разорви моё лицо, будто обёртку, я обрадуюсь любому твоему прикосновению.
***
Комната содержит в себе забитый запахом пота и секса воздух, разворошенные чёрные шелковые простыни впитывают в себе два обнаженных тела, запоминают. Сильные руки альфы проходятся по длинным ногам: от ступней до самого бедра, сжимают. Кожа от напряжения распарывается по пути его ладоней. А тело становится воском, что плавится от жара крепких мышц альфы. Омега двигается с закрытыми глазами и приоткрытым ртом, издающим громкие стоны. Он сжимает до крови Красного Дракона на плече, на что слышится почти звериный рык. Губы Ками расплываются в удовлетворённой улыбке. Его. Только его. Чонгук резко меняет положение, оказываясь сверху, выбивая из омеги воздух, руки которого ползут к шеи, чтобы обнять, но Гук не позволяет, прибивает их над головой. Начинает покрывать шею Ками беспорядочными засосами. Тот издаёт слишком громкие звуки прямо над ухом. Они кончают спустя несколько минут. Чонгук сразу поднимается, направляясь в душ, омега растекается по периметру кровати, зарывается носом в наволочки, вдыхая запах альфы. Слышатся звуки воды. Ками успевает впасть в дрёму, когда Чон выходит с обмотанным вокруг бёдер полотенцем и закуривает у окна. Красный огонёк танцует в темноте комнаты. В голове уже, как две недели, каша. Все валится из рук. Сосредоточиться на цифрах в документах не получается. Чонгук пьёт, травится ядовитым дымом и трахает омег. Но избавиться от странного липкого чувства не получается, даже себе признаться стыдно, но впервые тело окутало страх, кокон из его переживаний и мыслей становится тверже и тверже. Каждый раз, закрывая глаза, он видит как лавировал на тонком канате, а внизу смерть, что выбилась из-под его контроля и жаждет сожрать хозяина. Сейчас он не может взять узду в руки и восстановить контроль, начать дышать спокойно. Его верный друг теперь ярый враг, вселяющий безумие страха и скручивающий внутренности в тугой узел, из-за которого невозможно двигаться. За все прошедшее время альфа пытается заполнить опустошенный внутри сосуд чем-то живым и трепещущим, смертями Чон не напивается, ему нужно больше и больше. В один из дней он убил ближайших к себе охранников, ему не понравились их взгляды. Плевать, что дома их ждали родители, омеги, дети, теперь их тела лишь корм для любимых собак Хосока. Ему нужна кровь одного, чьё лицо периодически появляется в голове. Альфе нужны перед собой мертвые глаза чертового омеги, кровоточащее сердце в руках. Натянутая струна из собственных нервов угрожает вот-вот разорваться, лопнуть, разрушиться, как дамба, хранящая в себе миллиарды кубометров воды, но здесь кровь, густая, темная. Это натяжение может ослабить лишь последний вздох гайдзина, подаренный Чонгуком. В отражении окна альфа видит своё уставшее лицо, маленький порез, оставленный кончиком катаны, заживает, но шрам останется, напоминая о смертности, смерть не может быть в чьих то руках, управлять ей невозможно. Это иллюзия. Но альфа готов головой пробить бетонные стены, но сделать невозможное и приручить смерть, становясь Синигами, у него это уже получалось, сейчас нужно лишь успокоиться, и не давать чувствам взять контроль над игрой. Гук встряхивает головой, отгоняя все думы, зарывается рукой волосы и, делая последнюю затяжку, идёт к постели. — Мы не закончили, куколка, — раздаётся над ухом Ками, омега пытается убрать от себя требующие руки, хнычет, что устал, но ничего не выходит. Через несколько минут комната вновь наполняется глухими и звонкими стонами. Омега после каждой ночи с сожалением и горечью смотрит на основание шеи, где не виднеется метка Чонгука, он с детства протащил свою, сначала симпатию, а потом, как он думает, настоящую чистую любовь к альфе. Его покрывало любви поистрепалось и потеряло вид из-за тасканий по улицам похоти, подворотням алчности и трассам гнева и зависти. На самом деле, у Ками к Чону лишь желание доказать другим, что один из сильнейших альф континента принадлежит только ему. Это в голове мигает красным, постоянно напоминая о себе. Омега сам себе врет, спрятав правду под миллионами слоев лжи и фальши. Чонгуку плевать. Это лишь очередная фигура на его доске, не выполняющая важной миссии, лишь для удовлетворения животных инстинктов. Ками это знает, но всячески желает поменять эту роль.***
Чимин пришел в кабинет доктора Квона, а беты не оказалось на месте. Омега недоуменно вновь разглядывает коридор и решает остаться внутри. Он располагается на своем обычном месте, кресле. И правда, думается ему, сканируя свои руки, где насыщенно синие венки видны из-под кожи, нужно сходить к доктору Чхве. Давно ему не показывали его ужасные анализы со всевозможными пониженными и повышенными показателями. Сегодня он целенаправленно, не давая самому себе шанса передумать, пришел сюда, чтобы избавиться от зудящего чувства невыполненного долга. У психотерапевта всегда витает приятный аромат, омега глубже вдыхает, чувствуя, как каждый уголок его легких заполняется прекрасными нотками. Голова приятно кружится, отчего на губах начинает играть расслабленная удовлетворенная улыбка. Все проблемы отступают, и Чимин думает, что вот-вот заснет, но тихий звук открывшейся двери не дает ему окончательно отдать себя Морфею. Квон по-доброму улыбается и извиняется, объясняя, что его снова задержал коллега, рассказывающий о новом пациенте. Омега на это лишь легко кивает, ему не очень интересно. Наконец бета садится в кресло напротив, открывая свой толстый полностью исписанный блокнот, из которого торчат аж темно-желтые, как осенняя листва, листы. Видя эту старую вещицу, в Паке просыпалось детское любопытство узнать что же хранят эти страницы. Наверное, десятки историй разных людей, в частности и одного несчастного омеги, которому не посчастливилось прожить спокойную обычную жизнь без проблем клана и войн, эту возможность у него отобрал собственный отец. — Как дела, Чимин? — доктор Квон снимает очки, аккуратно кладет на подлокотник, те, покачиваясь из стороны в сторону, остаются лежать. Чимин внимательно наблюдает за этим, одновременно хрустя фалангами пальцев. — Все хорошо, — тихо отвечает. — Может что-нибудь произошло? Как господин Ким? — бета теперь удобнее устраивается в кресле, кладет нога на ногу. Это их обычные действия. Мужчина очень долго не может принять удобное положение, что всегда смешит его пациента, тот, в свою очередь, всегда сидит статично, почти не двигаясь. — С Намджуном всё хорошо, — кивает зачем-то, — могу я Вам кое-что рассказать? Для меня это необычно. — Чимин, если ты считаешь нужным поделиться со мной, то вперед. Если есть сомнения, то лучше не надо, — омега решает рассказать все быстро, чтобы не смочь дать заднюю и трусливо убежать. Может смелости ему придают коричневые таблетки, что дожидаются всегда на дне бардачка? — Недавно я был на задании по приказу Намджуна, приказ Джуна был понятным: убить всех, — доктор ежится, ему никогда не нравятся такие истории от пациента, хотя он знает, где и на кого он работает, — я зашёл в помещение, убил всех, это было на автомате, мне было плевать. А потом кто-то встал на ноги, я не убил самого главного человека в комнате, а он сказал мне сам, убить его, — Чимин смотрит прямым взглядом в глаза врача, — но я почему-то опустил оружие, я не понимаю, что со мной произошло. Я не подал виду, это был глава клана Чон, один из, — лицо Квона вытягивается в удивлении, — Я…я вырубил его и всё, а Намджуну сказал, что из глав там никого не было… После рваного выдоха в помещении наступает тишина, омега пытается отдышаться, он чувствует, как пробежал длинную дистанцию за короткое время, всё. Баста. Этот камень, что тащил его на дно переживаний и срывов, наконец-то отвязался и дает спокойной дышать. Теперь о его ошибке знает еще один человек и справляться не так уж и сложно, все это время он держал себя в цепях, чтобы вновь не заявится в бункер и «исправить ошибку». В этом ему помогали таблетки, что он скрывает от Намджуна в машине. Уже три пустые баночки лежат на дне его мусорного ведра в квартире. Дыхание нормализуется, вновь раздается глубокий вдох, чтобы наполнить легкие приятным ароматом. — Ты правильно поступил, — раздается неожиданно, а Чимин ошарашено смотрит на доктора. — Я ослушался приказа, — твердо и уверенно произносит омега, его взгляд стал жестче. — Да, ослушался, но ты не должен и не обязан убивать людей, отбирать у них жизни, самое драгоценное в этом мире, по приказу господина Кима, — голос Квона остается спокойным будто он не пытается перевернуть устоявшийся мир Пака с ног на голову. Но ведь для Чимина жизнь не равно то, что нельзя трогать и отбирать. Хуан учил другому. Взгляд с непонимающего становится злым и недовольным, бета сразу понимает, что поспешил с такими резкими и громкими для пациента репликами, — но если ты сам не захотел убивать того человека, то это нормально. Ты должен прислушиваться к своим желаниям. Я скажу тебе больше, если бы ты проигнорировал внутренний голос и сделал, что сказал глава, ты бы чувствовал себя еще хуже. Эта неправильность разъедала бы тебя изнутри, не давая свободно дышать и думать. Чимин, ты правильно сделал, что выбрал свои чувства, а не чужие указания. Глаза омеги постепенно перестают излучать высокую концентрацию холода, отчего доктор Квон заметно расслабляется, ведь с Паком он играет в игры насмерть. — Знаешь, мой супруг вчера весь день кряхтел над своим цветком в чертовом горшке, — бета начинает рассказ о семейной жизни. Этот трюк не раз спасал бедственное чрезвычайное положение в этом кабинете, потому что омеги интересно слушать о их милых стариковских ссорах, пару раз Квон смог довести Чимина до легкого шелестящего смеха, словно ласковый первый весенний ветерок. Когда это произошло впервые, мужчина остановился в рассказе, чтобы насладиться и запомнить этот смех, что слышится очень редко — он пытался его пересадить в другой горшочек, а потом просто лопаткой повредил корень, и, кажется, нашего дружка больше не спасти. В нашем доме траур, он отказывается готовить мне ужин. — возмущенно-недоуменно заканчивает, Чимин слегка улыбается. — Может сыграем? — смотрит на закрытую шахматную доску омега. Психотерапевт удивлен, что играть Паку понравилось, и он сам предложил. Раньше такого не было, инициатива всегда исходила от беты. Странный день, думает он. — Конечно, давай сыграем, — открывает замочек на ребре коробке и раскладывает фигуры, — сегодня я не буду поддаваться, — серьезно говорит Квон, на что Чимин также слегка улыбается, в нетерпении сжимая пальцы. Они проводят партии медленно, не торопясь, пьют не спеша горячий зеленый чай, слушают тихое радио, умостившееся в дальнем углу кабинета, мягкий смех изредка раздается, когда Квон снова и снова рассказывает истории из своего студенчества. Чимину, вроде, спокойно. Они заканчивают, когда на часах девять вечера. Пак сообщает, что ему нужно идти, а доктор, не задерживая пациента, отпускает. Пак, выйдя из кабинета, натыкается на Арона, альфу из своей личной охраны, работавшего с ним уже около десяти лет. Наверное, это единственный человек из охраны, имя которого он знает и периодически общается, зная о его семье и детях. Арону тридцать пять, он живет ради клана. Рыба инь ян выбита у него на спине, защищая. Намджун его уважает и всегда берет в расчет, потому что альфа входит в число лучших его бойцов, в это число включен и Чимин. — Меня не нужно было ждать, — говорит омега, смотря на охранника. — Это приказ господина Кима, простите, — Арон слегка кланяется, это его привычка, избавиться от которой желает Пак, но альфа объясняет, что так он выражает свое уважение к гайдзину, тому остается лишь раздраженно фыркать и молча принимать «знаки уважения». — Не извиняйся, Намджун – параноик, думает, что я пойду кромсать его пленников, — хмыкает Чимин самому себе, ведь много раз так делал. А альфа глухо смеется, ведь только омеге можно так называть главу, — я немного устал, можешь повести мою машину? — неожиданно спрашивает Пак. — Конечно, — наконец в кармане куртки находятся ключи, которые ложатся в руку охранника. Они идут по коридору поликлиники молча, едут также. Когда машина паркуется рядом с домом омеги, тот тихо начинает говорить. — Арон, — альфа смотрит на Чимина, ожидая, — если Намджун попросит тебя выступать на арене, не соглашайся. Твоим детям не нужен мертвый отец, — Пак выходит, оставляя охранника одного в тишине салона. Альфа решает не говорить, что дал свое согласие сегодня утром, лишь сжимает сильнее кожаный руль. В кабинете больницы доктор Квон ищет в шкафу с историями болезней папку своего пациента. Она самая увесистая, толстая, ложится в обе руки. На титульном листе ютятся имя и фотография: «Пак Чимин, омега.». Бета аккуратно разворачивает страницы, проводит глазами по датам, горько усмехается ухудшению состояния, радуется, что есть и хорошие дни, их немного, пересчитать по пальцам одной руки. Ручка под нажатием выводит сегодняшнюю дату, а напротив: «Улучшений не наблюдается». Чимин, зайдя в квартиру, кидает верхнюю одежду на маленький пуфик, и медленно идет вглубь. — Чёрт, — шипит, увидев Намджуна, что восседает у барной стойки, — ты можешь предупреждать, когда приезжаешь? — Решил сделать тебе сюрприз, — улыбается глава, наливая в два стакана виски, — давно не виделись, — поднимает стакан, чокаясь в воздухе, выпивает почти до дна. Омега за этим апатично наблюдает, прислонившись к противоположной Намджуну стене, не спешит подходит к своему виски. — Всего два дня, — выдыхает, — я был у доктора Квона, завтра пойду к Чхве, по твоим рекомендациям, — ядовито заканчивает. Альфа напряженно сканирует фигуру перед собой, отчего становится не по себе. Чимину приходится прочистить горло и взять свой стакан с поверхности стойки, они смотрят друг другу прямо в глаза, ни один не собирается уступать – проигрывать. Алкоголь обжигает. Напряжение витает между двумя, приправляется невысказанными обидами омеги. Намджун сдается. — Я знаю, что ты против участия нашего клана в боях, но придется смириться, я уже дал согласие и подписал соответствующие документы. — Ты хотел сказать твоего клана? Не нашего, Намджун, это не мой клан, — Пак идет к холодильнику, достать воду, — я против того, чтобы люди были в роли животных, избивали друг друга на этой чертовой арене для потехи других. Ты отправляешь своих парней на верную смерть… — Я уверен в них, они будут побеждать. — Ты видел кто будет их противниками? — смотрит в упор на Джуна, тот отводит взгляд, — Нет, не видел, что и следовало ожидать. Намджун, ты знаешь, что мне плевать на жизни других и кто как умирает, но даже я понимаю, что это выходит за рамки нормального, — глава издает смешок. — Чимин, ты мне говоришь о нормальности? — резко бьет ладонями по столу Ким, глаза омеги сначала округляются от удивления, а после взгляд источает колкий холод, а губы соединились в одну строгую линию. Альфа сказал лишнее. Снова. — Ты прав, я, черт возьми, главный психопат в этом клане, но я понимаю, что кидать парней на арену для веселья и ваших чертовых ставок бесчеловечно! — Пак громко ставит бутылку на краешек стола. — Тебе придется это принять, Чимин, ты должен быть со мной на всех боях, где участвуют наши. — Я не желаю смотреть на это. — Это приказ. Ты не можешь ослушаться, — Намджун встает со своего стула, поправляет пиджак, — на следующих выходных мы едем в Мейл, смотреть первый бой. Подготовься. — Звучит отвратительно. — Тебе понравится. — Пошёл ты к черту, Намджун, — альфа игнорирует это. — Завтра подкину тебе работу, а то слишком раздражительным стал, — разворачивается и идет к выходу. Когда дверь оповещает о том, что Чимин остался один в квартире, веки тяжело опускаются. Дышать становится легче. Это приказ и его нельзя ослушаться. Приказ. От беспомощности Чимин скидывает со стойки стаканы, те со звонким оглушающим звуком соприкасаются с полом, разбиваясь на осколки. Уснуть не получается, после ухода Кима Чимин сразу лег в свою огромную постель. На часах уже три часа ночи, а сон не идет. Это опасно для Пака, он может снова впасть в раздумья и додуматься до жажды крови. Омега поднимается с кровати, идет в ванную, где в выдвижных ящичках ищет своё спасение. Таблетки снотворного постоянно застревают у него в горле, две давным –давно не помогают, на ладонь падают три, и Чимин, не задумываясь, выпивает их. Взглядом цепляется за отражение в зеркале, на него смотрит уставший бледный человек, с кругами под глазами, источающие лишь холод и несущие смерть, его будто обескровленные губы выглядят безобразно огромными. Хуан всегда говорил, что внешность Чимина подходит для его домов терпимости. Грустно улыбаясь своему отражению, он наконец идет спать. Он подумает обо всем, как только проснется. На дне мусорного ведра покоятся две белые баночки, под крышкой которых изображен Красный Дракон.***
В центре Мейла сотни мощных фонарей подсвечивают главную арену Прагараса, здесь проходят международные спортивные соревнования и другие массовые мероприятия, её вместительность до двадцати тысяч человек, сегодня она забита до отказа. К главному входу подъезжают мировые звезды, высокопоставленные чиновники и главы кланов, показывающие себя заждущей публике лишь с одной стороны. Юнги обеспечил беспрецендентную систему безопасности, чтобы, не дай бог, не произошла перестрелка между кланами. Ведь заклятые враги чуть ли не впервые окажутся в одном здании на мирной основе. По отточенному расписанию первыми на красной дорожке появляются братья Чон. Чонгук выходит из черного гелендвагена и предстает перед вспышками фотоаппаратов в костюме от Стюарта Хьюза, его алмазные вставки ослепляют окружающих, улыбка, играющая на губах, загадочная, ожидающая только победы. Идеально уложенные волосы зачесываются легким движением руки – причина сердечного приступа всех омег. Старший брат не заставляет себя ждать. Хосок ослепительно улыбаясь выходит из майбаха, останавливает у самой двери, чтобы помочь выйти омеги, что сопровождает его на сегодняшнем мероприятии. Образ от Ульяма Вестменкотта не оставляют людей равнодушными, омега, чьи ярко-красные волосы слегка колышутся на легком ветру, глупо улыбается альфе, подставляя талию под крепкие руки. Многие разочаровано вздыхают, увидев Чон Хосока с неизвестным омегой. Пара также двигается по направлению к собственному ложе. Старший Чон по живому коридору заходит в помещение, где расположены множества кресел полукругом, перед которыми низкие столики для алкоголя, справа у стены умостился бар, напротив входа панорамное пуленепробиваемое окно, открывающее вид на арену, больше похожую на клетку. — Наконец-то ты пришел, — слышится голос Чонгук, что сидит на одном из кресел, младший поворачивается к Хосоку, стоящего у закрытой двери, — а я думал ты будешь с омегой. — Я был с ним перед камерами, сейчас отпустил, — альфа идет к Гуку, — мне не нравится его запах, раздражает, — брат понимающе кивает. Оба смотря на арену, ожидают. Чимин нервно сжимает руки в кулаки на заднем сидении машины. Водитель объявляет о прибытии. Это его официальное появление перед камерами и обществом, в роли кого он здесь, омега не понимает. Последний вдох-выдох. Намджун с Тэхеном уже здесь. Альфа, что ждет Чимина, одет в идеально сидящий серый костюм, на губах играет легкая расслабленная улыбка. Когда Пак наконец выходит на него обрушивается звуки затвора фотоаппарата, он слегка промаргивается и пытается взять себя в руки, глава клана Ким ободряюще поглаживает его по спине, что не остается незамеченным. Полностью черный образ гайдзина разбавляет темно-синий бархатный пиджак и чокер цвета марсала, скрывающий выжженные цифры. В-образный вырез блузы открывает для других острые бледные ключицы. Чимин нервно облизывает губы и идет ко входу, сквозь панику и страх, его успокаивает лишь холод пистолета сбоку. Когда все рассаживаются по своим местам и центром внимания служит арена в центре зала, ведущий не так торжественно, как обещалось называет представителей кланов. Весь Чимин напрягается и недоуменно смотрит на одного человека в клетке, потому что их клан представляет Арон. Альфа уверенно смотрит на противника, а после устремляет взгляд в тонированное окно, будто прямо в омегу. Чимину не по себе. На огромном экране видны ставки и сумма, что еще больше стимулирует толпу. В руках Арона сето, у его противника что-то похожее. — Почему Арон? — сипит Пак еле слышно, но Намджун, услышав, смотрит на него. — Потому что мне нужна победа сегодня, — без единой эмоции. Бой начался. Представитель клана Чон развлекает публику, размахивает руками и провоцирует Арона, тот хладнокровно сканирует альфу напротив, почти не двигаясь. Наконец противник все внимание обращает на Арона, становится в самый центр, расставляя руки, оружие из его рук падает, оповещая о том, что выиграть он сможет и без него. На экране ставка за клан Чон вмиг выросла. На губах альфы играет маниакальная улыбка. — Напомни мне, пожалуйста, почему на первый бой мы поставили этого чокнутого? — обращается Чонгук к брату. — Потому что мы должны сегодня проиграть, — Гук не влезает в стратегию Хосока, не возражает ведь вся эта затея с ареной была его инициативой, в ответ альфа слегка кивает. Арон разминает шею и делает резкий выпад, задевая бок «чокнутого» лезвием, белая футболка моментально окрашивается красным, в ответ он бьет ногой по ребрам, выбивая из того кислород. А после начинается настоящая мясорубка. Чимин будто на таком расстоянии слышит, как хрустнули ребра его охранника, зажмуривается и пытается закрыть уши. Спустя сорок минут, когда зрители устали кричать, а лица альф, стоящих в клетке, стали похожи на одно красное полотно. Арон из последних сил кидается на противника, тот лишь отходит к стене, пытается отбиваться руками и ногами, но координация движений уже не та, что в начале боя. Оба тела падают на пол, перекатываясь, сверху то один, то другой. Наконец Арон остается сверху, фиксируется, бьет по лицу, корпусу, но нижний никак не испускает последнего вздоха. Альфа нащупывает свое сето и резким движением втыкает в самую середину грудной клетки. Встает. Ищет оружие противника, оно одиноко лежит около противоположной стены. Берет в руки, подходит к телу, издающему последние звуки. Втыкает конец чуть ниже пупка и резко проводит вверх. Кровь брызжет во все стороны. Если приглядеться, то можно увидеть пар, что идет от кишок. Арон провел фирменную казнь своего клана. С трудом поднявшись на ноги, он смотрит на окно, скрывающее господина Кима и гайдзина, слегка кланяется и падает от бессилия. Довольный Намджун хлопает в тишине помещения, пока Чимин приходит в себя от боя и переживаний, что испытал он. Наконец кулаки разжимаются, на внутренней стороне ладоней остаются кровавые полумесяцы от ногтей. — Я хотел от него избавиться, — говорит Хосок, — а тут подвернулся случай. — Он тоже меня раздражал, пусть снимут с него наш знак, когда будут хоронить, — Гук идет на выход. Хосок остается допивать виски. На этом и сошлись. Белоснежную, что слепит глаза, палату освещают солнечные лучи. Чимин тихо закрывает дверь за собой. На больничной койке неподвижно лежит Арон, его туловище обмотано тугим корсетом. Увидев гайдзина, он пытается встать, но омега просит лежать, тот неловко смотрит по сторонам. — Я же говорил не соглашаться на предложение Намджуна, — говорит Пак, облокотившись о стену. — Прошу прощения, господин Пак, но я дал согласие до того, как Вы мне это сказали, — последние слова альфа произносит еле слышно. Палата погружается в молчание. — Семье что-нибудь нужно? — Арон сразу понимает, что речь идет о его супруге и детях. Он отрицательно мотает головой, — поправляйтесь, мне всё еще нужна охрана, — дарит легкую улыбку больному и идет к выходу.***
Дальше Чимин утопает в казнях, поставках, контролировании судов, в своих психических проблемах. Намджун взваливает всю грязную работу на него. Пару раз они сталкиваются с людьми клана Чон, где обязательно должно быть кровопролитие. Газеты после первого боя пестрили заголовками, что у Ким Намджуна появился никому неизвестный омега. Никто не обращал на это внимания, но люди скупая желтую прессу утопали в грязном белье чужих людей. За полгода, что Чимин пропадал в бункере, а Намджун в документах, прошел всего один бой на арене Юнги с участием представителей кланов. Клан Ким был повержен, но Джун даже не заострил на этом внимания, потому что эйфория от первой победа Арона его еще не отпустила. Пак уже давно не захаживал к доктору Квону, а белые баночки начали таять в руках все быстрее, снотворные в количество четырех штук стали обязательным ритуалом его вечерней рутины. Уже завтра на арене вновь пройдет бой с участием Арона, кости того срослись и, как он сам говорит, его организм отлично себя чувствует. Чимин почему-то поверивший в альфу лишь после первого боя чувствует себя спокойно. Он отказывается заходить со всеми через главный вход, боясь вспышек и огромного количества людей на один квадратный метр. Ведущий наконец объявляет о начале боя. Люди, помнящие о первом бое, ставят на Арона. Чимин напрягается, страх за альфу вновь сковал его, его противник на этот раз очень силен. Чёрт. — Давай поспорим, что мой выиграет? Если выиграю я, то ты отдаешь мне свой самый прибыльный бордель, — говорит Чонгук брату. Хосок пожимает его руку, с ухмылкой на лице. — Если выиграю я, то ты отдаешь мне свой макларен. — Это больно, она моя красоточка. — У тебя их две, а у меня ни одной. — Ладно, договорились. От начала прошло лишь десять минут, а Арон едва стоит на ногах. Противник выбрасывает удары справа, слева, ногами бьет по печени, ребрам и в солнечное сплетение. — Пойду подышу, здесь душно, — кидает Чимин и выходит из выделенного специально для них помещения. Намджун не обращает внимания, ведь напряженно наблюдает за клеткой, где его боец проигрывает по всем фронтам, а глава надеялся здесь взять реванш. Пак спускается в зрительный зал без охраны, один, становится почти прямо около клетки. Наблюдает. Недавно, когда Арон вновь вёл его машину до квартиры омеги, альфа рассказывал про своего второго сына, который только недавно сделал первые шаги, неуверенные, шатающиеся, но шаги. Он рассказывал с таким энтузиазмом и безграничной любовью в голосе, что губы сами произвольно растянулись в улыбке. Тогда Чимин представил, каково это родиться, расти и жить в нормальной любящей тебя семье. Арон уже лежит на спине в центре арены, его грудь тяжело, с трудом поднимается, изо рта толчками выходит кровь. Противник ходит кругами. А после разбегается, чтобы всем весом упасть на тело приговоренного. Арон закрывает глаза, потому что понимает – всё кончено. Он принимает такую смерть, смерть за клан. Но шаги резко обрываются, спустя одну-две-три секунды ничего не происходит. Альфа приоткрывает глаза. Видит как молочные сухожилия тянутся откуда то из стены клетки и заканчиваются в теле альфы, тот хрипит, не понимает, что послужило причиной резкой боли. Спустя мгновение один стилет отточенным движением перерезает горло. Тело падает с глухим звуком. На всей арене повисла гробовая тишина, стилеты возвращаются к хозяину. Арон поворачивает голову на Чимина, смотрит прямо в глаза и благодарно закрывает их. Левый рукав белоснежного пиджака стал кровавым.***
В помещении всего пять человек. Юнги стоило огромных усилий уговорить не устраивать перестрелку и атомную войну прямо на месте. Теперь в кабинете Юнги находятся главы кланов и Чимин. — Клан Ким нарушил правила, вторгся в бой, — спокойно произносит Хосок. Чонгук сверлит взглядом гайдзина. Это их вторая встреча. Ненависть Гука всё это время росла, зрела, расцветала, а сейчас она начала вытекать из резервуара, не хватает места. — Да, я согласен, — говорит Мин, — На Вас будет наложен штраф, — обращается к Намджуну, тот пытается удержать в узде эмоции, кивает, — это… — Отблагодари меня за свою жизнь, — Юнги перебивает Чимин, он смотрит прямо в глаза Чонгука, задирая подбородок, — отзови Ваши претензии. Жизнь за… — Вышли все отсюда, — Гук произносит это с интонацией, стягивающий от холода поверхность кожи, заставляет бежать мурашки от кончиков ног до кончиков волос. Все недоуменно смотрят на альфу, — мне нужно поговорить наедине с этой малышкой, — слышится рык Намджуна, но его останавливает маленькая ладонь Чимина, что держит за локоть. — Выйди, Намджун, — тихо просит Чимин, — пожалуйста, — добавляет, — со мной будет все хорошо. Юнги пытается возразить, но порезавшись о взгляд Чона, поднимает руки в сдающемся жесте. Хосок и Намджун тоже не хотят оставлять двоих сумасшедших в одном помещении без присмотра. Хосок встает со стула, сжимает плечо брата, произнося: — Не делай глупостей. Наконец они остаются одни. Чимин слегка загнанно смотрит на альфу. «Какого черта аромат, витающий в кабинете доктора Квона, слышится здесь?» - задается вопросом омега. Чонгук, сунув руки в карманы брюк, идет к Чимину, тот отшатывается в обратную сторону, пока за спиной не чувствуется стена. — Тебя никто не просил сохранять мою жизнь, — омега гораздо ниже, так что смотрит снизу вверх. пытаясь держать дистанцию. — Благодаря мне Вы не кормите червей под землей, — отвечает Чимин, он держит свой бастион, но, кажется, он скоро разрушится, потому что этот тон и взгляд, что напротив, перекидывают его во времена, когда пятилетнего мальчика душили, сдирая цифры на основании шеи. — Вы? — приподнимает бровь в изумлении Гук, усмехаясь, — мне нравится. Ты нарушил правила, ты должен понести наказание и оплатить штраф. — Я оплатил все полгода назад, когда не вырвал сердце главы клана Чон, — ядовито бросает Чимин. Омега не успевает моргнуть, но успевает вытащить пистолет из кобуры и приставить дуло к телу напротив, когда альфа сжимает одну руку на основании шеи, задевая бриллиантовый чокер, другой фиксирует туловище. — Ещё раз ты скажешь подобное, и я покажу тебе ад на Земле, — рука сильнее давит на горло, Пак сильнее сжимает пистолет и давит, альфа начинает ядовито шипеть у самого уха, — разве не только Намджун трахает тебя? Ты еще раздвигаешь ноги перед тем никчемным альфой? — пальцы фиксируют подбородок омеги, заставляют смотреть прямо в глаза, слышится звук снятия предохранителя. Вдруг в ноздри бьет легкий, почти невесомый, запах сочной дыни и персика, альфа не может понять, что это. Резко отпускает омегу и отходит, осматриваясь вокруг. Лицо Чонгука становится озадаченным, Чимин не понимает эту резкую смену настроения. — Я… — Я не буду накладывать штраф, — резко бросает Чонгук и выходит из кабинета, хлопнув дверью. Омега остаётся задыхаться морским бризом, кардамоном и кофе.