Греховное падение

Тяжелые цепи ударами кованых звеньев отдаются звоном в голове. Кольцо давит на шею при малейшем движении головой - контроль становится жестче, мои действия парализованы двух сантиметровой стальной преградой. Приставили дозорного: Эрот, сдвинув кустистые брови к переносице, не сводит с меня взгляда цвета расплавленного свинца, тонкие губы, изогнутые едкой пакостной ухмылкой, так и просят чтобы по ним проехались кулаком. Дурной нрав, запреты на лишний вдох - обстановка угнетает и заставляет не просто напрячься, а озлобленно рычать в углу. Эрота моё бессилие забавляет, он скользит вдоль стены, пальцы просовывает в мизерный просвет между горлом и оковами, благодаря которому я еще не задохнулся, костяшки вжимаются в трахею, перекрывая доступ кислорода. - Если предпримешь побег, я сломаю тебе шею. Просто стяну кольцо чуть сильнее,- извлекает пальцы, покоящийся проржавевший винт он ловко прокручивает по часовой - задыхаясь я широко разеваю пасть, пытаясь вырваться, но лапы мои также закованы. Раненным разъяренным зверем я готов метаться, перекусив суставы и ломая конечности чтобы таки выбраться на волю, но он осаждает жестко. Тяжестью наливаются виски, тянущая боль сдавливает череп, словно под гнетом давления, каплями кровь стекает по губам прямиком в раскрытую пасть. - Поэтому даже не думай и,- грубо осаживает хлопком по крупу, словно норовистую лошадь,- сидеть, шавка! Лишенный воздействия я глотал воздух как безумный, глаза слезились, язык тяжело свесился набок. Я сполз на пол, закряхтел и тихо заскулил. - Эта участь ждёт и твоих дружков, возомнивших что они могут безнаказанно играть со мной в кошки мышки. На удары по рёбрам я старался не реагировать, к тому же бил Эрот не сильно, лишь для издевки и чтобы рьяно продемонстрировать своё превосходство. Мне было плевать и на его взгляд, сияющий теперь изумрудно-зелёным, на надменные речи о вселенском господстве и мире во всем мире, словно престарелому хиппи. Он верил в могущество и влияние Хаоса, в теории о спасении мира, после его глобального уничтожения. Попахивало долей мазохизма в их диковатых отношениях. За всё то время, в котором меня использовали в качестве домашней диковиной зверюшки, я видел слишком многое. Об Эрота показательно вытирали ноги - помнится мне тот самый первый раз когда я увидел этого самого пшеничного блондинчика в клубе -, принижали его мужское достоинство. И хоть Хаос женщиной была влиятельной, властной и довольно красивой - даже такой особе пользоваться собой в открытую я бы не позволил. Эрот же, словно марионетка в её цепких бледных пальцах, был подобием расходного материала. Убьют не задумываясь, когда придёт его время. И все эти клятвы о любви, в которых без единой эмоции рассыпалась эта девчушка, были пустышками, но готов поклясться к тому времени как Эдс пришёл в себя, она играть стала в разы лучше. Я содрогнулся от пронизывающего до костей холода, поджал к телу хвост. В последнее угнетающее время мне тяжело держать себя в руках, да и просто сосредотачиваться на чем-либо. Я постоянно слышу скрежещущий царапающий голос, словно висящая на не смазанных петлях обшарканная дверь. Он словно ветер, окутывает меня, просачивается, будоражит. Я больше не ощущаю себя спокойным, скорее постоянно взвинченным, приходится быть на стороже, бороться с желанием убежать в лесную чащу и больше сюда не возвращаться. Хаос повсюду, мне не скрыться от её влияния. Она вездесуща, словно давящий небесный простор, могущественная, как порывы, колышущего кроны деревьев, ветра. Её легкое белоснежное одеяние, развивается, словно оперение диковинной птицы, изящной лебединой походкой, она словно не идёт, а парит над землей. Она прекрасна, не спорю, но пугающая и страшная в своих деяниях. - Ты им не нужен,- снова этот голос, клокочет, надрывно стонет мне в уши. Я не хочу его слышать, не хочу ощущать это беспокойство, но он меня заставляет. Я озираюсь, взгляд скользит по холодному напольному мрамору, потухшему резному камину с замысловатыми узорами на каменной клади. В подсознании пульсируют отрывки, яркие наркотические образы счастливого прошлого. Но было ли оно на самом деле? Эдди заворожено улыбается мне, в карих, цвета растопленного шоколада глазах, сквозит бесконечная нежность. Картинки расплываются, будто кто-то смешал в одной палитре сотни разных оттенков, в калейдоскопе обрывочных воспоминаний одни торопливо сменяют другие. - Они тебя обманывают… Лгут тебе… Я ощущаю чужие прикосновения. Горячие, липкие, дурманящие. Чьи-то ладони обвиваются вокруг моей шеи, чьи-то губы ласкают мою кожу. Я зажмуриваюсь. Как из-под кромки воды выныривают новые сцены. Эдди сидит передо мной на корточках, гладит моё лицо, его губы движутся, но я не различаю слов. Мне просто нравится смотреть на него. - Обман…

Словно издалека я вновь слышу её…

Голос призывает меня воспрянуть духом, отречься от единственных, кто был рядом, кто поддерживал, кто оберегал меня. Мне страшно. Кончики ушей стынут, будто меня окунули в ледяную воду, я шумно дышу, но воздух тяжелый и разряженный, болезненно с трудом пробивается. Я так страстно желал завладеть его вниманием, оказаться, наконец, замеченным вездесущей похотью, что позабыл кто я на самом деле. Я растворился в Эдди, в этих объёмных сильных чувствах, однобоких и корявых. - Он сделал тебя чудовищем… Было время, когда оставшись наедине с мыслями, я корил себя в смерти той самой девочки с кладбища, с которой всё началось. Той блондинки из клуба, и ещё кучи людей, которых как скот заботливо скармливал мне Эдди, но больше всего я думал о гибели Барбера. Отчасти я осознавал, что совершал это преступление под чьим-то влиянием, и даже наслаждаясь его последним вдохом, заплывающим остекленевшим взглядом, я словно видел и чувствовал всё со стороны. В тумане, очертания, блики, параноидальные вспышки гнева. Я мечтал увидеть не издёвку, а уважение в его глазах, но никак не убивать. Чересчур болтливый, заносчивый и просто отвратительный, он всё же имел свое влияние и, несомненно, место в этой вакханалии. Но, как и тогда, в какой – то сизой мгле, в разряженном пространстве и почти что вакууме, я слышу крики Эдди, вижу его испуганный взгляд и отчётливое осознание собственной вины, а ещё последнюю усмешку Стэна. Хаос зареклась как то о том, что смерть падшего стала ей только на руку, потому что он полез не в своё дело и мог бы навести на них жнеца. Тогда же, немного позже, родился план по устранению и Билли, являющегося разумной составляющей, угрозой её величественному плану. Я вдруг вспомнил о Билле. Захлестнувшая меня волной тоска была настолько сильной, что я громко заскулил. Кольцо на шее натянулось, впилось в гортань. Я с хрипом распрямился. «Бешеных собак всегда держат на короткой привязи,- с усмешкой как-то заявил мне Эрот» Меня заколотило в болезненном ознобе, рёбра заныли, словно изнутри кусками вырывали что-то ценное. Не Эдди, не чертов Павликовский, никто не заботился обо мне на самом деле, кроме жнеца… Билли был для меня опорой и не зримой поддержкой, потеряв которую весь хлипкий возведённый на тонких сваях внутренний мир, рухнул мне на голову, вышибая осознание реальности. Он умер, вместе с его настоятельной твёрдостью и острым умом, от меня ускользало желание жить. Он был со мной открытым и честным, он помогал мне бороться и учил, как держать в узде гнев. Я ровнялся на него, с щемящим трепетом заглядывал ему в глаза стараясь получить щедрую похвалу… Я подвёл его. Он был бы во мне разочарован. Вопреки всему, до последнего пытался заверить меня в том, что мы сможем все преодолеть, он найдёт способ спасти меня. Он был слишком хорош, чересчур умён, чтобы на напускную дерзость отвечать враждебностью. Я знаю, он лгал мне во благо, пытаясь успокоить. Видел как он, скрипя зубы, нехотя позволил Эдварду увести меня. Он совершил ошибку, за которую наверняка ненавидел себя после. Эдди было на меня плевать… Внутри всё снова заклокотало, встрепенулось словно закипающая лава в жерле потухшего вулкана. Ярость затмевала глаза, сковывала сердце в тиски, вновь пробудился животный сильный голод. Какофония звуков вокруг сбивала с толку, от ярких вспышек света слезились глаза. Я прислушался. Вдалеке маячили перезвоны чужих голосов, стоны, мучительные и громкие, принадлежали Борису. Я приподнялся, в нос ударило отчётливым привкусом металла ещё до того, как измученные силуэты показались на горизонте. - Убей… Уничтожь… Я потряс головой, пытаясь отогнать странное ощущение. Змеиный шёпот усилился, я осознавал что утрачиваю контроль над своим напряжённым телом, позволяя голосу разливаться внутри. Мне нужно было их предупредить. Неужели Эдвард так беспечно увлечён стенаниями вампира, что напрочь лишился рассудка? Я пытался связаться с ним, но Эрот едко рассмеялся, змеёй прильнул ко мне сбоку и приставил к моей глотке ангельский клинок. - Не вздумай,- сипловатый шёпот разлился возле моего уха, вторая ладонь легла мне на затылок, кости которого стиснуло настолько, что я почти потерял сознание от боли. Не думал, что став могучим гримом, я буду обессиленной мухой биться в паучьей сети. - Ричи? Эдвард шагнул на свет, бегло пробежался глазами по противоположной стене и, встретившись со мной взглядом, замер. Красные воспаленные глаза, обрамленные опалёнными ресницами, заприметили блестящий клинок. - Отпусти его! Борис висел на нём неподвижно, грудная клетка лишь слегка вздымалась, глаза полуоткрыты, рваная окровавленная одежда болталась на худощавом теле. От них пахло едкой гарью, прогоркшей кровью, словно кого-то заживо сжигали на костре. Павликовский с трудом поднял голову, вяло улыбнулся, спутанные пряди прикрыли ему половину лица. - Вы заигрались,- прошипел у меня над ухом промасленный голос,- пора понести наказание за непослушание. - Я сделал… - Борис, безвольно держащийся на ногах лишь благодаря похоти, заскрежетал,- я убил их. Убил всех. Отпусти его. - Ты думаешь, мне было дело до каких-то людишек? Это было забавы ради, чтобы кое - кому открыть глаза на твою истинную личину. Тебе же понравилось представление, Эдди? Белоснежная улыбка и сияющие изумруды глаз из полутени с презрением взирали на похоть. Плечи его затряслись, он перестал придерживать вампира, тело Бориса грузно ухнуло на пол. - Ублюдок! Я не ожидал того, что Эдс так быстро двинется, буквально разъярённой кошкой вмиг окажется на расстоянии вытянутой руки. Живот резко зажгло, словно внутренности провернули раскалённой кочергой. Я не смог посмотреть ниже, мешала привязь, но прочитал всё по чужому взгляду. - Ричи… Эдди так и замер с протянутой ладонью, зашедшие дрожью пальцы, наполнившиеся слезами глаза. Я никогда не видел, чтобы он плакал. Могущественная похоть, греховный демон, бесчувственная машина для убийства. Солёные дорожки очертили полосы на грязном от копоти лице. Я содрогнулся, зарычал, боль становилась невыносимой. Цепи на лапах сильнее натянулись, врезались в кожу до крови. Я попытался вырваться, ледяная ладонь Эрота скользнула по моему влажному животу, стиснула пальцы на рукояти торчащего из меня клинка. Божок оскалился, постарался вогнать сталь глубже, но чьи-то горячие пальцы застыли поверх – сотрясаясь на полусогнутых, рядом возник Борис. Истошный крик вырвался из моей пасти, когда пульсирующими толчками на мёртвый мрамор полилась кровь. Я обмяк, цепь готовая вот-вот сломать мне шею, попросту душила меня. Пользуясь заминкой вампира, Эрот скользнул мне за спину, резко втиснул в зияющую рану животе ладонь. Я готов был орать, боль простилась выше, сковала грудную клетку, будто он готовился вырвать мне изнутри лёгкие. Слюна полилась из пасти, которой я тщетно пытался урвать остатки воздуха, покуда острое лезвие не прошло вновь, но уже пронизывая насквозь мой правый бок. Лёгкие сдавило, свистящий звук из сломанных рёбер, пробивших дорогу наружу, заложил уши. - ТЫ УБЬЕШЬ ЕГО! Эрот издал булькающий звук, и горячие капли полились мне на плечи. Всё вокруг померкло, погрузилось в полутьму, кровь хлынула мне в горло, заставляя захлёбываться. Борис воинственно выдернул ангельский клинок из моей плоти, и снова вонзил его в чужое тело, но уже опрокинув того навзничь. Я тут же оказался в чужих объятиях, Эдди гладил меня по холке, что-то сбивчиво лепетал, но я улавливал лишь обрывки фраз. Зрачки мои закатились, стоило лишиться цепей, как я обрушился на пол уже, не ощущая гнетущей боли. - Ричи,- соленые капли упали мне на морду,- потерпи немного, пожалуйста, потерпи… Я должен был прийти раньше… Сквозь сковывающую пелену я еле различал возню, но тяжёлое дыхание вампира всё же расслышал. - Это ты проиграл,- острые когти вырвали из груди бьющееся сердце. Я облизнулся, пленяющие сокращения створок манили, даже несмотря на то, что меня самого теперь предстояло собирать по частям. Это чувство было сильнее боли, сильнее предательства… Голод. Он пульсировал, в наливающемся кислородом мозгу, огромными неоновыми буквами. Я слепо ткнулся мордой. Кровавое месиво испачкало кончик носа, я лизнул языком по полу, призывно рыкнул. - Нет, не смей! Павликовский, не смей! - Он голоден. Съев сердце, он быстрее оправится, Эдди. - Я СКАЗАЛ НЕТ! Вампир усмехнулся, сунув мне под нос еще трепещущую плоть. Я извернулся, жадно вгрызся клыками в кровавое месиво, прыснувшее сладковато-солёными каплями мне в пасть. Похоть затрясло, он вскочил на ноги, хлёстко ударяя по чужому лицу. - Я ПЫТАЮСЬ ЕГО СПАСТИ, А ТЫ ПРОСТО ЧЕРТОВО ЧУДОВИЩЕ! - Всегда, пожалуйста,- вяло улыбнулся он, развернувшись и припав к шее Эрота. Это был ещё далеко не конец.