Сломанные вещи🥀

      Подземелье снова рушилось и хоронило его с собой. И он сам был виноват. Опять ничего не предусмотрел, не смог себя спасти, хотя ему ведь дозволили выйти на волю! Тогда он клялся, что больше никогда не попадет в темницу, если ему только дадут глотнуть свежего воздуха. И снова погибал от грохота обваливающихся покрытых плесенью сводов. Он присел на корточки, глупо, глупо, сотню раз глупо прикрывая голову руками, трясясь как запуганная шавка — ни разу не Третий Принц. Вот потому они и вернули его обратно. — Эй, эй, Злюка, что с тобой?! — теплые руки на холодных от сырости плечах. Откуда они и зачем? Это не Плевок, его руки никогда не бывали теплыми, он тоже был стылым, как все в подземелье, как сам Санджи. Снова раскаты рушащегося потолка. — Не здесь! Только не здесь! Я хочу умереть в море, в море нет стен! Нет потолка! Там есть ветер! — горько закричал он никому. Потому что сколько бы он ни кричал в своей темнице, никто никогда не слушал. — Это гром! Это просто гром! — горячие руки тряхнули его, но Санджи не видел, откуда они растут. Все была Тьма, и она занимала все вокруг, потому что ждала, когда можно будет забрать Санджи окончательно и навсегда себе. — Черт, Злюка, приди в себя!       Грохочущие раскаты были совсем близко, готовые вот-вот ударить Санджи по плечами и спине реальными камнями, каждый из них боролся за право стать его надгробной плитой. Сломать и перемолоть в уродливый кусок, неважно, его труп не будут искать. Санджи попытался подумать о чем-то хорошем, о чем-то согревающем. Тьма может убить его, но он не умрет полный отчаяния. Нет, нет, он увидит маму в оранжерее, он был такой маленький, когда еще она могла сама ухаживать за цветами. Он помнит только образ — как много света проникает через стеклянные стены, как тепло и как она напевает себе тихо под нос, поливая розы: «Где же ты бегало, где ты скакало, мое сердце…». И Санджи тянулся к ней рукой…       «Забиралось на горы, купалось в реке, что нового открыло для себя мое сердце?» — продолжил сильный, хорошо поставленный голос настоящей певицы. Мертвая Анна оборачивалась к нему от замерзшей в горшке розы, лицо мокрое и бледное. Разве он думал, что Тьма позволит ему спрятаться даже в собственном сознании?!       Он закричал, и чужие руки резко прижали его к чему-то обжигающе теплому, слегка влажному. Такого теплого не могло быть в подземелье! Он скребся ногтями, но руки держали крепко, не позволяя навредить себе, гладили по спине неспешными сильными движениями. Словно гладили напуганное животное, которым Санджи и был. Против воли его разум стал замедляться, панические скачки от одного ужасного образа к другому постепенно прекратились, он почувствовал сонливую усталость. И полностью повис в этом тепле.       До следующего громыхающего раската.       Когда Санджи вскрикнул, чей-то низкий голос зашептал с легкой хрипотцой: — Все, все, не слушай его. Не бойся. Это просто гроза. Она скоро закончится.       Санджи не видел ничего, только темноту, и слышал рушащийся вокруг мир и треск молний. Ему просто дали увидеть краешек свободы, чтобы умирать было страшнее — очень в стиле его братьев.        И вдруг в этом треске и грохоте он услышал знакомый мотив, кто-то намурлыкивал его себе под нос без слов. И это был не Санджи, не он сам вызывал в себе воспоминания о маме, не Тьма мучила его. Кто-то живой мурлыкал себе эту песню, и она была такая… реальная.       «Весь мир будет ждать тебя завтра. А теперь засыпай спокойно в объятиях, мое сердце».       Санджи уцепился за этот звук. Вычленил его в безумном рокоте звуков своей кончины. Уткнулся изо всех сил в чужое плечо, почувствовал жар шеи и тнулся носом уже туда. Этот кто-то обнял его крепче. Умирать под завалами в ласковых к нему объятиях, когда кто-то заботится о нем так, что напевает колыбельную, будто Санджи предстоит просто уютный сон… Спасибо.       Он цеплялся за грубовато выведенную мелодию, и звуки грома затихали в его сознании. Или же затихали на самом деле, потому что гроза прошла. Он еще некоторое время прислушивался к непривычному шороху. Это были не крысы, это был… шелест дождя! Он с трудом отнял лицо от чужого плеча: — Что случилось? Зоро, что ты…       Злюка неуклюже отцепился от него, их мокрая одежда липла друг к другу, неприятно стягивала спину. Зоро не видел его лица в мраке амбара, но точно знал, что оно тоже мокрое — от слез. Потому что Зоро слышал его всхлипывания, чувствовал каждый вздох в его шею, прошивавший его насквозь, словно молнии от грозы снаружи били и били по Зоро. — Злюка? — он аккуратно коснулся его лба, нет ли жара? — Ты пришел в себя! Черт, я так рад. О, Злюка, я так чертовски…       Потому что у Зоро больше не было ластика, чтобы спасти Злюку от безумия. Он даже не сразу сообразил, что с тем творится — странные выкрики, трясущееся словно от ударов тело. Кто же мог догадываться, что гром и правда напомнит Злюке, как его похоронило заживо в ненавистной камере. Теперь Зоро понимал, почему именно обрушение темницы так искалечило психику Злюки, что он укрылся от реальности в безумии. И имел все основания бояться, что все повторится.       Но Зоро не знал, что делать. Он хотел показать Злюке уличный свет, что подземелья нет, но на улице было темно от яростной горной грозы, отдающейся тысячекратным эхом в горах. Солнца нужно было дождаться, и Зоро прижал к себе почти безумного Злюку, успокаивая его точно так же, как минувшей зимой. Он принялся напевать этот несложный мотив, от которого Безумный Злюка всегда становился послушным и ласковым, тихо лежал рядом и доверчиво касался Зоро кончиками пальцев.       Злюка и в этот раз затих, услышав мелодию. Зоро изо всех сил сжал веки, неужели он снова лишился разума?! — но упрямо продолжил петь, чтобы его Злюка, безумный или нет, перестал так трястись от страха.       И Злюка перестал. С полным доверием прильнул к нему в объятия, как это всегда делал Безумный Злюка. Тут голос Зоро дрогнул, но он выровнял мелодию и прижал плотнее к себе Злюку. Нужно было держаться, Злюке сейчас страшнее.       Злюка уткнулся ему носом в шею, как поднятый на руки мокрый щенок. И Зоро судорожно выдохнул: только этого ему сейчас не хватало. Узнаваемое покалывающее возбуждение, приподнявшиеся волосы на затылке, словно он почуял добычу. Зоро знал свое тело и его желания, но в этот раз он был к ним готов. Он отогнал их, как мешающихся перед глазами мух. Им не взять контроль над Зоро, ведь он сейчас нужен Злюке. — Тихо, тихо, — напевал он на мотив любимой Злюкиной колыбельной и гладил его по вздрагивающей спине. Злюка тихо плакал, и все, чего Зоро хотел всем сердцем, было не завалить его. А чтобы он открыл глаза и узнал его. Чтобы он еще сотню раз увидел солнце, свободу, море, чтобы вернулся и узнал свою Шипучку. Злюка заслуживает счастливой жизни, свою долю горя он уже честно отчерпал.       Потому Зоро трудно было выразить словами все счастье, когда гроза стала затихать, а Злюка узнал его. Он хватал его в темноте за лицо, хлопал по спине и как заведенный повторял простенькое: — Я так рад. Я так рад!  — Что со мной… ах да, мы прибежали в амбар от дождя. А потом… — Зоро впервые в жизни услышал, как люди краснеют, потому что увидеть в сумраке амбара Злюку не мог. Он резко втянул воздух, и уши под пальцами Зоро стали горячими от стыда. — Да, это просто гром. Ты испугался грома, — легко хохотнул Зоро, все было позади, и он был беззаветно счастлив слышать Злюку. — Ничего такого я не боюсь! — запротестовал было Злюка. И к его позору остаточный горный гром вдруг прикатился откуда-то издалека, куда ушла гроза.       Злюка вскрикнул и прижался обратно в объятия Зоро. Зоро мужественно хмыкнул, подавляя в себе смешки. Он почувствовал, как начинает теперь пылать от стыда и лицо Злюки. Он попытался отстраниться, но Зоро удержал его на своей груди. Злюка мастер давать старт с места, если испуган, плавали — знаем. После его прыжка из окна замка Зоро не собирался отпускать и давать ему хоть малейший шанс устраивать тут гонки с препятствиями. В темноте его в мокром лесу не поймать, будет с белками своими да бурундуками бегать, как умалишенный, а за ночь он простынет до лихорадки. Потому Зоро проворчал якобы недовольно: — Подождем, пока гроза совсем перестанет. А то я слишком перепугался. — Ты? — выдавил Злюка. — Да. За тебя. Ты совсем меня не узнавал. — Ох… я… извини, — выдавил вжатый в широкую грудь Злюка, все попытки выбраться прекратились. Он ломко вздохнул, тем самым беззащитным вздохом, который срывал Зоро с катушек. Так что Зоро ответил ему мужественным полным выдержки хмыком — он все еще хозяин своих желаний. Единственное, что позволил себе Зоро, немного погладить Злюку по спине, как в награду за усердие. — Я ведь ничего такого не… — Нет, ничего такого, — перебил его Зоро. — Наверное, гром напомнил тебе, как ты попал в завал в темнице и получил удар по голове.       Некоторое время Злюка молчал в темноте завала, Зоро чувствовал, как напряжена его спина. Но потом он сам уткнулся обратно в грудь Зоро и кивнул: — Угу.       Зоро автоматически уткнулся носом ему в макушку. — Ты весь мокрый. — Как и ты. — Но не я же угроза всем запасам хвощовки в Норт-Блю. — Подумаешь. У нас помимо него четыре моря, и еще Гранд Лайн. Перебьемся как-нибудь, — хмыкнул Злюка. Он явно решил, что безопаснее липнуть к Зоро постоянно, чем отцепиться и опять броситься к нему, если нагрянет еще один отголосок грозы. Зоро прислушался к шелесту дождя снаружи. — Не стоит идти через все поле в мокрой одежде. Давай переночуем здесь. — Ум, — послушно жался к нему Санджи. — Сними мокрую одежду. Ты простудишься, — прошептал Зоро ему в макушку. — Ум… Нет! — вот тут Санджи пришел в себя и оттолкнулся от Зоро. Хотя в амбаре было темно, он все равно не позволял себе снимать рубашку. Хватит с них того, что он натворил в таверне, прикидываясь Завитушкой. Больше он не позволит себе стать ошибкой и стереть между ними грань в темноте. Он со страхом сжимал ворот рубашки, вдруг Зоро силой решит отобрать ее?! Его все еще потряхивало от недавнего погружения во Тьму, но он упрямо отполз в темный угол от Зоро и обнял себя за плечи, пытаясь унять дрожь. — Не упрямься, ты дрожишь! — поднял на него голос Зоро. Санджи замотал головой, не понимая, что Зоро не так хорошо видит в темноте.       Утомленный вздох со стороны Зоро. Санджи крепко сжимал сам себя за плечи, слегка покачиваясь, убаюкивая внутренний тремор. Он слышал, как Зоро поднялся на ноги и прошелся по амбару. Как сам скинул с себя и повесил на перекладину кимоно и харамаки. Как принялся копаться где-то у дальней стены с навесом для сушки сена. — Черт… дай-ка нож, — окликнул его Зоро. — А? — не понял Санджи. — У тебя же есть катаны. А у меня ничего такого… — Дай. Катаны это оружие, а не ножик для пиления веревок, — в голосе Зоро послышалась усмешка. Санджи фыркнул, но поднялся на ноги, радуясь, что у него есть повод вернуться поближе к Зоро. В ладонь из рукава легко выскользнул красивый столовый нож, прихваченный просто на всякий случай. Он подошел к Зоро и вложил его прямо в руку мечника, тот с усмешкой взвесил нож в руке. — Это тоже оружие. — Против стейков — определенно, — уже откровенно смеялся Зоро. И прошептал почти в самое ухо Санджи: — Я в тебе не сомневался.       Он ловко обрезал узел привязанной к вбитому в стену крюку веревки, и к ним под ноги с настила сползла плотная парусина. Ей укрывали какие-то заготовки, но Зоро решил, что лучше вернет ее утром, чем даст Злюке окончательно подхватить все простуды и воспаления мира.       Зоро поднял парусину и накинул на плечи Санджи. — Иди-ка сюда.       Он усадил Санджи около стены, где было накидано немного сена, и плотнее его закутал. Сам он сел рядом, завернувшись в другой край парусины. Санджи посторонился, чтобы не касаться друг дружки плечами, смущенный голым торсом Зоро. — Иди ближе, а то с утра с лихорадкой проснешься, — приказал Зоро, и потому Санджи послушался. Он едва уловимо пододвинулся к Зоро и слегка соприкоснулся с ним плечами. — Вот так-то. Дай-ка свой лоб еще раз. Жара нет пока, хорошо.       Горячая рука всегда была горячее лба Санджи. Как тот мог определить его температуру? — Ну и напугал ты меня, — начал вдруг Зоро. — Прости, — Санджи посмотрел в темноту. Это была просто темнота амбара в сумерках, пахло пылью и сыростью. Он решился: — И спасибо. Это правда из-за того обвала в подземелье, я в тот день очень испугался. — Ага, — хмыкнул Зоро. — Я думал, что камень попадет мне в голову. — Ага. — И я не мог выбраться, вот почему, — продолжал упорствовать Санджи. — Ага, — в третий раз сказал Зоро, и Санджи смущенно замолк. Он ведет себя слишком подозрительно! — Тебе не стоит бояться, Злюка, — Зоро удивил его после длительного молчания. — Это никогда больше не повторится. Я не позволю. Обещаю. — Еще бы. Ты ведь уже развалил подземелье. Хотя спасибо, что обещаешь не портить, если мы решимся выкопать новое. — Злюка, — цыкнул обиженно Зоро. — Если хочешь ходить в мокрой одежде, как дебил, то хоть кутайся плотнее.       Рука Зоро скользнула по плечам Санджи под парусиной и привлекла его ближе, вплотную к горячему голому боку. Голова от резкого толчка мотнулась и ударилась ухом о плечо Зоро. Там чужая рука и поймала ее, заставляя так и остаться покоиться на голом плече. — Просто дотяни до утра живым и здоровым, — Зоро снова шептал ему в темечко, и это так успокаивало, словно кто-то опять напевал низким и глухим голосом мамину колыбельную. — Зоро, а ты совсем недавно не напевал тут одну песню? — пробормотал заплетающимся языком Санджи, его глаза слипались от тепла в коконе из парусины. — Агась. А что? — Это мамина колыбельная, — сквозь сон бормотал Санджи. — Почему ты… — Слышал ее на помолвке Козетты. Очень успокаивает. Черт, после того, что ты рассказал о Козетте в твоем мире, мне теперь тоже хочется подарить ей что-то особенное на свадьбу. Я рад, что у нас она жива. — Видишь, — слабо хмыкнул засыпающий в тепле чужого тела Санджи. — Давай баловать и портить ее вместе? Давай задарим ее подарками… — Ага, — Зоро плотнее прижал к себе Злюку. Его немного трясло – от стресса или от холода. — Я рад, что ты не соперничаешь с Матиасом. Он бы не пережил твоих интриг ради Козетты. — Я не сделал бы ее счастливой… тебе не стоит волноваться за нее… ей лучше с Матиасом… — язык Санджи заплетался, он проваливался в тяжелый сон против желания — от нервного истощения. — Я бы не смог стать ее женихом. Я бы испортил все в брачную ночь. Постоянно вижу ее мертвые глаза, если доходит до близости с девушкой. Секс с женщиной — это мертвые глаза Козетты, пока Ниджи…       Злюка будто захлебнулся тем, что хотел сказать. И Зоро прижался щекой к влажным волосам, не зная, что же сделать, чтоб успокоить, а не бередить сердце Злюки еще сильнее. Он хотел убить всех этих ублюдков, но они уже были мертвы. Он раскрошил бы их на сотни мелких кусочков, но они уже были мертвы. — Спи, — глухо прошептал он, касаясь губами влажных волос. — Я прослежу, чтобы кончилась гроза. Спи, — тоже захлебнувшись в своих чувствах.       Злюка сонно замолк, его дыхание становилось все медленнее. Пока он не уронил окончательно голову на плечо Зоро. И теперь Зоро мог склониться к его спящему лицу. Он мог даже ощутить облачко теплого воздуха, вылетавшего из его рта при каждом дыхании.       Зоро обреченно возвел глаза в темный потолок. Что же, лучше возможности отточить свою стойкость ему не выдастся. Он будет медитировать и игнорировать, как Злюка пожевывает губы во сне. Так даже эффективнее, чем тренировать силу духа рядом с камнем Завитушки. Это как медитировать под бурлящим водопадом, концентрируясь на внутреннем стержне, — ничего сложного.       Осталось-то всего найти внутреннее равновесие с этими страстями. Для этого сенсей и научил Зоро медитациям. Нужно расслабить разум и позволить ему парить… Злюка вздрогнул во сне. Он замерз в мокрой одежде, и парусина хранила, но не давала тепло. Зоро аккуратно обнял его плотнее, и голова Злюки сползла с плеча. Зоро быстро поймал ее свободной ладонью и медленно, сантиметр за сантиметром опустил Злюку спать себе на колени.       Так он и встретил утро — не сомкнув глаз, сидя у стены неподвижной охранной статуей сна Злюки. Он не медитировал и не побеждал свои слабости, мирно посапывающий у него на коленях Злюка вызывал чувство внутренней наполненности. Удовлетворенности и нежелания ничего более. Впервые за восемь лет в сердце не было даже отголоска ноющей боли. И Зоро просто пытался поймать и сохранить это ощущение, как в золотистом янтаре, чтобы научиться вызывать его снова.       Волосы Злюки высохли, и в утреннем свете лучей, пробивающихся через щели между досками, были пушистыми от дождевой воды. Пару раз за ночь Злюка начинал хмуриться, стягивал в спираль витую бровь, нервно дышал, и Зоро запускал пальцы ему в волосы. Чтобы прогнать кошмары, вернуть Злюке тихий сон, а ему самому состояние янтарного спокойствия. С рассветом Зоро смог четче видеть лицо Злюки — светлые волоски на бровях, слегка приоткрытый рот. Он склонился, чтобы коснуться лбом лба Злюки и проверить температуру — жара не было. Да так и остался низко склоненным над ним, почему-то ловящим каждое слетающее с его губ дыхание. Ночью он чуть не отдал Злюку безумию, но успел выхватить его обратно, и теперь держал его в своих руках. Спящим на коленях, как кошка, чутким к поглаживанию и самой мелкой ласке.       Зоро склонился еще ниже над Злюкиным спокойным лицом.       Глупые жадные сны, в реальности Злюка не стремится прочь из его рук, и не нужно его ловить. Злюка легко идет в них…       Еще ниже. Так низко, что дыхание срывается с губ Злюки и касается… его губ. Губы Зоро тоже приоткрылись.       Вот в этот момент Злюка открыл глаза.       Зоро замер, уставившись во внимательный серо-снежный глаз. И Злюка сказал: — Привет.       Он давно уже не спал. Впервые после темницы он просыпался в реальность так мягко. Не резко выдыхая от кошмара, чтобы нырнуть в другой кошмар. Не в побеге от Тьмы, быстро ощупывая себя и Шипучку рядом. Пробуждение было плавным, сон нежно отнес его на своих волнах, уложил на чужие заботливые колени и ласково прошептал: «Просыпайся». Потому Санджи просыпался медленно, впитывая свежий воздух, звуки леса за стенами, дыхание Зоро над ним. Это Зоро напевал ему колыбельную, когда Тьма обступила его со всех сторон. Когда он проигрывал своей слабости и безумию, это Зоро протянул в эту Тьму ему руку, а не бросил прочь, как жалкого слабака.       И сейчас Зоро был так близко, его лицо было первым, что увидел Санджи сегодня. Старый шрам, которого он никогда не касался, но всегда хотел, нахмуренные темно-изумрудные брови — невероятное чудо природы. И взгляд, в котором не было ни капли отвращения.       Санджи улыбнулся, четко осознав — он ошибся так сильно, что будет расплачиваться всю жизнь. Он никогда не исправит этой ошибки. Он рассказал Зоро про Козетту, про руку, про Ниджи. Хуже того, он рассказал Зоро отравительные вещи, что он не может испытывать возбуждение к женщине, потому что в минуты близости, что ему выпадали, всегда перед глазами всплывало безучастное мертвое лицо Козетты. Оно ритмично дергалось на полу от яростных толчков Ичиджи. Пытавшиеся соблазнить одного из Принцев интриганки, проникшие в спальню или прижавшиеся за занавесью на балах, всегда отлетали от него в злости и растерянности, не добившись никакой реакции от его тела.       И теперь все это знает Зоро, но в его глазах нет ни капли отвращения или презрения. И это конец, потому что теперь глупый Санджи не сможет найти себе другого Зоро. Какой смысл хоть еще в тысяче одноглазых мечников, если не они напевали ему мамину колыбельную, — щит от Тьмы и безумия. Не они держали его за искалеченную руку. Они не простят его, когда узнают, почему в действительности он изуродовал свою руку. Другие Зоро не будут носить ни один из этих моментов в себе.       И тогда — какой в них вообще смысл?       Ему вдруг захотелось поцеловать Зоро. Тот все еще принадлежал Завитушке, а Санджи уплывет, но он оставит свою метку на память. Хулиганская роспись вандала на прекрасных руинах — его поцелуй на губах Зоро.       Смотрящего так внимательно и с заботой Зоро, почти касающегося его лица. — Привет, — спокойно ответил Зоро. Ничего из вчерашнего не заставило его ненавидеть Санджи, и тот улыбнулся робкой счастливой улыбкой. Какое чудесное утро — просыпаться в такое принятие.       Он слегка напряг шею, чтобы приподняться и коснуться Зоро губами, и поднял руку, чтобы дотронуться до его щеки и не промахнуться с поцелуем. У него не будет второго шанса.       Когда рука Санджи несмело коснулась загорелой щеки, Зоро резко выпрямился, словно пальцы обожгли. Рука осталась вытянутой перед лицом Санджи, нежно обнимающей пустоту. Он зачаровано посмотрел на нее, сжал в кулак — тебе не принадлежит ничего. — Ты как? — Зоро был слегка смущен его странным порывом. Санджи видел снизу, как ходит его кадык. — Солдаты же взяли коня, чтобы привезти доктора Тонцо. Так что если поспешим, он осмотрит тебя еще до спуска в город. Не хочу, чтобы ты заболел. — Хах, — Санджи горестно усмехнулся, все еще рассматривая пустую руку. И кто тянул его за язык? Он должен был наврать с три короба, но не давать этому Зоро шанса принять его во всем его уродстве, не позволять становиться настолько особенным.       Как же он облажался. Он закрыл глаза, пряча чертовы злые слезы, Принцам нельзя ныть. — Еще пять минуточек, — выдавил он. И на удивление рука Зоро вернулась туда, где ей было самое место, — мягко ерошить его волосы. — Кстати, — пальцы Зоро аккуратно перебирали его пряди. — А что ты хотел попросить меня насчет Робин, если выиграешь в нашей драке?       Санджи резко повернулся на бок, вжался лицом в неожиданно жесткий живот Зоро. — Ах это. Уже ничего. Уже не нужно.