я тебе никогда не скажу про любовь, но храни мою чертову нежность.
***
На разворошенной постели лежит Тэхён, перебирает своими длинными пальцами угольного цвета волосы Хосока, что расположил голову на голом животе омеги. Альфа гладит медленно бока, вдыхая аромат своего мальчика, который лежит с закрытыми глазами, подставляя лицо под едва пробирающиеся лучики солнца. Течка на протяжении семи дней не отпускала Тэ, а того, в свою очередь, не отпускал Чон дальше, чем за пределы кровати. На кухню, в ванную, на балкон только вдвоём, в объятиях. Простынь едва прикрывает худые ноги, а Хосок все сильнее приоткрывает голые участки. — Эй, хватит, — вновь натягивает одеяло на себя, закрывая доступ. Альфа недовольно фырчит, но слушается, поднимается выше, невесомо касается губ напротив, оттягивая. Тэхён лениво сжимает мускулистые плечи, переходит на шею, отвечает на развязный поцелуй, в ответ кусает, проводит по дёснам. Хосок набирает обороты, но омега останавливает его, отстраняясь. — Давай поговорим, — на альфу Тэ смотрит из-под опущенных ресниц, томно, — пожалуйста. Красный Дракон выдыхает будто пар, но становится на колени перед своим омегой, отступая, падает на спину, Тэхён подбирается ближе, намекая, чтобы его приобняли. Омега проводит кончиками пальцев по контуру лица, наблюдает, вновь влюбляется с каждой секундой все больше. Хосок ждёт, пока Ким начнёт говорить, закрывает глаза от слепящих лучей солнца. — Хосок, Чимин жив? — словно гром среди ясного неба раздаётся вопрос омеги, а Чон пытается сбежать, вставая с кровати и нервно проводя по волосам. — Хосок? Просто скажи мне, ладно? — подходит со спины, обнимает, льнёт губами к мощной спине. — Мой брат не делится со мной своими планами на вашего гайдзина, я не видел его с дня боя, — альфа хватает пачку сигарет со стола, закуривает, даёт затянуться омеге, — пойдем завтракать? — Ага, — приподнимается на носочках, целуя развернувшегося альфу в кончик носа. Тэхён идет в сторону выхода из спальни, даёт налюбоваться своим обнаженным телом сзади, поднимает с пола рубашку альфы, цепляя на загорелое тело. А Красный Дракон, клацнув зубами, идет следом. На кухне мука летает в воздухе, будто невидимый шёлк, а клубничный джем умостился на щеках Тэхёна, что счастливо улыбается и оставляет отпечатки ладоней белым мучным следом на прессе альфы, омега любовно обвивает шею, хихикает в поцелуй, когда Хосок за бедра садит его на крышку стола. Двое самозабвенно целуются, обмазанные в ингредиентах для панкейков, пока не слышат из коридора: — Хосок, я оторву тебе яйца, если ты мне не ответишь, почему ты неделю не появлялся в офисе? — омега цепенеет в руках, соскальзывает со стола, а альфа лишь целует в макушку улыбаясь и поглаживая бедро сквозь ткань рубашки. Чонгук останавливается в проёме кухни, взглядом сканирует Тэхёна, что стоит в импровизированной клетке, выстроенной руками его брата и столом, альфа присвистывает, ухмылкой отвечая на хосоково: — Стучаться не учили, Чонгук-и? — Ты знаешь какой я невоспитанный, Хосок-и, — альфы скалятся, прожигают друг друга взглядом, между ними битва, в которой омега жертва поневоле, — прикройся, самец, — Гук первым отводит взгляд, кладет руку в карманы классических штанов, в другой держит черную папку, двигаясь к столу. Тэхён так и стоит в одной лишь рубашке, измазанный в муке и с джемом на щеках. Хосок аккуратно салфеткой стирает всё с тэхёнова лица, натягивая одновременно футболку. Чонгук издевательски смотрит на него, раздражая уже взглядом, от телячьих нежностей этой парочки хочется блевать или смеяться до слёз. — Давай знакомиться? — младший Чон протягивает руку для пожатия через стол, — Чонгук. — Ким Тэхён, — омега отвечает на рукопожатие, а альфа сжимает до боли сильно. — Предаешь свой клан, Ким Тэхён? — с усмешкой задаёт риторический вопрос альфа, руки которого потянулись к вазочке с черешней, схватили одну. — Я не предаю свой клан... — Ты спишь с главным врагом своего брата, — Чонгук осекает Тэхёна, а тот едва находит воздух заполнить легкие и начать спорить с новой силой. Но рука Хосока на бедре, что успокаивающе поглаживает, даёт знак остановиться. — Чонгук, мы сами разберёмся с этим, — Гук переводит взгляд на брата, улыбается. — Ладно, прекрати на меня смотреть а-ля я тебя сейчас придушу, вообще я приехал за твоей чертовой подписью, — раскрывает папку, указывая на окошко, — вот здесь, — Хосок быстро подписывает документ, ожидающе смотря на Чонгука, когда тот уйдет, — ухожу, но жду тебя завтра в офисе, — переводит взгляд на Тэхена, пытающегося превратиться в пылинку и почти не дышать, — Тэхён, ты же проконтролируешь это? — Чонгук! — Хосок уже злится. — Ухожу-ухожу, — наконец, к радости обоих оставшихся на кухне, Чонгук уходит, около двери бросая громкое, — трахайтесь потише.***
Чимин исследовал весь особняк, он может беспрепятственно ходить по нему, даже выходить во двор, но омега знает о высоких бетонных стенах, мешающие ему сбежать. От гайдзина прячут ножи, пистолеты и опасные предметы, например, подсвечники, особняк – комфортабельная версия тюрьмы для него. Охрана в виде двухметровых шкафов молчаливо слоняется по коридорам и комнатам, а Чимин находит несколько камер в ванных комнатах и цокает от недовольства. Мысль о побеге зудит в мозгу, но ее никак невозможно воплотить в жизнь, думает Пак. Только сейчас он понял, почему Хуан пытался научить его рукопашному бою и хоть каким-то движениям руками и ногами, но омега слаб. Его сила – стилеты. Которые сейчас под угрозой, он не знает заживут его сухожилия внутри или нет, может быть он на всю жизнь останется беспомощным и никому ненужным? Гайдзин бесшумно шагает по коридору, доходя до самого конца, где есть ванная. Слышит разговоры охранников, по видимому, один просит у второго разрешение отойти, отлить. На что ему дают согласие. Чимин с небольшой надеждой идет дальше, проходит через одного, бросающего на него презрительный взгляд, заворачивает за угол, где находятся двери в туалет. Омега чуть в ладоши не хлопает, когда видит возле двери маленький пуфик, на который небрежно кинут пиджак одного из охраны, он шарит по нему и чувствует холодную поверхность пистолета. Пак Чимин выходит на охоту.***
Замок с кряхтением подаётся ключу, дверь медленно открывается, представляя вниманию небольшую прихожую. Альфа ступает на чужую территорию, не боясь, уверенной походкой, застывая уже возле полки для ключей, где образовался толстый слой пыли. Намджун тяжело вздыхает и тянет в легкие слабый витающий аромат Чимина в его квартире. Глава проходит вглубь, гостиную, где взгляд цепляет фотографию в деревянной резной рамке, на ней слегка улыбающийся омега приобнимает Джуна со спины, единственное совместное их фото. Тоска и боль, взявшись под руку, стоят в углу, безмолвно сопровождают Кима уже на протяжении месяца. Альфа проходит в спальню, где постель стоит нетронутой незаправленной, хранит в себе фантом Чимина, будто он вот-вот выйдет из ванной, обтирая полотенцем мокрые волосы, будет улыбаться лишь Намджуну, говорить о проделанной удачно операции, а глава, в свою очередь, отчитывать за лишние смерти, но все бестолку, потому что Чимину можно, Чимин - исключение из правил альфы, ему всегда разрешено. Джун подходит к кровати, тяжело опускается на белый пушистый ковёр рядом с ним, спиной упираясь о кровать, а голову закидывая на белоснежные простыни. Размеренно вдыхает аромат Чимина, ему нравится, правда, нравится, что у омеги проявился запах, ненавязчивый, приятный. Такой нравится ему. Веки непроизвольно закрываются, пытаясь забыться, что тяжесть отсутствия гайдзина тянет его на самое дно. У Намджуна все валится из рук, он рассеян и нервозен. Альфа не может положиться ни на кого, как на Чимина. Ему словно отрубили руки, и они кровоточат с каждым днём все сильнее. Каждодневные мысли о судьбе омеги выгрызают мозг изнутри, оставляя пустой черепную коробку. Ему бы эти мысли выскоблить, словно злокачественную опухоль, но она разрослась и убрать её можно лишь, выстрелив себе в голову. Идти на открытый конфликт с Красным Драконом опасно, по крайне мере, сейчас. Он слаб. Его клан слаб. Терять всё ради Чимина? Вопрос, который альфа задаёт себе каждый божий час, и со временем чаша весов все сильнее склоняется в положительную сторону. За стенами квартиры Намджун властный и жестокий лидер, в них тот, кто готов склонить голову у ног Чимина, но лишь один человек знает об этом, и в квартире витает только его аромат. Он сам в лапах Красного Дракона, что точно превратит его в пепел. Альфа незаметно для себя засыпает, игнорируя смс помощника о месте нахождения младшего брата.***
Кортеж въезжает на территорию особняка, проезжает лесной массив, Чонгук просматривает последние пункты договора. Он сегодня не в лучшем расположении духа, его компания переделывает это соглашение уже второй раз, а контрагент всё еще недоволен, и так как это легальный их бизнес, он не может достать пушку и заставить подписать то, что есть. Вдруг машины резко останавливаются, из-за чего Гук чуть не бьется головой о спинку сиденья спереди, он уже собирается недовольно шикать на водителя, но наталкивается на растерянный взгляд, слышит: — Господин, там... Гук смотрит в лобовое стекло, но впереди лишь машина охраны, из которой сразу же выходят двое, а в следующее мгновение падают на землю, скошенные пулей. Альфа резко открывает дверь, кидая листы с бесконечными буквами и цифрами, слышит лишь «Будьте осторожны» от водителя. Путь от собственной машины до виновника затора измеряется десятью шагами. Впереди стоит Чимин, его одежда полностью окровавлена, и что-то подсказывает Чонгуку, что эта кровь его людей. Два тела лежат неподвижно, а омега нервно улыбается, смотрит прямо в глаза Чона, одновременно поднимая руку с оружием, целится прямо в голову альфы. А Гук готов смотреть вечно на эту картину, что развернулась перед ним: омега в своём безумие идеален, словно так и задумывалось, его создали, чтобы вымазывать в чужой крови, чтобы в чужих руках он был марионеткой, чтобы был Чонгука. Плевать на убитых, альфа готов смотреть на это всю оставшуюся жизнь и после смерти тоже. Чимин улыбается, легко нажимает на курок. Глава будто в прострации, не соображает, его жизни вот-вот придёт конец, но он стоит неподвижно, не реагирует на крики охраны, только смотрит прямо в глаза человека напротив и желает в них раз и навсегда. Альфа видит, как улыбка сползает с лица омеги, потому что все вокруг слышали звук пустого магазина. Чонгук отмирает лишь тогда. Медленно идёт к неподвижному омеге, что смотрит не боясь, не отводит взгляд, его убийца, смерть и дьявол останавливается в шаге от приговорённого к смерти. Рука Чона мягко ложится на щеку, поглаживает, ласкает, успокаивает, омега не дергается, принимает прикосновения. Его отросшие волосы спадают на лицо, а ветер мягко забирается в них, треплет. Чимин немного забывается, у него шок от произошедшего, но улавливает чёткое и холодное: — Тебе конец.***
Чимина заталкивают в импровизированную комнату для допросов, по правую сторону матовое стекло, через которое не видно ничего, а с другой стороны открывается идеальный вид на комнату, в центре стоит железный стол с въевшимися пятнами крови, по углам глаза камер пристально смотрят на допрашиваемого. Вокруг слишком много охраны, они буквально заполняют своими телами каждый миллиметр пространство. У омеги нет сил и желания с ними бороться, он лишь молча сидит на стуле, сделанном из такого же материала, что и стол. Ждёт своего палача. Жизненные силы, примерно, на нуле. Его никто не спасёт. Он никому не нужен. Он ничтожество. Всё, что говорил Хуан оказалось правдой в чистом виде, которая сейчас разрушает его изнутри, перемалывая кости в порошок, а органы в красное месиво. Жалеть себя не осталось сил и времени. Наконец Чонгук появляется в помещении, вся охрана натянулась будто тетива, альфа становится напротив сидящего, сканирует его всего. — Ты хорошо постарался, — оба знают, что речь идёт о двадцати трупах, что безмолвно лежат над ними. — Я рад, что ты доволен, — говорит Чимин, не поднимая взгляда. Альфа усмехается снаружи, но внутри он хочет задушить, сломать тонкую шею, нанизать внутренности на руки словно украшения, упиваться болью. Но это после. Обязательно после. Гук даёт знак двум амбалам, которые в следующую секунду поднимают омегу на ноги, припирают к стене. Он распят. Но в глазах столько ненависти и ярости, сколько не вместит в себя мировой океан. Глава подходит вплотную, с улыбкой сдирает рукав рубахи справа. На плече виднеется аккуратно выбитая татуировка рыб инь-ян. Чонгук из-за спины достаёт свой нож, подаренный ему отцом, осознание последующих действий альфы падает на Чимина, как сильный град, он начинает вырываться, но руки, что держат его, в разы сильнее. — Не надо, — хрипит омега, получает в ответ лишь улыбку и тёплый взгляд альфы. Острие ножа вонзается в мягкую кожу, крик Пака ласкает слух Чонгука. Холодный метал двигается под татуировкой, забирает с собой. Крики не утихают. Чонгук доволен. Резким движением руки он срывает чёртову метку клана Ким с гайдзина. Он дышит глубоко и загнанно, открытое мясо пульсирует. Кровь стекает вниз по руке, разбивается о бетонный пол. Где лежит кусок кожи омеги. Гук втягивает приятный аромат железа, соединённый с запахом Чимина. Лучший дуэт. — Хороший мальчик, — кидает альфа, поглаживая по шее Пака, тот лишь опустив голову кусает губы до крови, — можете делать с ним всё, что хотите, — говорит уже охране, а те мерзко улюлюкают в ответ. А внутри Чимина разрывается что-то поважнее сердца. Хлопок двери, словно опустившаяся гильотина. Чонгук выходит, оставляет в комнате только пять своих людей, ему бы уйти прочь с цокольного этажа, ему бы пойти в душ и смыть с себя сегодняшний день и чиминову боль, но он, видимо, мазохист, что сейчас садится в кресло напротив проема, что открывает идеальный вид на то, что происходит внутри допросной комнаты. Перед ним экраны с картинкой, которые передают камеры, микрофон, динамики которого выходят в стены комнаты. Он просит себе стакан виски. Успевает сделать только один глоток, потому что прямо на него смотрят глаза, полные горечи и обиды, Чимин смотрит прямо в Чонгука, но альфа уверен, что с той стороны окна его не видно на сто процентов. Но этот взгляд пробирается под кожу, заставляет ёрзать в кресле. Омега отбивается от лап, пытающиеся стянуть с него оставшиеся вещи, он не кричит, лишь смотрит прямо на альфу, находящегося по ту сторону. Слёзы ровными дорожками прокладывают себе путь дальше. Океаны невыплаканных слез, ютятся в глазах гайдзина. В этих глазах есть страх, животный страх, Чонгук может его прощупать, он коконом обвивает альфу. С Чимина сдирают рубашку, он стоит беспомощный, помятый жизнью, и просит лишь одного - прекратить. Но просьба не долетает до адреса, рикошетит о бетонные стены, вонзается бумерангом в омегу, доставляя боль сильнее, чем от пули. Альфа смотрит на болезненно худого человека, что сжимается от каждого прикосновения огромных грубых ладоней. Он в тисках из рук, смотрит только на него. С просьбой о помиловании. Чонгук нажимает на кнопку микрофона, чтобы тот заработал, говорит короткое: — Прекратите. И, кажется, оба начинают вновь дышать. Чону требуется несколько минут на подумать. После он резко поднимается, держа в руке пистолет, холодящий руку. Заходит в комнату бесшумно, закрывает дверь на замок изнутри. Гайдзин сидит в углу, сжавшись в беспомощный комок, его бы согреть да уложить спать, но Гук запрещает таким мыслям пробраться в голову, блокирует, кидает сверху все презрение и ненависть. Альфа целится в камеры, четыре чётких попадания выводят их из строя. Кусок кожи, хранящий татуировку клана Намджуна валяется на полу истоптанным сдающимся флагом. Оружие отбрасывается к двери, остаётся одиноко лежать, пока Чонгук подходит к Чимину, присаживается около него и пытается разобраться в себе. — Спасибо, — шепчет омега, поднимая взгляд на «спасителя». — Тшш, — альфа прикладывает указательный палец к губам Пака. Мягкие. Чимин начинает смотреть благодарно, ничего не говорит, но принимает заботу. Чонгук рывком его поднимает, и будто он ничего не весит бросает на стол. Глаза альфы покрылись толстым слоем льда. Омега ничего не понимает, пытается слезть с поверхности, но оказывается вжат в неё снова телом Чонгука. Страх с новой силой накрывает омегу, он бьёт руками грудь альфы, но тот лишь заламывает их, не даёт двигаться. — Что ты делаешь? — сипит. — Я бы не простил себя, если отдал тебя на съедение своей охране. Хочу сам насладиться. — Чонгука не узнать. Разгон от тихого «прекратите» до настоящей секунды произошёл моментально. Альфа наклоняется к тоненькой шее, втягивает аромат, что сразу же кружит голову. Слышит безнадежное «нет», которое его не останавливает, а наоборот, толкает идти дальше. Губы легко касаются шеи, ключиц, от этих прикосновений Чимин цепенеет, больше не сопротивляется. Чонгук свободной рукой проводит по рёбрам, сжимает талию, дальше порхает над тазовыми косточками, омега отмер и с новой силой начинает выбиваться из захвата, но Чонгук сильнее, Чонгук - альфа. Дыхание его щекочет чиминовы губы, но он игнорирует, оставляет свою боль при себе, ни за что больше, никогда он не покажет Чону. Это его уничтожает. Каждый выдох альфы его уничтожает. По клеткам, молекулам и атомам. Хочется превратиться в воду и утечь в ближайшую канализацию, слиться с толпой и никогда больше не вспоминать об этом вечере. И ещё одном. Но Чонгук возвращает внимание себе, впиваясь в лепестки роз требовательным поцелуем, сминает, раздирает до крови и успокаивается лишь, когда врата рая приоткрываются для него. Гук бы себя задушил прямо сейчас, пустил пулю в лоб и добровольно в петлю залез, потому что этот вкус, что оседает на кончике языка, он не забудет никогда, хоть память вышиби - все равно будет приходить во снах и видениях. Если целовать его так головокружительно прекрасно, не получая в ответ ничего, то, что будет, если гайдзин будет целовать его самостоятельно, без зажимов и страхов? Черт, у альфы кружится голова, а сердце пропустило примерно сто ударов подряд. Целовать эти персиковые сочные губы прекрасно. Для Чонгука чистый кайф, он понимает это сразу. Чимин под ним, словно каменное изваяние - не двигается, не дышит. Гук переносит свою большую ладонь на основание шеи омеги, поглаживает издевательски уродливые цифры, будто клеймо на животном. Гайдзин смотрит на него с вызовом и раздражением, страха ни грамма. А Чонгук лишь восхищается, натягивает довольную улыбку чеширского кота и резким движением переворачивает омегу на живот, не давая двигаться. Альфа быстрыми движениями снимает лёгкие штаны вместе с нижним бельём. Не церемонится. Не смотрит на лицо, в глаза. Потому что страшно. Потому что может проснуться человечность. Альфа растягивает его быстро и скомкано, слыша шипение омеги, который кусает губы лишь не закричать. Чонгук специально делает больно, потому что заслужил, потому что нежность свою Гук ему не покажет. Чону уже плевать на свои изначальные принципы, говорившие ему о том, что пользоваться подстилкой Кима выше его достоинства, он не будет мараться. Сейчас он думает так же. Это всего лишь наказание, которое именно Красный Дракон приведет в действие. Это тело должен касаться лишь он, а осознание, что Намджун касался также бьет больно по затылку, но Чонгук сотрет все его прикосновения, заставит помнить лишь свои. Только он – центр вселенной Пак Чимина. Он входит одним резким движением, сразу, на всю длину. Неожидавший Чимин, вскрикивает с громкостью на всю территорию особняка. Из глаз брызжут слёзы. А руки хватаются за край стола, чтобы слезть с члена. Чонгук не жалеет его, Чонгук его порвал. Крики Чимина не утихают, пока Чонгук не кончает и не выходит из омеги. Сперма смешанная с кровью стекает по худым ногам. Для Чонгука идеальнее представления нет. Пустой взгляд гайдзина вперился в стену напротив. Он лежит неподвижно, не издавая ни единый звук. Лишь гипнотизирует одну точку. На губах его кровь подсохла он покусываний, жаль, что Чонгук не видит сердце, что перестало биться за ненадобностью. Чонгук выходит молча. Потому что сказать нечего. Совесть догоняет его уже при закрытии двери. Он становится напротив окна, что открывает вид на Чимина, лежащего также на столе. Альфа закуривает, осмысливает. Перед этим мальчишкой он теряет контроль, не думает, не просчитывает шаги. Его хочется наказать за непослушание, его хочется приласкать, его хочется любить. Но нет, Чонгук лишь допускает мысль, что его хочется убить. Сигарета дотлела до середины. Когда Пак зашевелился, поднялся на ноги, натянул на себя штаны и пошатывающе начал идти к выходу, как думает Чон. Альфа перестаёт дышать, в руке дотлевает сигарета. Чимин берет в руки пистолет, оставленный главой. На губах омеги играет торжествующая улыбка. Он возвращается на своё место. Раз. Становится прямо напротив окна, чтобы Чонгук мог разглядеть каждую черточку его идеального лица и почувствовать аромат сочной дыни и персиков сквозь бетонные стены. Два. Худые пальцы сжимают ствол. Дуло уже холодит мягкую кожу у виска. Три. Чимин нажимает. Чонгук начинает дышать. А по щекам омеги стекают ровные дорожки кристальных слез. Он сильнее закусывает губы, из-за чего на нижней остаются следы резцов. Магазин пуст. Сигарета жжёт пальцы альфы, но ему плевать. Напротив человек, что не боится смерти, а играет с ней в русскую рулетку. В нем страха ноль. В Чонгуке восхищения им океан.***
Тэхён в отличном расположении духа шагает к лифту, который унесёт его на последний этаж, где располагается кабинет главы клана Ким. Омега счастливо и немного глупо улыбается мимо проходящим, встречается в огромном светлом холле с Чжуном, перебрасывается парой фраз: как муж, как дети. Младший Ким переступает порог намджунова кабинета и уже чувствует неладное, улыбка стирается с лица, но он все-таки умело выводит ее снова, уже фальшивую. Намджун не в настроении, и это понятно сразу: забитая пепельница золотыми бычками, плотный сигаретный воздух, витающий в помещении, и стакан с чем-то алкогольным в правой руке альфы. Тэхён, как всегда, разваливается в кресле напротив, попутно пытаясь избавиться от неприятного запаха крепкого никотина. — Что случилось, братик? Неужели так и не смирился с потерей Чимина? — Тэ задаёт вопросы обычным тоном, дерзким, издевательским. Омега ждёт, что угодно, но не тихое и источающее злость: — Заткнись, — Намджун ставит стакан на стол, направляет взгляд на Тэхёна, тот под ним ёжится, ещё никогда родной брат не смотрел с такой ненавистью и презрением. Под коленом чашечкой начало сосать, а суставы зудеть. Омега откашливается и садится ровно, в попытке открыть рот его перехватывают и обрубают, — Где ты был все эти дни? Я не мог до тебя дозвониться. Кажется его пронесёт, думает омега и вновь улыбается очаровательной квадратной улыбкой, что досталась ему от папы. — Я летал к своим университетским друзьям... — Да? — Джун поднимает бровь в удивлении и ожидании. — Да, — уверенно отвечает Тэхён, не ожидая никакого подвоха. Но змей уже стоит за спиной, норовя задушить за ложь. — А у меня другая информация, братик, — издевательски тянет Намджун, а «братик» понимает, что его приперли к стенке. Бежать некуда. Врать поздно. — И какая же? — лучшая защита - это нападение. Омега цепляет руки в замок, чтобы поставить хоть какие-то психологические преграды перед главой. В кармане брюк неожиданно жжёт место, где находится телефон с последним смс от Хосока о том, что он уже безумно скучает и ждёт встречи. — Ты был в Мейле... — Да, встречался со своими университетскими друзь... — Трахался с Чон Хосоком. —...ми. В кабинете каждый атом разрывается, но бесшумно, никто не дышит и не говорит. Карты все раскрылись, нечего прятать и куда-то бежать. Всё здесь. Тело Тэхёна окаменело, не двигается, в голове каша из-за заявления брата. Из-за того, что это правда. Отпираться никак. А у Намджуна взгляд, что впору себе нож в сердце воткнуть, потому что столько, нет, не боли, доверия, покрывающееся черной шелковой мантией, такой уродливой и невозможной болью. — Я всё объясню, — фраза избитая, ничего необъясняющая, избитая и никому ненужная. А оба понимают, что всё, с этой минуты родственные связи, семья, клан покатится в тартарары. — Почему ты мне не сказал сразу? — Джун хрипит, у него внутри лопнуло сердце, размазав кровь по другим внутренним органам. Предательство родного брата бьёт сильнее, чем ядерный взрыв. Предательство родного брата он никак не мог предугадать. Предательство родного брата он, правда, не переживет. Ляжет в сырую могилу и будет ждать конца – первой горсти земли. — Я боялся, — Тэхен сам не замечает, как начинает вырывать тонкие слои кожи на кончиках пальцев, — не думай, что я тебя предаю, я никогда ничего не обсуждал с Хосоком… — Сколько длится ваша связь? — омега не может этого сказать, потому что разобьет Намджуна вновь. Тэ сидит молча, не отвечает, лишь кусает губу, пытаясь остановить подступающие слезы, — Сколько? — голос альфы надломленный, без веры, с нотками предательства. — Больше пяти лет, — почти шепотом, но громче крика для Намджуна, в него осколки его огромного окна летят со скоростью света и оставляют глубокие раны. Обнажают его плоть. Он уязвим, как никогда, прямо сейчас. Если пулю ему в лоб пустят, альфа даже не заметит, потому что перед ним сидит, как он думал, главный человек в его жизни, но именно он вонзил ему нож в спину, нажал на курок ружья, направленного на Джуна. — Пошёл вон, — от тона, кажется, бокал начинает звенеть, Тэхён поднимает растерянный взгляд, еще надеется на понимание, которого нет в глазах напротив. — Намджун, прекрати, я не предавал нашу семью, я не предавал тебя… — Убирайся! — альфа разъярен, он резко поднимается на ноги и подходит к Тэхёну, возвышается, пугает, — уходи или я откручу тебе голову собственными руками. Омега понимает, что так и будет, если он не послушается. По щекам бегут одинокие горячие слезы, но брату плевать. Тэ встает медленно, поправляет на себе дорогой пиджак, если его и выгоняют, он выйдет из этого кабинета достойно. Тихие шаги отдаляют их навеки, зарывают в холодную сырую землю. Больше нет братьев Ким. Есть враги, что выросли в одном доме и воспитывались одними родителями. Уже открыв дверь, Тэхён тихо начинает говорить: — Я никогда не предавал тебя, Намджун, я люблю тебя и буду ждать звонка, — а после скрывается за тяжелой дверью, в которую в следующую секунду прилетает что-то стеклянное и тяжелое. У Намджуна дыра внутри раскрывает свою пасть сильнее. Уносит в себя. Никакой человечности, жизни и чувств. Он все стёр. Всех в своей жизни удалил и уничтожил. Он в поле один. Жаль, что в проигрышной ситуации.***
Внутри всё жжёт, суставы ломит, а кости чешутся изнутри. Чимин знает это чувство, он лежит неподвижно. Он все помнит. Под закрытыми веками выбит образ Чонгука. Омеге хочется выблевать все органы, желательно умереть. Гайдзин встает резко, чтобы почувствовать простреливающую боль внизу. Тело переехали асфальтоукладчиком. Чимин открывает глаза, и тут же их прищуривает, все вокруг белоснежное режет непривыкшие зрачки. Сколько он спал? Его изнасиловали. Снова. Обезобразили тело, которое итак уродливое. Хочется отмыться, погрузиться в ванну с кислотой, чтобы снять кожу, потому что грязь въелась и ее невозможно оттереть. Чонгук заходит бесшумно, становится напротив Чимина. Альфа хочет увидеть в глазах страх и покорность, но режется о ярость и ненависть. Он видит, как ткань белой рубашки окрашивается в красный на левой руке, омега пытается выпустить стилеты, попытки тщетны – лишь доставляет себе боль. — Прекрати, — Чонгук приказывает, как Хуан. Пак вздрагивает, не подает виду, потому что его каратель умер и гниет под землей. Сейчас он справится. Он уверен. — Тебе нужно смириться, я не отпущу тебя, пока не посчитаю, что ты мне уже не нужен. Еще раз ты убьешь моих людей, и мне придется оторвать тебе ноги, — Гук идет к выходу, когда дверь уже приоткрылась, чтобы омега расслабился, альфа произносит, — поздравляю, теперь ты - член клана Красного Дракона. Гайдзин недоуменно смотрит, хрипит: — То, что ты снял с меня метку клана Ким, не значит… — Посмотри на свою правую руку, — и выходит. Чимин резкими движениями поднимает рукав больничной легкой рубашки. И падает в бездну, его поглощают черные глаза Чона, потому что на него в ответ смотрит татуировка Красного Дракона.