***
Обезумевший рёв разбудил Чонгука, чья животная сущность в момент отреагировала на зов названных собратьев. Задержав недолгий взгляд на пробуждающемся Юнги, он поднялся и подошёл к окну, несильно высовываясь в него. По периметру вышагивали тварины, размером равные паре Чонов. Зрелище не пугало, завораживало скорее, походя на апокалипсис с нашествием. Это зарождало боевой дух и уверенность в своих нереальных силах. Чуть обернувшись на прижавшееся тепло позади, Чон окончательно развернулся, заключая Юнги в объятия, утыкаясь ему в макушку носом и вдыхая родной запах, катастрофически нехватающий в эту секунду. — Не подставляйся, — прошептал Юнги. — Иначе я найду тебя и убью. Усёк? Гук сжал Юнги в руках сильнее.***
Чимин не спал толком, в своей каморке пыхтя над зельями и отварами, которыми, он надеялся, пользоваться не придется. Стоило предусмотреть все возможные и невозможные исходы событий. Их первая масштабная битва тревожила, впервые им придётся защищать не только себя, но и всю семью – а они определённо ею являлись. Лекарь неловко улыбнулся, смешивая очередные ингредиенты. На талии которое время чувствуется инородный вес, а плечо уже ноет от давящего на него подбородка ищейки, но Чим не жалуется. Целует холодный нос, часто отвлекаясь из-за этого, подставляет щёки на растерзание родным губам, но сосредоточенности не теряет, порой шикая на тигра и толкая его бёдрами (на что тот спокойно не реагирует, позволяя себе распускать руки). В Тэхёне напряжение ощущается слишком явственно – дотронься, и тебя расщепит к чертям, но он пытается дать себе отдохнуть шутками и развязностью, давит несокрушимое стальными плитами, чтобы отпустило хоть немного, иначе он обратится раньше времени, все силы потратит в никуда и натворит непоправимое. На самом деле, выматывает не процесс битвы. Выматывает её ожидание. Вязкое, мерзкое, всепоглощающее. Хочется отхаркнуть его, но оно застревает в горле и сдавливает изнутри ещё сильнее, чем прежде. Тэхён Чимина намеренно держит рядом. Тот якорем для ищейки – не даёт сорваться. Чимин заботливо чаёк подсовывает, в лоб целуя, обещает, что станет легче, поможет собраться. Тэхён кружку берёт, кончиками пальцев мандражирующие руки Пака поглаживая.***
Ночь наступила раньше. Небо и солнце скрылись за облаками пепла и грозовыми тучами. Громовые залпы послужили отсчётом с начала войны. Особняк гильдии, как живой организм, с грохотом начал перестраиваться, на все окна и открытые площади спуская решётки, в землю уходя наполовину, чтобы бронированной черепахой иметь возможность наносить удар по возникающим вокруг строениям. Внутри изменения были неощутимы, лишь дверь возникала там, куда подойдет член гильдии, чтобы иметь возможность вовремя сменить локацию, не впустить чужаков. Чимин сполна напичкал каждого зельями, что по количеству большим набором не отличились – их мучения с Чонгуком прошли не зря: они смогли создать компактные, но мощные смеси, которые дольше действовали и не убивали списком побочек. Только Хосока ничерта нигде не было. — Где этот засранец? — стуча по столу, простонал Чимин. — Здесь, — входя в зал, бросил Хосок, ловя на себе напряжённый взгляд Джина. — Всё нормально. Ним хлесткой пощечиной одарил абсолюта, после чего покинул зал. И особняк. Присутствующим на секунду показалось, что цвет Хоупа стал чернее. — Ты, сука, издеваешься, — скалясь, заведённый Хосок вылетел из замка следом. — Пора, — отреагировал лидер, понимая, что пути обратно уже нет – эти бешеные нажали на старт. Предвкушая предстоящее веселье, фрики вышли на поле.***
Скрытый стенами особняка, Чимин расплющенным зрачком отслеживал происходящее за ним. Убивать сам он не мог – лекарь остаётся в тени до крайней точки битвы, потому с холодным расчётом он высматривал каждую крысу, не идущую в лоб, пускал в ход плющи, из-под земли выползающие и утаскивающие в недра песка окутанных пленных. Попытка хорошо скрыться играла против этих несчастных, и Чимин пару раз пускал несдержанный смешок, когда очередная жертва не могла закричать и дать знать, что что-то не так, из-за растения в своей глотке. Лекарь не мог помочь напрямую, не мог прикрыть спину, но вполне мог поредить ряды, довести до отчаяния и разрушения за пару мгновений, ведь по всему периметру локации под землёй система, кропотливо выстроенная маленьким гением, что из пустыни сделал живой организм. А теперь, когда непрекращающийся дождь питает эту систему, та работает бесперебойно, питаясь водой и кровью. Пока что чужой.***
Ищейка, только ступив на поле, обратился сразу же. На него шли лицом к лицу, используя тварей, чтобы уравнять силы, травили с расстояния, опасаясь за свою сохранность, если тело окажется в радиусе атаки тигра, и Тэхёну не давали ни секунды, чтобы отвлечься, осмотреться, оценить. Его будто хотели выбить из строя первым, как чёртово слабое и легкодоступное звено. Насев на передние лапы, тигр прижал к ним голову, занимая стойку, а после, с оглушительным рёвом и сиянием малиновых глаз, рванул вперёд, удлинившимися когтями разрывая попадающуюся плоть, чья бы они ни была – персонажей или их зверей, но Тэхён не убивал, нет. Он на лоскуты разбирал тела, застилая ими комкающийся от влаги песок под собой, заставлял смотреть в свои глаза перед уничтожением, где вязкое, парализующее, жадное. Тэхён добродушно проводил экскурсию по камере пыток за секунду до заточения в ней. Сплёвывая очередной кусок, раскрошившийся в пыль сразу после, тигр остановился, окидывая хищным взором поле. Теперь на него не торопились идти, но страх Тэхён чувствовал так явно, что взгляд загорался сильнее, требуя не медлить, сожрать. И, клацая зубами, Тэхён исполнял прихоть, впитывая страх, боль, смерть.***
Хосок, не глядя на чужаков и не различая их лиц, срезал им скальп, стилеты удобнее перехватывая в руках, скользил лезвием по своим пальцам, играя с оружием, чтобы его нервы и спокойствие не испарились в чёртов миг. Хосок помнил о балансе, помнил о том, что должен быть сконцентрирован, иначе слабостью воспользуются. Но сейчас его слабость была вне зоны доступа, а Хосок отчаянно не мог её найти, и это терзало душу до животного рычания, хотя этой ипостаси у Хоупа нет. Если Джин не появится перед его глазами, Хосок уверен, он станет не только ищейкой, но достанет мага из под земли, а потом затолкает обратно вместе с собой, иначе никак. Хосок едва не подпускает врага со спины, когда туша падает позади, а в мозг посылается настойчивое 'соберись' Шуги. И Хосок собирается. Все лезвия моментально вылетают из ножен, глаза чернеют ещё на несколько тонов, что создаёт впечатление зияющих дыр вместо глаз. Вокруг Хосока – мёртвая зона. Он не позволяет видеть никому, кто находится в ней, не позволяет слышать и посылать сигналы, держит руку на пульсе, пережимая его, сбивая, запугивая. Хосок взбудоражен, и вместо того, чтобы выворачивать себя, он выворачивает изнутри попадающихся под руку. Фрики не разбирают чужаков. Только на части. Дезориентированные падают ниц перед абсолютом, Хосок не видит конца армии – персонажи разбросаны по карте хаотично: где-то копии, где-то имитации, и Хосока злит это вдвойне. Мигают вспышки взрывающихся душ. И посреди ослепляющего и сплошного белого парит он. Хосок на секунду оружие опускает, делая шаг навстречу, но свою ошибку понимает сразу же – на Джина нападают, пока тот не сводит взгляда со своего абсолюта, пока тот не реагирует. Хосок забывается и несётся навстречу, не отдавая себе отчёта. В глазах, незамутнённо розовых, мелькает только тень, прежде чем залпы света подряд озаряют мир, мрачный и дождливый день окрашивая солнцем. Джин улыбается, ублюдочно тянет уголки губ вверх, наблюдая за Хосоком, и ловит его в объятия, когда насквозь мокрый, насквозь кровавый абсолют зверем ходит спиной к магу, напряжённый и готовый уничтожать любого, двинувшегося хоть взором. Хосок бессознательных глаз с Джина не сводит, когда незапятнанные белые руки зачесывают его грязные волосы назад. Хосоку сказать нечего. Джину тоже. Он всю эту игру с Хоупом затеял изначально, чтобы тот не думал, не метался, а действовал, обозлённый и сбитый. Чтобы в его мыслях не было сомнений. Только желание добраться до Нима и навалять ему. В целом, он с этим справился, пусть и навалял всем, кроме Нима. Увидев его тогда, в зале, да и до этого ощущая Хосока, Джин понимал, что тот снова загнался, снова потерялся в лабиринтах своей отчаянной головы, и слова – не то, что способно вывести, указать путь. Только пробиваясь самостоятельно, можно прийти к истине. И Хосок пришёл, наконец моргая и смотря на дело своих рук. Вокруг кровавые песчаные горы и пустота. Только посередине не островок, а нетронутый остров, сохранивший свой природный цвет. Хосок не подпустил никого к Джину в радиусе пяти сверхизмерений.***
Расположение особняка не позволяло вести односторонний бой. Рано или поздно его окружат – Намджун предвидел это, заранее разверзая землю изнутри. Дело времени, когда механизм сработает – на пятнадцатом кольце западня, и стоит чужакам ступить в него, они окажутся погребены. Пять колец для разминки, и на десятом в бой вступают выпущенные лидером мутанты. Алхимики, как и лекари, оставались вне прямого боя до самого конца, контролируя ситуацию со стороны и исключая эффект неожиданности, корректируя действия сражающихся согильдийцев. Тем не менее, алхимики и лекари не пересекались, не мешая друг другу. У обоих ведение боя полярно разное, потому каждый был отдельной стеной, создающей фундамент общего успеха. Медленно вдохнув, Намджун с высоты осматривал карту, параллельно транслируя её остальным. Через каждые два сверхизмерения пылала линия кольца, начиная от первого, заканчивая пятидесятым, и каждое кольцо реагировало на вторжение, придавая сил членам гильдии и опустошая тех, кто вторгался извне. Чем ближе кольцо к особняку, тем чернее линия на карте. Цепляясь взглядом к какому-либо месту с концентрацией гнили, алхимик вычерчивал символы, складывающиеся горящим следом матрицы прямо под ногами врагов, а после те разлагались заживо, отдавая плоть в питание растениям Чимина, душу оставляя обнажённой на съедение мутантам, отчего те временно перенимали поглощённые способности. Трансмутация не растрачивала сил Джуна, он безотходно использовал вражескую энергию, отдавая её в расщепление, и извлекал плод, питая себя через своих детищ. Только самые кончики пальцев контрастно темнели на белёсой коже, углясь, горя, как горели и вытатуированные прозрачные символы на сложенных ладонях.***
Первое время Чонгук, наравне с Юнги, отстреливал копии и имитации, чтобы исключить чужую массовость, на которую уходил основной урон: им нельзя поддаваться количеству, нельзя, чтобы их подавили и заставили выдохнуться раньше времени. Пока Юнги следил за Хосоком на одной стороне, Чонгук прикрывал Тэхёна на второй, и когда армия заметно поредилась, а Тэ закончил с последним оригиналом, Чонгук подал знак ищейке. Несмотря на то, что на глаза попадались только недобитые, о чужом поражении не было информации. И это напрягало. Ищейка метал взор по полю, сканируя сверхизмерения. — Мон? — раздался голос Тэ в голове у фриков. — Джин переносит кольца, — послышалось в ответ. — Дислоцируйтесь в зоне десятого кольца. Тэхён с сомнением посмотрел на Чонгука, на что Чон с таким же сомнением сделал шаг назад, к особняку. — Я не чувствую персонажей, — едва ощутимая мысль пронеслась в голове Тэхёна, на что он даже не стал возмущаться. Сейчас с Чоном Тэ был согласен, как и был благодарен ему за прикрытие, потому он согласно и настороженно фыркнул. — Не расслабляйся, — ищейка перешёл на бег вслед за обратившимся цербером. — Если тишина рассеется до того, как мы добежим, мы уже вряд ли вернёмся. Чонгук не успел ответить, а Тэхён оказался целиком и полностью прав. Нечто, возникшее из-под земли, впилось в лапы цербера, оттаскивая его со скоростью сто надызмерений в секунду назад. Чонгук не успел сориентироваться, не ощутив чужого воздействия, но рвал мокрый песок когтями, впиваясь в него по самые корни, чтобы замедлить ход, не дать себя забрать. Чон не освоил до конца ни один свой класс, кроме родного, но в форме ищейки оружие не достанешь, а помощи ждать попросту неоткуда, и, привыкший полагаться только на себя, Чонгук зверел с каждой провальной попыткой освободиться и дать отпор. Страх рос в геометрической прогрессии, заставлял стыть кровь в жилах, обрывал воздух, закрывая лёгкие. Чонгук видел и ощущал чужую смерть. Теперь собственная наступала на горло. Выброс магии произошёл неосознанно. Чонгук поднялся на лапы, отступая назад и осматривая, куда его приволокли. Бордовый с хаки. Какая неожиданная встреча. — Так ты и есть тот абсолют, что положил моих ребят, — змеиный язык полоснул губы говорящего, вызывая инстинктивное животное желание убить скользкую тварь. — Наша прошлая встреча не задалась, познакомимся снова, Джей? — на собственное имя из чужих уст раздалось рычание. Чонгука перенесли в чужую локацию, Чонгук не видит карту, не чувствует своих, его мысли пусты, и это не тревожит так, как тревожила тишина ранее. Теперь-то он видит цель. Знает мотив. — Пришёл мстить за то, что пытался убрать моего товарища и поплатился за это? — склонив голову, Чонгук приподнял уголок губ в однобоком оскале, складывая руки на груди. — Красный, — сплюнув под ноги ублюдку, Чон приглашающе выгнул бровь. — Провоцируешь, — кряхтяще посмеиваясь, змей не сводил пустого взгляда с абсолюта, в котором ни капли веселья, ни капли угрозы. Только глухая бездна на дне вертикальных зрачков, словно тот до неприличия обдолбан. — Ты хорош. И я хочу забрать тебя. Точнее, ой, уже забрал. Остался только один нюансик, с которым ты мне поможешь. На тянущейся последней шипящей Чон ощетинился, вставая в боевую стойку. Каждый нерв, словно оголённый, реагировал на окружающее пространство, улавливая колебание, отчего ищейка внутри метался, требовал выхода наружу, требовал головы. Мигнувший взгляд вызвал ещё более опасный оскал на губах абсолюта. — Не хочешь говорить имя? — наигранно удивлённо прошипел ублюдок, а после исчезла дымовая завеса. Чон окружён плотным кольцом бордового. — Заставим. Несдержанный смех сорвался с губ Гука, в то время как каждая клеточка его кожи покрылась пороховыми частицами, опадая вниз, незаметно для глаза перемещаясь и проникая в чужие тела. — А ты шутник, — протянул Чон, не ощущая угрозы. — Ты серьёзно думал, что я скажу имя тому, кто набрал жаждущих наживы шакалов с окраин? Тому, кто нос задрал и не видит, что земли под ним нет? — Закрой рот, Джей. Твоя жизнь зависит от меня. И только я решу, оставаться тебе землю топтать, или быть закатанным в неё. Ты никому не нужен. За тобой никто не пришёл и не придёт. Ты разве не видишь? Здесь только мы – твоя будущая семья, которую ты в упор отказываешься замечать. Тебе нужно всего лишь сказать имя и скрепить союз. С нами ты получишь всё, что пожелаешь. — Не давая сигнала к атаке, змей не сводил взгляда с глаз Джея, ища в них что-то, ходил кругами, заливая дерьмо в уши, словно действительно верил в то, что говорит, чтобы быть убедительнее. — Ты отличный боец, твои способности помогли бы нам, мы вместе создали бы могущественную гильдию, и каждый уголок мира был бы в твоей власти. Подумай, Джей. — Сходя на шёпот и приблизившись вплотную, безотрывно смотря в глаза, змей внушал то, что говорил, и Чонгуку дорогого стоило не раскрошить чужую морду, когда она была так близко. У Чона главная роль в этом спектакле – ему нужно прикинуться околдованным, покорным, нужно потянуть время, пока порох, трансмутирующий с собственной кожей, не осядет на вражеских телах. Чонгуку нужно дождаться, когда персонажи станут живыми пороховыми бочками, прежде чем дать знать, что все старания ублюдка не больше, чем фарс. — Что ж, — прочистив горло, когда гадёныш отошёл, Чон потупил взор в пол, выказывая признание, на что услышал довольный смех. — Ты прав. За мной никто не пришёл и не придёт. Я не хочу говорить своё имя, — подняв голову, Чон указал взглядом на живую стену вокруг себя. — Если ты хочешь, чтобы я работал на тебя, то и имя должен знать только ты, согласись? — мягко улыбнувшись, Чонгук медленно выдохнул, стараясь не зацикливаться на отчаянном пульсирующем жжении в груди. Нельзя поддаваться эмоциям. Не сейчас. — Но у меня есть способ доказать тебе свою верность. На моей правой руке тату. Там имя. Посмотришь? Взгляд змея загорелся. Он заставил кольцо своей армии сомкнуться плотнее, вероятно, на случай, если Джей захочет вырваться или, что ещё хуже, убить лидера бордовых. Чонгук на это только понимающе кивнул, стискивая зубы. Бордовый с хаки подошёл к абсолюту, трепетно, почти невесомо касаясь его запястья. Он приподнял руку, сгибая её в локте, а после, поняв, что сопротивления не будет, принялся закатывать рукав, хмурясь из-за того, что весь верхний слой кожи, вплоть до внутреннего, отсутствует. Он будто истлел, оставив после себя копоть. Ткань обнажила первую букву, чёрной запёкшейся смолью и кровью уходящую в плоть. — Это первая часть имени, — прошептал Чон, — вторая на левой руке. Лидер терпеливо кивнул, в предвкушении обнажая остальные буквы, такие же наживо выжженные. 'Мин' — одними губами произнеся, бордовый с хаки поднял взгляд на Чона, стирая благоговейную улыбку обладателя всего мира с лица, как только в чужих глазах увидел нечто, от чего затряслись поджилки. — Не смей, — хрипло произнёс тот, в чьих мёртвых глазах заплескалась первобытная паника и истерика, — Не смей! — раздался крик в лицо, когда Чонгук щёлкнул пальцами второй руки. Той, где он усердно выжигал 'Юнги', пока мысленно извинялся перед ним, даже если он этого не услышал. Порох из крови алхимика уничтожающий. Раны на руках Чонгука необратимые. Перед тем, как погрузиться в темноту под сотрясающий мир взрыв, Чонгук умиротворённо улыбнулся, пытаясь успокоить обладателя своей души, замершего перед глазами.Я вернусь.