы, — надеюсь, когда-нибудь ты нас простишь. Прости, что отняли у тебя детство, родителей, счастье, шанс. Ты пойми, что Хуан раздавлен своим горем, у него в голове красным мигает «убить». Пожалуйста, прости нас, я знаю, что мы не заслуживаем этого, но ты попытайся. Я верю, что ты вырастешь хорошим человеком, несмотря ни на что, в твоём сердце так много тепла и света, не позволяй ненависти Хуана стать твоим двигателем, смотри на Тэхена, он такой счастливый и беззаботный, в нем тоже также много света, как и в тебе, но почему то он не может отогреть своего отца. Знаешь, тебе нужно всего лишь использовать своё оружие, свою руку, и тогда он перестанет измываться над тобой. Сокджин не заметил как его тело начало покачиваться в такт словам, а рука успокаивающе поглаживать голову омежки. Позже он понял, что Чимин уснул, а носик его хватает резко воздух - последствия от долгого плача. Альфа поднимается, пытаясь не разбудить, берет на руки хрупкое тельце и несёт на второй этаж, где Чимину выделили комнату, рядом с Намджуном. Кровь на шее подсыхает и неприятно тянет кожу, но будить не хочется, ведь сон единственный спаситель, единственная защита омеги от реального мира. Джин укладывает Чимина на постель, укрыв одеялом, выходит из комнаты и сталкивается с Джуном, тот смотрит на альфу серьезно и сердито. — Эй, ты чего тут стоишь? — выдавливает улыбку старший и пытается потрепать по волосам ребёнка, последний, в свою очередь, отодвигается от руки, направленной к нему. — Я посторожу, чтобы отец не беспокоил его, — спокойно и даже апатично говорит маленький альфа, и указывает на дверь, только что закрытую Джином. Старший понимающе хмыкает и отходит. — Хорошо, Намджун. Намджун устраивается прямо около двери, садится на сложенные ноги, раскрывает книгу и погружается в чтение. Сейчас можно было бы почитать свой любимый рассказ папе. Альфа тихо приоткрывает дверь в комнату нового жителя и присаживается на ковёр у кровати, начинает читать в уме, чтобы не потревожить сон, а страницы перелистывает бесшумно, не дыша.***
Сокджин проходит в кабинет Хуана, тот сидит на кожаном диване, смотрит видео проигрывающееся на ноутбуке, отвлекается лишь тогда, когда рука Джина закрывает крышку. По звуку можно было сразу понять, какое именно видео было на экране. Хуан раздражительно сжимает стакан с янтарной жидкостью, отпивает, он вот-вот лопнет. — Прекрати смотреть это, — начинает Джин, садясь в кресло напротив, он находит в кармане пиджака пачку сигарет, чтобы выпустить дым. — Закрой свой рот, — шипит Хуан, он стал похож на озлобленное животное с красными от гнева глазами, в пасти монстра, с которой течёт слюна, сейчас окажется голова правой руки, но тот будто не замечает этого и продолжает спокойным тоном. — Мы уже мстим за смерть Виена, клан Чон достаточно пострадал, — длинные пальцы вытягивают ещё одну сигарету, — прекрати каждый день, каждые пятнадцать минут смотреть это видео, нам всем больно, подумай о своих детях, перестань мучать ни в чем невиновного мальчика, его синяки не успевают заживать, а ты наносишь всё новые и новые, ему всего пять..., — Джину приходится остановиться, ведь дуло пистолета направлено прямо на него, — ты можешь убить меня, убить всех, но это не вернёт его. Живи ради своих детей, а не ради мести! — А теперь ты послушаешь меня, — Хуан опускает курок, пуля пролетает в миллиметре от уха Джина, тот еле заметно сглатывает, и врезается в дорогое дерево стола, — моя месть прекратится тогда, когда я этого захочу, ты должен лишь руководить операциями. В твои обязанности не входит быть мозгоправом, не нужно читать мне нотации, не нужно давить мне на жалость. Мне плевать на этого ребёнка, если он не покажет своё оружие и я не увижу результат, то я отдам его в ближайший задрипанный бордель, где он не протянет и двенадцати часов. Мои дети уже достаточно самостоятельные, они не нуждаются во мне! Я в курсе того, что с ними происходит, наблюдаю со стороны. Чтобы ты знал, Намджун возглавит мой клан и я взращу в нем непомерную ненависть к Чонам, он уничтожит их, сотрёт с лица земли. Мне нужно ему лишь помочь, подтолкнуть на единственно-правильный путь... — Ты подумал о чувствах своих детей?! — Джин вскакивает на ноги, — Намджуну всего девять, он смотрит на тебя с укором и непонятной даже мне ненавистью, — Хуану слева мерзко укололо, — ты за месяц превратился из идеального отца, которого Намджун уважал и любил, в морального урода! — Джин начинает ходить то влево, то вправо, — И все потому что он видит, как ты издеваешься над Чимином! Он не знает масштабы бедствия за пределами этого дома, но через пять-десять лет Джун будет ненавидеть тебя за то, что ты делаешь сейчас, — альфа переводит дыхание, взгляд его пробегается по главе клана, сидящего с пустыми глазами, — Тэхёну всего пять, его окружает бессчетное количество нянек, а самого нужного человека он не увидел ни разу за этот месяц, ты даже ни разу не обнял своего сына, если ты не знаешь, то он постоянно плачет, зовёт Виена и тебя, а ты наблюдаешь со стороны? Тебе нормально слышать как надрывается он в плаче? Где он сейчас? — поворачивается и смотрит пристально на Хуана, тот недоуменно смотрит в ответ. — В комнате? — Нет! Черт возьми, нет! — руки зарываются в волосы и сжимают у корней, — Хуан, он сейчас в больнице, неделю назад у него выявили пневмонию, Тэхён нуждается в тебе, поезжай к нему завтра, — Джин от упёртости своего босса беспомощно вздыхает, идёт к выходу, оставляя того наедине с собой, — подумай о детях, ты нужен им. И перестань тыкать мне в лицо пушку, это раздражает. Громкий хлопок двери оповещает об уходе, накал страстей сменяется тишиной. В голове Хуана чередуются со скоростью звука картинки «их» счастливой жизни: первое неловкое касание рук, первый поцелуй, первое свидание, заливистый смех, заплаканное от фильма лицо любимого омеги, недовольное из-за сгоревших коржей торта, маленькая коробочка от Виена, где лежали белоснежные пинеточки, слёзы, катившиеся при встречи с его первенцем, радость Намджуна о скором пополнении, громкий первый крик Тэхёна. Хуан не замечает, что по его щекам пробивает путь слеза. Он набирает номер, слышит ровно один гудок: — Завтра утром мне нужна машина.***
Чимин просыпается спустя четыре часа, на улице уже ночь вступила в свои владения. В комнате темно, хоть глаз выколи. Он тянется к прикроватному светильнику, и комнату озаряет тёплый свет. Сидя на полу, уложив голову на свои сложённые руки на кровати, спит Намджун. Чимин знает лишь его имя, они редко пересекаются, хотя живут в одном доме. Омега пытается аккуратно встать, но голос Джуна его прерывает: — Куда ты? — хрипит. — Я хочу кушать, — отвечает Чимин, его правая щека опухла от удара, на шее вновь расцветают синяки, дорожка крови от раны, видимо, скрылась за воротником, но его глаза все ещё непонимающе-детские. Омеге никто не объясняет почему он здесь, зачем его избивают каждый день и пытаются убить, что от него хотят. Знает это все лишь Ким Хуан. — Не спускайся на первый этаж, я сам тебе принесу поесть, — указывает на шею, — лучше сходи и отмойся. Они одновременно выходят из комнаты, альфа подталкивает Пака в сторону ванной комнаты, а сам идёт вниз. Ничего приготовленного нет, лишь пирожные в тарелке на высокой золотистой ножке. Намджун забирает всю тарелку со стола, достаёт апельсиновый сок из холодильника и уходит в комнату Чимина. Проходит минут пятнадцать, а омеги все нет, Джун начинает беспокоиться, он подходит к двери ванной и слегка приоткрывает. Картина, которую альфа видит, заставляет губ коснуться улыбку: пятилетнее недоразумение пытается дотянуться до крана, омега старательно закусывает губу и делает маленький прыжок, но ничего не выходит, он пыхтит и снова предпринимает усилия. — А для кого придумали стульчик? — Намджун полностью толкает дверь и входит в ванную, достаёт из под раковины специальный стул для маленьких детей и указывает на него. Чимин, застигнутый врасплох, застенчиво улыбается и радостно вспрыгивает на предложенный выступ, победно открывает кран и пытается набрать в ручки воды, чтобы плеснуть на шею, — ты не так делаешь, — альфа отдирает чужую руку от шеи, набирает в свою ладонь воды и выливает на место раны, кофта Чимина становится совсем мокрой. — Ты специально! — Чимин своими пухлыми ручонками набирает воду и выливает на Намджуна, зловеще похихикав. — Не делай так! — Намджун направляет с помощью руки струю из под крана прямо на лицо напротив, Чимин похож на улыбающегося лохматого пса, которому в летний зной дали побаловаться прохладной водой. По ванной разносятся смешки, счастливое детство заглянуло в эти стены лишь на мгновение, потом они переоденутся, и Намджун будет наблюдать как пирожное одно за другим будет пропадать в Чимине. Омега уже под одеялом, глаза его закрываются, когда он видит, что Джун собрался уходить, схватив правой рукой лежащую до этого незаметно на ковре книгу. — Почитай мне, пожалуйста, — доносится тихая просьба до альфы у самой двери. Он постоянно кому-то хочет читать, а слушатель никак не находится. А тут Чимин сам попросил. — Хорошо, только подвинься, а то пол неудобный, — Чимин ловко освобождает место слева, чтобы после услышать успокаивающий голос Джуна, отправляющий его под ручку в царство сна.***
Хуан заходит в отдельную палату, выделенную для его сына. Утро лишь берет бразды правления в свои руки. Тэхён спит, раскинув руки по сторонам, ртом хватает воздух, видимо, насморк не дает дышать свободно. У стены стоят аппараты для ингаляции, различные трубочки и маски. На кровати рядом с омежкой лежит игрушка, купленная Виеном со словами: «Я надеюсь, что она станет любимой для Тэхёна.». Альфа тогда по-доброму издевался над формой игрушки, ведь это было непонятное нечто: вместо головы красное сердце с застывшим тупым выражением, а туловище все синее с желтыми вкраплениями. Хуан тихо, осторожно садится на край кровати, рассматривает лицо своего ребёнка. С самого рождения было понятно, Тэхён взял черты лица папы, а с годами сходств становилось все больше и больше: брови, глаза, нос, квадратная улыбка. Тишину прерывает громкий кашель, чувствуется мокрота, сын во сне недовольно сводит брови, переворачивается на бок, обнимает игрушку. Хуан смотрит на наручные часы, врач сказал разбудить Тэхена как можно раньше, чтобы отвести его в процедурный кабинет. Ладони альфы ложатся на маленькое тельце и начинают тормошить. Маленькие ручки раздражительно пытаются убрать источник пробуждения, а когда не выходит правый глаз лениво приоткрывается и смотрит на нарушителя, затем распахиваются оба глаза. — Отец! — омега резко встаёт с кровати, путается в одеяле и бросается на шею альфы, из-за резкого скачка начинается приступ кашля. — Тэхёни, — Хуан обнимает сына, вдыхает аромат детского шампуня и гладит по спине, чтобы успокоить разрывающиеся легкие. — Тебя так долго не было, — отлипает Тэхён, недовольно смотря на отца. — Прости меня, Тэхёни, — все ещё обнимая, просит прощения отец, указательным пальцем он слегка дотрагивается до родинки на кончике носа. — Ай, — омежка закрывает лицо руками, улыбается, — прощу, если купишь мне мороженое с фисташкой, — выдвигает условие. — Хей, ты же болеешь, — смотря на сына, Хуана впервые за этот месяц трогает искренняя улыбка, — как только ты вылечишься, я куплю тебе весь магазин фисташкового мороженого. — Обещаешь? — щурится, внимательно смотрит на альфу, получая чёткое «да, обещаю» продолжает, — весь-весь? — снова получает положительный ответ, — тогда я стану совсем-совсем здоровым уже завтра! — подпрыгивает в руках отца и хлопает в ладоши Тэхён. — А чтобы быстрее поехать домой, сейчас нам нужно пойти и принять витамины! — радостно продолжает Хуан и видит, как лицо сына становится мрачным, ведь он знает, что «витамины» - это уколы, болючие уколы, которые вонзаются прямо в его мягкое место. — Нет, я не хочу, — Тэхён начинает выпутываться из рук отца, пытается сбежать, ведь процедурный кабинет ему сродни самому страшному наказанию. Альфа останавливает его, подхватывает удобнее. — Мой Тэхён испугался? — театрально начинает Хуан, — мой Тэхёни трусишка? А я думал, что мой Тэхёни - самый бесстрашный омега на всей Земле, а оказывается он боится принимать витамины. — Нет, Тэхёни не боится! — тут же возбуждено начинает омега, — но сегодня я не хочу..., — затихает малыш и тычется в шею отца. — Чтобы стать самым сильным и храбрым омегой, нельзя избегать витаминов, ты же у меня самый храбрый, как... — Как папа? — оживает Тэхён, в глазах его радость и надежда, у Хуана ком в горле и кроваво-гнилое месиво в голове. — Как папа, — уже тише добавляет альфа. После десяти минут уговоров, они все же идут получать «витамины», откуда Тэхён выходит плача, заикаясь и ещё сильнее кашляя. Хуан не хочет оставлять сына в больничных стенах. Отдаёт распоряжение, чтобы все необходимое перевезли в их дом, врачи и медсестры должны будут приходить каждый день. Сам альфа выходит с омежкой на руках и едет в особняк, где Тэхёна ждёт старший брат.***
Хуан застаёт обедающих Намджуна и Чимина, приехав домой, взгляд скользит по омеге, а глаза наполняются ничем необоснованным гневом. Отвлекающим маневром выступает Тэхён, вбежавший в дом и прокричавший: — Намджун, я дома! — и тут же кашель его застаёт. Брат подходит и слегка холодно обнимает омегу. — Привет, Тэхёни, как ты себя чувствуешь? — Нормально, — он поворачивается на отца, застывшего около входа и что-то печатавшего в телефоне, — отец меня забрал из больницы, теперь я буду дома лечиться. — Хорошо, садись, будем обедать, — кивает на стол Джун, — нам приготовили шоколадный торт. Тэхён семенит к столу, враждебно смотря на Чимина, тот сидит на его, Ким Тэхёна, законном месте. — Это моё место! — громко обращается к сидящему Тэхён, совсем близко подойдя к стулу. Чимин недоуменно смотрит на омегу, а потом аккуратно спускается и уступает место, он совсем не ожидает, что в следующую секунду его сильно потянут в противоположную сторону за локоть. Больно. А ещё ноги не успевают перебирать, Чимин чуть ли не падает, но его вновь тянут вверх и куда-то тащат. — Чимин едет со мной, — произносит Хуан, а Намджун сверлит его злобным взглядом, но молчит. Хуан выходит на улицу, толкает ребёнка на заднее сиденье джипа, а сам садится в соседний. Машины резко срываются с места и уносятся за пределы особняка. После получасового пути, они приезжают к огромным металлическим баракам, располагающиеся на возвышении, снизу об скалы бьётся море. Холодные порывы ветра развевают полы пиджака альфы, вышедшего из ещё одной подъехавшей машины. Чимин сквозь затемнённое окно узнаёт в нем Сокджина, спасителя, тот становится напротив машины босса, ждёт пока он выйдет. Чимин испугано и насторожено смотрит в окно, он слышит как завывает ветер, на нем лишь тонкая футболка, в которой он уже замёрз пока его тащили от дверей дома до дверей машины, благо в салоне включена печка, омега видит, что Хуан, стоящий напротив Джина, раздраженно отворачивается от него и кладёт руки в карманы брюк, их обступает охрана, по незаметному кивку главы на Джина направлены несколько пистолетов, заставляющие глаза альфы округлиться, подавиться возмущением и поднять руки в сдающемся жесте. Хуан удовлетворенно хмыкает и начинает идти к машине, где сидит Чимин. Это совсем не нравится омеге, он отпрыгивает к противоположной двери словно ошпаренный. Дверь открывается, ветер забирается внутрь, заставляя появится на коже мурашки, его снова тянут за локоть. Больно. Холодно. На глазах выступают слёзы. Чимин глазами пытается найти Джина, но тот лишь стоит у машины, низко опустив голову, потому что стыдно, потому что никак помочь этому ребёнку он не может, Хуан пройдёт его труп без каких-либо проблем. Омега сопротивляется, бьется, пытается укусить руку, но его сильно встряхивают отчего начинает кружиться голова. Дверь барака, построенного у самого обрыва, открывается с мерзким склизким звуком. Зайдя в помещение, в нос бьёт запах крови, железа и ещё чего-то мерзкого, так пахнет протухшее мясо, забродившая кровь, падаль, что лопнула от гниения. Чимина тащат в центр и швыряют на пол, он, как безвольная тряпичная кукла, аккурат приземляется локтями и коленями на бетонный пол, слёзы текут уже беспрерывным потоком, а звуки сдерживать не получается, неистово громкой вскрик ужаса разносится по бараку, когда омега наконец чувствует на своих руках, ногах - местах тела, которыми он прикасался к полу, красную густую жидкость, похожее на масло, и он весь в нем, руки водят по полу, пытаясь встать, но лишь натыкаются на свернувшиеся комки крови. Утирает слёзы – размазывает чужую кровь по щекам. Омега наконец встаёт на ноги, смотрит на Хуана, но тот лишь спокойно смотрит на того, кто находится за спиной Чимина. Чимин оборачивается и видит привязанного к стулу человека, его лицо превратилось в алое полотно, некогда белая рубашка стала розовой, грудь поднимается урывками, а на шее видна татуировка красного дракона. Ребёнок не знает сколько времени прошло, ему холодно, барак не защищает от моря и его порывов. Он сжимает пальцы на руках, пытается дышать ровно, восстановить дыхание после рыданий, но получается плохо. — Я отпущу тебя, если убьёшь его на моих глазах, — в звенящей тишине, прерываемой дыханием привязанного, раздаётся голос Хуана, люди клана расползаются и образуют круг, центром которого стали глава, привязанный и омега пяти лет. — Мне не выбраться живым, — хрипит тело, — я не хочу убивать ни в чем неповинное дитё, чтобы устроить тебе шоу. — Проверь, — альфа наблюдает уже за ребёнком, голова которого крутится туда-сюда, ничего не понимая, «какой глупый» – думает, — я держу своё слово. Обещаю из барака ты выйдешь живым и почти невредимым. — Ты не смог справиться с тем, что убили твою шлюшку? — люди клана напрягаются, если человек Красного Дракона продолжит говорить такое, и им не выйти живыми из этих стен, — теперь убиваешь детей, чтобы удовлетворить себя и отвлечься? Чимин отходит, пытается выйти из круга. Страшно. Хуан у него всегда ассоциируется с болью и слезами, но маниакальная разбитая улыбка привязанного тоже не сулит ничего хорошего. Его держит один из людей за руки на месте. — Я сделаю вид, что не слышал этого, — глава встаёт прямо к стене из людей, кто-то начинает отцеплять руки сидящего, — убей, и я тебя отпущу. — кивает в сторону омеги. Теперь, когда человек встал и выпрямился, стало понятно, что перед ними альфа, он разминает длинные руки, рубашка обтягивает мускулы, он хрустит шейными позвонками и маниакально улыбается: — Попытка - не пытка, — усмехается и идёт к ребёнку, — будут особые предпочтения? — обращается к Хуану и получает отрицательный ответ, — хорошо, значит по быстрому. Чимин, которого уже отпустили, начинает пятиться, но натыкается лишь на живую стену, все смотрят без каких-либо эмоций. Взрослый альфа все ближе и ближе, он резко хватает омежку за правую руку, швыряет в противоположную сторону, Чимин тормозит спиной, крики разносятся по всему бараку и отскакивают от стен, сильнее впиваясь в уши свидетелей, в глазах потемнело и образовались яркие звёзды,целые галактики, шаги слышатся совсем рядом, а потом лодыжку окольцовывает огромная ладонь и сильно давит, да так, что Чимин кричит и отбивается свободной, он трепыхается словно волчонок, попавший в огромный капкан, из последних сил, жизнь как-будто уже прощается и уходит от него, но омега понимает, что нет, его время ещё не пришло, когда слышит хруст костей, в этот миг ногу опустили в котёл булькающего красного железа, в глазах, как на сцену театра, опустился красный занавес, безудержный, ничем неприкрытый вопль разбивает барабанные перепонки присутствующих. Но сознание не покидает Чимина, он всё ещё чувствует боль, везде, его тело - один оголенный нерв. Альфа, его мученик, начинает ходить по кругу. А левая рука омеги начала странно пульсировать, сухожилия ходят ходуном, а больно стало так, будто ему дробят на мелкие кусочки кости левой руки. Альфа недоуменно смотрит на омежку, лишь сейчас заметив его левую руку, испещрённую красными рубцами, глаза ребёнка прикрыты, он лежит на спине, не в состоянии пошевелиться. «Нужно задушить»,- думает альфа и идёт к тельцу. Секунду спустя, как эта мысль возникла в голове, он почувствовал как примерно тысяча острых ножей вонзаются в его тело, он не может открыть рот и что-то сказать, лишь смотрит на омегу, до сих пор лежащего неподвижно на спине с закрытыми глазами, из левой руки торчат белые сухожилия, заканчивающие свой путь в теле альфы, он опускает глаза вниз, а изо рта выплёвывается кровь, ножи проворачиваются на триста шестьдесят градусов, делая маленькие круглые отверстия, альфа набирает воздух, чтобы кричать от боли, но в следующее мгновение два ножа прилетают в голосовые связки, а потом уже в сердце. Стеклянный взгляд последний раз смотрит на маленькое тельце, и тело падает навзничь из-за отсутствия ножей. Спустя пятнадцать секунд гробовую тишину прерывают хлопки, Хуан аплодирует, смотря на изуродованное, дырчатое тело альфы. — А ты говорил, что я ничего не добьюсь таким методом, — говорит он, смотря на импровизированный второй этаж барака, — моё оружие отлично работает. —Хуан оставляет за спиной безжизненного омежку и идёт к выходу, круг молча расступается, давая пройти главе клана. Альфа доволен, что его план сработал: в чрезвычайных ситуациях организм человека способен функционировать на пределе своих возможностей. Ребёнка было не жалко, плюс-минус одна смерть ничего не значила. Но он удивил, вырвал свою жизнь у смерти, которая довольно стояла у него за спиной, любовно обнимая свою косу, сегодня она должна была сожрать ни в чем невинную чистую душу светловолосого омеги. На втором этаже за балкой стоит Джин, он видел все представление Хуана от начала до конца. Альфа спускается вниз подхватывает аккуратно тело омеги на руки и идёт на выход, люди остаются разбираться с убитым. В больнице задают много вопросов, но с помощью пачки денег и дула пистолета получается все решить. У Чимина сломано пару рёбер, лодыжка, спина в глубоких ссадинах, а тело бьёт жар. Медработники вкалывают снотворное, чтобы организм работал в менее энергозатратном режиме, обезболивающее ставят лишь тогда, когда видят гримасу боли на лице малыша. Джин оставляет круглосуточную охрану у палаты, но сам понимает, что эти люди расступятся, лишь увидев Хуана. Через день Сокджин стоит в кабинете босса, напротив его дубового стола. Часы размеренно тикают, сидящий в кресле выпускает сигаретный дым. — Я знаю, что он в больнице, но как только у него все заживёт, он снова возвращается ко мне. — Ты перегнул палку, Чимин одной ногой был на том свете, — Джин смотрит прямо в глаза. — Но не умер же, — хмыкает Хуан, — мне очень понравилось оружие, настолько, что боюсь больше никогда не отпущу. — Дай ему вырасти, ему пять, он даже сам не знает как управлять своим телом и выпускать ножи из него, — альфа пытается объяснить, достучаться, но всё бестолку. — Нет, я хочу вырастить идеального убийцу. Ты просто представь: он беспрекословно будет выполнять мои поручения, хладнокровно убивать и мучать тех, на кого я ткну пальцем, я выращу из него кровожадного и жестокого мальчика, — любовно заканчивает, с некой нежностью вкупе с фанатичностью, прикрыв глаза, — а ты, друг мой, уезжаешь в Америку, контролировать производство и поставку нашего оружия там, — за сменой эмоций на лице напротив интересно наблюдать, Хуан получает удовольствие, — это все ради блага клана, Джин. — Но... — Ты забыл про своего папу? — хищно прерывает Сокджина глава, — ах да, ты же думал, что перевёз его в Японию, а я, дурак, об этом не знаю и не смогу его найти, — Хуан встаёт с кресла, обходит стол и становится вплотную к своему главному помощнику, у того в ужасе распахнуты глаза, и ком в горле никак не сглатывается, — сейчас ты, Ким Сокджин, едешь домой и собираешь вещи, вечером у тебя самолёт, если я узнаю об одном твоём неверном шаге, то уже в следующую секунду мозги твоего папы будут украшать стены его уютной квартирки. Мы живем ради процветания нашего клана, — альфа шарит в кармане пиджака и кладёт в раскрытую ладонь Джина гильзу, на которой изображён знак клана, — ты свободен. Джин, не оборачиваясь, выходит из кабинета. Собирает чемоданы и уже вечером регистрируется на рейс. Все канаты, державшие его в Прагарасе, перерезаны. Нужно жить. Ради папы. Вычеркнуть из жизни, как-будто никогда не было, Пак Чимина. Отключить жалость и человечность. Отключить чувства. Забыть. Зарыть. Зацементировать. Он живет лишь ради клана. Ради его процветания. После двенадцатичасового перелёта самолёт мягко садится, Джин одновременно с этим открывает глаза. Начинается новая жизнь. Ради клана.***
Ад, под названием «жизнь», настиг Чимина сразу же при первом открытии глаз в больнице. Омега пытается убрать пелену с глаз, что получается с трудом. На ноге что-то тяжелое, невозможно пошевелиться. Туловище туго перевязано, периодически простреливает болью то справа, то слева. На глаза наворачиваются слёзы, он снова хочет впасть в небытие. Спать до тех пор, пока боль не уйдёт. Например, до смерти. Но мечтам не суждено сбыться, ведь в палату входит Хуан, палач его жизни. Чимина бьёт дрожь, ему настолько страшно, что все тело свела судорога. Он пытается кричать, отодвинуться, убежать, но по факту лишь лежит, не имея выхода. Слёзы срываются и скрываются в серебряных волосах. Альфа притворно-мягко поглаживает и стирает слёзы, его улыбка - оскал, так улыбаются гиены, нашедшие падаль, мерзкие существа: — Теперь ты никогда не отвертишься, мой мальчик, — победно произносит, а гильотина опускается на тоненькую шею Чимина.***
Пак Чимин появляется в особняке и встречается с Намджуном и Тэхёном через месяц. Его ввозят на инвалидном кресле, на лодыжке ещё покоится гипс. Кости срастаются медленно. А Чимин молится, чтобы они не зажили никогда, потому что пока он не в состоянии двигаться к нему не притрагивается Хуан. Намджун становится более хмурым, Тэхён не обращает никакого внимания на прибывшего. Джун каждый вечер приходит к Чимину и читает ему перед сном, омега стал ещё молчаливее, каждую ночь ему снилось убийство альфы, как он убивал взрослого альфу. Он смотрел на это, сначала резко просыпался, отгоняя сон. А позже привык, стал наблюдать, интерес возник со временем: омега наблюдал за ножами, вонзавшимися в тело, их прокрутку, путь крови, стеклянный взгляд. К концу месяца он начал получать удовольствие, удовольствие в чистом виде, во сне ему казалось, что он чувствует запах крови, врывающуюся в ноздри, она приятно кружила голову, а стилеты были такие красивые, светящиеся в тусклом свете барака, в дуэте с кровью становились настоящим произведением искусства. Он просыпался с улыбкой. В пять лет.***
Чимин, апатично переставляющий книжки на полке, нисколько не удивился, когда его повели в зал, где по прибытию омегу бил Хуан. Охрана закрыла за ним дверь. Напротив стоял глава клана. За ним на стуле привязан альфа. — Давно не виделись, Чимин, — Хуан докуривает сигарету, — у меня для тебя подарок, — он указывает на сидящего, проходит к омеге, берет с заботой за руку и ведёт ближе к стулу, становится за спиной, кладёт руку на плечо по-отцовски, — убей его, мой мальчик. Чимина застают врасплох, через пару мгновений в голове всплывают картинки из сна, значит так можно в жизни? Можно повторить? Омега на пробу поднимает руку и думает о стилетах, кончики оружия выглядывают из под кожи. «Один» - мелькает в голове, одно оружие полностью выходит из руки, острый стилет белого цвета, соединённый с рукой Чимина нитевидным сухожилием, витает в воздухе. Хуан восторженно смотрит на это, чуть ли не хлопая в ладоши. «На человека» – думает Чимин, оружие аккуратно и быстро вонзается в тело, вызывая мычание, альфа на стуле пытается вырваться, он бешено смотрит на ребёнка с неизвестным оружием, пытается кричать, но кляп не даёт возможности. Омега вдыхает, снова этот запах крови, голова слегка кружится. Приятно. На губах начинает играть лёгкая улыбка. Хуан, наблюдающий за разворачивающейся сценой, не может отвести взгляда, а удовлетворение оружием выходит за края сознания, кроваво затапливая зрачки. Четыре месяца назад в этом зале был один безумец, теперь их двое: один подпитывается местью, другой шансом на выживание с помощью убийства других. Намджун, смотря на три фигуры, тяжело дышит и сжимает кулаки. Его радужку заполоняет ненависть к собственному отцу.