Оно того стоило

— Громче ори, Паш, — Юра стоял напротив раскрасневшегося Паши, чуть ли не касаясь своим носом его. — Да не могу я, и так надрываюсь, — Паша прочищает горло, убирая волосы с лица одним резким движением. Дверь в комнату плотно закрыта, свет приглушен. Обстановка интимная. Была бы. Если бы не Кикир, сидевший в распахнутом халате с пивом в руке, и не Альтаир, сидевший за фортепиано. — Они трахаются? — Это творческая эрекция, господа. Они писали «танцы», а точнее, самый первый крик. Недовольный Паша хмурился, отпихивая ногой собственные тапки. Зыркает на Юру раздраженно, намериваясь уйти. Глубокая ночь уже вообще-то, хотя они не знали точно, который час. Но, судя по черному небо за окном, сейчас не раньше часов двух ночи. Вот все остальные уже спали, включая их жен и Сашу, что сползал со стула уронив голову на грудь. Юра забрал из его руки бутылку, отпивая из нее алкоголь. Протягивает бутылку Паше, тот тянется за ней. Но Юра отпрянул в самый последний момент, оставляя Личадеева ни с чем. Тот пнул его по ляжке, задевая свой аккордеон ногой. Инструмент с жалобным глухим стуком падает на бок, Саша вздрагивает и чуть не падает со своего места. — Ладно, — Юра потягивается, — на сегодня все, утром продолжим. Глянув на время еще раз, Юра решил, что жену тревожить не будет. Пусть она уж спит спокойно, а он сам проведет эту ночь на диване в гостиной. Его это ничуть не смущало, это не в первый и не в последний раз. Паша принял идентичное решение — ему немного совестно за то, что он почти каждую ночь тревожит Анечку поздними возвращениями в их кровать. Они репетируют всегда до глубокой ночи, Аня хоть и делала вид, что ее это не смущает, все равно немного раздражалась. В общем, молодые люди остались в темной гостинной вдвоем, а все остальные разбрелись по своим комнатам. Разложить диван — целое приключение, а особенно, когда вас обоих слегка покачивает от усталости и выпитого пива. Отыскав плед, который Саша любезно оставил им, стали устраиваться. Нашарили подушки на полу, задернули шторы. Об одеяле им оставалось только мечтать, потому что им Дима замотал свой этот барабан, именно по этой причине парням пришлось спать под одним тонким покрывалом. В помещении было тихо-тихо, пахло пылью, а от Паши пахло химозной хвоей, потому что такой гель для душа стоял в их ванной на первом этаже. За окном ясная ночь. Небо чистое, на нем видны звезды, а вот в городе их не разглядишь. Месяц мешал бы им, если бы не плотная ткань штор. Со второго этажа слышатся шаги и чье-то ворчание. Дверь в комнату где они спали закрывается, кто-то аккуратно прикрыл ее. Паша улегся к стене, закутываясь в плед, Юра пытался отнять у него хотя бы немного тепла, но Личадеев был непреклонен. Они пихались лениво еще пару минут, борясь за покрывало, но потом этот спор замялся сам собой. — Пашуль, ну холодно, — провыл печально Юра, после чего, великодушный Павел отдал ему плед. Оба они под него не поместились бы, а Юра старше, старикам ведь нужно уступать. Но Музыченко не принимал подачек, накидывая покрывало себе на плечо, остальным накрыл Пашу. Тот возится, прижимается к вокалисту спиной, нашаривая его руку за собой. Ему вдруг показалось, что если обняться — сразу станет теплее. В этом он себя потом убеждал, но тогда было абсолютно понятно, что ему просто не хватало Юры. Серьезно, они жили в одном доме, буквально постоянно находились рядом, но никакого проявления хоть каких-то чувств между ними не было. А хотелось попросту тискаться иногда, когда тоска совсем замучивала. Конечно, они не железные, и на каждого иногда находила апатия. Дима уходил в лес, чтобы с этим чувством справиться, Вадик гулял со своими псами подолгу, Анечки что-то шили, а Паша с Юрой ругались неистово. Это тоже проявление чувств, разумеется, но не совсем такое, какого бы хотелось аккордеонисту. Он чувствовал себя гадко, когда вот так просто прижимался к Юриной груди ночью. Никакого секса, даже почти без разговоров, только восполнять потребность друг в друге вот такими урывками. Они не делали это все без зазрения совести, но иногда она засыпала, давая порывам нежности выходить наружу. Паша подносит пальцы Юры к своему лицо, мягко целует их, почти невесомо, но Музыченко чувствует, теснее прижимая музыканта к себе. — Спи давай, — просит Юра, едва касаясь губами макушки Личадеева. И Паша слушается, проваливаясь в сон без сновидений, чувствуя руку Юры на своей талии и в своих ладонях до самого утра. — Паша, вставай! — орет Анна Серговна, пытаясь разбудить единственного спящего человека в этом доме. — Ань, ты че делаешь? — возмущается Юра, бросая грозный взгляд на жену, — человек спит, не надо так делать. Сам Юра говорил в полголоса, поглядывая на Личадеева, беспокоясь. А Паша морщится, ворочается. Руками шарит вокруг себя, пытаясь что-то нащупать. — Юра, — он еще не разлепил глаза, слепо крутя головой, — Юр? В комнате повисла неловкая тишина, остальные парни смотрели на Музыченко выжидающе. Но тот не придал этому никакого значения, поднимаясь с пола, на котором отжимался до этого. Стягивает плед с Паши, расправляет его. А потом возвращает его обратно. — Спи, жрать все равно нечего пока. Остальные музыканты, кажется, уже перестали удивляться, просто принимали все происходящее между этими двумя как факт. Действительно стараясь не шуметь, они покидают комнату. — Спи, Пашенька, — Юра убирает волосы со лба Личадеева и легонько целует того в уголок губ.