Богема

       — В один прекрасный день от тебя и твоих дружков останутся силуэты, начерченные белым мелом на асфальте, — сухими губами проговаривает он, сплёвывая кровь на асфальт и ловким движением поднимая пистолет на размазанный силуэт перед ним. Такой же нелепо размазанный, как его тёмная помада на губах, придающая ему еще более грозный вид.       Гремит серия выстрелов, и Абаккио, широко распахнув глаза, рывком встаёт с постели, не в силах отдышаться — все еще в его ушах раздаются звуки бесконечной стрельбы и погони.       «Просто кошмар».       Его взгляд падает на приподнятую раму окна, освещенную яркой луной. Скинув одеяло, он, взъерошив рукой светлые волосы, подошёл к окну, чтобы прикрыть источник сквозняка. И пускай бытует мнение, что в холоде спится лучше — Леоне, закатывая глаза, в это не верил.       Помедлив немного, чтобы вдохнуть в легкие побольше предрассветного прохладного воздуха, словно дайвер перед погружением, Абаккио с щелчком закрывает старую деревянную раму. Все дело в том, что в холоде Леоне постоянно видит кошмары, которые по утру всегда сливается в один, заставляя его беспокойный разум вспоминать все смерти, что он пережил когда-то.       Спускаясь по деревянным ступенькам витьеватой лестницы, он прекрасно помнит, какая ступенька и по каким нотам скрипит, стараясь ступать как можно мягче. Право же, спящему внизу Бруно тот всегда от этого представлялся большим темно-серым котом. Провожая взором Леоне, капо уже знает, что будет дальше, ведь только так бывший полицейский мог уснуть.       Ночью, при свете фонарей на мостовой, под тихий плеск воды, Абаккио, словно хмурая богородица, стоит на коленях и читает молитвы, которым его научил Буччеллати.