†††
Хосок выходит из офиса гораздо раньше запланированного времени после составления и согласования плана с прокурором и альфой, с которым говорил прошлым вечером по телефону. Он набирает сообщение мужу, но не успевает даже отправить, когда получает электрошокером в спину и отключается, падая на бетон парковки. Чон приходит в себя от ведра ледяной воды. Напротив него стоит ухмыляясь никто иной, как Ыну. — Ооо, президент Чон, Вы наконец очнулись. Признаюсь, я почти успел заскучать. Хосок сплёвывает кровавую слюну на пол. Скучал он, как же, особенно после того, как пытал его почти сутки. Он уже почти не чувствует рук, за которые привязан к балке на потолке. — Ну, не будем обо мне, думаю, что наш общий знакомый тоже соскучился по тебе, но скоро он тоже будет здесь. Воссоединение влюбленных, жаль, что ненадолго. Ыну поправляет рукав пиджака и брезгливо отбрасывает ненужное уже ведро. — Что ты хочешь за жизнь Юнги? –прямо спрашивает Чон, стараясь не морщиться от боли в рёбрах при малейшем вдохе, что наверняка сломаны. — Что я хочу? А ты ничего мне не сможешь дать, всё уже у меня, — Ыну откровенно усмехается. — Видишь ли, ты очень вовремя переписал завещание, да и акции компании теперь у Юнги. А Юнги теперь у меня и мой. Так что, ты теперь бесполезен. — Тогда ты не совсем логичен, — Хосок старается сдержать ярость и беспокойство за омегу, что уже стал для него всем, стал его жизнью. — Если у тебя уже всё есть, то зачем тебе я? Убил бы и дело с концом. Ыну же лишь улыбается сильнее: — А ты, считай, уже мёртв, — практически пропевает свои слова. — Шону, друг мой, посвяти своего бывшего босса по поводу его дальнейшей роли. Из полумрака под свет лампы выходит тот, кого Хосок долгие годы считал своим другом, не только коллегой, тот, на кого он мог положиться в любой момент, кто знал о том, что происходит в его жизни. — Подонок, — коротко выдыхает он, тут же получая кулаком в живот, отчего задыхается в новом приступе кашля. — Теперь ты не более чем инструмент удержания Юнги на поводке. Для всего мира ты будешь мёртв. Знаешь, на своем опыте убедился, что имитировать смерть не так уж и сложно, — Ыну подходит в зарычавшему от бессильной ярости Хосоку и вырубает ударом по голове, на которой и так живого места нет. Светлые волосы слиплись от крови. Ыну и Шону переговариваются некоторое время, после чего Ыну уходит, оставив предателя с Чоном.†††
— Как жаль, что твои щенки должны жить… — Юнги просыпается от голоса и липких, неприятных прикосновений к животу, после которых хочется как минимум вымыться с мылом. — Не трогай меня! — омега отбрасывает чужие руки и отползает в самый угол, прикрывая живот обеими руками. — Где Хосок? Что ты с ним сделал?! — у него из опухших от слёз глаз снова льются солёные ручейки отчаянья. — Веди себя хорошо, иначе твой ненаглядный не доживёт до вашей встречи. Ты же ведь хочешь застать его ещё живым, так ведь? — Ыну улыбается, но омегу больше не трогает. Юнги же пытается подавить громкий всхлип, но лишь закашливается. Его откровенно трясёт внутри, он комкает в своих руках ткань, что прикрывала большой живот. — Я сделаю всё, что ты хочешь, только не трогай его… — голос омеги звучит безжизненно, а сам он всё также прижимает руки к животу, который словно окаменел от напряжения. В таком освещении лицо Ыну смотрится устрашающе. Он за пару лет словно постарел на 10, между бровями давно залегла глубокая складка, а на щеках появились мелкие шрамы. Ведь когда-то Юнги любил этого человека, а сейчас пытается спрятать живот с самым ценным для него сейчас в какой-то каморке с отвратительным освещением, сидя на доске. — Ты и так сделаешь всё, что я хочу, солнышко… — Пак поднимается и издевательски-галантно подаёт руку: — Пойдём, я покажу тебе, почему ты будешь делать всё, что мне нужно, и ты увидишь своего неудачника-мужа. Юнги поднимается, словно кукла, не касается Ыну, и идёт следом. Долгие, узкие коридоры давят на него не меньше, чем помещение, в котором он находился уже долгое время. Он не мог сказать, сколько уже отсутствовал дома, даже с маленькими высокими окнами было сложно определить время суток. Нет ни одной двери, пока они идут, где-то в стороне капает вода, раздражает и нагнетает сильнее. Юнги обнимает сам себя, кусает нижнюю губу и пытается успокоиться. Ыну неожиданно заворачивает в сторону открытой двери и ждёт, когда за ним последует и омега. — Хосок! — Юнги давится криком, когда видит бессознательное тело, что висело на веревке. Его муж. Его любимый… Отец их детей… Его альфа сейчас даже не слышал его, оглушенный ударами и измученный пытками, что не имели смысла. Лишь жестокое желание Ыну поиздеваться. Омега хочет подойти, убрать покрасневшие от крови пряди с лица, почувствовать дыхание мужа, удостовериться, что он жив, но Ыну больно хватает его за волосы и держит, не отпуская. Он не думает о своей боли, думает только о боли мужа, о том, что не против был бы хотя бы половину себе забрать. Не может смотреть на него, но держит все слёзы в себе. — Стоять. А теперь раз уж свидание века состоялось, мы уезжаем. Даже жаль, что он тебя не увидел. И будь послушным, иначе папочка твоих ублюдков помрет гораздо раньше, — Пак, не отпуская волос Юнги, тащит омегу к выходу, а оттуда уже к машине. Шону остаётся стоять, пока они не скрываются за дверями. Кажется, Юнги на него даже внимания не обратил, смотрел только на своего муженька красными, опухшими глазами, и делал максимально жалким вид. Шону противно от этой картины. Ведро с ледяной водой приводит Чона в чувства и во второй раз. Шону улыбается так, что Хосоку хочется вмазать ему как минимум пару миллионов раз. — Ах, какой ты соня, тут Юнги приходил, а ты всё пропустил… Кровь со слюной оказывается у Шону прямо на лице после этих слов. Чон и не думал, что умеет так плеваться. Однако, это было опрометчиво. Следующие пару часов его жизни наполняются невыносимой, выворачивающей все кости болью. Конченная натура человека, который играл роль его друга вышла наружу и теперь тот развлекался по полной, сдерживаясь лишь на то, чтобы не убить. Пока Юнги не родит Хосок должен жить, а потом… Потом он умрёт по-настоящему. Альфа молча сносит все издевательства и боль, лишь шипит сквозь зубы, когда Шону чиркает зажигалкой около его ребер, от чего кожа шипит и покрывается пузырями. В нос ударяет запах горящей плоти, едкий запах остаётся на одежде всех присутствующих, кому-то становится резко плохо. — Ты постоянно считал меня хуже себя, отправлял делать то, что самому не хотелось. Я был буквально твоим посыльным. А теперь смотри, где ты и где я! — Шону смеётся, отбрасывая зажигалку и берёт в руки арматуру. — Где ты? Всё тот же посыльный, та же шестёрка, та же псина, только теперь у других ног, — у Чона уже нет сил даже открыть глаза, но ненависть Шону он ощущает даже так. А следом ему прилетает порция ударов, от которых все внутренности, кажется, лопаются. Шону успокаивается лишь тогда, когда Хосок перестаёт реагировать даже на удары. Отбросив окровавленную железку, он тянется забрать у одного из охранников полотенце, но тот валится на него с простреленной головой. — Сука… — выдыхает он, падая вместе с неподъёмной тушей на пол. Со стороны входа в помещение врывается спецгруппа, которая не жалеет никого из охраны, буквально за минуту оставив в живых лишь Шону и Хосока, которого аккуратно сняли с балки и попытались усадить. — Эту мразь забираем с собой, –командует мужчина, что заходит следом и пинает связанного Шону ногой, от чего тот опрокидывается и матерится лицом в грязный, окровавленный пол. Мужчина присаживается на колени перед Чоном, который едва держит себя в вертикальном положении, едва держит глаза открытыми. — Я не нашёл твоего омегу, Хо, но рад, что хотя бы ты жив, — Хосок не успевает и даже не может что-либо сказать, потому что его уже укладывают на носилки.