Оно того стоило

— там, за белой рекой, под прошлогодней листвой! — Дань, ты пьян. — я найду твои следы, иду за тобой! Парень икает и ржет пьяно, глаза яркие такие, светятся аж, лучики морщинок у них собираются, когда Даня улыбается, а зубы железками на них отсвечивают. Он кружится по комнате с бутылкой пива в руках, натыкается на стол ребрами, шипит недовольно. Они пили уже пару дней не просыхая, творческая атмосфера, все дела. Сам Даня присоединился к ним только сегодняшним утром, заявив, что он уже устал их пьяные ебла наблюдать. Вот и запил вместе с ними. Даня когда выпивает, в отличие например от Юры, становится очень мягким и податливым, хотя в обычное время изображает из себя очень серьезного дядю-директора, готового раздать люлей каждому. — этой песне лет, как тебе. — мне уже далеко не двадцать. Саша походит на ворчливого старика сейчас, все норовит бутылку из рук директора забрать. Но Даня тянет его на кресло, садится к нему на бедра и смеется с глупой Юриной шутки, забираясь в Сашкины волосы и накручивая кудряшки на указательный палец. Дима забирается на спинку дивана, покачивает бедрами в такт музыке, диван шатается и барабанщик летит вниз, но Вадик смягчает собой удар об пол в самый последний момент, алкаш Димочка спасен, зал аплодировал стоя. Паша мучает меха аккордеона, затягивая медляк, девочки вышли в центр комнаты и обнявшись, качались под Пашкин вой и игру на инструменте. Альтаир уже спал где-то на полу под заботливо принесенным Анечкой пледом. Свет приглушили, горел только торшер, да месяц в окно заглядывал. Музыку выключили, парни пели «Будь нежной». Даня, порядком вымотавшийся и перепивший, положил голову Саше на грудь и громко засопел. Саша бездумно гладил его по голове, ерзая на пружинах кресла. — алкаш, — не звучит как наезд и близко, скорее нежно и с любовью, Анечка так Юру домой после попоек встречала. Даня ткнул его пальцем в бок, и прижался еще теснее. — а кто-то говорил, что мои гейские шутки не смешные, — крякает Музыченко, а потом получает пинок от Вадика. Мол, молчи, не раскачивай лодку. Но кому там было дело до Юры, когда на тебе лежит тяжелая такая тушка пьяного Данечки, который так и норовит залезть горячими пальцами под футболку. Саша, конечно, любил вот такого Даню. Пьяненького и ластящегося, улыбающегося расслаблено и сыто. Но тусить рядом с унитазом полночи, когда Даня кажется, душу выблевывает, а потом поливать его холодной водой Саше нравилось меньше. Хотя, потом они кутаются в одеяло, Даня устраивается у Кикира на груди и гладит бока, пока тот засыпает. Да Саша его и не пьяного любит, чего греха таить. — блять, ну не на белую же простынь!