Богема

       — Абаккио, ты так без волос останешься, — облокачиваясь на дверной проем и скрещивая руки на груди, бросает замечание Буччеллати, видя грубые, но тщетные попытки Леоне расчесать свои колтуны.       Он не обращает внимание на слова капо, продолжая, терпя и шипя сквозь зубы от болезненного занятия, вычесывать клочья, которые спустя пару мгновений вот уже легко и плавно парили в лучиках солнечного света, исходящего из полузашторенного окна в комнате Леоне, сидящего на маленькой танкетке перед кованым ободком зеркала.       На протянутую ладонь Бруно сразу же приземляется белый волосок, отчего он вздыхает, прогнав своим дыханием притаившуюся, словно ласковый зверек, частичку Абаккио. Скосив взгляд на сердящегося все больше и больше с каждым взмахом расчески мафиозника, тот ловит себя на мысли, что его это несколько расстраивает.       То, что эти самые волосы, которые он так любил, не получают должного отношения от своего хозяина, подпитываясь день ото дня только мягкими и нежными прикосновениями Бруно.       Он, перебирая огрубевшими подушечками пальцев едва уловимую для его притупленной чувствительности мягкость его волос, не раз думал о том, что все богатство Леоне было дороже любого белого золота и платины, улыбаясь мысли о том, что он единственный, кто касался такого сокровища, прячущегося у всех на виду.       Блеск расчески в вездесущем солнечном свете выводит Буччеллати из раздумий. Он не мог этого допустить.       «Кажется, я проиграл».       Шаг в сторону, и Бруно ловко забирает расческу из рук Абаккио. Мягко щелкнув самого недовольного из них двоих по лбу, капо пробормотал, что шевелюру нужно расчесывать с концов и как можно осторожнее. Не дожидаясь ответа, тот начал свои до невозможности нежные, но настойчивые движения, отдающие мурашками по плечам Леоне.       Абаккио, смиренно прикрывая глаза, чувствует, как ощущение того, что ему некуда скрыться от Буччеллати, постепенно сменяется на другое, более приятное — спокойствие.       Это не сон. И совсем не больно.