Приличный омега

— Открывай глаза, спящая красавица, — Юнги не знает, сколько времени прошло с того момента, как ему засадили в бедро шприц со снотворным. Помнит лишь как ругался в машине Ыну, а после темнота. — Уходи, — омега переворачивается на бок и старается не открывать глаз. Видеть Ыну он не может, тошнит. В носу до сих пор стоит металлический запах крови, а глаза щиплет от слёз. Его Хосок… — Мы уезжаем, если не хочешь снова ехать мешком, то будь добр собраться через 10 минут, — Ыну поднимается с кровати, на которую присел рядом с Юнги и выходит, не забывая запереть дверь. Юнги не ориентируется ни во времени, ни в датах. Просто как робот выполняет всё, что ему говорят. Один раз он пытался бунтовать и отказаться от того, чтобы садиться рядом с Ыну за столом, но приставленный к животу пистолет быстро заставил его проглотить все недовольства и стать послушным. Так что он образцово-показательный пленник. Делает, что говорят, ест, когда приносят, и молчит, не высказывая ничего.Только ночью, когда никто уже не лезет с очередным разговорами и не пытается расковырять и так больные раны на душе из-за беспокойства за мужа, Юнги позволяет себе плакать. Он обнимает живот, тихонько всхлипывая и кусает подушку, чтобы не разрыдаться в голос. — Всё будет хорошо, папа нас не бросит. Папа обязательно выберется и спасет нас, — шепчет он, поглаживая живот ладонями и сжимаясь на неудобной жесткой кровати. О том, что всё может быть по-другому, он старается не думать. Ыну всё время, пока они находятся здесь, раздражается больше, кричит и срывается на омегу и даже пару раз ему досталось по лицу. Юнги не особо понимает причин, да и не слушает. Уходит глубоко в себя, реагируя лишь на то, что надо сделать. Он перебирает в голове все счастливые моменты с Хосоком, как приятно было ужинать в компании его родителей, как они выбирали одежду малышам. Он мысленно молится всем существующим и несуществующим богам, чтобы Хосок жил. Даже если Юнги никогда его больше не увидит.

***

— Тебе ещё как минимум неделю нужно лечится, Хосок, у тебя ребра сломаны. Даже швы после операции не сняли, — Мун Чжухон, тот самый альфа, с которым он тогда разговаривал по телефону в офисе и спас его, сидит в кресле, пока Чон, морщась пытается натянуть толстовку. — Мой омега и дети в руках этого ублюдка, а я валяюсь здесь как немочь подзаборная! — Хосоку даже разговаривать пока больно, но больнее от мысли, что может произойти пока он лежит здесь. — Не нашли хотя бы следов? Не могли же они сквозь землю провалиться. — Ищут. Могу точно сказать, что страну они не покидали, — сын нынешнего президента закуривает, поглядывая на друга. — Поиски не прекращаются даже ночью. Он залёг на дно, а обыскивать каждый дом нецелесообразно. Мы подключили систему опознавания лиц по всем камерам и отправили ориентировку на Юнги. Он найдется, а вот ты такими темпами можешь до этого не дожить. — Прошло уже две недели, Чжухон, как я по-твоему должен сидеть и ждать, зная, что Юнги от стресса может и родить? — Тебя только позавчера перевели из реанимации, а от одного тебя толку не особо. Себя не жалеешь, так пожалей родителей. Они с ума сходили всё это время, пока ты был без сознания, — Хон затягивается ещё раз, а после тушит сигарету о пепельницу, поднимаясь. — Они в порядке? — Хосок уже шнурует ботинки и тоже поднимается. — Твой папа лежит на сохранении, отец с ним сейчас, — Чжухон придерживает друга, когда тот заваливается на бок от слабости, но Чон убирает его руки. — Давай зайдем к ним, а потом к Шону. Его допросили?

***

— Хосок~а, — Сокджин, увидевший сына через стеклянную дверь подрывается с постели первым и заключает его в объятья, как только открывается дверь. — Я в порядке, — стараясь не дышать и не выдать того, что ему больно даже от прикосновения к ребрам, произносит он. Джин рыдает, не сдерживаясь: — Когда тебя привезли, я думал, ты не выживешь, — омега судорожно всхлипывает, но Чон вытирает слёзы папы и старается улыбнуться. — Ты слишком рано наводишь панику, я жив и почти здоров. Не пугай моего брата и отца, ложись обратно. Он заставляет похудевшего и бледного Сокджина лечь обратно и переводит взгляд на отца. — Сын, — хрипло звучит его голос, и он тоже обнимает Хосока. — Ты жив… Несмотря на немногословность отца, Чон всё понимает. Видит по осунувшемуся лицу, синякам под глазами и поседевшим прядкам в волосах. — Пожалуйста, не беспокойтесь за меня, я жив и в порядке. Пап, я верну Юнги и всё будет хорошо. Отец, присматривай за папой. — Чжухон, присмотри за ним. Его ещё шатает, — Намджун пожимает руку Муна, а тот лишь кивает, мол, обязательно. Они выходят в коридор. — Где Шону? — У меня на базе, в полицейской сводке он числится как убитый, — сразу отчитывается Чжухон, а на разбитых губах Хосока играет нехорошая улыбка.

***

— Что последнее тебе сообщил Ыну? — звучит в очередной раз спокойный голос Хосока. Шону допрашивали всё это время, но способы Хосока и Чжухона отличаются… Стерильно-холодный свет льет с потолка, освещая прозекторскую. Шону накрепко привязан к столу для вскрытия, а рядом валяются уже выдранные у него ногти. — Он мне не сказал, лишь попросил заказать билеты в Америку для него и этой сучки! — связанный альфа уже воет, кровь заливает его горло из сломанного носа. — Ответ неправильный, — Чон берёт в руки очередной инструмент — шило и засаживает его прямо под коленную чашечку. Раздаётся вой на весь морг, но присутствующих здесь это не волнует. Чжухон пускает по вене предателя еще порцию наркотика, чтобы у него не случился болевой шок, и они продолжают, раз за разом задавая вопросы одуревшему от боли альфе, пытаясь выяснить хоть что-то, что может им помочь. Заканчивают они под утро. Хосок просит еще одну инъекцию обезболивающего для себя, в ответ на предложение Хона хотя бы немного поспать. — Значит, они, вероятно, в Тэгу. Нужно отсмотреть камеры на магистральных дорогах и магазинах, а также обыскать все промышленные зоны, — Чон скидывает грязные перчатки и бросает их на стол, где лежит Шону, да и в этом окровавленном теле с изуродованным газовой горелкой лицом его почти не узнать. Рядом валяется ещё горячий после выстрела пистолет. — Сделаем. Вылетаем через час? Мне нужно время, чтобы передать информацию поисковым группам, — Чжухон безразлично наблюдает, как по желобкам стекает вода вместе со сгустками крови, а тело Шону с биркой на пальце закатывают в холодильник для трупов. — Да, я как раз успею заехать в аптеку, — Чон достает ключи от машины. — Очень невовремя гон у тебя начался, — Хон с жалостью смотрит на друга, а тот лишь отмахивается и выходит на улицу. Вовремя. Очень вовремя, иначе Хосок не смог бы подняться. Не смог бы сейчас заниматься всем этим. Ярость толкает его вперед, заставляет искать выход из сложившейся ситуации. Ярость и беспокойство. Беспокойство за своё потомство, за омегу, что стал его половиной. Нечто животное проснулось в Хосоке, и это животное гонит Чона вперёд, не оглядываясь ни на какие принципы и жалость. Он будет пытать, убивать и уничтожать любого, кто попытается воспрепятствовать ему. Ыну разбудил то слишком тёмное и мрачное в Хосоке, что до этого удерживал на коротком поводке Юнги. А теперь, когда его нет рядом оно всплыло на поверхность и взяло верх. Чжухон провожает взглядом спину друга, когда тот садится в машину и уезжает. Муна еще подташнивает от того, что произошло в морге. Он многое повидал, во многом участвовал, но ещё никогда не видел Хосока таким безжалостным и кровожадным. В какой-то момент он показался ему одержимым. Возможно, так и есть. Хосок одержим Юнги. Отогнав эти мысли в сторону, Мун тоже садится в машину, закуривает, чтобы вытравить из лёгких запах паленого мяса и просит водителя ехать в управление. У него есть час, и Хосок не простит опозданий.