***
— Чёртов ублюдок. Чёртов Шону! Чёртов твой муж! — Ыну ходит из угла в угол по комнате Юнги, ругаясь и матерясь на чём свет стоит. Омега даже не обращает уже внимания, этот альфа любит выплескивать свой гнев в чьём-либо присутсвии, одному, видимо, неинтересно так орать. Юнги лишь опускает взгляд и посильнее кутается в одеяло. Сейчас главное не смотреть ему в глаза и не шуметь, чтобы не привлечь его внимание, иначе гнев он выместит на нём. Вся спина и ноги и так ныли после последней вспышки агрессии Пака, когда Мину пришлось максимально сжаться, прикрывая колени руками, пока Ыну бил его мокрым полотенцем. Такие вспышки случались всё чаще, а Мин лишь надеялся, что в один из таких приступов он его не убьёт. Или убьёт, чтобы уже наконец перестал мучаться в этом аду. — Твой ублюдочный муж и его дружки… Ты. Ты — причина всему этому. Если бы ты не связался с этим конченым альфой, — брызжа от злости слюной бросился на него Ыну. Юнги лишь думает: «Не пронесло» и старается максимально прикрыть живот. Сначала ему прилетает пощечина, от которой щёку прошивает болью, а в голове шумит так, что начинает тошнить. — Блядская подстилка, из-за которой всё покатились к чёрту! — Пак не жалеет, тянет за волосы так, что у Мина слёзы из глаз брызжут от боли, волочет его по полу, а потом добавляет ещё пощечину. — Если они нас найдут раньше времени — я прирежу тебя как поросенка на его глазах. Пускай порадуется, — Юнги лежит на полу, беззвучно плача, когда Ыну затаскивает его в подвал, где из мебели лишь какая-то кушетка и старое одеяло. Пнув напоследок омегу под рёбра носком ботинка он выходит, не забыв запереть комнату. Скрючившийся от боли Юнги остаётся совершенно один в темноте. Но так даже лучше. Он из последних сил забирается на кушетку и забывается сном. Или же теряет сознание… Сколько Мин ещё сможет так выдержать, он не знает. Живот уже опустился, всё тяжелее даже ходить, а с таким стрессом. Омеге даже думать страшно о родах в таких условиях.***
strange days (1999) — health Хосок сидит в машине, управляя квадрокоптером, что завис над заброшенными зданиями, когда ему звонит Чжухон. — Его засекли, — сообщает Чжухон на том конце провода, а Чон выпускает из рук пульт управления, тут же заводя мотор. — Где? — В деревне Отколь, в лесу. Нашли с вертолёта, — голос Чжухона звучит приглушенно, связь не ловит. — Я понял, — Хосок уже выруливает на дорогу, стараясь унять внезапно возникшую дрожь. Совсем скоро он заберёт Юнги. — Не суйся туда один, прошу, — Мун сидит в микроавтобусе вместе с группой быстрого реагирования, которая выехала из Тэгу. Хосок ближе к месту, о котором он сообщил как минимум на пол часа. И он переживает за друга, что совсем перестал ценить свою жизнь без омеги. — Значит, догоняйте, — Чон отключается, кидает телефон на соседнее сиденье и выруливает к проселочной дороге с диким ревом мотора. Он уже мечтает как вновь наполнит лёгкие ароматом крыжовник, а после с наслаждением заставит Ыну умыться его же кровью. Где-то там на землю с грохотом падает квадрокоптер, управление над которым уже потеряно. — Гони, иначе он и сам там помрёт, и никого не спасёт, — Чжухон хлопает по плечу водителя и напряжённо вглядывается в дорогу впереди. Как назло уже смеркалось. Чон бросает машину на подъезде к лесу, проверяет наличие патронов и, перезарядив пистолет, шагает прямо в мрак. Лес сейчас живёт своей жизнью, сухие ветки трещат под подошвой ботинок при каждом неосторожном шаге, но альфа сейчас этого даже не слышит. Не хочет слышать. Сейчас его ведёт призрачный аромат спелого крыжовника. Он не знает сколько так идет, останавливается, лишь когда замечает какой-то свет в стороне. Дальше он идёт гораздо тише. Чжухон был прав. Он и правда засел здесь, в лесу, в загородоном доме какого-то чинуги, наверняка построенном незаконно и купленным на чужое имя под видом «лесных массивов». Самого Пака нигде не видно, как и Юнги, при мысли, о котором сердце уже предательски пропускает удар. Но Чон узнает одного из охранников. Альфа беззвучно обходит дом по периметру. По одному охраннику у каждой двери, камера над входом. Хосок пригибается и пробегает к одной из стен слепой зоны камер. Стрелять нельзя, иначе привлечет ненужное внимание. Альфа достает нож и поудобнее его перехватывает. Вдох. Первый охранник не успевает даже понять, когда ему перерезают горло, зажав ладонью рот. Чон утаскивает его из зоны видимости камер. Выдох. Второму Чон изящно пронзает сердце, отчего альфа заваливается вбок, где так удачно раскинулись густые кусты. Вдох. Третий, последний охранник замирает, прислушиваясь, что и становится его роковой ошибкой — Чон пригваживает его к двери, у которой он стоял словно бабочку, пронзив ему череп. Хосок вытаскивает из чужого тела нож и пробирается в дом, в другой руке держа пистолет наизготовку. С этого момента удача, кажется, отворачивается от Хосока, потому что уже практически на пороге в него стреляют. Он едва успевает откатиться к стене, шипя при этом от боли в потревоженных ребрах. Три выстрела и автоматная очередь затихает. Альфа выглядывает и замечает кровь на полу, а рядом и тело. Чон забирает автомат и теперь спешит. Если кто-то в этом муравейнике спал, то сейчас он наверняка проснулся от шума выстрелов. Ыну подрывается на постели и, захватив пистолет, скатывается по лестнице вниз. Так просто он свою жизнь не продаст. — Просыпайся, сукин сын, я же обещал, что ты умрёшь раньше, чем тебя спасут. Пак за волосы тащит Юнги за собой наверх, прикрывается им, выходя в коридор. Там перестрелка. Ыну тащит его к запасному выходу, а после и на улицу. Омега ничего не соображает, еле переставляет ноги и держится за живот, который словно окаменел и тянет вниз. Раздаются короткие строчки автоматных очередей. Чон не жалеет пуль для охраны, а, почуяв запах крыжовника в другой стороне, и вовсе звереет. Его омега совсем рядом. Он появляется в дверном проёме на секунду, чтобы наградить автоматной очередью тех, кто засел за дверью и пытается помешать ему добраться до мужа. Опрометчиво, но действенно. Ещё двое охранников отправились к праотцам в Ад, только вот один из них успел прошить руку альфы пулей. Чон от боли и неожиданности падает на усыпанный осколками стекла пол, но почти сразу поднимается. Задняя дверь распахнута, а вдали слышен крик Ыну: — Шевелись, скотина, иначе я тебе пулю прямо здесь в живот пущу. Хосок стрелой вылетает следом, даже не обращая внимание на тянущуюся за ним кровавую капель из ранения. Юнги в очередной раз спотыкается и почти летит носом в темноту, но Ыну больно удерживает за волосы, волочет за собой и не даёт упасть, за что Мин почти ему благодарен, потому что совершенно ничего не видно. Он охает, когда порыв холодного ветра приносит такой родной и приятный запах, словно из прошлой, давней жизни, но Пак лишь сильнее тянет, не даёт даже насладиться, запомнить его. — Стой, сука, — полный ярости крик Хосока настигает их на опушке. Альфа теряет силы, которых осталось совсем немного вместе с кровью, но упорно бежит следом, не разбирая дороги. Пару раз Ыну стреляет наугад назад, на шум, но промахивается, а после и вовсе отбрасывает эту затею. Чон всё же настигает их. Точнее Ыну останавливается на какой-то поляне, что освещается лишь луной, прижав пистолет к виску Юнги, которого крепко удерживает в захвате. — Дёрнешься — и я пристрелю твой шлюший инкубатор. Чон останавливается, словно ему под рёбра засадили нож. На Ыну он даже не смотрит — его взгляд прикован к Юнги, что даже дышать боится, когда дуло пистолета спускается на живот. Хосок понимает этот жест без слов. Автомат, а после нож и пистолет с глухим стуком падают на землю, а альфа всё же переводит взгляд на Пака: — Отпусти его, и я дам тебе шанс бежать. Ыну смеётся, как-то безумно и громко, но при этом ненатурально. — Да что ты? И далеко ли я уйду после этого? Нет, твоя шлюха — гарант моего выживания. — Отпусти его, и я гарантирую тебе комфортную и безбедную жизнь с новым именем, — Чон больными глазами вглядывается в родное лицо, что лишь угадывается в полумраке, замечает содранные колени и локти, худобу, на фоне которой живот смотрится как-то нереально. Для Юнги Чон всё сделает. Даже больше сделает, чем может. Лишь бы его котёнок был в безопасности. — Свежо предание… А пахнет пиздежом, — Ыну упирает дуло пистолета обратно в голову омеги, а тот с мужа тоже взгляд не сводит, даже боится слово сказать. Он хочет, безумно хочет оказаться рядом с ним, даже готов умереть за него, но дети… От него зависит жизнь их ещё не рождённых малышей и поэтому он молчит, лишь беззвучно плачет, орошая слезами руку того, кто ему искренне противен. — Я пойду с тобой вместо него. Достаточно такой гарантии? Можешь делать со мной всё, что захочешь, — Чон всё также стоит, лишь молится, чтобы Ыну согласился на такой обмен. — И сделаешь всё, что я скажу? Давай-ка проверим, — Пак ухмыляется, даже на шаг подходит ближе, при этом всё также удерживая Юнги. — На колени. Взгляд Чона горит от ненависти, но всколыхнувшаяся было гордость тут же гаснет. Если для того, чтобы Юнги жил нужно опуститься на колени — он опустится. Что угодно сделает. Землю будет жрать под ботинками Ыну. Всё, что этому ублюдку захочется. Потому что там, где есть настолько сильные чувства — гордости нет. Никаких чувств больше нет, кроме сжигающей потребности в этом омеге. Он за него что угодно. Убьёт. Умрёт. И на колени опустится. Даже если не кланялся никому никогда. Юнги не может удержать судорожного всхлипа, когда альфа буквально валится на колени. Его гордый, несгибаемый муж сломал себя ради него. — Достаточно? — Хосок склонен к земле, но в глазах Юнги он стоит выше чем Ыну, выше чем кто-либо. Пак мерзко улыбается и наводит дуло пистолета уже на Хосока. — Более чем, — раздаётся выстрел, а крик Юнги настолько громкий, что пугает всю жизность в округе. Юнги больно ударяет головой по подбородку Ыну, который промахивается и пуля уходит в дерево. В ушах звенит, но он вовремя отскакивает в сторону, ещё и выбивая из рук альфы пистолет, что теряется где-то под ногами в темноте. За ним идет болезненный удар прямо в лицо, и Юнги падает, успев заметить, как Хосок разъяренным зверем бросается на Ыну. Боль пронзает живот Юнги настолько сильно и неожиданно, что он вскрикивает, отчего Хосок непроизвольно переводит на него взгляд, и это становится ошибкой — ему прилетает удар ногой в живот, от которого альфа валится на землю. Но его это останавливает ненадолго. Он с рыком вновь бросается на Пака, что шарит в темноте в поисках оружия. Боли для Чона сейчас просто не существует. Есть только он и Ыну. Желание загрызть эту мразь, уничтожить и заставить жалеть о том, что он сделал с его мужем. Боль и травмы, причинённые себе, он простит, но слёзы и боль Юнги — никогда. — Я жалел, когда заказал тебя, но сейчас вижу, что зря. Такие как ты, словно чёрная плесень, отравляют всё вокруг себя, уничтожают и заражают, превращая в подобное, — Хосок сидит на Паке, прижав его к земле, отвешивая удары по лицу и голове сбитыми кулаками, добавляя ещё при каждом слове. Ыну лишь слабо дёргается, даже не пытается прикрыться или столкнуть его с себя. Чон настолько ослеплен своей ненавистью, что даже не замечает, что Пак что-то нащупал на земле. — Я плесень, что и тебя с собой заберёт… — сплёвывая кровь, хрипит Ыну, вместе с этим загоняя нож в живот Хосока. Чон замирает, тоже хрипит, стискивает зубы, вытаскивая из себя лезвие, когда слышит крик Юнги, настолько громкий и отчаянный, что даже оглушает. Так кричит тот, кто видит смерть самого близкого человека. Омега пытается подползти, но новый приступ боли заставляет скорчиться на стылой земле, не давая сделать и вдоха. — Всё хорошо, котенок, — шепчет он, вцепившись мертвой хваткой в Ыну, не давая сбросить себя, а другой из оставшихся сил загоняет лезвие ножа по рукоятку прямо ему в глазницу. — Всё хорошо… — шёпот с губ, с которых капает алая кровь. Лишь убив того, кто мог навредить Юнги, Хосок позволяет себе прикрыть глаза. Он просто устал. Сейчас немного поспит и… Небытие накрывает измученное тело.***
Группа под предводительством Чжухона находит их спустя минут 15. Им пришлось искать их в лесу, ориентируясь лишь на звуки. Хон оттаскивает обезумевшего от боли и горя омегу от окровавленного мужа, что лежит в луже своей и чужой крови. Очередная схватка заставляет Юнги вцепиться в руку Муна, он даже говорить не может, сорвал голос от рыданий и крика. — Жив, — раздаётся голос одного из альф, что был в группе, и всё приходит в движение. Юнги уносят, положив на носилки, а следом и Хосока, предварительно обколов его препаратами. Остальное для Юнги смешивается в коктейль безумия от переживаний за мужа и боли от схваток. Хосок блуждает во мраке, не ощущает ни времени, ни усталости. Он одновременно есть и одновременно его нет. Мысли вяло текут в голове, будто и их усыпила тьма. Какой-то звук настойчиво пробивается через эту тьму, альфа прислушивается, но не может осознать, что это. Снова этот звук. Тьма так манит, греет, просит остаться, но Хосок словно выныривает из вязкого мрака на поверхность и делает первый вдох. По ушам ударяет писк аппаратов и детский плач. — Сыночек, пожалуйста, папа сейчас тебя покормит, сейчас, — Юнги стоит к нему спиной, укачивает на руках маленький свёрток, что держит в худых и на вид очень слабых руках. Альфа неверяще смотрит и вдруг закашливается, забыв как дышать. — Хосок, ты проснулся, — омега моментально разворачивается, практически сразу оказывается рядом и улыбается сквозь слёзы. Этот день он никогда не забудет. Это день второго рождения его мужа. — Я умер? — непослушными губами хрипит Чон и не может отвести взгляда от пищащего свертка в руках Юнги, откуда только нос и видно. — Я тебе сейчас умру! Я тебе сейчас так умру! Ты меня напугал так, что я родил на полторы недели раньше! Хорошо, что это не повлияло на малышей, — слёзы облегчения за мужа сменяются напускной злостью на него же. — Чимин или Чонгук? — замечает и второго малыша, который мирно спит в коляске. На глаза непроизвольно набегает влага. — Чимин, Чонгук обычно сразу орёт, а не пищит, — Юнги даёт малышу грудь и тот наконец успокаивается. — Хорошо, — ещё совсем слабый альфа вновь прикрывает глаза, на этот раз просто засыпая. Никакая тьма его больше не заберёт. Его ждет семья.