***
— Интересный бриллиантик откопали, — Ним одобряюще тянет слова, замечая недовольство некоторых персонажей. — Держите свою конкуренцию в штанах, мальчики. Особенно ты, Тайга. Названный тигром ищейка угрюмо прячет лицо в изгибе шеи Мини, сидящем на его коленях. — Он не будет нам полезен так, как ты, — продолжает старейшина. — Юнец молод и ведом только одним, а чем – мы уже видели. Он отличное оружие, но неопытен совсем. Воспринимайте его как новорождённого. В любом случае, где мы ещё найдём подобный экземпляр. А сила идёт либо за, либо против. Нам такие враги не нужны. Хоуп вышел из зала первым. Следующими – Мини и Тай. Мон последним спустился к клеткам, наведывая каждого из своих «детей».***
Холодный воздух коротко лижет затылок порывами ветра. Ним не торопится, стуком каблуков сопровождая каждый свой шаг. Он знает, что его слышат. Знает, что его ждут. Хоуп затягивается сладко пахнущими, но горькими на вкус травами, завернутыми в пергамент. Ним усаживается в кресле поодаль. Молчание уютно. Россыпь звёзд на безоблачном небе сияет, перекликается друг с другом. Слишком спокойно для предстоящих событий. Ним думает, что мир знаменует хороший финал гильдии. Хоуп шумно выдыхает дым вверх. — Злишься? — Ним упирается виском в кулак, не сводя взгляда с Хо. Хоуп не реагирует на чужое присутствие. — Нет, — низко и резко отвечает он. Ним улыбается. Пальцами второй руки вычерчивает символы в воздухе, накладывает заклинания на окружающее пространство, искажает его, чтобы длящееся в реальности время их не касалось. Чтобы никто не смог различить ни их лиц, ни их слов, ни их действий. — Иди ко мне, — не приказывает, просит Ним. Хоуп снова не реагирует. Продолжает медленно затягиваться травой. Зелья парень терпеть не может, потому использует те же ингредиенты иным способом. Ним чувствует, насколько тот напряжен, даже на расстоянии. — Хосок, — использует последний вариант Ним. — Я не хочу действовать силой с тобой. Хоуп, не торопясь, докуривает, скидывает остаток трав с крыши и, наконец, идёт. Становится напротив, в паре миллиметров от колен, смотрит в обеспокоенные глаза. Ним тянет его за руку к себе, усаживая на свои колени, несдержанно крепко обнимает и вжимает в себя, щекой прикладываясь к груди. Сердце Хосока бешено бьётся. Сам же он молчит, но обнимает в ответ за голову, утыкаясь лбом в макушку. — Чего ты боишься, Хо? — почти неразборчиво шепчет Ним. Он знает ответ, знает, возможно, больше, чем сам Хоуп, но хочет быть осведомлённым в том, что творится в голове его личной маленькой слабости. Тот снова долго молчит. — Я не настолько силен, — начинает он и сразу же получает болезненный укус под соском сквозь плотную безрукавку с завышенным горлом. Хоуп моментально оттягивает чужую голову за розовые патлы и неосознанно зависает на вишневых пухлых губах, затем переводя взгляд на хитрющие глаза. — Джин, чёрт бы тебя побрал. Упомянутый лишь смеётся и посылает воздушный поцелуй. — Малыш, я бы не стал слабому доверять свою защиту, — серьёзно, но с лёгкой улыбкой говорит Сокджин, кусая Хосока за нижнюю губу и, оттянув, отпуская её. — Или ты считаешь меня слабым? Хосок несдержанно хмыкает. — Весь мир знает, что ты сильнее кого-либо. — Мм, о каком мире ты говоришь? Лично я – о тебе. Ты видел, как реагирует новенький на безопасность Шуги. Только разнообразие классов и безрассудство делают его сильнее тебя. В бою должно быть что-то, за что нужно сражаться. И когда это касается меня, тебе сносит крышу настолько, что ты забываешь, что делал, войдя в трип. Тебя не уничтожат, Хоби. А если и да, вспомни, что твой парень способен тебя воскресить. Я не зря колесил всё это время. — Ты шутишь, — нервно смеётся Хосок. — Не шучу, — длинные пальцы зарываются в смоляные волосы на затылке, давят, чтобы столкнуть тонкую полоску сжатых губ со своими губами и утянуть в сладкий поцелуй, уверить, что могущественный маг не зря таковым является, а его могущественный абсолют не зря на вершине остальных абсолютов. Хосок спускает свои ладони на шею Джина, поднимает большими пальцами его подбородок, заставляя задрать голову, и врывается внутрь рта, в мокром танце сплетённых языков находя успокоение. Джин за Хосоком пристально следит, считывает мимику, специально засасывает язык, чтобы увидеть ответ на глупый вопрос «а что будет, если…?». На самом деле, он безумно соскучился. Но время разлуки того стоило. Маг отхватил сразу несколько джекпотов, один из которых сейчас был в его руках. Ладони спускаются по позвоночнику до поясницы, где после расходятся, чтобы накрыть ягодицы. От резкого шлепка тяжелыми руками Хосок взвывает в поцелуй, разрывая его. Джин удовлетворённо смеётся. — Прости, малыш, — коротко целует губы, обводя пальцами бёдра. — Мы можем зайти дальше? — маг целует уголки любимых губ, не торопясь с действиями. Вместо ответа Хосок расстегивает ремни, тяжелые ножны, привязанные к штанам, тут же тянут их вниз, поэтому парень без лишних трудностей оказывается в том виде, в котором его хотел видеть Джин. Растрёпанные волосы распадаются аккурат на две части, открывая лоб, когда Хоуп зачёсывает их назад. Игриво прищуренный взгляд чёрных без проблеска иного цвета глаз упирается в одну точку — Сокджина, — и только трепет пушистых ресниц выдает, куда именно смотрит абсолют. С помощью Джина безрукавка оказывается зажата между острых зубов Хо, оголяя яркий укус, коих на груди ещё великое множество, и каждый окрашен розовым, а мощные бедра разведены и не мешают сочащейся смазкой головке тереться о торс. Маг помогает оголиться и себе. Хоуп делает первый шаг, когда Джин перестаёт возиться: медленно насаживается на его член, склоняя голову вбок и сорвано простанывая. Сокджин, придерживающий его за бедра, губами выводит на груди узоры, вылизывает вокруг бусинок напряженных сосков, последние вбирая в рот, чтобы смачно засосать, оттянуть и прикусить. Абсолют сводит колени и дрожит, но продолжает опускаться на плоть, пока до конца её не погружает в себя. Джин не смеет толкнуться внутрь самостоятельно. За свой член сейчас отвечает не он. Иначе Хосок использует весь свой арсенал оружий прямо на Сокджине, а сам маг его даже не соберётся остановить. Хоуп виляет бедрами, а у Нима перехватывает дыхание. Холодный воздух вокруг них накаляется до адского пекла.***
Шуга следует за Джеем, чуть не врезаясь в его спину, когда он тормозит на пролёте четвёртого этажа. Того, где он должен был остановиться ещё в первое свое появление здесь и чего тогда хотел Шу. Но не сейчас. Джей неподвижен. Шуга чувствует его метания, чувствует, что тот запутался и не понимает, что должен сделать, ведь после первой случайности юноша ни разу добровольно не заходил в комнату Шуги, да и не посмел бы, его туда кто-то заносил. И была ли этим кем-то эта хрупкая куколка? Шуга шумно вздыхает. Хватает Джея за руку и быстро идёт по ступеням вверх, в то время как сам Джей сплетает их пальцы и не отпускает ладонь Шу даже тогда, когда они заходят в комнату, освещённую только луной, пробивающейся сквозь тёмные шторы. Джей, почувствовав свободу, ведь Шуга сам потащил его сюда, прижимает юношу к себе, держит чертовски крепко и врезается своими губами в губы Шу, сминает жадно, как нечто единственное, что способно сохранить если не жизнь самого цербера, то всего мира, и не отпускает от себя ни на миллиметр. Желание слишком очевидно. Причина ещё очевиднее. И это бьёт по ребрам, заставляет скручиваться от боли где-то внутри. Шуга позволяет поднять себя на руки и утащить в постель. На холодных простынях в холодном свете луны Шуга сгорает от температуры тела Джея, что давно избавился от рубашки. Тонкие бледные пальцы гуляют по загорелой коже, очерчивают линии напряжённых мышц, от которых у Шуги вспышки молний перед глазами и усиленное слюноистечение. Но Джей не позволяет подняться. Накрыв губами жилку на шее, спускается поцелуями вниз, постепенно стягивая и платье, и даже в полумраке слишком чётко видит очертания кружев. В штанах становится слишком тесно. Тонкую плетёную ткань натягивают напряжённые соски, и Джей кончиком языка касается одного сквозь бесполезную преграду, а после засасывает, сжимая член в ладони, в награду получая протяжное «Джей». Тот отрывается, нависая сверху и смотря в глаза. — Чонгук. Шу замирает, устанавливая зрительный контакт. — Что? — Чонгук. Чон Чонгук. Я хочу, чтобы ты стонал моё настоящее имя, — Чон выдаёт слабое волнение пониженным тоном, спускается к чужим губам и шепчет в них, прежде чем коснуться нежно и аккуратно не столько в поцелуе, сколько в мольбе. — Пожалуйста.. Чон чувствует, как Шу дрожит под ним. Он впервые встречает того, кто готов довериться ему до конца своей души, доверить свой айди – компас, который всегда приведёт к персонажу, чье имя известно. И самое страшное – он готов тоже. — Юнги, — теперь замирает Чонгук, — Мин Юнги. — Чон не сводит взгляда с губ, коими сейчас были произнесены самые красивые и чувственные вещи, какие только может услышать персонаж в этом мире, и обрушается множеством поцелуев на них, улыбаясь, когда раздаётся тихий сиплый смех. — Не пожалеешь? Теперь я смогу найти тебя, даже если ты захочешь сбежать от меня, — ладони Чона следуют вдоль разведённых ног Юнги, пока его имя слетает с губ мантрой, — Юнги, — шепчет Гук и спускается губами с шеи на грудь, — Юнги, — растягивает гласные и опаляет кожу между рёбер дыханием, доводя дорожку поцелуев до резинки на бедрах, — Юнги, — рычит, вонзая зубы во внутреннюю сторону бедра и засасывая кожу. Мин вцепляется в волосы Чона, мычит обрывисто и зажимает его голову между колен. Гук послушно отстраняется. Укус тут же окрашивается в чёрный с розовыми тонкими ветвями линий. — Не пожалею, — выдыхает Юнги, смаргивая влагу с глаз, и тянет Чонгука к себе, чтобы на чоновом языке найти свой вкус и разделить его на двоих. В них ни капли зелий, их чувства не притуплены, оттого всё слишком правдиво и остро. Юнги впервые ощущает такой голод и тягу. Чонгук впервые настолько зациклен и зависим. Кружева и чулки остаются на Юнги. Чёрная ткань слишком сексуально смотрится на бледной коже, особенно когда она мокрая от слюны или смазки. Мин дугой выгибается, когда Чонгук, закинув его ноги себе на плечи, сосет головку члена сквозь трусы. Язык намеренно грубо ласкает чувствительное место, Юнги поджимает пальцы, скуля, и подается бедрами навстречу, царапая удерживающие его предплечья. Чёрные полосы в белую крапинку ложатся вечным рисунком на руки Чона спустя пару секунд. Гук с чмоком отстраняется от члена. Насмотревшись на вздымающуюся внизу грудь и длинный аккуратный ствол, стягивает трусы, скидывая их с постели и оставляя Юнги в бра и чулках. Тот совершенно бесстыдно подставляется, накрывая ширинку Чонгука ладонью и произнося одними губами: «ох, чёрт». Чужое напряжение, кажется, разорвёт джинсу по шву, если с этим что-то не сделать. Юн опускает на него задницу, голени оставляя на плечах. Слишком медленно Чон раздевается полностью. Слишком медленно Чон проникает внутрь. Мокрая головка его толстого члена, чуть меньшего в длине, спасибо всем высшим, чем у Юнги, растягивает расслабленные, но всё равно слишком узкие стеночки ануса так, что у обоих перед глазами шумы и очевидная потеря рассудка. Гук держит себя (Юна) в руках, упивается его приоткрытым ртом, который выглядит слишком соблазнительным, особенно – звуки, особенно – прикрытые глаза, которые отражают свет и выглядят как огранённые драгоценные камни. Будь это стёкла, Чон определённо позволил бы им себя изрезать. Голос Юнги становится выше, когда Чонгук толкается самостоятельно внутрь, уже проникнув полностью. Фрикции разносят колкое удовольствие по телу, выбивают воздух вскриками, заставляют мокнуть не только внизу: волосы липнут к лицу, крупные горошины пота скатываются с висков и колен, постель под Мином очевидно пропиталась им, да и не только. Гук блестит не хуже него. Юн взглядом следит за тем, как медленно скатывается капля, очерчивая острые черты лица Чонгука, и замирает на подбородке. Юноша со стоном ловит её языком, за затылок притягивая Чона к себе и заставляя улечься сверху. Проникновение становится более глубоким. Одну ногу Гук сам держит на своём плече, позволяя второй спуститься, чтобы удобнее держаться за неё, усиливая амплитуду толчков. Юнги не успевает дышать. Его подкидывает над простынями, всё нутро содрогается, он тянет имя Чона, упрашивая дать разрядку. А Чонгук, повинуясь, вбивает того в постель, зубами разрывая чулок чуть выше колена, вылизывает соленую кожу, покусывая, и чувствуя, что Юнги уже совершенно на грани, оставляет ещё один укус-метку, куда больше, чем первый, одновременно с ним громко простанывая и изливаясь.***
Мини не выпускает Тая из объятий, перебирая его прядки волос, пока лицо ищейки покоится всё там же – в изгибе шеи лекаря. Они не произносят ни слова с тех пор, как зашли в их комнату, наслаждаются покоем и теплом друг друга, изредка оставляя на коже короткие нежные поцелуи. В большем они и не нуждаются. Мини чувствует где-то на подсознательном уровне тревогу Тая, но он уже устал повторять одно и то же раз за разом, принимая позицию «время покажет и докажет». «— Чимина, — обречённо надорванно стонет Тэ, — Я боюсь, что вместо того, чтобы защищать тебя, встану на сторону Мона. — И будешь прав, Тэхёна, — Чимин улыбается, треплет волосы и обнимает, как всегда, крепко, будто не ему только что сказали, что предадут в критический момент. Тэхёна едва не бьёт истерика. Чимин сталкивается с ним лбами, заставляет обратить на себя внимание и держит за щеки, чтобы тот не спрятался от него снова в своём непробиваемом «я в порядке» панцире. — Я сам надеру тебе задницу, если не перестанешь забивать свою голову глупостями. Делай то, что должен, Тэ. Я буду жить, пока живёшь ты. И я смогу со всем справиться, прекрасно знаешь, что лекари не участвуют в боях напрямую. Главное сохрани себя для меня. Хорошо? Большими пальцами Чимин вытирает градинки слёз Тэхёна, целует его щеки, прижимает ближе, создаёт вокруг них вакуумный кокон, чтобы разум Тэ очистился от проблем хотя бы на время, и тихим пением убаюкивает, чувствуя, как расслабляется напряжённое ранее тело. — Ты никогда не навредишь мне, Тэхёна. Я никогда не буду против тебя, Тэхёна. Ты всегда всё делаешь правильно для меня, Тэхёна. Ты самый сильный, кого я когда-либо встречал, Тэхёна. Возможно, после меня ты самый сильный, Тэхёна. Но себя я не считаю, Тэхёна. Ты для меня номер один, Тэхёна. Тэхён так же тихо смеётся, всхлипывая. Они договорились как можно чаще произносить имена друг друга наедине, чтобы насладиться тем, как они звучат из любимых уст, сполна, чтобы греть душу после тяжёлых времён и чувствовать переполняющее доверие, подтверждая понимание того, что они не одиноки.» — Мы должны отправиться в путешествие после завтрашней ночи, Тэхёна. Тэ снова смеётся, Чимин целует его в лоб, когда чувствует влагу на своём плече, знает, что тот вспомнил их недавний разговор тоже. — Мы сделаем это, Чимина. Ты ведь веришь мне? — Всегда, Тэхёна.