Обманутые

Март, 17 2:20 РМ       Химическое оружие оказалось сильнее, чем они могли ожидать, поэтому весь остаток дня 15-го числа пришлось провести в респираторах — ветер разносил газ по прилежащей территории. Оружие сработало быстро, буквально за считанные часы: навсегда отравило почву и выгнало из зоны поражения всё живое. Отряду Комиссаренко посчастливилось не встретить тех людей, которые в панике бежали от невидимого и непобедимого врага. Зато они видели десятки птиц, камнем падавших на землю, и обезумевших от этой отравы псов, яростно скуливших и испускающих кровавую пену из оскаленных пастей; псов приходилось сразу отстреливать.       16-го числа пошёл ливень, как уверенно заявил Слава — искусственный. Ливень рассеял остатки газа, что ещё клубились над зоной поражения, очистил и освежил воздух, превратив попавшие под удар территории в тихий, но навеки ядовитый могильник. Когда рассеялся туман, стало видно, что совсем недалеко, буквально в паре километров от безопасной зоны, стоит машина с искорёженным бампером и пятью трупами в салоне.       Сегодня, когда всё улеглось окончательно, Комиссаренко решил наконец покончить и с тем единственным вопросом, что всё ещё ядовито висел в воздухе. Командир отошёл в тихое место, подальше от играющих в карты парней, и достал из нагрудного кармана рацию. Настроив аппарат на отряд номер 8, он ожидал ответа, бесцельно расхаживая туда-сюда по площадке перед домом. — Да, Слава, — раздался из динамика знакомый голос, слегка изменённый помехами и шипением. — Здравствуй, Руслан, — ответил он. — Ты просил приехать, когда я всё обдумаю… — Конечно, — быстро ответил Белый. — Неужели созрел? — Да, — резковато ответил Слава. — Могу приехать прямо сегодня. — Приезжай, конечно. Расскажешь заодно, что из себя вообще представляет эта химоза. До нас-то ничего не дошло, а жутко интересно, на самом деле… — Буду примерно через час, — сказал Комиссаренко и оборвал связь.       Злость и тревога грызлись в душе командира несколько последних дней; оба эти чувства были ему чужды и непривычны. Тревога вполне разумно объяснялась применением химического оружия — после сброса бомб все были сами не свои и только начинали потихоньку приходить в норму. А злость… Руслан ведь знал, прекрасно знал о том, как и когда всё это случится. После того, как Слава увидел тот день и все его последствия воочию, план Белого, как и сам Белый, вызывал в нём теперь только ненависть и отвращение. Славе хотелось как можно скорее покончить со всем, что его с этим связывало; навсегда откреститься от этой ужасной идеи и от человека, который хотел претворить её в жизнь. Начать с чистого листа и приложить все усилия, чтобы план ни за что не осуществился.       Разговор с Сабуровым многое расставил по своим местам. Нурлан сказал, что он и его парни сработались слишком хорошо, чтобы рассматривать идею о полноценном объединении — делёжке быта и жизни на одной территории. В то же время, он дал клятву непременно оказать помощь, если отряд Комиссаренко окажется в затруднительном положении. Естественно, переговоры подразумевали обоюдное соглашение о ненападении. Славу такой исход более чем устроил. Он счёл Сабурова заслуживающим доверия человеком, а то, что союз был заключен неформально, открывало неплохие перспективы для переговоров и с другими отрядами. Комиссаренко тешил надежду, что за оставшееся время ему удастся переманить на свою сторону достаточно людей.       В конце концов, если он заручится чужой поддержкой, если они остановят Белого, если Либерец останется оплотом спасения для всех выживших, если в один момент они сложат оружие и откажутся убивать друг друга — эксперимент придётся закончить. Лишь одно пугало командира — слишком много «если».       От напряжённых мыслей снова разболелась голова. Комиссаренко присел на ступеньки, бездумно уставившись в пустоту. — А как думаете, — окликнул откуда-то снизу Идрак, который лежал на траве и снова что-то рисовал, — Сраный всё придумывает, или по итогу зона реально остановится на Либерце?       Парни помолчали, в сотый раз обдумывая эту ситуацию. Слишком много там было неизвестных, чтобы как-то решить это уравнение. — Ну, судя по тому, что его отряд вообще носа оттуда не высовывал… Скорее всего, он что-то знает. Но вот откуда — вопрос уже другой, — высказался Андрей. — Или это какая-то наёбка, — предположил Усович, попутно сгребая все карты, которые не смог побить. — Может он так цену себе набивает. Ну, чтобы с ним хоть кто-нибудь объединился. А когда до дела дойдёт, скажет: «Ой, мужики, ну извините… Ошибся, оплошал. Поехали отседова теперь».       Неожиданная пародия на Белого вызвала успех среди остальных, и напряжение обстановки дрогнуло под взрывом смеха. — Как бы там ни было, нам же по-любому придётся с ним пиздиться, — мрачно заключил Артур. — Чем раньше — тем лучше, кстати, — добавил Идрак. — У него пока союзников нет, а у нас вон — Нурик. — Андрей, — Слава окликнул негромко, но неожиданное появление командира всё равно заставило всех вздрогнуть, — подойди ко мне, пожалуйста.       Бебуришвили положил свои карты рубашкой кверху и направился к командиру. Слава положил руку ему на плечо, мягко отводя в сторону. Как только они отошли, Ваня тут же кинулся подглядывать в карты Андрея. — Заведи машину. И позови, пожалуйста, — взгляд командира задержался на троих юношах, усердно делающих вид, что они не пытаются подслушать разговор, — Ваню. Быстренько съездим в Либерец, закончим со всем этим. — Понял, — быстро ответил Андрей. — А Идрак с Артуром? — Пусть лучше побудут здесь, — задумчиво сказал Слава. — Стало неспокойно. Не хочется оставлять дом без присмотра. — Согласен, — с пониманием кивнул Бебуришвили и повысил голос, обращаясь уже к Усовичу: — Ваня, поднимай свою попку, пойдём!       Парень несколько удивлённо и без явной охоты скинул свои карты и последовал за Бебуришвили, который без промедлений направился к машине. — Территория целиком и полностью на вас, — Комиссаренко улыбнулся тем двоим, что оставались, — охраняйте! — Всё будет в лучшем виде, — с преувеличенной наигранностью подмигнул Чапарян. — Слав, Слав! — спохватился Мирзализаде. — А ты можешь в конце, ну, прям когда уже уезжать будешь, Руслана нахуй послать? Я бы этого очень хотел. Это моё новогоднее желание. — Ага, и ещё в моменте рацию включить, чтобы мы тоже слышали, — добавил Артур. — Не буду обещать, но я и сам так хочу сделать, — со смехом ответил командир.       Бебуришвили несколько раз коротко просигналил, и Слава спохватился: — Ладно, ребят, пора. Скоро увидимся. Вы только не шумите тут особо!       Они по очереди пожали Славе руку. Артур в который раз поразился контрасту этой руки: такая большая и грубая на вид, но такая деликатная при рукопожатии. — Мы будем хорошо себя вести, — улыбнулся Мирзализаде. — Я в вас никогда и не сомневался. Так, ладно… До встречи!       Командир уже на бегу помахал им на прощание и наконец занял своё место на переднем сидении. Из окна отъезжающей машины высунулся Ваня в каске набекрень и показал друзьям знак «виктори».       Подгоняемые свежим ветром, ехали они быстро. Как только машина въехала на злополучный мост, все терзавшие Славу чувства обострились до предела. Он вдруг перестал слышать разговор Андрея и Вани, перестал видеть всю ту убогую грубую серость, что тоскливым шлейфом веяла от Либерца. Он оглянулся назад, на бескрайние зелёные поля, обрамлённые тёплой и чистой водой; она сверкала на солнце так ярко, что почти слепила.       В какой же момент он начал делить вещи внутри этого острова на «своё» и «чужое»? В какой момент он стал называть этих людей семьёй? В какой момент он перестал вспоминать о матери каждый день? Всё это — чужое, искусственное, фальшивое, ненужное. Кем же он станет, если не справится? Не выберется, потеряет себя, растворится в этом порохе, этих пулях, этих взрывах, этой крови, этом слепом страхе и ярости?       И жизнь здесь была равноценна смерти здесь. — Останови, — неожиданно даже для себя самого произнёс Комиссаренко.       Андрей растерялся от такой резкой команды, и машину круто занесло. Затормозил УАЗ аккурат у опоясывающего территорию забора, почти сразу после выезда с моста. — Всё нормально? — с явной нервозностью в голосе поинтересовался Бебуришвили. — Конечно, ребят, — уже обычным тоном ответил Слава. — Давайте дальше я один. Подождёте тут? — Почему это? — спросил Усович. — Он, скорее всего, разозлится. Не хочу, чтобы вы опять выслушивали весь его бред. — Ладно, это справедливо, — согласно кивнул Андрей.       Ваня молча прожигал командира странным, чуть ли не обиженным взглядом. Слава, уже успевший сесть на водительское сидение и завести машину, с тяжёлым вздохом остановился: — Ну чего ты? — Ты тоже считаешь нас пиздюками, — сухо сказал Усович, — которые не способны даже за себя постоять. — Я так не считаю, — честно и серьёзно ответил Комиссаренко. — Я считаю вас лучшими из всех, кто тут оказался. Потому что я уверен, что вы были, остаётесь и останетесь людьми несмотря ни на что. Ваня, давай попозже это обсудим. Я не хочу тут торчать дольше необходимого, если честно.       На этот раз Ваня спокойно кивнул, и командир повёл машину вглубь территории Белого.       Усович и Бебуришвили остались вдвоём и приняли негласное решение укрыться в редких кустах прямо под бетонным основанием забора, откуда весь Либерец было видно как на ладони. В бинокль Андрею удалось разглядеть и часовых: сегодня это были уже известный им Тимур и пока что незнакомый парень — очень молодой, рыжий и бледный.       Слава припарковал машину и вошёл в центральное здание. — С чего это ты решил докопаться? — спросил Андрей после нескольких минут молчания. — Я не докапывался, — сказал Ваня. — Мне обидно стало, что он нас тут оставил. Как собак перед входом в магаз. — А ты горел желанием пообщаться с Белым? — фыркнул собеседник. — Ну, не особо, — протянул Усович. — Мы просто пранк придумали для него… — Можешь не продолжать, — сказал Андрей и отвернулся.       Ваня закатил глаза, и между ними снова повисла тишина. — Как думаешь, он разозлится? — вдруг задал Усович по-детски наивный вопрос. — Белый? — рассеяно переспросил Бебуришвили, уже успевший закурить и провалиться в собственные мысли. — Наверняка. — Надеюсь, не изойдётся на говно совсем, — поджал губы Ваня. — Испортит Славе настроение… — Вань, это не просто испорченное настроение, — с некоторым сочувствием ответил Андрей. — Это уже начало войны. Пока что холодной. — Да я же понимаю всё, — как-то сухо отозвался Усович и быстро перевёл тему: — Сколько его уже нет? — Минут десять, — лениво ответил Бебуришвили. — Я не засекал.       Ваня со вздохом неудовольствия посмотрел на часы, и за неимением другого занятия начал залипать уже в них. Неожиданно юноша напрягся и выпрямился, вглядываясь в экран с предельной внимательностью. — Андрей, — сдавленным голосом позвал он, — почему нас четверо? — О чём ты? — настороженно нахмурился мужчина, отбросив бычок в сторону. — Славы больше нет на карте. — Этого не может быть, — не слишком уверенно ответил Бебуришвили, быстрыми движениями переключая свой браслет на карту. — У тебя что-то с часами.       Увеличив карту Либерца до максимума, Андрей изучил глазами каждый её миллиметр. На локации горело только две точки: номер 3 и номер 5. — Что это значит?! — уже не пытаясь скрыть страх спросил Ваня. — Я не знаю, — тихо ответил Андрей, старательно избегая его взгляда.       Оба аккуратно высунулись из-за забора. Бебуришвили осмотрел через бинокль всю часть территории, которая была в поле зрения. Усович взял в руки снайперку, сосредоточенно щурясь в прицел и надеясь разглядеть хоть что-нибудь. Ничего и никого, кроме часовых.       Спустя пару минут стал слышен неясного происхождения гул, который быстро становился всё громче и громче. Утробно рыча, из недр здания выполз огромный и неповоротливый БТР. На уродливом капоте лежало тело. При резком торможении оно слетело на землю. Слава упал на спину, и даже с такого расстояния они сразу увидели кровь на груди, алым пятном расползающуюся по белой футболке.       Из бронированного монстра вышел Белый, тут же быстрым шагом направившись к своим часовым.       Руки у Вани затряслись, потные ладони заскользили по стволу винтовки. На винтовке стоял хороший прицел. Через прицел было видно всё. Было видно это ненавистное лицо, эти бесцветные глаза, каждую морщинку. На этом лице не появилось ни триумфа, ни скорби — всё то же тупое скотское безразличие; как будто ничего важного не произошло, как будто не он только что застрелил человека. Через прицел было видно всё.       Ваня не заметил, как палец оказался на курке — руки сами собой сняли Маузер с предохранителя; а он только смотрел, смотрел сквозь застелившие глаза слёзы и боялся моргнуть, потерять из виду.       Справа неожиданно навалилась тяжесть — Андрей попытался выбить оружие у него из рук. — Не стреляй, не стреляй, — горячо шептал он над самым ухом. — Они нас заметят, мы не отобьёмся. Ваня, не стреляй.       Но ведь Белый всё ещё был у него на мушке — говорил с кем-то по рации. Ваня прицелился прямо ему в лицо и выстрелил. В тот же момент Андрей с силой толкнул его, и пуля пошла не туда. Уже через несколько секунд Белый зажимал кровавую рану на плече. — Огонь! — проревел голос вражеского командира.