Приличный омега

Проводить детей в аэропорт оказалось сложно — младший омега всё порывался что-то ещё запихать в багаж, так что Джин попросту вытолкал обоих за дверь. Настроение и так было странным. День прошёл как-то скомкано: пол дня ему было плохо от обострившегося обоняния, а потом он долго выбирал, чего хочет на ужин больше всего. Помешивая в горшочке кимчи-тиге Сокджин вспомнил, как утром на него странно посмотрел сын. – И чего ему было нужно..? – Ты что-то сказал? – сзади его приобняли сильные крепкие мужские руки мужа, а обоняние окутал любимый аромат. – Да сам с собой разговариваю. Ужинать будешь? – Джин развернулся к Намджуну лицом, глядя на мужа снизу вверх. – Нет, поем позже, сейчас у меня онлайн совещание с австралийскими подчинёнными. А ты не оставайся голодным, – альфа поцеловал мужа в лоб и ретировался в рабочий кабинет, оставив расстроившегося Сокджина одного. – Дети уехали, мужу важнее работа, а я остался совсем один... Омега тяжело вздохнул, позволив себе минутку грусти, но потом тряхнул волосами. С чего это вдруг у него такие упаднические мысли? Сокджин задумчиво облизал поварешку, после чего добавил в суп немного соли и приступил к обдумыванию шальной мысли, что закралась в голову и требовала немедленного исполнения. Он ему устроит совещание. Он ему покажет австралийских коллег... – Что со стройкой на юге? Почему в отчетах перерасход стройматериалов на 7%? Вы понимаете, что это наш с вами доход? Намджун разбирал бумаги и вёл оживленный разговор, так что даже и не заметил, как сбоку открылась дверь, и в комнату скользнула тень. Джин в нетерпении даже облизнулся и поправил соскальзывающую с плеча атласную рубашку мужа, которую он нагло увёл из его гардероба. Ну, а что? Должен же он был хоть что-то надеть... А тут идеально подошло — едва прикрывает ягодицы, открывает ключицы и длинные ноги, не пряча ни единого достоинства привлекательного тела. Омега перевёл взгляд на Намджуна, который был чертовски горяч в этой своей злости на подчинённых, аж вены на шее вздулись от напряжения, как и на руках, что сжимали в руках папки с отчетами. Загляденье. Сокджин, не скрывая больше своего присутствия, шагнул навстречу к альфе, позволяя ему оценить собственный наряд. Нам сглотнул и уронил одну из папок, на что Джин беззвучно фыркнул. Сколько бы лет они не провели вместе — реакция на него у Намджуна всегда одна — дикий голод и желание во взгляде. – Я не буду мешать, продолжай работать, – подчеркнуто вежливо щебечет омега, оказавшись напротив его стола, а потом и вовсе присаживается на него боком, закидывая одну ногу на другую. Взгляд на альфу из-под ресниц. Тот, кажется, уже даже и не дышит, о собрании тоже позабыл, игнорирует оправдания по поводу повышенных трат. Взгляд Намджуна следует по длинным ногам вверх, по едва прикрытым атласом бедрам и груди, что бессовестно оголяет омега, расстегивая одну пуговку за другой. – Жарко, – беззвучно, одними губами произносит Джин и позволяет распахнуться рубашке полностью, открывая все прелести Намджуну, который разве что только слюной не капает на клавиатуру ноутбука. – Давайте перенесем наше совещание на завтра. Отключаюсь, – альфа захлопывает ноутбук, вновь переводит взгляд на омегу, а тот... – Ой, а чего это ты собрание перенёс? Я просто зашел узнать, как ты тут... – и поднимается со стола, застегивая пуговки обратно. – Пойду поем, проголодался... И скрывается за дверями кабинета раньше, чем Намджун успевает его поймать. Смех раздается уже за дверями. Не успел омега добраться до лестницы, как повис вниз головой на чужом плече, получив сверху ещё и шлепок по неприкрытой заднице. Жгучий аромат красного перца бьёт по лёгким, заставляя гореть всё внутри, но омега играет свою роль до конца, прекрасно зная, чем придётся расплачиваться: – Чон Намджун, отпусти меня, я голодный. – Я теперь тоже голодный, так что святая обязанность замужнего омеги утолить голод своего альфы, – менторским тоном отвечает Джун и, добавив уже по другой ягодице, уносит свою ношу в спальню. Возмущений нет, они оба знают, что это была лишь игра, чтобы добиться желаемого, так что Джин сам нетерпеливо стягивает с мужа ремень и первым находит чужие губы, что так ярко манят острой пряностью. Намджун не спешит, доводит омегу до кипения, прикосновениями распаляет сильнее, давая ему раскрыться полностью, заполнить всю комнату цветочным дурманом, забить ему лёгкие ароматом лилий, что казалось цветы вновь свои корни толстые в нём пускают. – Боже, Джун... Омега задыхается, дыхание сбито властными, жёсткими толчками и собственническими поцелуями, что заставляют кожу покрываться мурашками. Он уже потерян в пространстве и времени и давно потерян в этом невероятном мужчине, что заботлив и нежен, но в постели превращается в первобытного волка, для которого он самая сладкая и желанная добыча. И не то, чтобы он против... Альфа ведёт носом по спине Джина, обводит ладонями округлые бёдра, которые сжимает, и после одной рукой тянет за волосы, заставляя сильнее прогнуться в спине: – Ты ведь обещал больше не дразнить меня, когда я занят работой... – низким, почти рычащим голосом напоминает альфа. А омега лишь стонет от очередного толчка, что заставляет внутри взрываться всё горячим удовольствием и прикрывает глаза. – Я не дразнил, я просто показал, что ты упускаешь со своей работой. Ох... Больше они не разговаривают, занятые исследованием чувственности тела друг друга в тысячный раз и увлечённые процессом. – Ты ненасытное животное... – выдыхает Джин, не имея сил даже перевернуться на спину или хотя бы прикрыться. – Ага, за эту мою черту ты меня тоже любишь, – выдыхает ему в макушку Намджун, такой же обнажённый и уставший после их небольшого междусобойчика. Омега фыркает, стараясь скрыть улыбку, а после попросту забивает на всё и прикрывает глаза, пока муж его в волосы целует. Странное ощущение спокойствия и умиротворения накрывают его, этому не мешает ни усталость в мышцах, ни полная заполненность его чрева семенем, что аж между бёдер течёт. – Ты меня вымотал, так что неси в ванную, изверг... Я же не могу спать так... Намджун лишь смеётся, снова целует в опухшие губы, а после играет бровями. – Может быть продолжим в ванной? И не успевает омега откреститься от подобной участи, как его подхватывают на руки и несут в ванную, где ставят под горячие струи воды. – Как же хорошо... – Очень хорошо, – улыбается Намджун и с тихим рыком кусает омегу в то же место, где давно красовалась его метка. Горячая вода ещё больше расслабляет мышцы, и Сокджин чувствует, как медленно у него течёт по бёдрам, губы кусает и задыхается от яркого запаха мужа, что продолжает свою игру молча. Намджун помогает смыть омеге эту напряжённость, придавая лёгкость телу. Пальцами с грубоватыми подушечками проводит по каждому самому чувствительному месту — ласкает соски, поглаживает поясницу и проводит ладонью по заднице, которую резко шлепает, оставляя красный и чёткий отпечаток. – Моё, – рычит Чон, разворачивает мужа к себе, губами впивается в чужие, дразнится по-мальчишески, ещё пару раз шлепает по заднице. Иногда пальцы в расслабленное кольцо мышц вставляет, раздвигает ножницами и глотает каждый стон и вздох. Джина приподнимают на руки, при этом продолжая кусать ключицы, царапать их клыками, и снова резко входят одним единым толчком. Омега даже глаза закатывает, волосы чужие оттягивает и вдохнуть пытается, но захлёбывается собственным стоном. Джун не даёт продохнуть — сразу набирает быстрый темп, вдалбливается в чужое, слишком податливое тело, заставляя елозить по холодной плитке ванны. Рычит сильнее, когда омега его зажимает, кончая обильно и выкрикивая его имя. – Ещё чуть-чуть, – хрипит уже альфа, продолжает темп то набирать, то сбавлять, впивается в чужие губы, кусает их и стонет, когда наполняет Сокджина своим семенем вновь. Допускает сцепку, хотя знает, что всё бессмысленно. Его омега предохраняется. Сокджин не соображает, в чужие губы дышит, чувствует набухающий узел и поздно всё понимает. Елозит в руках мужа, устраиваясь поудобнее, игриво его губу кусает, хотя они ныли после укусов и поцелуев и просит: – Меня ноги не держат, отнеси меня в кровать...