пустота
***
Холодные струи разбиваются о худые ключицы, зарываются в уже мокрую копну серебристых волос, пропадая, дорожки бегут по телу, облизывая, не упуская ни один участок кожи, смываются в трап, что расположился под ногами, словно зияющая дыра, которая норовит вот-вот поглотить в свою пучину. Вода забирает с собой надежду и веру в положительный исход событий. У Чимина крыльев никогда не было, при рождении были отрублены. Сейчас Красный Дракон методично вдалбливает в него на место шрамов от крыльев штыри без наркоза, без утешений, рядом мясо и холодная кровь, чтобы выдрать органы и повесить на гвоздь в своей инквизиционной комнате. И примерно в этот момент омега опускает руки, свои худые, почти что прозрачные руки, выдержавшие сотни стычек с полицией, врагами и казни, он опускает, как мелодично-грустно осенью падают листья в промозглую мерзкую погоду. И кто бы знал, что в этот миг, в этот самый неудобный ужасный миг, в доме врага он начинает дышать полной грудью впервые в жизни, позабыв на несколько минут о годах насилия и непонимания, холода и нелюбви. Если жизнь подкинула Паку испытаний вагон и не оставила последнюю пулю в магазине, то жить для кого-то, наверное, нужно. Пальцы закрывают кран, прекращая поток воды. Чимин проводит в последний раз по волосам, убирая их назад, в душевой кабине и выходит. После последней его выходки раны уже зажили, Чонгук не появлялся в доме уже неделю - это вызывает смешанные чувства: с одной стороны, хочется наблюдать за гневом альфы, объектом которого стал гайдзин, с другой стороны, где-то внутри, в области солнечного сплетения засел червь страха, перехватывающий дыхание и завладевающий телом. Омега чувствует, как стилеты внутри него медленно, но заживают, это заставляет иногда улыбнуться - почувствовать былую уверенность и непобедимость. Чимин обсушивает тело, накидывает на себя простые широкие штаны и чёрную футболку, прислушиваясь к мертвой тишине в доме, охрана Красного Дракона не издаёт ни единого лишнего звука, иногда кажется, будто они роботы на пульте управление и где-то есть кнопка, способная их выключить. Взъерошив волосы, омега выходит из ванной комнаты, чтобы впиться в резную железную ручку, смотря на гостя, восседающего на крае его кровати. — Я думал, ты утонул, — спокойный голос Чонгука бьется о гайдзина, заставляя желать убежать, Чимин тянет носом воздух и чувствует, что альфа в его комнате давно, им пропитано все. — Ты хотел, чтобы я утонул, — омега наконец отлипает от двери, закрыв ее, проходит вглубь комнаты, не убирая взгляда с Чонгука. — Не нужно перефразировать мои слова, Чимин, — альфа встаёт со своего места, подходит ближе к гайдзину, оставляя между ними два шага, чувствует, как напрягается Пак, — я с миром..., — слышится едва различимый бесцветный смешок. — С миром хочешь снова взять меня силой? — Чимин резко поворачивается к Чонгуку, смотрит прямо в глаза, не отводя взгляд. Прошло столько времени, а омега так и не научился слушаться, эта непокорность веселит, раздражает и интересует Красного Дракона, он любит щекотать себе нервы. Чон резко подаётся вперёд, его ладонь на тоненькой кукольной шее, чуть поднажать и сломается, он сгибает руку в локте, приближаясь вплотную, лицом альфа чувствует сбившиеся дыхание омеги. Чимин смотрит ненавистно из-под опущенных ресниц, а этих глазах Красный Дракон в своём собственном огне горит, но шипит, игнорируя: — Если я захочу трахнуть сучку, то не буду утруждаться объяснениями. Чонгук отпускает также резко, как и схватил. Чимину остаётся лишь жадно хватать воздух ртом, держась за шею. Руки Гука раскалённым железом прошлись по нему, хочется ошпарить ледяной водой, чтобы пар дошёл и до альфы. Омега смотрит загнанно, в голове мыслей об отступлении и сопротивлении вмиг не стало. Все зависит от Чонгука. — Я понял, что не провёл тебе экскурсию по Миртису, — усмехается в лицо, этот чертов ублюдок что-то задумал, — знаешь, я характеризуюсь гостеприимным хозяином. Так, что поехали. — Только враги от тебя, гостеприимного, уезжают вперёд ногами и без головы, — Чимин не оставляет ни одно слово незамеченным. — На то они и враги, Чимин-и, — Чон невесомо касается длинными пальцами острого подбородка, где кожа - бархат, что ток пробивает кончики пальцев, — жду тебя внизу, — ближе лицом, чтобы вдохнуть аромат, почувствовать дыню во рту, и приятный легкий персик на рецепторах. Гайдзин остаётся один задыхаться в этом море запаха альфы, не хватаясь за спасательный круг, сейчас только тонуть-тонуть, не думать ни о чем, плыть по течению, оставить грудную клетку свободной. Он повинуется, идёт на первый этаж, накинув бежевый кардиган крупной вязки на острые плечи, рукав которого закрывает шрамированную левую руку. Чимин, спустившись, видит десяток охранников Красного Дракона, которым Чонгук что-то говорит. Увидев омегу, альфа замолкает, коротко кивает и идёт на выход. — Идём, — доносится у входной двери для Пака, чтобы тот перестал, как каменное изваяние стоять и смотреть ненавистно на охрану. Чимин делает неуверенные шаги в сторону выхода, чем заставляет мысленно Чона усмехнуться, а недавно это был человек, державший всех в страхе, без своего оружия омега никто, слабый и беспомощный. Осеннее солнце приятно притрагивается к нежной коже, Чимин щурится, прикрывает лицо рукой. — Я буду знать, что ты не любишь солнце, — хрипит Чонгук, видя неудобства омеги. — Я люблю солнце, только не в этом чертовом месте, — отвечает Чимин, садясь на заднее сиденье кадиллака, попутно он благодарит водителя, открывшего для него дверь, коротко кивнув ему и улыбнувшись уголками губ. Чонгук стоит позади, все слышит и забавляется, альфа обходит машину и садится рядом. — Придётся полюбить его в этом чертовом месте, — разговоры заканчиваются на этом. Кортеж из пяти машин мягко начинает свой путь. Бетонные стены, что окружают замок давят на омегу, заставляют вспомнить недавнее поражение, но когда главные ворота призывно распахиваются перед машинами, в груди что-то звенит, похожее на спасение и надежду. Но альфа прерывает все волны одним предложением: — Попытаешься сбежать - я подстрелю тебе обе ноги и будешь ползать за мной, — Чимин сглатывает, стилеты пытаются выйти, но лишь окровавливают бежевый рукав, причиняют режущую боль до кончиков пальцев. — Сукин ты сын, — шипит Пак, успокаивая самого себя, чтобы боль ушла, не давила на мозг. А Чонгук, кажется, сошёл с ума, потому что смотрит завороженно на эту насыщенную кровь, а природный запах омеги идеально дополняет аромат железа, и альфе дышать нечем в этом огромном салоне, каждый сантиметр забился идеальнейшим дуэтом, на губах бы сейчас прочувствовать эту тёплую кровь, чёрт, это звучит как подростковая вампирская история, но взрослый альфа, глава клана Чон хочет прижаться к основанию шеи врага, дышать и дышать этим одурманивающим запахом, наркотиком, но он лишь раздувает ноздри, пытаясь нормализовать дыхание, и сжимает руками кожаную обивку сиденья. А Чимин уже снял этот дурацкий кардиган, утирает кровь с предплечья, а после бросает к ногам уже ненужную вещь. Двое уже приняли эту игру, сидят спокойно, не замечая водителя, покрывающегося холодным потом от страха. Сзади он везёт бомбы, при взрывании которых первым пострадает он. Бете остаётся лишь сглотнуть и с опаской оглядываться на зеркало заднего вида. Машина вливается в плавный строй машин, держащих путь в Миртис - сердце наркоторговли всего Прагараса. Кортеж останавливается у входа высотки , взмывающей к облакам, по ощущениям Пака она находится в самом центре города. Возле их машины образуется живой коридор из людей одетых в идеально чёрные костюмы. От созерцания всего нового Чимина отвлекает строгое чонгуково: — Идём. У омеги нет сил и желания спорить и раздражать альфу. Он выходит следом за Чоном, видит как все склоняют головы перед главой клана. И Чимин в этих глазах успевает словить не дикий страх, а уважение, которое они показывают, склоняя головы. В «его» клане не так. Они идут по холлу, никакого золото и роскоши на показ в интерьере нет, лишь сдержанность и строгость. Пока гайдзин словно ребёнок изучает все вокруг, к ним подходит альфа, как понимает омега, личный помощник Чонгука. — Вчера все прошло отлично, после вашей встречи нам выслали дубликат договора, он ждёт Вас в кабинете. Хосок сказал, что планирует с Вами сегодня встречу в своей квартире. — отчитывается подошедший альфа, его голос ровный, не дрогнувший ни на одном моменте. Чимин пытается разглядеть его со спины, видит лишь кусочек шеи, на которой есть чёрная татуировка. — Что же хочет от меня братец? — тихо проговаривает себе под нос Чонгук, — ладно, Чонин, зарезервируй мне столик в Мариотте на сегодня. — Хорошо, босс. — Что у нас с китайцами, мне звонили, просили увеличить их поставку? — Да, они просят увеличить ее вдвое, но... — Цех не справляется, я знаю, тогда откажи им, пусть заранее нас оповещают, а не за два дня до отгрузки. — Хорошо, будет сделано, — они доходят до лифта, заходят все. Чимин все ещё оглядывается. Видит своё отражение в дверях, уже не пугается. Его вид не пугает его уже давно, круги под глазами, сухие губы, впалые щеки - его друзья на протяжении почти всей жизни. Глазами омегами поднимается вверх натыкается на взгляд Чонина. Гайдзин не видит в них угрозы или опасности, только тепло? Альфа ободряюще подмигивает ничего напоминающему омеге, а тот в ответ лишь разбито улыбается. Чонгук видит всё. Распадается на атомы от неосторожно брошенной улыбке, не знает как удержать себя на ногах, лифт кажется летит в ад, а внутри альфа чувствует какое-то счастье и радость, возникшие неизвестно отчего, может от чёрной дыры, что ютилась в нем всегда? Чимин также улавливает взгляд Красного Дракона на себе, стирает тут же улыбку с лица, в глазах страх, животный страх и боль. Гук видит, как изменилось выражение лица омеги - плевать. Но хочет вырыть самому себе могилу из-за этих глаз напротив. Они счастьем должны светится, а не этой ядовитой смесью. И источником счастья для этих глаз должен быть... Все раздумия прерывает писк лифта, оповещающий о пребытие на нужный этаж. — Я вас оставляю, — говорит Чонин и уходит вглубь этажа. — Мы идём в другую сторону, — подаёт голос Чонгук, Чимин согласно кивает и двигается за альфой. Наконец они достигают двери, где стоит вооруженная охрана, амбалы расступаются перед Чонгуком, открывают ему дверь. Перед Чимином предстаёт совершенно белое помещение с чёрными столами, над которыми склонились люди в халатах из нетканного материала. Омеге остаётся лишь прикрыть рот от удивления, когда он понимает, что работающие сортируют наркоту по пакетикам. Работа настолько налаженная, что делают они это на автоматизме, попутно взвешивая. Чёрт возьми, они развернули производство наркоты в самом центре города, наверное, в одном из главных его зданий. Забиваться в угол, как мыши, трястись от каждого звука - точно не прерогатива клана Чон, эти все делают напоказ, показывая всю мощь. Как только работники увидели Чонгука, они сразу же бросили свои «инструменты» и склонились в поклоне. Чонгук махнул рукой, чтобы люди расслабились и продолжили свою работу. К альфе подбегает мужчина в огромных очках на все лицо, линзы на которых имеют толщину пальца, он сначала торопливо кланяется, поправляет очки и халат. — Господин Чон, вы так неожиданно решили приехать, я... — Сонун, я должен был приехать вчера, но не успел, сегодня выдалось свободное время, — Чонгука всегда веселит эта растерянность беты. — А, хорошо, как видите, у нас все отлично, я бы хотел показать вам новые банки для наших таблеток и получить разрешение на добавление нового ингредиента в них, это усилит их эффект, прибавит зависимости, наверное вырастут продажи, даже можно уменьшить их в размерах, потому что они будут эффективные и в меньшем размере, но... , — Сонун тараторит так быстро, что Чимин даже теряет суть его монолога, Чонгук его с улыбкой останавливает. — Пойдёмте в ваш кабинет, Сонун. — Чон кладёт на спину беты свою широкую руку и ведёт мимо рядов столов с белой смертью. — Господин Чон, а это..., — Сонун оглядывается назад, смотрит на Чимина. — Я забыл представить, — Чонгук подтаскивает к себе омегу под локоть, — это Пак Чимин, теперь он часть нашего клана. Сонун резко останавливается, смотрит внимательно на незнакомца, опуская очки и вглядываясь, наконец первое оцепенение сходит, бета зачем то обтирает руки об халат резкими движениями, протягивает руку для рукопожатия Чимину. Омега же с недоверием сначала смотрит на руку, а потом на Чонгука, который даёт знак, что можно поздороваться и познакомиться. Пак выдыхает, даёт, чувствуя тёплые сухие руки беты. — Вы тот самый Пак Чимин? — говорит завороженно Сонун, его взгляд стал совершенно маниакальным, — о вас слагают легенды, — омега лишь кивает, после чуть ли не вскрикивает от того, что Сонун его приобнял за плечи и повёл дальше, оставляя Чонгука позади, Чимин оглядывается на спокойного альфу и доверяется бете, который что-то говорит со скоростью света. Когда они заходят в большой стеклянный кабинет, Сонун задаёт последний вопрос Паку: — А вы можете показать мне своё оружие? — Я..., — тихо начинает Чимин. — Нет, Сонун, он не покажет тебе своё оружие. Мы пришли сюда посмотреть новый товар, не задерживай, — строгость голоса альфы даёт пощёчину профессору, тот сразу начинает копаться в шкафчиках стола, пока Чонгук присаживается в кресло напротив, — садись, — обращается к Чимину, стоящему, как истукан, у двери, показывает рукой на соседнее кресло. Омега тенью садится, с интересом смотрит на движения профессора, пока тот ставит на стол уже знакомые Чимину белые баночки, расставляет по порядку: от большего к меньшему, наконец бета присаживается на свое место по другую сторону. — Так, господин Чон, господин Пак, здесь представлены наши волшебные таблетки, — можно поклясться тому, что сейчас милый и неуклюжий профессор превратился за секунду в торговца смерти, — здесь у нас баклофен, амфетамин и экстази, все спрессованы в пять грамм, за каждую можно требовать по пятьдесят долларов, потому что мы увеличили процент эфидрина во всех наркотиках. Зависимость будет стопроцентная, она была уже с меньшим эфидрином, но сейчас мы можем говорить уже о последующем переходе на героин или опиум. — Как обстоят дела с героином? — говорит Чонгук, по альфе видно, что ему это интересно. Ему интересно быть не только продавцом, он получает долю азарта от того, что чувствует себя частью производства, самого масштабного и смертельного. — Я не успеваю до конца провести исследования до следующего этапа создания, и я прошу прощения за это, господин, — Сонун сдувается, бегает глазами по всему кабинету лишь бы не видеть лица молодого босса. Он не любит игнорировать и пропускать сроки, но на этот раз все вышло из под контроля, и чертовы формулы не собираются в единую работающую систему. Чонгук видит неуверенность. — Расслабься, Сонун, можешь не торопиться, нам нужен идеальный товар, сейчас тоже хорош, мы можем продавать его еще год-два, — альфа без напора отвечает профессору, давая понять, что они дадут ему столько времени, сколько понадобится. — Спасибо, я вас не подведу, у меня остались буквально последние штрихи. — Ладно, — Чон поднимается с кресла, — с таблетками продолжай работать, в следующем квартале увеличиваем их производство в три раза, — Гук видит как расширяются глаза беты, — я выделю еще один этаж под это, Чонин уже в поисках новых работников, героин пока оставляем в таких же объемах. Я жду вашего прорыва, Сонун. Профессор обходит стол, пожимает благодарно руку своему главному начальнику, провожает к двери, совсем позабыв о втором госте. Чимин, краем глаза увидевший на короткий миг отвлекшихся, хватает одну из баночек со стола и пихает в карман своих спортивных штанов. Когда они с Чонгуком уже покидают лабораторию, Сонун обнаруживает пропажу, но не зовет охрану, потому что взгляд омеги при виде наркотиков говорил сам за себя. Черт возьми, здесь главное уберечь свою голову от меча или пистолета. Омега буквально бежит за идущим впереди альфой, а когда нагоняет задает вопрос: — Зачем эта экскурсия врагу? — Потому что ты не враг, а моя игрушка, — отвечает Чонгук, не удостоив даже взгляда хрупкую фигуру рядом. — Пошел ты к черту, — Чимин останавливается резко, прожигает взглядом альфу, готов высечь взглядом-лазером дыру в центре лба своего врага, — я блять не твоя игрушка или соба... Гайдзину не дает договорить звонкая пощечина, обжегшая правую щеку, звук удара разносится по всему этажу, оседая в ушах омеги. В глазах скапливаются слезы больше от неожиданности, чем от боли, то, что от обиды Чимин сразу блокирует. Он громко дышит, пропускает воздух сквозь зубы. Смотреть прямо сейчас на Красного Дракона - подписать себе смертный приговор или ему, тут как повезет. — Ты все сказал? — а Чонгук словно отрастил железную броню, не замечает потерянного взгляда омеги и тяжелого дыхания, лишь тон голоса делает еще холоднее, как в арктической пустыне, куда занесло Чимина без единого куска ткани. И сейчас эти злые и безжалостные ветра обдувают его со всех сторон, оставляют кровавые следы где-то глубоко-глубоко, куда простыми словами и действиями не забраться, и кажется эти шрамы останутся на века, навсегда. Но Чонгуку это равнодушие дается до сжатых зубов и дыхания через раз. Рука горит, помнит тепло и мягкость кожи, хочет прикоснуться не ударом, а поглаживаниями. Хочет дарить тепло, а не боль. Этот Пак Чимин, чертов враг, блядский наемник Ким Намджуна, грязная подстилка выводит альфу с железными нервами на абсолютный оголенный нерв. Прошибает током сильнее двухсот двадцати вольт так, что все унижения разлетаются на осколки, остается лишь природный запах гайдзина, который пьянит, действует лучше коньяка, наркоты и убийст. Чонгук сам себе в этом не признается, но он бы в нем растворился, в этих теплых, вечно пугливых, глазах жил бы вечность, а эти губы целовал с такой нежностью, на которую по природе своей не способен, но научится. Он все отрицает. Перед ним враг. Может быть, самый главный. Своё желание можно поставить на второе место, клан - никогда. Альфа видит скопившиеся слезы на уголках глаз, загнанный взгляд, видит, как левая рука окрашивается в красный, но глупый-глупый мальчишка, твое оружие полностью уничтожено, не факт, что когда-нибудь восстановится, а ты все пытаешься, пытаешься быть сильным, казаться, но черт, глупый-глупый мальчишка, ты слаб, признай уже, после твоего признания самому себе все изменится, обещаю, я понесу тебя на руках сквозь осколки смертей и неимоверной боли, прямиком к счастью, к твоему счастью. Из Чимина вырывается болезненный стон, капли крови с глухим звуком падают на мраморный пол, только спустя несколько мгновений он выдает: — Чтоб ты сдох, Чон Чонгук. Альфа резко дергает несопротивляющегося омегу на себя, шипит прямо в ухо: — Обязательно после тебя. Чонгук отпускает, разворачивается и продолжает путь к лифту. Чимин же начинает идти только тогда, когда чувствует, что один из охранников толкнул его в спину,совсем молодой альфа жалостливо смотрит на руку Пака, а после достает из нагрудного кармана сложенный белоснежный платок. — Возьмите, пожалуйста, — слышит Чимин приятный голос, смотрит на протянутую руку и берет платок, благодарно кланяясь в ответ. — Не стоило, но спасибо. Чон уже ждет омегу в кабине лифта, Чимину приходится быстрее зайти в маленькое пространство. Дверцы закрываются, оставляя доброго, как показалось гайдзину, охранника на этаже. По ощущениям, лифт поднимается лишь на пять этажей вверх. На этаже оказывается лишь одна дверь, за которой расположился огромная квартира, встречающая гостей прихожей в черно-белых тонах. Чимин идет за Чонгуком, который ориентируется здесь отлично, как слышит знакомый смех, доносящийся из глубины помещения. Смех, который не должен был отражаться от этих стен. Омега прибавляет скорость. За огромным обеденным столом прямо напротив окна от пола до потолка сидит Ким Тэхен, а рядом братец Чон Чонгука. И оба настолько довольные, что сразу понятно, что младший брат Намджуна здесь по своей воле. Сидит, улыбается и , кажется, смотрит влюбленными глазами на Хосока, пока Чимин проливает собственную кровь, чтобы освободиться, воюет с собой, своими демонами и Красным Драконом. В голове лишь: несправедливо, несправедливо, несправедливо. А в глазах снова скапливаются слезы, потому что этот ебаный мир послал Чимина прямиком к Сатане с самого его рождения. — Чимин..., — выдыхает Тэхен, а после слышен скрежет стула о пол, и гайдзин чувствует теплые объятия младшего Кима, — я так рад, что ты жив. — Ты бы больше радовался, если бы я сдох, — холодно чеканит Чимин, он не обнимает Тэхена в ответ, потому что это фальшь, хорошо отрепетированная сцена, Тэ приходится лишь глупо открыть рот, понимая, что годы унижения Пака не пройдут для него бесследно, он смирно отступает на два шага, обжегшись об лед, — Почему ты здесь? Намджун знает? — Да, он вычеркнул меня из списка своей семьи, — Тэхен взглядом показывает на Хосока, — теперь я принадлежу клану Красного Дракона, — в доказательство омега поднимает рукав домашнего джемпера, на предплечье выбита аккуратная татуировка Красного Дракона, — мой брат игнорировал и отрицал моё счастье, я его не собираюсь упускать, он настолько озлоблен на... — Заткнись, заткнись, — Чимин закрывает уши, потому что Намджун для него брат, отец, роднее всех на этой выженной земле, тот, кто спасал всегда и везде, был его опорой и поддержкой. — Если ты не хочешь видеть, что Намджун стал жестоким тираном, то я тебе расскажу. Я поддерживаю политику клана Чонов, поэтому присо..., — Тэхен обрывается на полуслове от пощечины, след от небольшой руки Чимина интенсивнее краснеет. — Я сказал, заткнись, — в гайдзине злость бурлит сильнее котла с жидким железом, он готов уничтожить каждого в этой чертовой квартире. Он столько недель копил в себе эту ненависть, которая наконец нашла выход в этой пощечине для Тэхена, человека, которого он терпел почти всю сознательную жизнь. Когда Чимина избивали - Тэхена гладили, Чимина морили голодом - Тэхена кормили лучшими блюдами мира, Чимина заставляли идти по морозу за машиной - Тэхена усаживали на дорогие кожаные сиденья, Чимина насиловали в темном подвале - Тэхен крепко спал на перине. — Ты - неблагодарное существо, которое не может отплатить своему брату хотя бы верностью. Ты блять подстилка чертово Чон Хосока, нашего врага. Ты выбил этого Дракона по своей воле и гордишься этим! Ты гордишься тем, что предал свою семью! Ты предал своего брата! Ты уничтожил его собственными руками, я готов тебя убить, задушить собственными руками, но твой ёбарь мне не даст! Я обязательно выберусь отсюда, и молись, чтобы ты не встретился на моем пути. Я тебя уничтожу, и не посмотрю на то, что ты брат Намджуна. Красный Дракон падет от моих рук, запомни мои слова. Чимин буквально не дышит. А после его тирады наступает гробовая тишина, омега видит ошарашенный взгляд Тэхена, слезы, что текут по идеально бронзовой коже щек, видит двух альф, что сидят за столом и смотрят сквозь гайдзина. А после слышит: — Здравствуй, Чимин. И это что-то родное и теплое. Этот голос он слышал давно-давно. Воспоминания о нем уже стираются, но омега ухватывается и ухватывался за них, как за последние лоскутки разума. Это было главной миссией в его жизне - не забыть. В этом случае, забыть означало умереть. Чимин поворачивается медленно, чтобы случайно не словить инфаркт или астму, а после с губ срывается: — Сокджин...