***
Ветер наверху, похоже, вообще не собирался угомониться, теперь облака как мочалкой размазало по голубому полотну. А солнце довольно низко над океаном и небо уже начало рдеть. На этот раз Тейлз шёл по берегу спокойно и мог понаблюдать за опускающимся светилом. Он никуда не спешил, ведь столько набегался за день, что с дичайшим преувеличением этой дистанции хватило бы на марафон, и, когда лисёнок вернулся к ежу, то увидел, что тот не ждёт — Сонику скука ни почём, потому что он спит крепким вечерним сном, безмятежно посапывая, и ничто его не тревожит. Тейлз пришёл летать и сосать конфетку, только вот конфетка у него кончилась… И так даже лучше: мешать не будет. — Соник, — негромко позвал лис. Ёж отреагировал сразу — пошевелив ухом и убрав ладони из-под затылка, он выпрыгнул из позы лёжа, пружиной подлетев выше самолёта, и ровно приземлился на ноги: — Снова привет! Оу! — увидев лиса и его пышные хвосты, Соник слегка опешил, помолчал, посмотрел и по-молодецки присвистнул. — Чистюля! — усмехнулся ёжик, глядя в лицо пушистику. Младший засмущался: шерсть на щёчках белая, тем лучше видно румянец, зато уголки лисьих губ заметно приподнялись, а сам он опустил застенчивый взгляд на хвосты, которыми обернулся, невольно хвастая ими, — комплимент понравился, но и отпугнул слегка. — Готов к полёту? — Соник поспешил прервать однобокие гляделки. — Угу. Старый хозяин биплана озорным жестом пригласил нового на место пилота, и тот с неподдельной неудержимой радостью запрыгнул на сидение. «Кресло по размеру: сидеть удобно» — первая мысль лисёнка. Хвосты, придавленные спиной, свернулись в клубки и не мешают, ногам просторно, локти, вроде бы, ни обо что не стукаются. Тем временем Соник запрыгнул на нижнее крыло и с оптимистичным любопытством заглянул к пилоту: — Ну как тут? Может, заодно и меня научишь. — Похоже, он во всём любит скорость. — Э-э-э, погоди с этим, — изучая кабину, Тейлз медленно говорил. — Сперва мне самому нужно освоиться. Хмм… Я читал не одно руководство, но у каждого самолёта своя приборная панель, а это старая модель. О таких я немного знаю, — лисёнок вцепился себе в ухо одной рукой и с тихим стоном разглядывал кокпит бегающим взглядом голубых глазёнок. — Тейлз, — ёж положил ладонь на плечо растерянного друга, — ты ведь справился с ремонтом и с этим сладишь. Самолёт же не поменялся, всё то же самое. — В том-то и дело, что нет! — оторвав кисть от уха, лис вскричал в лицо утешника. — Я умею чинить, но не летать! — Стоп, стоп, стоп, — ёжик замахал руками, качая головой. — Что-то ты меня запутал. Только что ты говорил, что читал, знаешь теорию, и вдруг говоришь, что не умеешь. — Ой-ой… — Тейлз и сам запутался в сети мыслей. — Я сказал, что мало знаю об этой модели, а не вообще. — Для первого полёта много и не надо. Слышишь? Незачем так волноваться: времени у тебя достаточно. Обдумай всё, осмотри. В конце концов, задавай вопросы. — Вопросы… Хорошо-о. Где тут триммеры рулей, заслонка маслорадиатора… Механик составил всеисчерпывающий вопросник трудновыговариваемой авиационной терминологии и выдал его Сонику. Пока он зачитывал речитативную скороговорку, продолжал подробно рекогносцировать приборы, а когда исчерпал перечень и замолк, вопрошающе поднял бровь, взглянув на озадаченного незнайку, стоящего рядом и хлопающего веками. — Тейлз… Не надо так, ладно? Я не знаю названий этих штук. — Нет? — Тейлз отвёл взгляд обратно на приборы и прошептал: «Значит придётся самому». — Соник, тогда я сам. — Уверен? — спросил Соник, будто забыл, что сказал секундой ранее. — Да, — лис решительно кивнул и погрузился в работу. — Та-ак, триммеры, триммеры… Что я за неуч, такое спрашивать? — буркнул лисёнок про себя. — Думаю, я смогу сам всё найти. Для неопытного лётчика предполётный осмотр — настоящее испытание, ведь столько всего нужно проверить и запомнить. Однако Тейлзу проще, потому что проводить внешний осмотр нет необходимости: он сделал это, когда собрал двигатель. Так что снаружи всё в полном порядке: винт цел, кок насажен, амортизационные стойки нормальны, пневматика накачана; обшивка, фюзеляж, оперение — они тоже целы, и это всё уже не нужно держать в голове. Сейчас нужно проверить педали, ход ручки, правильность отклонения рулей, всякие краники и вентили, много прочих важных мелочей. — Тейлз! — зов Соника, откуда-то с низу, отвлёк лиса от глубоких мыслей, и он выглянул из кабины. — А? — Я отойду ненадолго, ладно? — Ладно. — Обязательно нужно было спрашивать? Чем занимается Соник в свободное время? Спортом? Чтением? Может, бездельничает? Скорее последнее, но не совсем. Он вволю носится по огромному острову, абсолютно беззаботно, не думая ни о чём, кроме шальной скорости. Но сейчас он метнулся за пару километров не ради забавы: в Зелёные Холмы ёж отправился на разведку, ведь здесь он последний раз видел доктора Эггмана. Этот амбициозный толстяк объявился на острове из ниоткуда и сразу заявил всем жителям о яром стремлении захватить его грубой силой. Он сказал, что хочет построить империю в свою честь, что желает безграничной власти, но чего он добивается на самом деле никто не знает. Около месяца назад он прилетел с океана в окружении стаи вооруженных роботов, которым приказал палить лес, расчистить площадку, вероятно, для постройки базы. Несказанно повезло, что Соник пробегал неподалёку! Беспричинная жестокость человека вынудила ежа немедля пресечь пальбу — без вопросов он разгромил всех роботов, заставив их руководителя обратить на себя внимание. Усатый лысый хрыч в тёмно-синем пенсне горделиво представился доктором Эггманом и поспешно отступил, улетев обратно за океан в своей округлой парящей посудине. Тогда Соник только почесал затылок, толком не понимая, что произошло, но каждый последующий день назойливый доктор возвращался — непоколебимый Соник давал отпор. Новость об их ежедневных противостояниях облетела весь остров, и ёж стал местным героем, который, к несчастью прессы, не даёт интервью. И хотя свидетелей их битв было мало, все на острове слышали канонаду сражений. Каждый бой был не похож на предыдущий. Всё новые виды роботов выступали против ежа, однако кое-что оставалось неизменным: доктор ни разу не вступал в схватку лично, а только жал на кнопки, посылая в бой технологичные машины, но наблюдал не издалека. И хотя он всегда поблизости, добраться до него нельзя, потому что он не спускается на землю, паря высоко воздухе, сидя в кресле круглого челнока. Вот почему Сонику нужен самолёт. И пилот тоже. Соник бегал среди маленьких цветущих гор, обследуя все видимые закутки, но не находил ничего подозрительного. Но что-то должно найтись. Иначе как объяснить присутствие Эггмана? Ёж сам видел, как он летал меж холмов, а потом просто исчез. Куда исчез? Непонятно. Эх, любоваться закатом с рыжеющих Зелёных Холмов весьма приятно, но… Что это вдруг? Соник пригляделся: у самого горизонта, где соединяются небо и вода, появилось нечто крупное, и оно приближалось. Пока неясно, что это, но одно стало очевидно: Эггмана в Зелёных Холмах нет. — А времени оказалось меньше, чем я думал, — ёжик спрыгнул с невысокого обрыва и метнулся обратно. Соник возник у самолёта и мигом влез на крыло, заглянув кабину — лис всё ещё здесь: — Тейлз! Я ошибся: времени в обрез! — Ты о чём? — лис отвлёкся. — Смотри, — ёж указал на океан. — Видишь? — Это… — Тейлз щурил глаза, вглядываясь вдаль, — …летающая крепость?! — Слушай, — Соник необычно нежным тоном привлёк взгляд лисёнка, — твоя задача проста… — Моя? — лисий голос дрогнул. — Да, твоя. Так вот, всё просто: ты пролетишь над этой штукой, я спрыгну на неё, а ты сразу же улетай. Подальше улетай. Ясно? — Д-да, — послушно ответил лис, несмотря на удивление. Соник не мог не восхититься его силой воли, потому решил чутка надавить: — И даже не боишься? Услышав вопрос, Тейлз заробел и застыл. И, глядя вперёд, запинаясь, проговорил: — Мммф… Как же?.. Боюсь, и сильно. Но ты ведь рядом, а ты знаешь, что делать. — Полагаешься на меня? Хорошо. — Соник перебрался на верхнее крыло и выпрямился. — Значит летим! — Летим-м-м, — тихо промычал Тейлз, неуверенно держа рукоять. Мда. Такая спешка, а выбора-то нет… Ну что ж, тогда на взлёт. Закрылок здесь нет, хоть о них можно не думать, а вот остальное… Итак, газ есть, вентиль тоже. От винта! Мотор запустился, лопасти начали вращение. Что там с манометром? Давление масла, ага: четыре, пять… Нормальное. Теперь поработаем с акселератором… Соник, стоя на крыльях вполоборота, следил за тем, как Тейлз поочерёдно щёлкал тумблерами и после каждого щелчка сверялся с показаниями разных приборов. «Кажется, он почувствовал себя хозяином!» — подумал ёж, видя уверенно вдумчивую мордочку пилота, который больше ничего не бормотал, а всё делал молча. Как и напоминал ёж, знание теории превосходно помогло ребёнку. И, похоже, Тейлз подогнал сидение под свой рост, значит и педали тоже — теперь там не так уж и просторно. Вдруг Соник потерял равновесие, но устоял, не выдавая секундного беспокойства, — самолёт покатился назад, к воде. Колёса, проседая в песок, плохо слушались, и контролировать руление было трудно, особенно если учесть безопытность пилота. Разворот получился долгим, и когда Тейлз расчётливым движением ручки вывел биплан на позицию, — лес по левому борту, океан по правому, — то, приподнялся с кресла, оглядев местность впереди, опустился, вдругорядь пробежав взглядом по приборам, и только затем начал плавно двигать рычаг газа. Самолёт поехал вдоль берега. Тарахтелка разгонялась, шатаясь и громыхая на неровном рельефе, а Тейлз крепко держался за дребезжащую ручку дрожащими руками и тянул её вправо, парируя склонность разворачивания самолёта влево. Тут главное не передавить, а то самолёт раскрутит в другую сторону. И вот отрыв! Легко уловимый момент, ведь муторная тряска прекратилась, крылья выровнялись и уже выше деревьев. Рулить стало легче. Лисёнок чудесно засмеялся, как младенцы смеются, когда их забавляют, и с бессловесным восхищением глядел на проносящиеся внизу разноцветные размытости. Его явно переполняла пуща эмоций, рвущихся на свет, но этот успех — лишь начало. — Молодчина, Тейлз! А теперь давай на Эггмана! — Есть! Самолёт накренился, войдя в вираж, и начал разворот на цель. Между тем Соник, счастливый вслед за радивым напарником, пытался ровно устоять на крыле, зато недооценил ветра — его едва не сдуло, лисёнок мог только взвизгнуть, но ёж ухватился за передний край крыла и, кое-как подтянувшись, остался в полуприседе, нахмурившись. Как же здесь не хватает пассажирского места… — Соник, ты там удержишься? — предостерегающе прокричал обеспокоенный лис, перекрикивая жужжание мотора. — Удержусь я! — ответный выкрик от оглянувшегося оптимиста. — Всё-таки, прыгать скоро. Наконец, горизонтальный полёт. Так-то стоять на крыле проще, хотя держаться всё равно надо, ведь, если ёж сорвётся, плюхнется в океан. И утонет. Тейлз тем временем устремил внимание на удержании управления, а также старался вспомнить как можно больше из тех книжек и журналов, которые брал в библиотеке, но эмоции брали верх. Какое необычное ощущение… Вроде, сижу в кресле, чувствую его, но одновременно с этим как будто падаю, проваливаюсь вниз, хотя некуда. Я бы счёл это странным, если бы не читал о перегрузках, но я читал. Так, что-то я не о том думаю. Это же не тренировочный полёт… Вижу! Она уже близко. О! Вспомнил: — Соник! — Тейлз убедился, что он услышал, затем продолжил. — Это ведь боевой самолёт. Правильно? — Да! — послушно ответил ёж, но тут же опомнился. — Только ты не вздумай! Слышишь? Сбрасывай меня и улетай! — Знаю, знаю! Я ведь просто спросил! — Лучше не отвлекайся: уже совсем рядом! И в самом деле, до крепости осталось немного. Вот-вот наступит самый ответственный момент. Подумать только: если б заболтались ещё на чуть-чуть, столкнулись бы, но Соник вовремя прервал разговор, хотя в бдительности пилота не сомневался. И вот она, гигантская махина с четырьмя огромными винтами, их гул сильно давил на слух, но разглядывать летающий параллелепипед и так некогда: время сбрасывать попутчика. Биплан был на одной высоте с громадиной, так что подниматься выше не пришлось, а даже наоборот: немного опуститься, чтоб пролететь как можно ниже над гладкой платформой. Серое поле металла уже внизу, и Соник оттолкнулся — самолёт ускользнул из под ног, и ёж приземлился на борт корабля: — Теперь я начинаю, Эггман! Хе, хе. Биплан уже отдалился, но не успел уйти на разворот, как разразилась свистопляска. Точно кто-то уронил коробку с фейерверками на складе динамита, палуба озарилась рыжими всполохами и задымила густыми кудрями, ветер не успевал раздувать дым и копоть; за пару секунд крепость окуталась тягучим плащом. В тех чёрных клубах мелькали и сверкали синие вспышки и полосы — Соник крушит всё подряд. Погром отчётливо слышен пилоту мелкого самолётика и сквозь шум мотора, а пока самолёт в вираже, и виден ничуть не хуже. Лисёнок разинул рот, с беспредельным удивлением наблюдая за постоянными взрывами на удаляющейся воздушной посудине. Но ничто не удивило его так, как невероятная способность Соника. Так вот… как он это делает… Своим телом! Такая скорость, мощь… Интересно будет узнать, каким образом он это делает и не гибнет. Но если так, то корабль скоро развалится и… Стоп. Что значит «улетай»? Как он думает выбираться? Не вплавь ведь? Хотя… Я должен быть рядом. Может, от меня и польза будет: всё-таки пулемёты тут не зря. Правда, я так и не трогал их — не знаю заряжены ли… Ну-ка… На торце рукояти была красная кнопка, и большой палец робко надавил на неё, сразу отстранившись, — дублет двух двадцатимиллиметровых стволов выдал пару выстрелов, значит ленты не пусты. И, хоть боезапас неизвестен, Сонику можно подсобить. Разворот! И истребитель устремился на пылающую крепость, которая уже не взрывалась так часто, но и не снижалась несмотря на повреждения, так что цель очевидна: расстрелять несущие винты. Кстати, непонятно почему ответного огня нет, но так даже проще. А если это бомбардировщик? Тогда нужно срочно её сбить! На форсаже сократить дистанцию получилось быстро, и пулемёты затрещали очередями, пули смогли пробить броню под вертящимися лопастями, но с первого захода тормознуть их не смогли, — пролетев сквозь облако дыма, пришлось идти на ещё один разворот, и ещё… К тому же прицелиться и ровно держать курс непросто: такой ветрище обдувает весь фюзеляж, что уши приходиться прижимать, и, если б не стекло, то и без жмурок тоже бы не обошлось. Между тем зелёная суша уже проносится под днищем громады, чья верхушка охвачена короной загребущего пламени, дымящего как разросшийся лесной пожар, которого теперь никак не избежать. Тейлз кружил, стреляя по одному и тому же винту, и, в конце концов, винт вспыхнул, загорелся, и широкие лопасти замедлились, а крепость начало тяжко кренить и тянуть вниз. Но пилот продолжал атаку, пока во время очередного пролёта над огнём самолёт не покачнулся с крыла на крыло — Соник запрыгнул. — Вот и я! — усмехнулся ёжик. — Улетаем! Он был весел и скомандовал так, будто всё шло по плану, но лисёнок, через заложенный слух расслышав команду, и не подумал спорить и выровнял самолёт, выведя его из виража. Тейлз повернул самолёт бортом к крепости, чтоб видеть происходящее, и Соник прав: бой окончен. Только тот скажет, что звук взрыва похож на гром, кто не слышал его своими ушами. Это не похоже на гром — это ощущение из тех, когда кажется, что небесная твердь в самом деле треснет и обрушится. Стальная гигантюра касается спокойного леса и, треская землю, раскалывается, заливаясь пламенем и швыряя в стороны пылающие обломки, вспыхивает, мгновенно наполняя дневную округу огненным светом, и без малейшего промежутка выдаёт глухой, но оглушающий удар, который заставляет жмуриться и вжиматься в кресло, вслушиваясь в такое тихое, ставшее едва слышимым, дребезжание мотора. Грянувший грохот, кажется, своей тяжестью вытесняет рассудок, давая волю животным инстинктам, и разрывает воздух, заглушая весь шум своей непомерной чудовищностью, зато он скоро стихает, раскатываясь в даль и позволяя со страхом выглянуть из кабины и увидеть последствия. Тейлз с высоты глядит на тучу, выросшую из пепла и копоти, пока он боялся открыть глаза, и только ужасается, видя широкий столб дыма, поднимающийся из пепельного облака. — Сильно бабахнуло! — дивится Соник. — Да-а-а… — встревоженно соглашается Тейлз, рассматривая место крушения и кружа над ним. «Неужели… Этого ведь не может быть?..» — мысли, которые Соник не слышит. Зато ёж, стирает усмешку, когда видит помрачневшее лицо лётчика, как он пристально и вдумчиво вглядывается вниз. Соник терпеливо молчит, наблюдая за пилотом: лисёнок напряг внимание, сдвинул брови, даже мех на лбу слегка смятый. Видимо, с боязливым любопытством он ищет что-то. Но что? Ответ есть только в детской головёнке, которая сейчас занята воспоминанием карт округи, прилегающей к родному дому. Те карты Тейлз чертил от скуки, когда не знал, чем ещё себя занять; исследуя лес с листом бумаги в одной руке, карандашом в другой и набором линеек на поясе, он нанёс на бумагу все ориентиры, которые нашёл: высокие деревья, приметные возвышенности, здания. Конечно, с высоты вид иной, и теней вечером много, но Тейлз легко сориентировался, а секунды шли, и с каждым мгновеньем его глаза бегали всё быстрей и тревожней: он увидел уже каждую из крыш знакомых домов, запрятанных среди лесных верхушек, и найти не мог только — своего дома. А это значит… — Соник! — бешено завопил лисёнок в испуге, — Она упала на мой дом! — Тейлз! Держи самолёт! — закричал и Соник прямо в уши пилота, перекатившись с края на край наклоняющегося крыла и уцепившись за край. Такой же страшный крик Соника заставил вспомнить о рулении, и Тейлз выпрямил курс, выровнял крылья, но не прекратил скулить. «Я сажусь!» — предупредил он и начал искать место для посадки. А в лесу-то негде! Придётся возвращаться на пляж — значит разворот. Бреющий полёт над песчаным берегом — Соник спрыгнул с крыла и исчез внизу — лис только ахнул и продолжил снижение. А посадка же труднее взлёта, и пляж не ровный — не слишком, но бугристый. Шасси коснулись песка, земли, и тряска началась. Главное не перевернуть самолёт, но и затормозить быстрей. Быстрей давай, быстре-ей. Останавливайся! Скачет эта болтанка поганая как по кочкам, тормозит с трудом, виляя то к воде, то к лесу. Да стой ты уже! Вообще не слушается — катится сама! Но замедляется. Хорошо, зажигание отключить. Лисёнок, как мог, тыкал в кнопки — глушился мотор, и Майлз вылез из кабины едущего самолёта и вывалился на песок, издав не глухое, а звучное «ух!», но не расшибся: подхватился, как неведомой силой за шкирку, и помчался в лес. Не по тропинкам бежал, а напролом стремглав летел: перешмыгивая через кусты, прыгая над ними по деревьям, да так метко и ловко, хотя рвался этой дорогой впервые. Это бешеный гон. Лис прижал уши и несся из себя вон, в смертельном страхе; земля убегала из под ног, деревья, заросли, кусты — они бежали навстречу и будто падали назад, скошенные бешеным вихрем. Ничто не гонит так, как надежда на лучший исход, но терзало одно: как бы не найти родителей мёртвыми… Меж крон стал виден дым пожарища, затмевающий вечернее небо, — уже рядом. Стойкий запах гари, палёного металла и дерева, а вот и сама груда металлолома, горящая и палящая лес: останки корабля стояли высокой длинной стеной, как и огонь, переваливший за неё, обугленный остов растрескался, части каркаса торчали, точно сломанные и оплавленные рёбра; вся зелень вокруг, весь металл впереди — всё в тени дыма, накрыто тьмой, которую рассеивали снопы искр, разлетающихся повсюду. Тейлз гулко хныкнул, завидев свой дом: одни развалины, просто куча камней и только низкие углы некоторых комнат остались, половину здания раздавило толстой стеной металла, которая склонилась над руинами и может упасть. Но огонь ещё не добрался сюда! «Мама!» — Под рёвом и громом недалёкого пожара он ринулся к руинам, раскапывать их. В голове был звон, напоминающий крики, возможно, свои же, в груди сжималось, что-то разрывалось, выворачивая её наизнанку, всё нутро стонало и колотилось, вздыбивая мех. Лапы разгребали завал, когти скребли и раскидывали камни. Лис как одичалый зверь хотел разорвать в клочья твёрдые разломанные глыбы блоков, скрипел когтями, не жалея их, — они стачивались, едва не ломались, а шерсть под глазами вымокла: слёзы лились ручьём, стекая с белых щёк и капая на камни. Громкий плач оборвался, дрожь спала, тело замерло, когда он докопал до грязных заблиставших бордовых пятен. Она была перед ним. Лежала в полумраке. Лежала окровавленная. Её сдавило камнями, голова опущена, и челюсть прижата к груди, под золотистой чёлкой видны закрытые веки; лицо её не изуродовано, но увечья омерзительны, плоть ниже живота вывернута в разные стороны, а кровь из рваных ран стекала в щели между камней алыми нитями… Безнадёжно! Со сдавленным душераздирающим визгом Тейлз сбежал с каменной горки, стараясь не споткнуться и не покатиться, и упал в мягкую травку: ноги скосило. Приподнявшись на колени, он завыл с невыразимым отчаянием, и снова слёзы полились, капая на рыжеватые под мельтешащим светом лепестки и стекая по траве как роса. Лисёнок вскочил: столб дыма возвышался из завала металлических обломков, чёрная туча закрывала зардевшееся небо, мелкий пепел падал вокруг как падают листья, а рядом руины дома. Он рыдал, всхлипывал и снова рыдал, затем оборнулся, сделав шаг вперёд, но остановился, потому что едкая и жгучая горечь напитала глотку, оттого что ничего нельзя сделать: она мертва. — А! Может папы не было дома? — спросил он вслух. — Нет, Тейлз. Он тоже здесь, — лисёнок обернулся на тяжкий голос: Соник стоял поодаль, под деревом. — Вон. — Ёж поднял руку и указал на руины. Там, с другой стороны, видны подошвы отцовских ботинок. Тейлз бросился туда, упал перед телом и стал щупать его шею в поисках пульса. Тут же он передумал и, не тратя время, согнулся, приложил ухо к груди, но не услышал, что хотел. Если мать с её травмами не могла выжить, то отец, вроде, цел, не сказать, что невредим, но его ещё можно спасти! — Соник, помоги! — стоя на коленях взвыл Тейлз, а Соник подбежал. — Бери его за плечи, а я за ноги! Ёж кивнул, и Тейлз перепрыгнул к ногам. Вместе они перенесли безжизненное тело из обломков на землю и ровно уложили. Затем лисёнок ещё раз послушал сердце. — Я быстро, — сказал Соник и будто сбежал. — Куда ты! — вырвался жалобный крик, но никто уже не слушал. А папино сердце не билось — нужно было дейстовать. И немедля! Тогда Тейлз решился делать, что знал: положил ладони крест-накрест на грудь отцу и стал рывками давить её. Сил не хватало, и он падал сверху всем весом, но вдруг упал на бок — кто-то толкнул. Это оказался Соник, который принёс врача, тот сразу отпихнул ребёнка и стал выполнять свою работу. Осмотрел мертвеца. Склонился, послушал и пощупал, затем хладнокровно сказал: — Он умер. Тейлз брыкнулся не сумев поднялся, но потом с воплем подпрыгнул к врачу, Соник схватил его, не зная, чего ждать, и быстро спросил: — Точно? — Смотрите, — врач перевернул труп на живот, стало видно, что из основания шеи торчит окровавленная кость, скорее всего, кусок хребта. Глаза Тейлз округлились, он не выдержал и убежал без оглядки. Последняя надежда рушилась, безвозвратно рушилась, погребая искринку веры… Всё-таки время позднее, рабочий день кончился… И папа тоже был дома. А Соник? Где был Соник? Он ведь мог… мог. Нет, он не мог. И я не мог. Мы ведь были в воздухе. Мы не могли… Ничего не могли сделать! Ничего нельзя было сделать! Ни предупредить, ни!.. Ничего! Но что ж оно… надо же именно сюда упасть! Больше некуда было, да! Это неспр… Это нечестно! Соник же говорил, не стрелять… Тейлз обернулся: Соник стоял неподалёку, склонив голову и закрыв глаза, он, наверное, тоже был в смятении оттого, что также не мог успеть хоть что-то сделать. И от этого томит только хуже! Ещё один тягостный наплыв слёзного хныка начал выдирать изнутри — лисьи веки резко сомкнулись, защемив выступающие слёзы, морда от силы жмурилась, слипая светлый и тёмный влажный мех под глазами, малыш хрипел, скулил и дрожал, скрепел зубами, шмыгал носом, жадно глотая слёзы, и открывал глаза, а слёзы липли к коротким ресницам; он так часто дышал, вдыхал и выдыхал ртом, будто задыхался горелым воздухом. Тейлз пытался сдержать неудержимый плач, потому что не хотел рыдать и ныть, но сдержать чувства внутри — значит сжечь себя нутром. — Тейлз… — робко позвал Соник, и лис огляделся, снова шмыгнув носом. Этот взгляд, застланный слезами, но уже отчасти контролируемый, затормаживал речь, — …заночуешь у меня, — ёж жестом большого пальца указал назад, как бы на свой дом, а лисёнок кивнул, много качая головой, и снова отвернулся, глядя куда-то в тёмный лес, где светил пожар, далеко за деревьями. — Ты сможешь самолёт вести? — Смогу! — вдруг рявкнул Тейлз, оскалившись на Соника, но сразу прикусил губу клыком и, отшагнул. Он кривился, сдавливая пальцы в кулаки, и втягивал носом столько воздуха, сколько мог, носом же и выпуская. — Пойдём, — он обошёл ежа и порывистой походкой вышел на тропу, быстро уходя отсюда прочь. Соник догнал его и пошёл в том же темпе, плечом к плечу с лисёнком, следя за застывшими и помутневшими глазами, которые отдавали стеклянным отблеском. Нет, они моргали, зато изредка, а мускулы лица уже не дёргались — они были расслаблены, но неподвижны, не делали его выражение гневным или печальным, а оставляли неясным и пустым, но не безжизненным, хотя взгляд оставался напряжённым, смотрящим только на шаг вперёд, лишь бы видеть куда нога ступает. …Не потерял ли я способность соображать от такого? Кажется, нет… рассудок на месте, но Соник… Почему он рядом? Зачем ведёт меня? Он что, боится, что я не дойду сам, что убьюсь по дороге? Самоубийство? Что за дурость! Он же просто… А? Уже песок? Пришли? И правда, песок под ногами, наш самолёт впереди. Видимо, Соник вывел прямо к нему, а я просто шел с ним. Тейлз недоверчиво подошел к биплану и осмотрительно влез в кабину, Соник прыгнул на крыло, встал по центру. — Эй, Тейлз, — осторожно начал ёж, опустившись на колено, но всё равно вынудил лиса задрать голову, — я бегал в город, поторопить народ, но всё-таки я должен им помочь. Ты… — Ясно, Соник. Я подожду, — смиренно вмешался лис. — Мгм, — немедля кивнул ёж и сбежал с биплана, убежал в лес и растворился там, а Тейлз опустил голову. Он прав: с его помощью они справятся намного быстрее, сэкономят и время, и лес. А мне?.. Как мне теперь быть? Что делать без родителей? Куда идти? Ладно, эту ночь побуду у Соника. А дальше? Ведь теперь, когда мама… и папа… умерли… я не нужен больше никому. Или всё-таки… Соник? Может он разрешит мне остаться, пожить вместе? Недолго: пока я не решу, куда пойти, или пока… Ну нет. Гадать бесполезно! Нужно знать наверняка. А то рассуждаю, строю планы, которые опираются на моё воображение! А если он откажет? Если, даже и вежливо, но бросит? Я же знаю, что я урод, жалкий уродец… Придётся скитаться по улицам… Что-то стукнуло, как упало на металл! Это Соник опять запрыгнул на крыло: — Пожарные уже подъехали, всё там заливают, — рассказывал ёж, — я основной очаг потушил, ещё воды наносил, а дальше пусть сами: им немного осталось. — Соник, — лис дождался пока Соник закончил, — куда лететь? — Эм, ты давай взлетай, развернись и лети вдоль берега. Дальше я скажу. Тейлз не кивнул — молча завёл мотор и погнал самолёт тарахтеть по берегу, а Соник присел, схватившись за передний край крыла. Взлёт, разворот, набор высоты — и отсюда видно потухающий пожар. Дыма всё ещё много, он стоит поднимающимся и расширяющимся кверху столбом, но эта высокая туча рассеивается, огня под ней не видно, может, потушили, да и шею выворачивать надоело: последствия известны. Первые звёзды уже засверкали…***
— Во-о-он там! — Соник вытянул руку и указательный палец. — Видишь полосу! Туда и садись. Самолёт летел над пляжем, границей песка и воды, а посадочная полоса, на которую направил ёж, вырисовывалась меж густых зарослей на большом пологом холме, а конец её на конце высокого обрыва, со стороны океана. Она не маркирована, никакой разметки, тем не менее эта посадка куда проще, чем, если садиться на голый берег, и аж приятно становится, когда шасси немного грубо касаются земли. Поле не заасфальтированное — грунтовое, зато почти идеально ровное, и самолёт не повело зигзагом. Пока самолёт катился, замедляясь, слева виднелось оливковое зданьице с маленькой пристройкой сбоку, такое квадратное, в сравнении с самолётом оно крупное; в нём ворота величиной почти во всю стену — закрытые. А самолёт остановился, проехав дальше гаража и не доехав до конца грунтовки. — Первый раз садился где попало, — бодрил Соник, — тем проще второй! — Соник, — занудствовал Тейлз, не глуша мотор, — самолёт нужно загнать под крышу. — Не обязательно, — ласково отказался Соник, разводя ладони. — Открывай ворота, — непреклонно требовал лис, глядя исподлобья, не поднимая головы. — Как хочешь, — сдался ёж и спрыгнул с крыла, в миг оказавшись у ворот. Реверс винта — есть задний ход. Пока ёж раздвигал створки ворот, самолёт потихоньку подъезжал к гаражу, а затем и въезжал осторожно, не спеша, ровно остановился в середине помещения, и пилот отключил зажигание — лопасти потрещали ещё немного и остановились, а помощник закрыл ворота, пряча за ними уже почти ночное небо и шуршащий дремучий лес. Бу-бух — массивные створки столкнулись и стряслись, и Соник подошёл к самолёту, из которого вылезал лисёнок, безразлично осматриваясь. — Пойдём, покажу твою комнату на сегодня, — без экивоков позвал ёж. — Как здесь пусто… — отвлечённо заметил лис, спрыгнув на пол. И в самом деле, кроме самолёта в просторном высоком помещении больше ничего нет, совершенная пустота, такая, в которой самый тихий шорох отражается эхом. Тёмнющий потолок, с которого голубоватым светом четыре ярких длинных лампы освещают пол, серый как голые стены. — Ну, я не здесь живу, — Соник почесал затылок, — а за этой базой я не слежу особо, редко сюда наведываюсь… Ладно, пошли. Тейлз без вопросов шёл за Соником, от самолёта они прошли всего половину комнаты до стены, где увидели белую деревянную дверь, и Соник открыл её и, заглянув в комнатку пристройки, клацнул выключателем: — Воу! — он резко хлопнул дверь и отпрянул назад. — Тейлз, погоди тут: там надо убраться, — пояснил ёж и в спешке нырнул в комнату, закрывшись. Правильно говорить «прибраться» — мысленно поправил лис, но не успел задуматься о чём-нибудь другом, как дверь распахнулась и Соник оказался перед ним. — Теперь нормально, — выдохнул он. — Слушай, если захочешь в туалет, или просто умыться, вон коридор, левая дверь. — Там, в дальней стене, ещё одна дверь. Наверное, за ней ещё одна пристройка… и коридор. — Входи. Соник махнул рукой, зовя лисёнка, и вошёл первым, тот за ним, пройдя вперёд. Это спальня — кровать двухместная — тумбочки со светильниками и абажурами. Для кого?.. Но окон нет. — Ну вот. Сегодня будешь спать тут, а потом… — Соник упёр руки в поясницу. — Если что-нибудь нужно, ты только скажи. — Ничего не нужно: я сразу спать. — Хорошо. Тогда… — приятель отошёл к двери, взявшись за ручку. — Спокойной ночи. — …Взаимно, — чётко и отрешённо произнёс Тейлз — дверь закрылась и клацнула — теперь он один. Стоит, замерев. Пышные и вялые хвосты едва шевелились, зато ноги стойко держали неподвижное тело, пальцы чесали ладони, уши стояли будто наготове, дыхание шумно дрожало и теснилось, а глаза, редко моргая, смотрели на дверь, потом на широкую кровать, застеленную белой простынёй. Душу обвеяла неизъяснимая грусть; все светлые мечты, радостные надежды, счастье быть любимым хоть кем-то — всё, что было приятное в жизни, исчезло, заменилось сожалением и непроглядной мглой, которая не позволяла и вообразить, что будет завтра. Соник ушёл так быстро, даже не остался утешить — он уже решил, как со мной поступить… И говорить нечего. Казалось, что даже голос мысли стал ничтожным и писклявым. Уже томная печаль смотрела из глаз, смутная скорбь тихо косилась на лице, затаённая тоска выжималась наружу, сразу выдавливая на подсохший мех слёзы, и лисёнок начал хныкать опять. Стоя в углу крохотной спальни, он, смотрел на исцарапанные ладони, на те кровоточащие ранки и царапины, затем украдкой на выключатель, но решился сделать к нему шаг, и погасил свет — встала темнота — башмаки шустро топали по паркету, малыш быстро обошёл кровать, и упал, на четвереньках пошаркал по полу и подполз к кровати, прижался к бортику спиной, поджав ноги, и стал тихо всхлипывать; он обнимался за плечи, закутывался хвостами, заворачивался в них по уши и скулил, жался в двоих тёплых друзьях будто спасаясь от озноба, пытаясь согреться в их пушистом меху, но прятался он от грусти, которая становилась немой, жестокой болью, истязая ребёнка, кажется, далеко за рамками бренного хрупкого детского тельца. Лоб ткнулся в кости колен — слёзы звучно закапали, застучали по полу громче, чем хнык звучит в тёмной спальне, но внезапно лисёнок встрепенулся и взвился с гневным стоном и рыком, но плач не унялся; этот порыв оказался настоящей нелепицей, и надрыв становится настоящим мучением. Лисёнок развернулся, но на этот раз подставить под себя лапы или, лучше, хвосты слишком трудно, и он свалился ничком в перину. Глаза будто наполнились перемешанным песком, который никак не растворялся в солёных слезах, невыносимая резь не прекращалась, и лис сжимал веки, переползая по мягкой податливой постели, на ощупь ища подушки. Это несправедливо! Но надо заснуть! Завтрашний день точно не будет лёгким. Тейлз свернулся в клубок, снова обернулся хвостами и обнял их, прижав к груди. Он всё ещё всхлипывал, почти не дыша носом, чувствовал намокшую шерсть на лице, ощущал, как горячие слёзы резали глаза и стекали по усам, и прядал ушами, тщетно пытаясь потереть их о голову, потому что они тоже жглись как ошпаренные кипятком, но остудить их никак не получалось… Впрочем, как и всё нутро. Надо успокоиться и заснуть: завтрашний день не будет лёгким, особенно если я не высплюсь! Надо уснуть, надо уснуть, надо смочь… Мама… Папа… А Соник ведь говорил, не стрелять.