религия
***
Намджун врывается в кабинет смерчем, что угрожает снести всё и поглотить живых существ, его ярость можно прощупать кончиками пальцев, она словно легковоспламеняющийся газ, поднесёшь открытый огонь – в радиусе пятисот метров все взлетит в воздух. Но Красные Драконы не боятся, издеваются приподнятыми кончиками уголков губ, дразнят, ждут пока альфа выйдет из себя. Лишь Юнги стоит меж двумя полыхающими Везувиями и пытается сохранить спокойствие. — Верни мне его! — вены взбухли на шее и лбу, угрожают вот-вот разорваться. Адский, сквозь зубы произнесённый, почти крик неровными волнами бьётся о спокойного Гука. — Нет, — альфа сидит в кресле, за ним брат, сканирующий врага. Ким понимает, что убивать сейчас и угрожать войной бесполезно. Юнги не даст. Не прокусит он их сейчас. Альфа пытается прийти в себя, но получается из рук вон плохо. — Что ты хочешь за него? — хрипит будто подбитый пулей. — Цена слишком велика, — Чонгук смотрит прямо в глаза, — Намджун. — Скажи мне. — Неужели он тебе так дорог? — Что ты хочешь? — остатки терпения, которого итак не было, уходят от главы клана Ким. — Хочу всё твоё побережья под контроль Красного Дракона, — выдыхает, Намджун округляет глаза от наглости Чона. Побережье - клан. Никогда он не отдаст его врагу, даже за Чимина. Тишина затягивается, на губах Гука играет ядовитая победная улыбка. Сукин сын. Всё просчитал. — Давайте заканчивать, — тихий и скучающий голос Хосока раздаётся из тени комнаты, он хлопает брата по плечу и идёт на выход. Гук следует за ним, останавливаясь плечом к плечу с Кимом, произносит: — Я позабочусь о твоей игрушке. Занесённая для удара рука так и парит в воздухе, удерживаемая Мин Юнги. В глазах Намджуна Чонгук видит себя, задыхающегося под сильными руками, а после труп бросают с обрыва в воду, но альфа только усмехается этому и выходит прочь. Как только дверь оповещает о том, что в кабинете остались двое. Ким хватает Юнги за воротник пиджака, встряхивая: — Какого черта?! Такого не было в договоре?! — ярость альфы достигает Юнги, ложится на идеальное лицо маленькими каплями, разъедая. Мин лишь равнодушно достаёт безупречно сложенный белоснежный платок, вытирая участки кожи. — Твой гайдзин жив, — жилистые руки мягко дают знак отпустить, — хотя Чонгук должен был убить его. Выход сразу двоих бойцов с ринга живыми - тоже не прописан в договоре, но я не возникаю. Намджун наконец опускает альфу, в следующую секунду кулак встречается с челюстью главы. По помещению разносится легкий хруст челюсти. — Не смей меня трогать, — Юнги потирает костяшки, наблюдая за Кимом, что сплёвывает кровь прямо на пол, — Чонгук - не убийца и не садист. Я не обещаю, что твой гайдзин выйдет от него живым и здоровым, но надежда есть, — альфа обходит Джуна и идёт к двери. Намджун остаётся совершенно один. Не только в кабинете, но и в управлении клана.***
Вода. Она везде. Обволакивает. Забивается в уши и ноздри. Не даёт дышать. Крик - лишь пузыри вверх. Руки толкают и бьют воду, но поверхности всё нет. Глаза плотно закрыты. Лишь темнота. Левая рука варится в жерле вулкана. Её раздирает на миллионы кусочков. Боль невыносимая, она отпускает на доли секунды и возвращается с новой силой. Жарко. Тело покрывается испариной и держит температуру около сорока градусов. Внутренние органы под давлением и жаром превратились в пластилин, соединяющийся в один колючий комок боли. Невозможно. Брови омеги, что лежит на огромной белоснежной кровати, то и дело заламываются. Тело то дрожит, то лежит будто мертвое. Аппараты оповещают о биении сердца лежачего. Трубки, соединяющие растворы и вены, проводят в организм нужные питательные вещества. Игла, погружающаяся в плечо, передаёт снотворное для пациента. Врачи уже десять дней наблюдают за Чимином, он не приходит в себя, а левая рука покраснела и заметно пульсирует, иногда сухожилия или кости буквально «ходят» под кожей, пугая специалистов. Чонгук стоит, облокотившись о дверной проём, смотрит на смертельно-бледное лицо гайдзина, губы которого перестали источать признаки жизни. Альфа впервые появился в своём загородном доме, куда приказал увести пленника, здесь он не появлялся с момента покупки. Чон ожидал истерик, убитых охранников и побегов, но гайдзин решил не приходить в сознание. Вообще в планы не входило держать врага больше недели при себе, тем более, ухаживать и приставлять к нему своих докторов. Гук лишь глубоко и разочарованно выдыхает и направляется к гелендвагену, на котором приехал. Придётся подождать ещё немного.***
Чимин сквозь толщу воды и закрытые веки видит, как пробиваются лучи солнца, ненавязчиво намекающие ему открыть глаза. Вдохнуть осознанно. Веки медленно разлепляются, они словно весят в сто раз больше, чем на самом деле. Первое, что видит Пак оказывается потолок. Голова медленно поворачивается влево. Окно от пола до потолка открывают вид на маленький сад с дорожкой, скрывающейся в могущественных зелёных дубах. Лес благородно возвышается над желтеющими загнивающими цветами, темнеет в своей глубине. Чимин сглатывает. Во рту всё пересохло, будто он не пил больше недели. Наконец картинки произошедшего пролетают в голове со скоростью света. Омега резко принимает сидячее положение, отчего затылок простреливает болью. Система впивается в локтевой сгиб, он недоуменно смотрит и резко вырывает иглу из своей вены, с пальцев стягивает датчик. Он, и правда, проиграл. Понимание накатывает снежным комом. На лице появляется горькая ухмылка, не сулящая ничего хорошего. Он проиграл. Дал слабину. Совершил ошибку. Хуан его накажет. Обязательно. Это лишь дело времени. Снова. Снова начнёт избивать и душить. Он заслужил. Совершать ошибки запрещается. Край одеяло оказывается аккуратно откинутым. Чимин ставит босые ноги на холодный пол, отчего сразу съёживается. На нем холщовые штаны и такая же лёгкая рубашка. Нет шарфа. Цифры «9520» представлены на всеобщее обозрение. Мерзость. Омега лишь скукоживает лицо в недовольной гримасе. Пак наконец-то встаёт. Ноги будто ослабели, едва держат. Но гайдзин игнорирует слабость во всем теле, и крутит головой в разминке, а после всем телом. Кости хрустят, сухожилия приятно тянут. Раздаётся звук открывающейся двери. В проёме стоит низкий и приземистый мужчина, наверное, врач, решает омега. Тот удивлённо смотрит на стоящего, хаотично начиная что-то говорить о самочувствие. Чимин не слышит, пропускает всё мимо ушей. В голове лишь одно: «Один стилет. Прямо в сердце.» А сразу через доли секунды левую руку пронзает режущей болью, мясо и кости измельчаются под напором тесака. Пак падает на колени, оглушая всю округу криком, но сразу же закусывает губу. Омега наблюдает как под красными уродливыми рубцами двигается что-то. Будто огромного червя вживили в кожу, а тот поедает плоть изнутри. «Один стилет.». Боль. Боль. Боль. На руке в хаотичных местах проступает насыщенно-темная густая кровь. Но оружия нет. Что происходит? Ещё раз. Боль. Кожу стягивает цепями и тянут в противоположные стороны, отчего она лопается. Ещё раз. Боль. По щекам скатываются крупные слёзы. Ещё раз. Боль. Тело валится на пол, размазывая красный мёд по полу. Ещё раз. Боль. — Прекратите, — доктор подбегает к Чимину, пытается поднять омегу, но тот вырывается, сжимая челюсти, чтобы не кричать от боли, — прекратите пытаться выпустить оружие. У вас повреждены внутренние сухожилия, они только заживают. Вы делаете только хуже. Пак краем уха улавливает смысл сказанного, наконец прекращает подавать мысленные сигналы. Боль уходит, остаётся лишь неприятная пульсация во всей руке. Он все ещё лежит на полу, пытается нормализовать дыхание, проводит языком по искусанным губам, прикрывая глаза. Врач думает, что Чимин уснул, так как в таком положении они находятся уже пятнадцать минут, но вдруг омега резко открывает глаза и встаёт, оказываясь в сидячем положении. — Что со мной? — хрипит, поворачивая голову на сидящего на коленях перед ним бету. Наконец врач встаёт, присаживается на рядом стоящее кресло, поправляя толстыми пальцами очки на переносице. — Ложитесь на кровать, Вам нельзя сильно напрягаться, — тихим голосом говорит бета, одновременно указывая широкой ладонью на постель. — Что со мной? — повторяет, но все же поднимается на ноги и устраивается на краешке кровати. Рука пачкает белоснежное постельное белье, рисуя красные кляксы. — Ваши сухожилия порвались, — легко отвечает мужчина, — мы не знаем срастутся они или нет, потому что другая их часть осталась вне тела, — фантомные боли настигают омегу, ложатся словно ожерелье на шею и душат. Чимин дышит. Пытается дышать. А в голове картинки, его беспомощного на арене, пролетают со скоростью света, доставляя режущую боль прямо по воспалённому мозгу, — как Вы поняли, теперь Вы не может выпускать своё оружие. — Где я сейчас нахожусь? — Это особняк господина Чона, — Чимину плохо, хочется выблевать внутренние органы. Его привезли, как псину, в дом его нового хозяина. Отвратительно. «Ничтожество» — Хуан. Омега пытается отогнать от себя воспоминания. Не сейчас. Обязательно после. Глаза цепляются за бутылку воды в стеклянной таре на тумбе у кровати. — Хорошо, ладно, — Чимин плотно прикрывает глаза, откидывается на подушки, — я хочу поспать. Доктор расценивает это, как намёк, чтобы он покинул спальню. Омега улыбается уголком губ. Тихие шаги раздаются по помещению. Пак вскакивает на ноги. Горлышко бутылки приятно холодит ладонь. Все происходит за считанные секунды. Вот уже стеклянная розочка торчит из основания шеи беты. Тот хрипит, пытается вытащить, но Чимин вдавливает сильнее, слыша скрежет стекла о свежую плоть. Тело падает с глухим звуком к ногам омеги. Глаза открыты и безжизненно смотрят прямо в пол. Взгляд бегает по помещению, ища нужный предмет. Кресло, тумба, комод - он не выдержит, слишком тяжело. Наконец рукой Чимин хватает штатив для капельницы, он оказывается из тонкого металла. Должно выдержать. Омега со всего размаху бьёт по огромному окну, ровно в центр. Появляется лишь маленькая трещина. Ещё раз. Трещина. Ещё раз. Трещина. Ещё раз. Паутина трещин образовывается на поверхности. Ещё раз. Стекло с оглушительным звуком разбивается, осколки летят в Чимина, не режут. Наконец на лице появляется удовлетворённая улыбка, а рука разжимается, штатив падает на пол. В коридоре слышатся голоса. Кто-то бежит сюда. Времени нет. Пак босиком ступает по мелким осколкам. Плевать, не чувствует боли. Когда он оказывается на белой выложенной дорожке, его ноги оставляют кровавые следы. Впереди лес, могущественные приветствующие дубы будто расступаются перед гайдзином, кланяясь своими широкими ветвями. За спиной люди Красного Дракона. Кто-то предупреждающе стреляет в воздух и по сторонам. Плевать. Чимин бежит в лес, не чувствуя боли, в нём лишь лёгкость и сладость на кончике языка о скором прибытии домой. То, что за ним никто не бежит вслед, вызывает подозрение, но омега подумает об этом позже. Сейчас главное - бежать, быстрее оказаться дома, в «своём» клане. Чонгуку сообщают о беглеце и убийстве доктора сразу же, он лишь ухмыляется и отвечает: — Дайте набегаться нашему гостю, далеко не убежит. Не стрелять. Ветки бьют по лицу, плющ тянет обратно, переплетается с ногами, забирает частичку Чимина, кровь. Волосы истрепались, лезут в глаза. Омега отмахивается. Бежит. В лёгких катастрофически мало воздуха. Плевать. Нужно бежать. Он не останется в руках Красного Дракона, тешить его самолюбие. Лучше умрет здесь, в лесу, в реке, канаве. Плевать. Лишь бы не в доме врага. Страх липкими руками пытается дотянуться до хрупкого тела, но омега убегает, не даётся. Остановится - умрет. Наконец лес заканчивается, он выходит на огромную поляну. По ощущениям, Пак бежал не меньше часа, легкие жжёт от нехватки воздуха, но омега сам себя успокаивает, что на «родной» земле и дышится легче, но не тут. А впереди не бесконечная гладь осенних засыпающих растений, впереди в метрах ста возвышается серая бетонная стена. — Нет, — шепчет, медленно идя вперёд, — нет. Чимин стоит у подножия стены. Она насмехается, издевается. Длинной примерно в шесть метров, бетонная - не пробить ни головой, ни руками, не перелезть - никаких выступов. — Нет! — кричит. Свобода была совсем рядом. Переливалась в воздухе, маня только вперёд, давая надежду. Обманула. Чимин повёлся, как глупый маленький ребёнок. Омега заносит кулак и со всей силы бьёт в бетон. Больно. Плевать. Бьёт, бьёт, бьёт. На стене остаётся маленький красный круг. Он устал. У него нет никакого оружия, только первозданное отчаяние обволакивает тело будто щит, броня. Не поможет Вдруг слышится звук рёва моторов. Чимин оказывается окружён шестью джипами, фары устремлены прямо на него. Слышатся хлопки дверей, шаги. А после пуля врезается в бетон около головы гайдзина. Образуя в стене небольшое отверстие, останавливается. Глаза расширяются в шоке. Уши заложило. Чимин медленно поворачивается на окруживших его людей. Чонгук держит пистолет на весу вытянутой руки. Прицеливается с зажатой меж губ сигаретой. Выстрел. Пуля врезается в бетон в сантиметре от макушки омеги. Чимин сглатывает вязкий ком в горле и прикрывает глаз, потому что вот оно освобождение. Он умрет здесь, не в бою, почти в плену, поверженный заклятым врагом своего клана, его пристрелят у стены, как вшивую собаку без капли сожаления. Но плевать. Наконец-то он стряхнёт с себя эти путы, что тащат его к демонам в аду. Пули проносят в смертельной близости от него. Чимин улыбается своим мыслям. Пуля последняя. Вот. Но слышен звук пустого магазина, Чон громко чертыхается и кидает опустошённое оружие ближайшему из охраны. Омега недоуменно смотрит на идущего прямо к нему альфу. Чонгук останавливается в двух шагах от гайдзина, сканирует от головы до ног, цепляет свой взгляд на окровавленных ногах. Омега вообще выглядит потрёпанной куклой, что выбросили на свалку за ненадобностью, его холщовые вещи покрылись хаотичными пятнами крови, рубашка не прикрывает острые ключицы, губы искушены до глубоких ссадин, на щеках видны маленькие ручейки слез, а глаза блестят вследствие прошедшей истерики. — За убийство моих людей нужно платить своей же кровью или жизнью, — выдыхает дым вверх, бычок отлетает на расстоянии метра, оставаясь тлеть в ворохе травы. Чимин смотрит загнанно, из под пушистых ресниц, но огонь ненависти горит на дне глаз, угрожает разгореться до мощного пламени, что поглощает на своём пути всё. Чонгук лишь ухмыляется. — И ты заплатишь. Только сейчас омега замечает ножны, висящие на ремне, на кожаном футляре изображён Дракон с разинутой пастью. Чимин сглатывает. Наказание. Его снова накажут. Альфа лёгким движением достаёт нож, вертит в руках. Подходит вплотную к гайдзину, улыбается. Тишина прерывается лишь рёвом моторов. Желание выпустить стилеты жужжит в мозгу навязчивой идеей, но боль ,словно предугадав последующие действия, ноет неприятно в руке. Чонгук смотрит прямо в глаза, улавливает рваное дыхание, легкие и каждую клеточку заполняет запахом омеги, что так кружит голову, заставляя забывать первоначальную цель. Кончик ножа скользит по шее, дальше по ключицам, оставляя за собой белую дорожку. Омега почти не дышит, ресницы подрагивают, наконец-то отворачивается, смотреть на врага нет сил, оглядывается, пробегает взглядом по охране. Несколько лет назад было также, почти столько же людей, и он в центре со своим палачом. Со своим страхом. Слёзы снова прокладывают аккуратные дорожки вниз, руки бьёт дрожь, как и все тело. Дыхание альфы напротив обжигает макушку, шевеля серебро. Нет. Он не хочет снова чувствовать это. Унижение смешанное с болью. Десятки глаз наблюдали, наблюдают за ним, как он грязный опороченный оскверненный лежит на холодном бетоном полу, едва прикрытый кусками ткани, и глотает слёзы и всю боль, что заполоняет холодный барак, забилась в каждую щель. Эта вселенская боль и несправедливость, рождённая вместе с ним, придают ему сил. Он как может отталкивает от себя альфу. Неожидавший Чонгук отступает на несколько шагов, но сразу же припечатывает тело к стене. Омега трепыхается, словно бабочка в сетях паука, его глаза плотно сжаты, слёзы текут, не останавливаясь, губы искусаны, издаётся лишь тихое: — Нет, — на выдохе с умирающей надеждой. У Чонгука развернувшаяся ситуация не вызывает никаких эмоций. Он лишь пальцами мягко оглаживает ладонь правой руки, почти нежно. Кончики пальцев щекочут тоненькое запястье, будто играются. Чимин в недоумении смотрит раскрытую руку, а после переводит взгляд на альфу, что тепло ему улыбается. Охрана вздрагивает от вскрика гайдзина, а глава лишь сильнее давит рукоять, лезвие которого уже наполовину утонуло в ладони Пака. — Ещё раз ты тронешь моего человека, я отрублю тебе руки, — шипит Чонгук на ухо омеги, что смотрит на него в ответ затуманенным взглядом. Сукин сын. — сегодня я прощаю тебя за незнанием моих правил. Чонгук разворачивается и идёт к машине, попутно давая указания своим людям. Те подбегают к Чимину, хватают несопротивляющееся тело и заталкивают на заднее сиденье джипа.***
Тэхен улетает. Ему нужен перерыв от проблем клана, нервного Намджуна и недосыпа. Омега взвалил на себя слишком много и сейчас с этим не может справиться. Он хочет быть хорошим начальников, лучшим сыном для своих уже мертвых родителей, любимым братом и незаменимым любовников. Из всего у него получается лишь первое. Тэхён всегда будет избалованным своим отцом младшим сыном. Для него отказаться от прошлой жизни оказалось слишком болезненно, неожиданно. Отец всегда обнимал его и проговаривал в россыпь черных волн: «Ты – моя жизнь». Хосок, обнимая его, произносил, смотря прямо в глаза: «Ты – моя надежда». Оба лгали правдоподобно, что омега каждый раз верил и закусывал губы, чтобы счастливая улыбка не просочилась. Через месяц, по приезде он обязательно станет сильным и чьей то жизнью и надеждой, но не сейчас, когда он буквально разваливается на куски от усталости своей жизни. Сейчас ему нужно отдохнуть, в его театре одного актера антракт. За стойкой работник аэропорта последний раз проверяет паспорт и билет Кима, он уже с улыбкой протягивает документы обратно, как за спиной у молоденького омеги вырастает огромный альфа в черном костюме. — Ким Тэхён? — басом доносится до улетающего. — Да, — Тэхёна уже чувствует неладное, оборачивается к сзади стоящей охране, подавая предупреждающий знак. — Я - начальник безопасности аэропорта, — удостоверение появляется и исчезает, примерно, со скоростью света, — пройдёмте со мной, у нас есть к Вам пару вопросов. Тэхён чертыхается, но законопослушно идет за альфой, что ведет его по всему зданию аэропорта на другой конец в маленькую комнатушку, перед этим успокаивая охрану. Омега первым заходит в скромное помещение, больше похожее на подсобное, потому что хочет разобраться со всеми возникшими проблема побыстрее и успеть на свой самолет. — Так я и знал, — говорит он и разворачивается в сторону двери, намереваясь уйти, натыкается на огромного бугая, а след «начальника безопасности» простыл. — Я хочу поговорить,Тэ, — говорит Хосок, облокотившийся о письменный стол, стоящий напротив входа. — Нам не о чем говорить, — выдыхает, смотрит на альфу, сканирует, подмечая золотой зажим для галстука, подаренный им же на их второй год отношений. Чон подходит ближе, между ними всего шаг, а Тэхён уже задыхается. По звуку закрывшейся двери можно понять, что человек Красного Дракона вышел. Теперь они одни в небольшом помещении. Выхода нет. — Послушай, Тэ, — Хосок вдыхает глубже, чувствует, что течка его омеги вот-вот наступит, хочется обнять и вжать в себя до хруста в костях и пресловутых бабочек в животе, — зачем ты летишь в Испанию? — в голове картинки их ночей, проведенных вместе, тогда все было максимально близко и глубоко, но не сейчас, омега физически здесь, но между ними пропасть, без каната и шанса добраться друг друга. Между ними война, — у тебя скоро течка, — не спрашивает – утверждает, а сердце омеги готово пеплом у ног альфы лечь, расстелиться, но здравый разум не дает, на цепи держит, отдергивает, заставляя задыхаться и раны кровоточить. Тэхён придвигается максимально близко, дразнит, в губы выдыхает горячий воздух, сегодня немного можно поиграть и расслабиться, видно, как капилляры в глазах альфы лопаются, так сильно хочется зарыться пальцами в черные волны на голове омеги и несдержанно кусать губы до крови, до жидкости, что скажет и докажет о неимоверной любви к одному единственному, стоящему напротив. — Хочу провести свою течку с горячими испанцами, — произносит и резко отстраняется, чтобы не попасть в лапы разъяренного Дракона. Ким отходит к столу, смотрит через маленькое окно на взлетную полосу, где железные птицы уносят в небо десятки людей, но Тэхён, видимо, сегодня никуда не взлетит, потому что чувствует кожей, как альфа сжимает руки в кулаки, намереваясь размазать всех по стенке, не его, омегу, точно, слышно, как зубы клацают, угрожая сожрать Тэхёна. — Не шути так, малыш, — Хосок близко, его губы едва касаются шеи, — вернись ко мне. Я не могу без тебя. Мы поиграли, решили, что сможем друг без друга, но я сдаюсь, — альфа поднимает белый флаг, его бастион пал, даже не сопротивляясь, — Ты тоже без меня не можешь, я вижу, — горячие ладони ложатся на бёдра Тэхена, толкают, давая знак развернуться к Чону лицом, — Тэ, — смотрит прямо в глаза, — мы не можем просто вычеркнуть пять лет отношений, — глаза омеги полные слёз смотрят на альфу, что дарил ему счастливые моменты в жизни, — я люблю тебя, — а Хосок добивает, заколачивает к чертям крышку гроба, где лежит омега. Слёзы ровными дорожками срываются вниз, руки омеги поднимаются, держа в руках галстук альфы. — Я не могу строить свое будущее с тем, кто убил мою семью, — всё вокруг покрывается тонкой коркой льда от сказанного. Альфа хватает Тэхёна за плечи, встряхивает, кричит, потому что откровение, которые шли из его сердца, прошли мимо Кима: — Мой отец убил твою семью, не я, прекрати так говорить, я вымаливал твоё прощение на протяжении всего времени, но ты настолько слеп и одержим местью, что не видишь никого вокруг! — Хосок отходит подальше, желание ударить напротив стоящего возрастает в геометрической прогрессии. Альфа вышагивает от одной стены к другой, слушая тихое рыдание Тэхёна, а сердце, которого, по идее, не должно быть начинает биться и требовать успокоить омегу. Хосок сдается, снова. Он подходит, обхватывает руками лицо и смотрит в бездонный темный океан, где не прочь и утонуть, — Тише, не плачь. Скажи мне, что у тебя ко мне никаких чувств – я уйду, навсегда из твоей жизни. Тэхён лишь всхлипывает, отворачивает лицо, лишь бы не смотреть в влюбленные глаза альфы. — Я тебе изменял, — хрипит едва, на грани слышимости, ждёт пощечины или осуждающего взгляда, крика и хлопка двери, но ничего не происходит, только крепкие руки, что обнимают и горячее дыхание в макушку. — Плевать, — целует в вихры, — мне плевать. Главное, что ты меня любишь, к другим у тебя нет чувств. А омега плачет сильнее словно ударившийся в песочнице ребёнок, руки обвивают тело альфы, а ноги будто не держат, но с него спал непосильный груз, что тяготил его сердце в самую низину, откуда не выбраться. Его спас Хосок, снова. Наконец Хосок поднимает голову Тэхёна за подбородок, смотрит заботливо, большой палец проводит путь по контуру губ, но омега не даёт долго думать, зарывается пальцами в жесткие волосы и тянет на себя, чтобы ощутить долгожданное прикосновение, альфа не сопротивляется, улыбка его тонет в поцелуе. Они целуются медленно, растягивая момент, потому что впереди лишь их совместная дорога долгих поцелуев и крышесносного счастья. Хосок оттягивает зубами нижнюю губу, кусает, показывает насколько изголодался его Дракон. Руки уже намертво припечатались к стройному телу, рисуя узоры на спине, переходя на талию. Тэхён ластится, делает пару шагов назад пока не упирается о стол. Омега легко садится на горизонтальную поверхность, не разрывая поцелуй, и призывно раздвигает ноги. Альфа отстраняется первым, они глубоко и тяжело дышат, хватают жизненно необходимую дозу, чтобы вновь вцепиться друг в друга. Ловкими движениями Тэхён откидывает пиджак альфы, хватается за галстук, как назло, узел не поддается пальцам, омега рычит от недовольства, вызывая этим тихий смешок альфы, что спустился уже к шее, оставляя багровые собственнические метки. Омега подставляется, стонет, потому что тело так ярко реагирует на близость с истинным. Легкая блуза с мелкими пуговицами не подавшись рукам альфы, разрывается на части, открывая доступ к выступающим ключицам и плоскому животу, что подрагивает от возбуждения. — Это была моя любимая блузка, — игриво замечает Тэхён, оттягивая голову Чона от себя за волосы. Наблюдать за полыхающими возбуждением глазами доставляет омеге мазохистское удовольствие, на дне он на черных шелковых простынях весь отдается Красному Дракону, что не жалеет огня для своей жажды. — В моем доме ты ходишь только обнаженным, забыл? — Нет, — почти переходит на крик, потому что сильная рука обхватывает возбуждение сквозь грубую ткань джинс, — сними их, —Хосок понимает и быстро снимает оставшуюся часть гардероба вместе с нижним бельем. — Как же я скучал, малыш, — жадно смотрит на Тэхёна, взглядом прожигает изгибы тело, которое не собирается отпускать дальше кровати ближайшие дни. Омега уже на взводе, ему не до разговоров, он притягивает альфу ближе, разбирается с многочисленными пуговицами на рубашке, наконец взору предстают перекатывающиеся мышцы, кубики пресса вкупе с медовой кожей. Тэхён чуть ли не визжит от счастья. Хосок целует, кусает губы, оставляя после прикосновений слегка болезненные покалывания. Рука накрывает аккуратный член у основания, омега утыкается губами в основание шеи, покусывает, распаляет еще сильнее. Альфа мягко подталкивает в грудь Тэхёна, давая намек лечь на поверхность стола, ему подчиняются. Хосок целует глубоко, чуть ли не до самых гланд, вылизывая, спускается поцелуями вниз, пока наверху раздаются сладкие стоны. Губы легко проходятся по внешней стороне бедра, тем временем один палец легко проскальзывает с помощью естественной смазки внутрь, Ким сжимается, заламывая брови и остервенело кусая губу. Альфа пытается отвлечь от боли, играясь с сосками. Второй палец проходит уже безболезненно, как и третий. Чон издевается, то вынимая полностью и резко насаживая, бьёт прямо по простате. отчего Тэхён громко стонет, его рука медленно ползет к своему возбуждению, но перехватывается и припечатывается с силой над головой. — Без рук, Тэ, — омега изнывает и хнычет, стонет чуть ли не плача, потому что длинные пальцы альфы таранят и оглаживают самые чувствительные места, а возбуждение уже отдается приятной болью в висках. Он кончает резко и обильно, при этом вскрикивая, оглушая Хосока, — хороший мальчик, мой Тэхён, — произносит альфа в прилипшие у виска волосы, Тэхёна бьёт легкая дрожь от пережитого оргазма, грудная клетка шумно поднимается, ударяясь о мощную чонову, он обнимает шею альфы своими ослабевшими тоненькими руками, когда чувствует, как в него входит большое и горячее. Хосок резким движением насаживает на себя несопротивляющееся тело. Два стона в идеальном дуэте раздаются в небольшом кабинете, угрожая разнестись по всему аэропорту. Тэхен зарывается в волосы, он пытается срастись с телом альфы, обнимая его руками и ногами. Тот вдалбливается четкими движениями, разнося удовольствие по обоим телам. Они кончают до звезд, планет и вселенных в глазах. Омега вскрикивает, чувствуя легкий укус в шею, а после набухающий узел внутри, что толчками распирает стенки. Он потный и уставший виснет на альфе, бормоча на ухо: — Вы собираетесь стирать пелёнки, Чон Хосок? — Да, — выдыхает в искусанные губы, целуя, — побудем в таком положение еще немного. — Угу, — Тэхён кладет голову на плечо, всё еще крепко держит, чтобы момент не утёк из его рук, глаза закрываются от послеоргазменной неги, — я так давно не был в твоем доме, поехали к тебе? — Обязательно поедем, никакой Испании и горячих испанцев, — говорит, смеясь, проводит кончиками пальцев по выступающему позвоночнику. — Только горячие Красные Драконы, — хихикает и сжимает татуировку клана на плече счастливо улыбающегося альфы.***
Омега приходит в сознание из-за затёкшей шеи, находящейся долгое время в неудобном положении. Тело, сидящее на стуле, ломит. Ступни аккуратно перевязаны белыми бинтами, рана в правой руке пульсирует под слоем мази и тугой повязки. Чимин смаргивает с глаз туман, оглядывая помещение. Подвал - нет окон, холодно и сыро, серые бетонные стены, около одной стоит одиноко стул, а напротив хлипкая деревянная дверь, возле которой безмолвно стоит амбал, увидевший пришедшего в себя омегу поспешивший выйти из помещения. За спиной руки затекли, чёрт, он привязан к стулу, верёвки неприятно натирают запястья - останутся синяки. Пока Чимин безрезультатно пытается освободиться проходит немало времени, дверь издаёт легкий скрип, впуская внутрь человека. Запоздало омега поднимает голову, режась об острый взгляд Чонгука, альфа лишь ухмыляется, хватает стул у стены и ставит ровно напротив омеги задом вперёд, усаживается, облокачиваясь о спинку. — Какие-нибудь пожелания у моего гостя? — гайдзину хочется лишь оглохнуть, не слышать этот голос, что бьется о стены и прилетает в него словно острые ножи. — Пить, — хрипит Чимин, лишь потому что засуху во рту уже невозможно реагировать. Альфа достаёт телефон, звонит, а через мгновение охранник приносит ему бутылку воды. Чонгуку приходится встать, чтобы напоить Пака, наконец горлышко прикасается пухлых губ, а омега начинает пить жадно, Чон наблюдает, как горло делает движения глотка, во рту начала скапливаться слюна. Видимо, Гук чуть сильнее надавил на пластик, что несколько капель сорвались из уголков рта к подбородку и дальше, на шею. Альфа проводил взглядом дорожки, пока они не скрылись за воротником холщовой рубашки. Чимин даёт знак, что ему хватит, Чонгук наконец отходит и вновь оказывается на своём месте. — Теперь давай познакомимся, как нормальные люди, — расплывается в улыбке, — меня зовут Чон Чонгук, глава клана Чон и твой новый хозяин. Чимин смотрит зло, пытается вырвать руки из плена верёвок и пройтись по довольному лицу напротив кулаком. Со стороны выглядит будто щенок скулит, запутавшись в простынке. — Пошёл к черту, — шипит омега. — Не так быстро, я хочу узнать от тебя кое-какую информацию, ты ведь мне поможешь? — смотрит в самое нутро, до дрожи под коленками и ослабевших конечностей. Чимин молчит, лишь губы собрались в тоненькую ниточку от злости, — Где Намджун держит моего человека? — от грубого голоса холодок проходится по коже, но Пак ничего не знает о пленном из клана Красного Дракона, — Мне повторить? — молчание. Альфа резко встаёт со стула, смотрит сверху вниз, хрипит: — По-хорошему у нас не получится, — два стука в дверь, та резко открывается, чуть не слетая с петель, двое мужчин с вёдрами подходят к Чимину. На омегу сильным напором выливается ледяная вода, он судорожно хватает ртом воздух, а тело вмиг окоченело от резкого перепада температур, волосы прилипли ко лбу, закрывая глаза. Вещи, что стали просвечивать, облепили худое тело, неприятно начиная липнуть к коже. Пак чувствует каждой клеткой приближение альфы. Чонгук присаживается на корточки перед омегой, длинными пальцами убирает мокрые серебрянные пряди с глаз, чтобы наткнуться на глаза полные ненависти. — Где Намджун держит моего человека? — в ответ лишь звенящая тишина. Красный Дракон снова усмехается, рука которого мягко ложится на бедро, сжимая полностью мокрую ткань холщовых штанов, Чимин дёргается от прикосновения горячей большой ладони, желает стряхнуть её, но не получается, — скажи мне, и я отстану от тебя. Чимин не понимает о каком человеке идёт речь, но упорно молчит, ведь ему не поверят, точно не поверят. Рука медленными движениями спускается вниз, образуя невидимые для альфы раны, оба следят за ней, задержав дыхание, путь горит синем пламенем на коже, оставляет глубокие нарывы. Ладонь обхватывает лодыжку поверх бинтов, ласково оглаживает, отчего Чимин готов кричать. — Я сломаю тебе ногу, если ты мне не ответишь, и больше бегать у тебя не получится, а потом я сломаю тебе рёбра, что трудно будет дышать, и руки, верну тебя твоему ебырю поломанной куклой, хочешь? — Чонгук своим черным океаном сканирует идеальное лицо омеги, а рука разворачивает ногу под неестественным углом. Сильнее. Пак лишь опускает взгляд, врезаясь верхними зубами в нижнюю губу. Сильнее. Раненая рука кровоточит, бинт становится полностью красным. Сильнее. По помещению раздаётся хруст. — Не знаю! Я не знаю! — переходит на крик, а в глазах боль, смешанная с правдой, Чонгук вдруг верит, смаргивает пелену безмолвной ярости и отпускает. Альфа наблюдает за грудью, ходящей ходуном, видит искусанные до маленьких ранок губы, но слез нет. Гук расслабляется. В Чимине чёрная пропасть, созданная Хуаном, расширяется благодаря Красному Дракону, он ниже опускает голову, чтобы слёзы скрыть от врага, слышит, как дверь тихо закрывается и шаги вверх по лестнице. Он остаётся привязанный к стулу, облитый ледяной водой в холодном подвале.***
Гайдзин чувствует легкие удары по щекам, едва разлепляет глаза, пытаясь сфокусироваться на желтом свете лампочки. Перед ним низенький альфа, что водит пальцем вправо-влево. Чимин наблюдает, а после вновь проваливается в темноту. Омега просыпается от жары. Выныривает из-под воды, хватая ртом воздух, как рыба. На удивление, он оказывается не в темном подвале, а в теплой огромной кровати. Часы напротив оповещают о позднем вечере. Руки неприятно ломит, как и все тело, в горле засуха. Его никто не охраняет, значит можно сходить попить. В ванной, дверь которой находится в комнате, включается яркий свет, врезаясь в глаза. Чимин открывает кран на полную мощность, ледяная вода бьётся о ладони, зачерпывается и подносится к губам. Его щеки, лицо и шея горят. Омега только проводит мокрыми руками на участкам горящей кожи, слегка успокаивая. В зеркале на него смотрит похудевший бледный омега. В глазах ни смысла жизни, ни надежды и веры в будущее. На губах грустная улыбка, оповещающая об обреченности. В голове лишь один вопрос: «Когда она придёт за ним?». В комнате слышны посторонние шаги, Чимин напрягается, берет полотенце и выглядывает из-за двери. На крае кровати восседает Красный Дракон, в руках у него покоится бархатная черная коробка. Напряжение между двумя достигает предела. — Отпусти меня, — хрипит омега, прикрывая вырез белой футболки на нем полотенцем. — Ты до сих пор не понял, что в моем городе всё так, как хочу я? — Чонгук сканирует омегу, что вжавшись в стену, стоит напротив. Легкий запах дыни и персика витает во всем особняке, заставляя Чона носится раненным зверем из одной комнаты в другую. Настолько ему нравится. — Я понял, — омега набирает в легкие побольше воздуха, — ты лишил меня оружия, — горько усмехается, — теперь я не нужен собственному клану. — А у тебя есть клан? — поднимает бровь в театральном недоумении, — По моей информации, Пак Чимин лишь личная ручная собачка семьи Ким. Чимин опускает взгляд в пол, волосы закрывают лицо. Правда бьёт под дых, лишая слов и аргументов. Хочется отпустить ситуацию, но невозможно. — Но с этого момента, — альфа встает с кровати, идет к прибитому стене, что не справляется с ситуацией, — у тебя новый хозяин, крошка. Холодные пальцы дотрагиваются до разгоряченной шеи, вслед за ними что-то тяжелое. Чимин не смотрит, стоит с закрытыми глазами. Чувствует щелчок замка на задней стороне шеи. Не реагирует. Плевать. В голове лишь один вопрос: «Когда она придёт за ним?». — Хороший мальчик, — гладит по щеке, чувствуя прерывистое дыхание, — не снимай ошейник. Чонгук уходит так же неожиданно, как и появился. А в голове омеги лишь один вопрос: «Когда она придёт за ним?». Но он заплутал, запамятовал, забыл. Смерть за смертью не приходит. Нужно взять твердо в руки пистолет, чтобы холодило руку и размазать свои же мозги по ближайшей стене. Но сейчас лишь худые пальцы проводят по толстому белому золоту, что закрывает «9520».