VHS-формат видеоплёнки восстаёт перед моим внимательным взглядом, отражённый сетчаткой глаз и запечатлённый в моей прекрасной памяти. Внизу слева жирным белым шрифтом обозначена цифра 10.04.1991, а над ней время с мигающим двоеточием - 11:47. В кадре сидят два молодых, слегка размытых на экране мальчика, один из которых - это я, другой - мой друг Игорь. Он в кадре слева, а я, соответственно, справа. На фоне колбасятся ветки без листьев, жопа обогревает холодную скамейку, а на столике перед нею стоит развёрнутый лицом к камере магнитофон со вставленной кассетой. Я на камере одет в белую рубашку и тёмные брюки, а мои волосы как и были кудрявыми и непричёсанными, почти как у молодого Немцова, так и оставались таковыми. Такой был у меня странный стиль.
- Вот эта ручка с'час окажется у тебя в жопе, - сказал я рядом сидящему, наклоняясь вперёд и демонстрируя в кисти правой руки, меж двух зажатых пальцев, шариковую ручку.
- Да неужели? - он демонстративно опешил, положив руки на колени и повернувшись ко мне.
- Да, и ты ощу...
всеми фибрами не только души... Так ещё и простаты, ощутишь на себе её...
Великолепные очертания, - я сказал это очень плавно и выразительно, переплывая с одного слова на другое.
- Давай мы твои ручки будем в жопу кому-нибудь ещё засовывать, - Игорь с этими словами отвернулся к камере, но опустил взгляд куда-то на стол, проговаривая последние слова с явным смехом.
Аккуратно положив ручку перед взглядом своего друга, я резко переместил взгляд в объектив камеры и состроил ехидную улыбочку и выровнял спину, после чего перекинул ранее широко раздвинутые ноги одну на другую и сложил на поднятом колене свои рабочие ладони.
- А-а... Здрасте. Я сомневаюсь, что это станет каким-то сюжетом на телике или где-нить ещё хуже, вот... Будем хуярить семейный архив. Май нейм ис... Проха', анд зис ис май френт Игор'.
- Не Игор, а Игорь, чепушила ты чепушилая, - поправил меня Игорь.
- Сам ты чепушила, я английский нормально знаю без произношения твоего имени.
- Ага, ты на нём говоришь так же хорошо, как я картошку чищу...
- Картошка есть картошка, она для всех сука, а ты... - я не успел этого договорить, перейдя на типичную манеру своего диалога, как вдруг он мне напомнил одну важную вещь.
- Между прочим, мы в кадре, - с улыбкой на лице сказал Игорь, вновь переведя на меня свой взгляд, когда как я не смел уже отводить его с объектива, выражая своими глазами молчаливое, сдержанное неудовлетворение.
- Окей... В общем, на этой кассете... Или кассетах, кто его знает, будет содержаться наш некий архив, в которо-ом-м... Мы будем рассказывать о том, о сём, как наша деятельность против мусульман протекает.
Отведя взгляд в сторону, я немного помотал посаженной ногой на другую ногу вперёд-назад, продолжая свою речь.
- Я думаю, чтобы ввести вас в курс дела, нам надо рассказать о том, как мы начали нашу деятельность; почему мы пришли к ней и почему мы её... продолжаем.
- Расскажите о том, кем вы являетесь. Кто вы по-жизни и кто вы, как личность, - с иронично-важной интонацией, прямо как многие престижные псевдо-крутые репортёры обратился ко мне естественно мягким, с низкими нотками голосом вам знакомый Модник, который и держал эту самую портативную камеру.
Задумчиво опустив взгляд, воображая себе серьёзное интервью, я помахал носком ботинка вперёд-назад, после чего переместил взгляд обратно в объектив и отдал интервьюеру свой ответ.
- М-м... Звать меня Прохор Власов, - резко предоставил я свой ответ. - Я... Являюсь лидером и основателем сборища Культурное Сборище Молодёжи. Родился в феврале 1973-о года в городе Ялта, проживаю в Массандре. Чё ещё...
- Расскажите о себе, - с той же интонацией спросил интервьюер.
- Чё мне рассказывать-то, бля? - с негодованием я посмотрел на интервьюера мимо объектива камеры, раздвинув руки, но затем с явным пренебрежением собрал руки на груди, всё-таки продолжая рассказывать о себе. - Ладно... Я - гражданин помойки под названием СССР. На сегодняшний момент мне 18 лет, а вот моему другу Игорю девятого мая только исполнится восемнадцать.
Я повернул к нему собственную голову, поглядев в его зрачки заинтересованным взглядом.
- Да, Игорь?
Мой дружок молча моргнул, несколько раз кивнув головой, что означало однозначное одобрение.
- Я понял. Много не кивай, шею беречь надо, - с улыбкой на лице мой взор вновь устремился в объектив камеры. - Я решил создать данную организацию потому, что татары охуели. Понаехали в Крым и решили, что они тут теперь самые главные, пидоры бля... Одного отпиздим - на их место два новых придут. Как, кх-х... - я проговорил это сквозь смех, - будто они делением множатся, ну ей Богу!
- Когда вы решили, что татары вам больше не друзья?
- Когда я услышал о том, какой они беспредел творят на улицах моего города, то тогда я и решил, что надо браться за дело.
Я продолжал с интересом отвечать на заранее составленные нами вопросы, временами смешно втягивая и вытягивая, строя смешные выражения собственных губ.
- Позвольте уточнить, господин Власов, - с иронией в голосе вновь обратился оператор-интервьюер, - для нашего архива. Какой был этот беспредел? В чём он выражался и выражается до сих пор?
- Н-ну-у... Банальные причины. Но страшные, очень страшные. На новый год эти суки избили трёх человек и зарезали ещё одного, звали его Антон Добровецкий. Мужику было тридцать лет, его двухлетнюю дочь оставили без папы. Ну вот что за пиздец? И этим дело не кончилось, потом преступлений стало больше. Кражи начались - кошельки из сумочек пропали. Угоняли авто, продавали наркоту - населению похуй, население жалуется ментам, которые не знают, чё и делать с таким разгулом преступности. Окончательно понял я то, что к татарам надо обращаться только силой... - я сделал кроткую паузу, - где-то в декабре 90-го. А вот в феврале я со Штопором и Курткой уже вышел на охоту. Заранее договаривались и втроём выходили на улицу по вечерам, чтобы найти какого-то затерявшегося татарина и его отпиздить. У него мы деньги забирали, по шапке его били и отпускали. Убийства - это не наш стиль, а то дело будет серьёзное, сам понимаешь.
К этому времени мелькающий фокус с присущим для VHS-кассеты эффектом уже полностью устанавливается на мне и моей противной роже, которая продолжает рассказывать всю туфту на фоне распускающихся веток и скромной скамеечки.
- В марте я прихожу к Игорю и говорю ему... "Ну, друг мой, то-сё, в городе пиздец, давай, говорю, татар пиздить". А он у меня и спрашивает...
- "А зачем?" - напоминает Игорь.
- "А зачем" спрашивает у меня Игорь, а я ему и отвечаю: "Чтобы был в стране порядок и твою сестру не выебли чёрные уёбки из чёрной подворотни". Вот так мы и пришли к общему согласию, к которому потом и Валера, то есть Штопор, присоединился. Ему эта идея особенно понравилась, ведь он у нас... Как медики сказали, неуравновешенный.
- Я думал, что он просто выёбывается, разве нет? - Игорь с приподнятыми бровями сел ко мне в пол оборота, удивляясь от полученных знаний.
- Конечно нет. Я бы сказал что Валера не просто неуравновешенный, не-е-ет, он ебанутый, - я резко повернулся к Игорю, закончив своё предложение, а следующее как-то неаккуратно протораторил. - Но эт' нам то'ко на руку.
- Расскажи о характере Валеры тогда, раз мы начали, - добавил оператор.
- Валера - это очень ценный человек, - почти не раздумывая я начал отвечать. - Он высокий, он сильный. Тупой, правда, но преданный. Боксом занимался, а вот из института его выгнали нахуй. Или где он там учился...?
- Похуй.
- Да, похуй. Мы его с Игорем и раньше знали, просто до этого, м-м... не так часто общались, да и пересекались редко. В драке зверь, но зверь очень предусмотрительный: носит всегда с собой либо молоток, либо бутылку стеклянную, чтобы розочку из неё сделать одним ловким ударом. Вот, так сказать... А-а, я вспомнил, он же строителем собирался идти, точно! Так вот, он теперь знания из института использует на практике, только гвоздей не хватает!
На моём лице вылезла ехидная улыбка, когда как Игорь зажмурил свои глазки, от веселья оголяя верхний ряд зубов. От оператора же мы услышали яркий смех, и мы оба поняли, что он был очарован моим жестоким юмором.
***
На экране уже следующее время - 11:58. Справа в кадре лесок, слева - кроткий ряд гаражей, а я в брюках и белой рубашке щеголяю по асфальтированной дорожке, отделённой от мелкой травы каменной кладкой. Демонстративно кинув взгляд на дома, проведя глазами с нижних до верхних этажей, я сделал шаг и плавно развернулся к объективу на этой же ноге, спрятав ладони в карманы брюк.
- Мы находимся в Массандре, - начал я, - моём родном населённом пункте. Именно здесь я рос, росту и проживаю, и прямо тут... Ну, не прямо на этом месте, но возникла идея создания Культурного Сборища Молодёжи - моей общественной организации.
- Может, - послышался тихий голос оператора, - лучше сказать просто "Общественной организации"?
- Просто общественной организации? - парень в кадре нахмурился и замахал рукой, неправильно понимая сути вопроса. - Не, не-не-н', это "просто" - просто лишнее слово.
- Да бля...
Камера опустилась, и в кадре в последние секунды был виден лишь рисунок, выкроенный мелом на асфальте - кривой самолётик со сломанным пропеллером... Если это вообще можно было назвать пропеллером. И был ли это самолётик вообще?
***
Время - 12:44. Солнце вышло из-за белоснежных облаков, озаряя не только меня, но и мой дворик с его турничком. Положив руки на пояс, я смотрел в кадр, когда как моё тело находилось в нём чуть ниже, чем по затянутый ремень. Справа от меня, чуть поодаль, стоят выслушивающие наш диалог Игорь и Валерий. Где-то вне кадра орут дети, а между парнями видна скамейка с сидящими на ней бомбами замедленного действия - дворовыми бабками.
- Меня вот батя с детства учил: "Занимайся спортом - и будешь ты сильным, каждая девка будет твоей". Ну это так, не дословно. Спортом я занимался целые годы, они прошли... А девка у меня была только одна, и то не совсем что бы я вёл с ней какие-то отношения.
- А какое у неё имя хоть?
- Аня.
Мы совсем немного помолчали.
- В общем... Спортом я сколько занимался, а девки нормальной у меня так ни разу и не было. Даже ГТО, блять, на золото сдал, а никому это не всралось. Разве что моей карьере... Уличного бойца, что-ли.
- Уличного бойца?
- Да, мы все здесь солдаты. Воины. Уличные бойцы. Защищаем наши дома, семьи и друзей от этой смуглой швали. От татар, от прочих Сидоров... Тут-то мне и пригодилась моя физическая подготовка.
- Слушай, подтянись на турнике десять раз. Для демонстрации, для нашего архива.
- Хрен тебе, я сейчас не буду. Я тут щас начну в рубашке заниматься, и как вспотею...
- Тогда скажи зрителю: на какой повод ты так вырядился?
- Ну дак я свидетель на свадьбе, - разинув руки, ответил я, - хули.
Игорь сделал шаг в мою сторону, задавая вопрос, а камера переместилась за ним, расставив нас в кадре по углам.
- Свидетелем? Чьим? - он кивнул головой, устремив на меня оба своих зрачка.
- Наш отличник Степашка, - я с серьёзной интонацией, будто сожалея, ответил объективу камеры, но никак не Игорю, - решил всю свою молодость сразу же всрать какой-то пизде.
- Да? Во дебил...
- Не то слово. Ёбнулся парень ещё давно, я это по его поведению понял, - я положил руки в карманы брюк, наклонился в сторону объектива и с улыбкой ему подмигнул.
Последнее, на чём резко остановился кадр - лицо Штопора, скорчившееся в бесшумной, придурошной улыбке. Она мгновенно исчезла уже через несколько мгновений.
***
И снова новое деление времени - на этот раз уже 13:02. На самом деле, я ещё с детства испытывал тягу к двойке, почему-то очень нравилась эта цифра. Но не думайте, что в школе я был лютым двоечником лишь оттого, что любил эту цифру, вовсе нет. Двойка была для меня цифрой хитрой, проворной и смышлёной. Может я и видел движение цифр лишь на бегущей строке где-нибудь в телевизионных новостях, эта цифра своей изогнутой формой чудилась мне извивающейся змеёй, способной за один точный укус поразить гораздо более сильного и крупного врага смертоносным ядом. Потом я начал ассоциировать двойку с собой, а позже им же нарекли моё второе прозвище. Почему меня спокойно нарекли двойкой? Я небольшого роста. Смертоносный? Это уже вопрос: относительно кого?
- Итак, - разминая пальчики, начал я, сидя на той же скамейке с расслабленной компанией из Валерия и Игоря состоящей. - Мы получили пробную кассету группы-ы... Хуй знает какой группы, её лидера зовут Паша. Этот уважаемый хохол живёт с нами в Массандре и клепает музыку. Слушаем.
Нажав на кнопку магнитофона, стоящего перед нами на принесённом откуда-то с помойки столе, наши уши начали вникать в великолепное произведение ялтинского искусства...
Зазвенели звенелки, затрепетали волоски на моей голове. От такого сочетания звуковых волн обычно охуевают, но лично я чуть ли не поседел от ужаса, испытанного мной во время прослушивания этой страшной песенки. Впрочем, эта группа никогда не позиционировала себя как серьёзный коллектив с глубокомысленными, или хотя бы качественными текстами с приятно воспринимаемой широкой аудиторией музыкой. Он всегда противопоставлял себя попсе с её сладострастным текстами, мягкими нотками и нежными вокалами. Лично я всегда любил рок-н-ролл.
И тут резко меняется кадр и дата - 04.05.1991-го. Время - 17:51. Криво смонтированный материал или такова идея?
- У них холостые нахуй! Бей их! - кричал некто из толпы, направляя работящих граждан в бой. Но на этот раз не с планом и даже не с буржуазными капиталистами, а с ментами. Своими же ментами.
Удары, крики, помехи и мигалки в кадре и вне его. Вся звуковая дорожка переполнена, ничего нормального и связного не разобрать, ведь всё визжит, искрится. Десятки мужчин славянской внешности бегут впереди кадра, пробегая из-за спины оператора вперёд в каких-то пару метрах. Они - разношёрстные по возрасту, внешности, росту и силе наступают на ряды щитов вместе, нанося удары по ним не только ногами, но и попавшимся под руку холодным оружием. Их толкают, кидают в них камни, бутылки, пытаются отнять голыми руками. Ряды колеблются, между щитоносцами и людом не остаётся свободного места - их тела прижаты друг к другу, потому потери скоротечны и раненых долго ожидать не приходится. Летали из стороны в сторону дубинки, звенели щиты и шлемы, кому-то больно дали поддых. Всё маленькое поле большой битвы перемешалось в масштабных, никогда доселе невиданных в этом маленьком городе беспорядках, на фоне которого милицейские ряды на этой отдельной улочке были прорваны, а это было запечатлено чётко в центре кадра. Защищённые, организованные, но немногочисленные ОМОН'овцы потеряли инициативу, и её забрали русские парни. Вклинившись в брешь между милицией и зайдя к ним в тыл, милиционерам не оставалось ничего, кроме как стыдливо отступать.
При отступлении они ощущали потери. Теряя ориентацию, менты получали неожиданные удары в спину и падали на землю, теряя практически любую надежду выйти из этой заварушки целым. Пытавшихся подняться хорошо пинали ногами, после чего оставляли отдыхать на земле... забирая у них вооружение, само собой. Шлемы, щиты, дубинки, холостое оружие - а у кого-то даже и боевое. Автомобиль патрульных вновь подвёл своего хозяина - заводиться он решил не сразу.
- Они на площ'ть бегут!
Разгневанные граждане напали на патрульный автомобиль. Нанося последовательные, многочисленные удары, они сильно пугали заперевшегося внутри мента. Буквально за секунды были разбиты стёкла, ногами отбиты зеркала, камнями уничтожены мигалки и сломаны фары, сделаны несколько вмятин. Разбитая в хлам машина успела тронуться тогда, когда ловкая рука протестующего уже лезла через дыру, на ощупь ища замок на двери. С визгом шин дёрнулся кузов, закрутились колёса, автомобиль помчался назад. Не разбирая заполненной людьми дороги, милиция задевает нескольких человек, а два человека прогибаются под ней, оказываясь прямо под колёсами.
В последнюю секунду перед тем, как кадры сменились мраком, камера запомнила лишь характерный грохот, с которым машина подбила под себя людей.
Нет, мои дорогие читатели. Это нам ещё рано читать. Мы пока зашли слишком далеко. Давайте, пожалуй, вернёмся к тому, почему это всё началось.
