оставь без глаз — всё ж я тебя увижу; оставь без слуха — я тебя услышу; я и без ног пойду стезей твоею; я и немой воззвать к тебе сумею; а если рук лишусь я ко всему — тебя своим я сердцем обниму; а сердцу повелишь остановиться — мой мозг к тебе прорвется, как зарница; теперь еще и мозг мой умертви — я понесу тебя в своей крови.
— Сегодня на совещании публичного акционерного общества «Jeon and partners» стало известно о смене управляющего, вместо возглавляющего уже почти тридцать пять лет Чон Бэкхёна, на место пришли сразу два молодых человека, Чон Хосок и Чон Чонгук, — ведущий новостей поворачивается к другой камере, — О них известно лишь, что они являются законными наследниками Чон Бэкхёна, — на экране появляются портреты молодых людей, сменяющиеся отрывками с совещания, где альфы пожимают руки всем присутствующим, а после по очереди произносят заготовленную речь. — Я обещаю вести компанию добросовестно, принимать справедливые решения и конкурировать с другими участниками нашего рынка, — «стереть с лица Земли клан инь-ян» – слышит Намджун. — Меня зовут Чон Хосок и я..., — экран телевизора резко затухает, Намджун недоуменно оборачивается и видит Тэхёна с пультом в руке. — Ты будешь смотреть на этих ублюдков или начнёшь предпринимать какие-то действия, братик? — омега проходит до панорамных окон, глазами пробегается по открывшемуся виду. — Тебя, я вижу, эта новость никак не тревожит? — Намджун пересаживается за свой огромный письменный стол, — мертвецы воскресли. — Нет, не тревожит, может наше оружие убило двадцать лет назад не тех детей? — пристально смотрит на Чимина, который до сих пор сидел молча. Тишина затягивается, все перевели своё внимание на Пака, который лишь гипнотизирует одну точку. — Плевать на их реальные родственные связи, главное, я думал, что после Бэкхёна будет междоусобица, и клан Красного Дракона медленно, но верно сойдёт на нет, — Намджун сосредоточен, — а тут у нас появились целых две фигуры, — пальцы набирают номер на телефоне, — Чжун, мне нужна вся информация о новых наследниках Красного Дракона, да, их только сегодня представили всем. Жду. Тишина умостилась в кабинете, наблюдает. Тэхён вальяжной походкой подходит к столу брата, выуживает сигарету из портсигара и глубоко затягивается. Взгляд из под опущенных ресниц выжигает дыру на омеге напротив. Младшего Кима раздражает его отрешённость, незаинтересованность, безразличие происходящим. Чимин вызывает гнев у Тэхёна своими глазами, губами, мерзкими руками, походкой, отсутствием запаха. Всем. Пак - один большой раздражитель для омеги, его бы выдавить словно прыщ, стереть с лица земли, уничтожить всем оружием, что имеется у его клана. Ему бы никогда не рождаться и не появляться на пороге их дома. Тэхёну бы задушить его собственными руками, чтобы под руками было тонкое тёплое, постепенно становящиеся неподвижным, холодным, мертвым. Тэхён верит, что лишь, когда сердце гайдзина перестанет биться – его начнёт. Чимин резко поворачивает голову, впивается глазами в тэхеновы. Молча встаёт и идёт на выход, по пути слыша монолог сидящего на столе омеги: — Эй, ты ничего не хочешь нам сказать? Может быть то, что ты облажался? Мы тебе скинем данные, чтобы ты покромсал вновь появившихся наследников клана Чон. Я вообще-то с тобой разговариваю, мясо... — Тэхён! — очень громко рычит Намджун, одновременно вбивая ладонь в поверхность стола, омега от неожиданности подпрыгивает и сглатывает вязкий ком в горле, — прекрати. Тэхён спрыгивает с поверхности стола, с ядовитой улыбкой смотрит на брата. — Защищаешь его? — Зачем ты пришёл? — у Джуна терпения океан, но он на младшего не хватает. — Я не могу прийти просто? Навестить любимого брата? — бровь изгибается в удивлении. — Тэхён, перестань, ты что-то хочешь, выкладывай, — чиркает зажигалка, подносится к сигарете. — Ладно, — омега разглядывает носы своих туфель, руки покоятся в карманах брюк, из-за этого альфа не видит, как брат до крови сжимает ладони— я хочу все клубы и бордели под своё управление, — смотрит на Намджуна. — Забирай, у меня, и правда, нет времени этим заниматься. — Отличненько, я тогда пошёл, — Тэхён разворачивается к двери, чтобы покинуть эти стены, но голос альфы его останавливает. — Прекращай трогать Чимина. Ты не видишь его работу, но поверь, он неотъемлемая часть нашего клана. — Он никто, ладно? — Тэхён! Хватит! — Намджун кричит, — ты даже не представляешь, что он делает! Всю грязную работу! — Это чудовище убило нашего отца! — Нет! Наш отец - больной на голову ублюдок, живший ради мести! — Не говори так! — по хрупкому розовому сосуду, обволакивающий Тэхена, идёт мелкая трещина. — Перестань считать его святым. То, что он относился к тебе, как к самому ценному и драгоценному в этом мире, не значит, что он относился так ко всем! — Я не считаю его таковым, но он все же мой отец. И ты не имеешь права называть его ублюдком. — Тэхён, он угробил свой клан, издевался над Чимином на протяжении всех этих лет. Ты это видел, но игнорировал. Сейчас Чимин наша... — Наша что?! — злость захватывает омегу, его трясёт. Что только что хотел сказать Намджун? Нет, никогда, — Ты хотел сказать наша семья?! Семья?! Это отродье никогда не станет частью нашей семьи! Не смей даже думать о таком, только через..., — смешок вырывается из груди, осознание, как снежная лавина, скатывается на него, душит своей правдивостью, насмехается над его глупостью и надеждами, это вязкая грязная правда забивается в рот, нос, уши, разъедает кожу до молекул и атомов, от Тэхена не остается ровным счетом ничего, все годы после смерти папы он пытался сбежать от чудовища, что шептал ему о ненужности и никчемности, что кроме Виена маленький, неспособный себя защитить омега никому не нужен, он забытая, оставленная на скамейке плюшевая игрушка, что стала грязной под дождем, а после нашла свое место в мусоровозе — ну что, Намджун, ты уже сделал выбор в пользу него, да? Не в пользу меня, — омега не замечает, как его пылающие от злости щеки орошают соленые дорожки. Черт, нельзя показывать свои слабости, но Тэхен не может противиться этому, особенно сейчас, когда человек, поддерживающий его на протяжении пяти лет в другом городе произносит речь перед своим кланом, что мечтает потопить в крови его. — Не неси чушь, мы - братья, и это не изменить, я люблю тебя и всегда буду защищать, — альфа поднимается с кресла, подходит к брату, но оставляет два шага между ними, Намджун - не бесчувственная машина, ему жаль, что их отношения с братом похолодели, что у него нет трепета перед приездом омеги, нет грусти, когда он далеко, все годы, что Тэхен учился в другой стране, он вспоминал о нем лишь пару раз за месяц, когда, как Чимин занимал его мысли каждую свободную секунду — ты всегда будешь моим единственным удерживающим на плаву маяком, я всё сделаю ради тебя, умру, воскресну..., — поднимающаяся рука к Тэхёну остаётся на весу, когда один из охранников резко открывает дверь кабинета, обеспокоенно говоря: — Господин Ким, в уборной господин Пак бьёт зеркала и..., — Намджун не дослушивает, бросается на выход, оставляя за спиной Тэхена с полными глазами слёз. Чимин тихо прикрывает дверь кабинета Джуна, в голову будто набили вату, всё слышится издалека. На ощупь дойдя до уборной, пальцы проворачивают краны с ледяной водой на всю мощь. Усталый взгляд впивается в отражении зеркала. Цунами, омегу накрывает цунами из миллионов голосов, криков, стонов боли. Он зажмуривает глаза, пытается не поддаться, но всё бесполезно. Вот сейчас он видит перед собой пятилетнего ребенка, что гуляет по окраинам Агдама, оказавшийся не там и не в то время, тогда Пак присаживается перед ним на корточки и мягко улыбается, чтобы увидеть потухающие детские глаза под лезвием ножа. Дальше беременный омега, бегущий от него в дальнюю комнату дома, падающий на лестнице от кровавых луж, оставленных собственным мужем, Чимин помнит его предсмертные крики и то, что омега оказался чересчур живучим, это тогда изрядно вывело его из себя. За это его хвалили. Почему он вспоминает это? Он виноват. Он совершил ошибку. За любую ошибку Хуан наказывает. Дышать становится тяжелее, легкие отказываются работать, омега хватает ртом воздух, но его катастрофически мало. Почему здесь так душно? Скоро придет Хуан. Нужно срочно исправить ошибку, чтобы Он был доволен. Нет. Сначала нужно оттереть кровь. Чимин подставляет руки под струю. Руки его не слушаются, трясутся, как у самого последнего труса и слабака. Нет. Он не такой. Нужно собраться. Вдох-выдох. Но кислорода нет, воздух накалён до предела словно он в центре пустыни, песок забился в глаза, щипит. Больно. Хочется пить. Нужно оттереть кровь. Он совершил ошибку. Ошибка. Красным таблом горит в голове. Он не успевает. Кровь. Она везде. Стекает по его рукам, выходит из под крана, ее не остановить. Вязкая. Мерзкая. Нет, нужно убрать. Она обволакивает его. Нет. Нет. Руки пытаются закрыть кран, но не получается. Скользко. Все липнет. По щекам стекают слёзы. Нет. Ему нечем дышать. На горло давит огромная ладонь. Сдирает с цифр «9520» кожуру. Всё сново кровоточит. Он вымазан в ней. Нет. Нет. Только не его. Нужно успеть исправить ошибку. Стереть кровь. Грудную клетку перетягивает колючая проволока. К черту воздух. Верхний ряд зубов закусывает нижнюю губу, проступают капельки крови. Руки все ещё под ледяной водой, почти не чувствуются. Но нужно исправить ошибку, стереть кровь. Нет. Нет. Он не успевает. Снова. Его накажут. Накажут. Будут водить остриём ножа по рёбрам. Нет. Крик. Наказание. Нет. Снова удушение до потери сознания. Снова раскалённое железо на выбитых числах у основания шеи. Нет. Нет. Он больше не выдержит. Он совершил ошибку. Нужно исправить. «Мальчик мой» – в голове, тот же тон, Чимин резко поднимает глаза на зеркало. За спиной Хуан. Нет. Нет. Он не выдержит снова, его голос охрип. Он не может кричать, позвать на помощь. Нет. Пожалуйста. Его заплаканные глаза умоляют лишь об одном. Но Хуан непреклонен. Омега не замечает, как с левой руки стремительно начинает капать кровь прямо на чёрный пол, стилет за стилетом вбивается в поверхность зеркала. Пока окончательно оно не отлетает от стены. Он бьёт все зеркала в уборной. По белоснежным лезвиям течёт его собственная кровь. Ему плевать. Лишь бы не видеть Его. Бьёт, бьёт, бьёт. Он не убил. Не довёл дело до конца. Совершил ошибку. За ошибки Хуан наказывает. Нет. Нет. Он пытается вдохнуть. Не может. Бьёт, бьёт, бьёт, чтобы сбежать от своего палача. Но упирается в тупик. Ошибка. Наказание. Нет. Снова его кровь везде. Она мерзкая, гнилая, насмехающаяся над ним. Нет. Не надо. Чимин приходит в себя лишь через минут пять, вдыхая успокаивающий древесный аромат Намджуна, тот крепко его обнимает, поглаживает по голове и шепчет успокаивающие слова. — Все хорошо, успокойся, Чимин. Я с тобой, я здесь, рядом. Все хорошо, — омега хочет сказать что-то в ответ, но язык прилип к нёбу, онемел, что-то мычит, а по щекам град слёз, — все хорошо, я все понимаю, тшш, я с тобой, успокойся— рука альфы зарывается в волосы, массирует. Дыхание приходит в норму, а рук не чувствует из-за холодной воды. Они стоят поверх осколков зеркал, а омега замечает в уцелевшем взгляд, смотревший на него с экрана телевизора. Чимин прикрывает глаза, потому что это не Хуан, главное, что не он. С другими своими врагами он справится. По крайней мере, должен. А в пустом кабинете оставшийся Тэхён задается лишь одним вопросом: «Ради этого всего я отказался от собственного счастья?».***
После того, как Чимин более менее успокоился, Джун лично везёт его к доктору Квону, по дороге к которому омега лишь смотрит на стремительно меняющиеся улицы, кивает на вопросы старшего и рвано дышит. Тихий стук в дверь, Чимин, спрятавшийся за спиной альфы, впервые обеспокоенный разговором с доктором, и добрый бета, встречающий своего единственного пациента с улыбкой на лице, заваренным зелёным чаем и благовониями с нотками морского бриза, кардамона и кофе – у Чимина никогда не было дома, но, как ему кажется, так пахнет его родной дом. Всё это встречает его в поликлинике, принадлежащей клану Ким. Чимин располагается в удобном кресле, утопает, Джун заставил его переодеться, теперь его бежевый тренч покоится на спинке стула, стоящим рядом с входной дверью, кожу слегка щекочет белоснежный пушистый свитер, красный шелковый шарф, как всегда, умостился на шее, доктор Квон копается в выдвижном ящичке, что-то ищет, а после раздаётся радостный старческий вскрик. Омега недоуменно смотрит на доктора, тот в руках держит закрытую шахматную доску, трясёт, слышно, как фигурки бьются о внутренние стенки доски. — Поиграем? — Я не умею, — Пак растягивает мягкую ткань, скрывая ладони и пальцы в ней. — Я тоже не умею, — тёплая улыбка заставляет появиться морщинкам на чужом лице, — научимся вместе. Бета кладёт на низкий столик древесно-чёрную коробку, раскрывает, расставляет фигурки. Чимин внимательно наблюдает за всеми действиями. Ещё никогда доктор Квон не пытался его чем-то занять, они всегда говорили о разном: погода, футбольные матчи, книги, любовь к закатам, чувства омеги. Он знает, что шахматы - сложная игра, научится в неё играть не так легко. — Чимин, какими ты хочешь играть белыми или чёрными? — вопрос беты раздаётся слишком неожиданно. На доске выстроены фигуры по обеим сторонам. — Наверное, белыми. — Отлично, — пухленькие ручки поворачивают доску так, что белые оказались ближе к Чимину, — ты ходишь первый, белые всегда ходят первыми. По правилам, пешки ходят самые первые на одну или две клетки, вот так, — показывает на своей. — Хорошо, — Пак переставляет третью слева пешку на две позиции вперёд. —А я схожу так, — чёрная пешка, стоящая на четвёртой позиции справа, делает лишь один шаг. Благовония укутывают Чимина, успокаивают, наставления Квона заинтересовывают, плохие мысли медленно отпускают разум. Тело, бывшее до этого в полном напряжении, расслабляется. Они играют три часа, на протяжении которых доктор бессовестно поддаётся три раза, а Чимин разбирается в игре. Пока Чимин шагает вдоль книжного стеллажа во всю стену, бета заваривает его любимый чай. Дойдя до середины, взгляд омеги натыкается на маленькое круглое зеркальце, через которое на него смотрит Хуан, на лице усмешка. Пак вскрикивает и отталкивается от полок, доктор взволнованно подходит к нему, кладя руку на плечо, тот словно ошпаренный отодвигается от руки. В голове снова рой из криков, стонов боли, молитв. Перед глазами стены зала, куда Хуан водил Чимина для тренировок, избиений, удовлетворения себя. — Чимин, — голос Квона. «Исправь ошибку, мальчик мой» — произносится в голове. — Чимин, что случилось? Давай выпьем чаю, — повторяет. «За ошибки наказывают. Ты снова хочешь наказание?» — Хуан наклоняется к уху. — Чимин! — психотерапевт уже понял, что у омеги приступ. Голос стал тверже. «Исправь ошибку!» — бьется в барабанные перепонки. — Нет, нет, нет, — бормочет Чимин. — Чимин! — Квон хватает его обеими руками стряхивает, внимания ноль. «Ты все-таки хочешь быть наказанным?» — Нет! — омега отталкивает доктора от себя, хватает верхнюю одежду и бежит к выходу. Врач лишь остаётся смотреть на закрывающуюся дверь, а после набирает главу, рассказывая о произошедшем, слыша в ответ «понял». Чимин спускается на подземную парковку, где его ждёт скучавшая все это время охрана, один из них открывает ему пассажирскую дверь, но тут же закрывает, слыша: — Я сам поведу. Не нужно за мной ехать. Омега запрыгивает на водительское сиденье, заводит свой астон мартин рапид и плавно выруливает с парковки. Он не любитель крутить руль, но сейчас хочется. Хочется исправить ошибку. Сегодня в бункер должны были доставить информатора, наоборот сливавшего информацию их врагам. Нужно в бункер. Чимину нужно в бункер. Спустя полчаса езды Чимин добирается до бараков у обрыва, внизу которого волны разбиваются о скалы. Он знаком с этим местом уже двадцать лет. Намджун под ними отстроил импровизированную тюрьму, примерно с десятью камерами, сюда свозились все пойманные предатели, люди других кланов. Чимин копается в багажнике, находит своё сето, другой рукой выбирает огнестрельное оружие. Аграм две тысячи удобно ложится в руку. Он идёт ко входу в бункер. Все почтительно ему кланяются. Внутри омегу встречает Чжун со своими парнями. — Чимин, какими судьбами? — Чжун - правая рука Намджуна, человек, знающий все о происходящем в клане, уважительно относящийся к традициям и чтящий их, единственный не относящийся родственными связями к главенствующей семье, но имеющий право называть гайдзина по имени. — Вы привезли новенького? — Да, — в глазах Чимина загорается озорной детский огонёк, — а что... — Пошли все отсюда вон! — Чимин? — альфа сбит с толку. — Чжун, забирай своих ребят и закрой дверь с той стороны. Здесь остаюсь только я! — Но..., — дуло аграма направлено на сердце правой руки. — Пошли все вон! — Чжун бы мог препираться с любым другим человеком, но не с гайдзином, альфа столько раз видел, как он убивает альф, омег, детей без какой-либо жалости, что сам ёжился от страха и молился всем богам, чтобы под стилетами Чимина не оказался он. Альфа поднимает руки в сдающемся жесте, поворачивается к своим парням и даёт указание следовать на выход. До Чимина наконец-то доходит звук закрывшейся двери с той стороны. Чжун, выйдя на улицу, сразу же звонит Намджуну. — Какого черта в бункер врывается Чимин с пулеметом и выбрасывает меня оттуда? — недоумевает в трубку альфа, — сегодня же никаких казней и пыток. — Не беспокойся, твоя работа на сегодня закончена. Поезжай домой. — Мне заказать уборку на завтра? Чувствую, что встретят меня тут завтра органы по всему бункеру, — глава глухо смеётся. — Да, можешь заказать, — Намджун отключается, не предпринимает никаких действий по остановке своего пса. Ему нужно выпустить пар. Исправить ошибку. Чимин проходится по коридорчику, справа которой бетонная стена, а слева решётки камер. В них заключённые соседствуют со страхом, что заполоняет все пространство, рождённое омегой, ступающим по бетонному полу. В тишине слышно молитвы, скрежет зубов и прерывистое дыхание. Прибывший находится в последней, омега аккуратно кладёт сето прямо перед входом и открывает дверь камеры. На железной кровати сидит огромная сгорбленная фигура, открытие заставило его поднять голову. Кровь подсохла и превратила некоторые участки волос в сосульки, взгляд ещё живой, жаждущий отмщения, впивается прямо в карие безжизненные напротив. Те указывают на сето, Чимин уходит, оставляя дверь открытой. Через пять минут омега, сбросивший с себя тренч, видит на импровизированном поле боя альфу, в правой руке покоится оружие. Отлично. Из-под футболки виднеется красная татуировка. Отлично. — Малышка, хочет поиграть? — доносится до Чимина низким голосом, в котором читается реальная надежда и вера на спасение. Глупец. — Да, — шелестяще произносит Чимин, а лицо озаряет самая счастливая улыбка. Чимин без дополнительного оружия с самого начала, лезвие сето коснулось правой руки, бока и оставила маленький порез на бедре. Он все ещё порхает по периметру, уклоняюсь от рук альфы. Ему нравится. Нравится играть. Когда омега спиной начал чувствовать, что стена все ближе и ближе, он ногой выбивает оружие из рук альфы, отчего тот резко подаётся на Чимина, хватает за горло и припечатывает к стене. Все шероховатости впиваются в кожу, ткань свитера не защищает. От удара кружится голова. Но руки все равно расцарапывают и пытаются отодрать чужие, сильные. Альфа наклоняется к чужому уху, его дыхание щекочет волосы, шепот: — Вот и все, игра закончилась, — отстраняется, чтобы увидеть довольную улыбку напротив, почувствовать опущенные вдоль туловища руки и расползающееся пятно на животе. Руки альфы ослабевают. Чимин не видит настоящего лица альфы, перед ним Хуан, его палач, его страх. Стилет торчит из тела напротив, несмотря на попытки убрать его. Теперь альфа стоит на коленях, держится за основание белоснежной кости, что торчит из него. — Кто ты такой? — шипит альфа, ответа не получает. Чимин обходит его, оружие впивается сильнее, чтобы кончик показался со спины, расцвёл бутоном и зафиксировался словно якорь. Крики агонии пролетают мимо ушей омеги, на лице отрешённость, незаинтересованность и скука. Тело подтаскивается к центру с помощью уменьшения длины сухожилия, а альфа оказывается лежащим на спине, руки все ещё хватаются за стилем. Он не умрет, потому что Чимин не задел важные органы. Омега очерчивает круг вокруг тела. Ходит и ходит. Чимин бесчисленное количество раз представлял, как именно будет проводить убийство Хуана, ему нравилось перебирать в уме различные сценарии, слушать воображаемые просьбы о прекращении, омега хотел довезти своего мучителя до слез, до сорванного голоса, выкатившихся от боли глаз — кто ты блять такой? — уже тихо, предсмертно доносится до Пака. — Новые наследники клана Красного Дракона сильны? — вдруг задаёт вопрос с интересом, — они убьют меня? — Чимину, правда, интересно. В его игре уже двадцать лет не появлялись новые лица, а тут огромный подарок, можно повеселиться. — Они уничтожат вас, сволочи, — из последних сил. — Да? — голова опустилась в бок, волосы ширмой прикрыли правый глаз. — Да. — Тогда встретимся в аду, — два маленьких стилета, впиваются в кожу под рёбрами, вяжут каждую кость, а после один большой стилет бьёт в грудину, хлещет кровь. Через секунду нити тянутся вверх, раскрывая всю грудь, обнажая внутренние органы. Кости безобразно торчат во все стороны, напоминая открытую пасть дракона. Стеклянные глаза бедолаги смотрят в потолок. Оружие возвращается на место. А Чимин, последний раз взглянув на полностью открытый труп, под которым стремительно расползается красное марево, идёт к выходу из бункера. Снаружи ветер хлещет по лицу, играясь с волосами. Омега подходит к своей машине, его встречает в отражении заднего стекла довольная улыбка Хуана. «Молодец, мальчик мой» – Чимин прикрывает глаза, наконец вдыхает полной грудью, колючая проволока ослабевает и с глухим звуком падает на землю. В голове выбитое «ошибка» замазывается и тускнеет, давая другим мыслям словно вихрь ворваться в мозг. «Домой» — самое яркое предложение. Он устал. Астон мартин медленно выруливает на дорогу, оставляя за собой людей клана, с опаской смотревшие на гайдзина. Огромная квартира встречает Чимина тишиной и тусклым светом. Ключи с характерным звяканьем опускаются на подставку. Тренч бесформенной кучей остаётся лежать на границе прихожей и гостиной. Взгляд омеги натыкается на фотографию в серебряной рамке, откуда на него смотрит сидящий Намджун и Чимин, обнимающий альфу со спины. Здесь улыбки не натянутые, не фальшивые, искренние и неожидавшие, что вспышка фотоаппарата озарит их лица. Ради этого, наверное, стоит жить. Стоит убивать и терпеть Хуана. После душа Чимин отключает все имеющиеся телефоны и засыпает. Сегодня был тяжёлый день. Он исправлял ошибку. Под весом усталости глаза закрываются, но за секунду до полного отключения сознания омега видит глаза, смотревшие на него через экран телевизора.***
Чонгук бросает последнюю фальшивую улыбку и выходит из конференц-зала следом за братом. В холле первого этажа их встречают десяток вспышек фотоаппаратов, ещё больше доставучих репортёров с диктофонами и заезженными вопросами. Волна жаждущей прессы отодвигается длинными руками охранников, что создают живой коридор до самых дверей машины. Только закрыв двери, сразу же утихает гул, а машина срывается с места, оставляя неудовлетворенную толпу. Три машины охраны двигаются по пути серого гелендвагена. — Это было утомительно, — Чонгук откидывается на пассажирском сиденье, растягивая ноги. — Твоя нудная выученная речь была утомительна, — Хосок издаёт смешок, доставая солнцезащитные очки, — почему ты сегодня не на своей машине? — Я не выспался, как следствие не было настроения садится за руль. — Кто мешал моему братику спать? — альфа локтем толкает сидящего справа. — Я был в Lust, — старший присвистывает. — Тогда я не удивлён. Оргия, групповое, бдсм? — Ничего из этого, — Чонгук ровно садится в сиденье, машина несётся на огромной скорости, — есть курить? — альфа ловким движением открывает бардачок, что открывает ему вид на глок, несколько запасных магазинов, пачку сигарет и красный шарф, — что это, Хосок? — Поставь на место, — интонация брата с шуточно-игривой стала напряжённо-злой за доли секунды. — Мм, а как приятно пахнет, — издевается Гук, подносит к лицу, внюхивается. — Чонгук, — голос альфы вибрирует по всему салону, брат не может не подчиниться, шарф вновь возвращается на своё место. — Не поверю, что мой брат Хосок, меняющий любовников со скоростью выпуска патронов из магазина, нашёл более менее стабильный вариантик, — альфа с интересом смотрит на водителя. Хосок напряжен и это заметно, Чонгуку не даёт это покоя. — Мы встретились пару раз, не больше, он просто забыл у меня здесь свою вещь, — пальцы ослабляют галстук и расстёгивают верхние пуговицы рубашки. — Фу, не говори, что вы здесь трахались! — лицо Чонгука стало похоже на сушёный абрикос, заставив Хосока коротко хохотнуть. — Если скажу, что да, ты выпрыгнешь из машины? — Да. — Тогда да. — Фу, блять, извращенец, довези меня до дома и всё, вперёд, трахай всё, что движется, — Чонгук размахивает руками, а после братья смеются в унисон. Когда они вместе, забывается, что их жизни набирают огромные обороты, скоро этот ледокол будет не остановить, но друг с другом они все ещё остаются теми подростками-мальчуганами, что по-доброму задирают друг друга. Живётся легче, имея за спиной, в тылу родного человека, готовый броситься за тебя на мину, закрыть от пуль, спасти от смерти. — Кстати, меня раздражают все эти старички на собраниях, — вдруг после нескольких минут тишины подаёт голос Хосок. — Меня тоже, в их глазах так и читается, что каждый из них хочет себе кусок побольше, — Чонгук, успевший выкурить сигарету, крутит в руках другую, — они предадут клан, как только им предложат большую сумму, чем мы им платим, — закуривает. — У одного пусть будет внезапная остановка сердца, другой попадёт в аварию, — водитель по очереди сгибает пальцы, — третий поперхнётся водичкой, четвёртый... Ну в общем, в таком духе. — Не легче просто однажды собрать их в этом же конференц-зале и раздать по пуле? — Гук недоумевает. — Отец этого не одобрит. — Чёрт, я забыл про отца, — альфа массирует глазницы, — да, тогда нужно придумывать несчастные случаи. Весь следующий путь проходит в тишине. Каждый думает о своём. Машина мягко паркуется возле высотного здания. — Не хочешь зайти? — спрашивает уже вышедший Чонгук. — Нет, хочу заехать на производство, посмотреть как там всё, — младший кивает в знак согласия, закрывает пассажирскую дверь и идёт к своему помощнику, что ждёт его у входа. — Чонин, есть хорошие новости? — обращается к альфе, что склонил голову в знак уважения. — К сожалению, мы не нашли больше информации, господин, всё, что у нас есть, эта папка, — Чонин протягивает ее боссу. — Серьезно? — Я подключил всех наших людей, вышел на правительство Прагараса, пытался найти в данных секретных служб, но ничего нет. В этой папке имеются данные о всевозможных его родственниках и связях. Но больше информации мы не нашли, — альфы заходят в лифт. — Так, — Чонгук недоволен, — ладно, завтра у нас должна быть большая поставка, ты контролируешь это? — Да. — Вышли больше парней и вооружи их до зубов, сейчас все думают, что я ослабил свои позиции из-за клана. Что с живым товаром? — пальцы сжимают папку, покоящуюся в левой руке. — Всё хорошо, сегодня китайцы забрали у нас партию, — Чонин что-то ищет в телефоне. — Отлично, — лифт раскрывает свои двери на последнем этаже, что имеет лишь одну единственную дверь. — Господин, сегодня у нас смотр новых омег в публичные дома, вы будете присутствовать? — Чонгук подходит к двери, задумывается. — Нет, сегодня без меня, Чонин, ты свободен на сегодня, утром жду информацию о поставке, — помощник вновь кланяется и идёт к лифту. Чонгук заходит в своё логово, встречающее его светом. Родители, Хосок настаивают, чтобы Гук переехал в другое место, более подходящее под его новый статус, но альфе здесь нравится. Квартира огромна, занимает весь этаж, мебели по-минимуму, дышится легко и никто не догадается, что глава клана Чон живет здесь. Альфа снимает с себя пиджак и бросает на высокий барный стул по пути к дивану. Чёрная папка находит место на стеклянном столике. Чонгук откладывает телефон, расстёгивает наручные часы. Папка открывается одновременно с: — Давай знакомиться, гайдзин клана Ким. Взгляд пробегается по имени. — Пак Чимин, — альфа пробует на вкус, перекатывает на языке имя врага. Нет ни одной фотографии лица, лишь размытая спина, серебряные волосы. Губы Чонгука поджимаются в знак недовольствия. Он хочет видеть лицо, обвезти красным и наблюдать, как жизнь покидает его. Примерная дата рождения. Брови в изумлении поднимаются вверх, он младше его. Альфа рассчитывал на сорокалетнего убийцу со стажем, а тут дитё. Омега. Перечитывает. Что за чертовщина? Все представления Гука о гайдзине вражеского клана разбиваются с треском о кафельный пол словно хрусталь. Омега? Клан Ким издевается или Чонин? Не может быть такого. В представлении альфы омеги могут лишь ноги раздвигать да детей рожать, но точно не убивать всех подряд. Ладно, здесь может быть ошибка. Дальше идёт информация о мутациях, клетках, экспериментах, примерные зарисовки оружия. Голова идёт кругом, но Чонгук стойко разбирается со всем и приходит к выводу, что всё это возможно и Ким Хуан не сдержал своего обещания уничтожить все оружие во благо безопасности мира. Информации о родителях нет. Значит, манипулировать этим созданием невозможно. Задача усложняется. Чонгук отбрасывает листы и откидывается на спинку дивана. То, что Пак Чимина нужно убить, понятно альфе, но как это сделать, не зная его внешности, он не понимает. По квартире раздаётся тяжёлый вздох.***
Серый гелендваген ещё минут пятнадцать не отъезжает от здания брата. Охрана недоумевает. А в салоне Хосок жадно хватает запах омеги,прочно засевшего в голове, пока тот не выветрился. Альфа листает список контактов, находит короткое «Тэ» и удаляет. Но как удалить вызубренные, отпечатанные в каждой клетке цифры он не знает, верит, что найдёт противоядие от этой почти что смертельной болезни, но сейчас кирпичик за кирпичиком выстраивает стену, которую не пробьёт ни один Ким Тэхён, цементирует, чтобы в следующую встречу не подать виду, не упасть ниц к ногам, запретить сердцу биться и перегонять кровь. Забудет, выдерет, выскоблит из себя. У него есть только Клан.