Богема

      Мягкое журчание воды обволакивало и заполняло собой все пространство вокруг, ненавязчиво вытесняя все звуки этого мира. Это поистине прекрасное место, чтобы спрятать свою ложь и обнажить сокровенное, вернувшись в святое детство, не требующее жертв. Отражение крон деревьев подхватывало мелодию реки, создавая несмолкающую песню, но уже совсем не в зеркале воды.        — Утопленница, — сухо диагностировал Бруно, видя, как локатор Наранчи отказывается признавать труп девушки, что прибило к берегам с виноградниками местного винодела, живым.       Гирга задумчиво хмурится, присаживаясь на корточки рядом с распухшим телом девушки, брезгуя дотрагиваться до такого гнилья. Ее платье было местами порвано, а вопрос оставшегося в штабе Леоне, на кой черт они отправились сюда — начинал только собираться из кусочков неясных мотивов и причин, неприятно отдавая горьковатым вкусом на корне языка.        — Она слишком близко подобралась к Боссу, — пробормотал Буччеллати, сравнивая ее полуразложившиеся остатки лица с тем, что лучезарно улыбалось со смятой в его руке фотографии.       Плохо быть непослушным — и каждый остывший труп желал одобрения и объятий, изнемогая от тоски в сырой земле, не в силах стонать. Как же жаль, что видя это каждый день, Джорно и Бруно беззвучно глядя на кого-то более ценного, чем просто потраченное время, с порывом обнимают причину своих рвущихся наружу чувств. К черту — разрезать бы пополам сердце, чтобы оттуда ключом вместе с утекающей жизнью била вся необузданная и неясно откуда взявшаяся любовь, которую, казалось бы, невозможно выразить лишь к одному человеку. Надломить бы его пополам, чтобы проверить всю искренность чувств и захлебнуться притаившимся желанием все прекратить.       Становиться в такие моменты эгоистом легче некуда — ведь все, чего хочется — это быть значимым при жизни, а не на витиеватой табличке на мраморной плите рядом с молчаливыми розоватыми кувшинками в зеленоватой воде. И пускай о размытии могилы от протекающей рядом речки позаботится кто-то другой, менее романтичный.       А сейчас хотелось лёгкого пощипывания ранок на руках от нового мыла с запахом приторной земляники и мокрых хлюпающих ботинок на ногах, которые, несмотря на жару, не успели высохнуть до дома.       Ведь все клубящиеся мысли, то и дело становясь то тише журчания воды, то тяжелее окровавленного лепестка чарующего алого мака, обрывались на тексте скомканной записки, что держала в руках утопеленница:       «Он тот, кто наполнял мои фантазии и смотрел, как я истекаю любовью».        — Лучшим для нее будет стать кувшинкой, — шепчет Джованна, прикрывая глаза.