Отличница

— Люцифер! Остановись! Что ты делаешь?! Я влетаю в пустой кабинет, в считанные секунды оказавшись рядом с дьяволом. Перехватываю его запястье в тот же момент, когда он тянется, чтобы опрокинуть очередной стеллаж. И кажется это то, что приводит Люцифера в чувства. Он оборачивается, и я замираю, увидев его осунувшееся лицо. Некогда сияющие собственным превосходством глаза теперь блестят от застывших в них слез, губы его искусаны, чёрные волосы в ненарочном беспорядке. Машинально тяну к нему свою ладонь, но Люцифер уворачивается от прикосновения, сжав зубы. Желваки угрожающе пляшут на его скулах, когда он шепчет: — Уходи. Тело сковывают тяжёлые цепи сомнения. Проглотив гордость и проигнорировав обливающееся кровью сердце, я подхожу к дьяволу ближе, качая головой. — Я не уйду. — Вчера тебя ничто не останавливало, — в отвращении фыркает он и оборачивается, прикрикнув: — Проваливай! Я не хочу тебя видеть, Уокер! Под неконтролируемой озлобленной силой стеллаж всё-таки летит на пол. Древние писания и свитки рассыпаются перед моими ногами, и Люцифер пинает их носком ботинка, зарываясь пальцами в волосы. Каждое его действие источает боль, острыми копьями вонзающуюся в мою душу. Гадкое предчувствие горьким привкусом поселяется на языке, я протягиваю к нему ладонь, касаясь плеча. — Люцифер. Грубым движением он скидывает мою руку, уходя в пыльную даль кабинета философии. Так я и остаюсь в оцепенении, не понимая, что происходит, пока он с яростным рычанием скидывает книги, матерится и сплевывает, что-то бормоча себе под нос. — Ты оглохла?! Мне самому выставить тебя за дверь или что? Отравила себе последние клетки мозга, пока оплакивала ту правду, которая вчера перед тобой открылась?! Что же ты стоишь тут, что не убегаешь, как вчера? Что тебе ещё сказать, чтобы ты исчезла? Его слова — заранее наточенные ножи — пролетают в паре дюймов от меня и вонзаются в поверхность двери. Нет, Люцифер, больше не выйдет сравнять меня с землёй. Может быть, ты и монстр, может быть, ты искренне желаешь править Адом, но твоя душа по-прежнему жива, она борется, борется с тобой, и я вижу её в этих чистых слезах, навсегда заточенных в пелене твоих алых глаз. А вместе с ней зачем-то борюсь и я. — Хватит, — резко отрезаю я. — Хватит говорить со мной так, будто я никто, будто ты и без меня отлично справляешься! Я нужна тебе так же, как нужен мне ты, Люцифер! Так зачем весь этот цирк, для чего?! — Для того, милая отличница, — шипит он, поворачиваясь ко мне, — что вчера ты ясно дала понять, что я тебе не нужен. К слову, в тебе я тоже не нуждаюсь. Можешь проваливать. Всё равно это больше не имеет никакого смысла. — Ты ошарашил меня! И солгал, — голос пропадает на последнем слове, и я опускаю взгляд. — Ты сказал, что всё, в чем ты нуждаешься — это трон Сатаны. Но это не так. Не проходит и секунды, как он оказывается рядом, припечатывая меня к стене. Его руки обхватывают мои запястья и поднимают их над головой, чтобы я не смогла сбежать. К счастью, Люцифер и не подозревает, что я не сбежала бы от него в любом случае. Взгляд, полный ярости, пробегает от моих глаз к губам, а затем снова останавливается на глазах. Люцифер усмехается. — С чего ты взяла, что это не так? — с угрозой шипит он, будто в его руках сейчас вся моя жизнь находится. Поднимаю голову, чтобы быть с ним на одном уровне и, растягивая каждое слово, произношу: — Потому что тот, кто яростно желает править Адом, никогда не решил бы покончить с собой, прыгнув в пропасть. Мои слова мгновенно отталкивают его назад. Боль, которая отражается в его глазах, ядовитой инъекцией проникает в мою кровь, и я чувствую, как подкашиваются ноги, стоит мне лишь взглянуть на его искаженное этими душераздирающими эмоциями лицо. Я знаю, что он чувствует, знаю, потому что ощущаю все это в троекратном размере. Но почему, почему, разве это справедливо? Разве он испытывает то же по отношению ко мне? Почему моя энергия так тесно вплелась в его, почему я должна терпеть эту боль? Мои противоречивые, пугающие чувства к нему не стоят того, чтобы принимать такие масштабы. У моей к нему любви нет имени и дома. Она, как заблудшая душа в лабиринте Адама и Евы, всё ходит в заточении собственных страхов, даже и мысли об освобождении не допуская. Это нечестно. Это подло и неправильно. Почему я должна так мучиться вместе с ним, когда я могу быть счастлива с кем-то другим? — Откуда ты знаешь? — безжизненным голосом вторит он, хватая с пола первую попавшуюся книгу и с силой бросая её в стену рядом со мной. Я вздрагиваю, но не отскакиваю от испуга. — Отвечай! — Прекрати! Прекрати делать это! — голос переходит в хрип, и я отрываюсь от стены, подходя к нему. — Хватит делать мне больно, чтобы облегчить свою боль! Это уже слишком, я не выдерживаю! — Это справедливо, — Люцифер выплевывает эти слова. — Потому что я, блять, чувствую все твои страхи, и меня выворачивает от этого дерьма. Его слова для меня как хлыст, неожиданно прилетевший в лицо. Я резко отстраняюсь, и Люци вдруг приоткрывает рот, уставившись на меня в немом изумлении. Одна слеза скатывается по его щеке, заставляя мою душу снова сжаться от боли. — Нет... — шепчет он, упорно качая головой. — Нет, этого не может быть. — О чём ты, чёрт возьми, говоришь? Он снова закрывается. Отворачивается и продолжает качать головой, точно умалишенный. Я подхожу к нему вплотную, ощущая неземной аромат его парфюма, и в удовольствии прикрываю глаза. Боль на секунду утихает. — Не хватало мне этого... чёрт подери, — сквозь зубы процеживает он, оборачивается и хватает меня за плечи. — Ты можешь взять и оставить меня в покое?! Просто. Блять. Оставить. Меня. В покое! — Нет, — отрезаю я. — Я оставлю тебя тогда, когда посчитаю нужным, и сейчас я знаю, что тебе необходимо это, тебе необходимо моё присутствие здесь, среди всего этого погрома и собственного одиночества. Что-то произошло, Люцифер, и я тебя не оставлю. И тогда в нем словно что-то ломается. Люцифер отступает, скользит уничтоженным взглядом по моему лицу, а затем переводит его на стену. Теперь его алые глаза казались ещё более угрожающими и отталкивающими с покраснениями от слёз, но и в этом я находила прекрасное, что-то, что беспощадно тянуло меня к нему, даже когда я прочно стояла на своих двоих. Сделав несколько попыток успокоиться, дьявол поджимает губы и тихо говорит: — Моя мать... её больше нет. Удар. Глаза расширяются от шока, даже если в глубине души я и была готова к такой информации. — Она была убита. Удар. Люцифер делает рваный вздох и устремляет взгляд в потолок. Я остаюсь неподвижной. — Моим отцом. Удар. Контрольный, в нокаут. Боль таких масштабов, что моё тело её попросту не выдерживает, и кажется, часть её выходит вместе с выдохом, слетевшим с моих приоткрытых губ. Это не та боль, которая приходит вместе с какой-то сокрушительной новостью, эта боль чужая, она принадлежит не мне, и я не понимаю, почему, почему я вообще чувствую это. Я словно снова узнала, что моя мать умерла, только в детстве все это воспринимается проще, и даже сейчас, зная, что смерть всё равно не предел твоего существования, я чувствую, как что-то отмирает в моей душе. Сатана убил мать своего ребёнка, свою жену. Страшно даже на секунду предположить, насколько разбила эта новость и без того израненного Люцифера. Когда пелена ошеломления спадает с глаз, и я вижу чёткий образ дьявола, стоящего передо мной, мне с трудом удаётся подобрать слова. Я знаю, что жалость и сочувствие — худшее, что я могу для него сделать. — Как ты это узнал? — игнорируя ком в горле, осторожно говорю я. Он в отвращении фыркает и поднимает взгляд к потолку. — Её звали Люцида. Ни в одной Библии о ней не сказано ни слова, ну, конечно — женщина, которая родила от Сатаны не заслуживает, чтобы о ней знали! — взъерошив волосы, он в очередной раз пинает книгу под своими ногами. — Но это невозможно, чтобы о ней не написали, и я решил, что в самой первой Библии наверняка есть какая-то информация, поскольку всё, что есть на тех древнейших страницах не должно подвергаться исправлению. Целый груз ответственности спадает с моих плеч. Наконец, он проговорился. У меня больше нет нужды прикусывать язык каждый раз, когда я думаю о том, что он так яростно ищет. — Ты нашёл Библию? — Нет, я нашёл того, кто её читал, он за пару минут до тебя вышел из этого кабинета. В той Библии сказано, что она погибла от рук моего отца. Он задушил её, Вики, а знаешь, почему? Накрыв рот ладонью, я качаю головой. Боюсь. Отчаянно боюсь услышать следующие слова... — Потому что совершить это ему приказала Лилит. От такого потока информации колени непременно подкашиваются, и я опираюсь рукой о единственный стеллаж, который не подвергся гневу Люцифера, чтобы не упасть. Он ещё не ответил на целый рой вопросов, что безжалостно гудит в моей голове, например, помнит ли он свою мать или почему, почему он хотел покончить с собой, но я уже не выдерживаю, я просто не в силах вынести всё это. Люцифер стоит неподвижно всё это время, прожигая пустым взглядом стену рядом со мной, и когда сердце постепенно оправляется от полученного удара, разум уже вовсю буйствует, желая знать ответы: — Если в самой первой Библии сказано про это, почему Лилит даже после этого не была изгнана? Ведь об этом уже все знали. — Там не было её имени. Писали о женщине, которую любил Сатана и которая погубила мою мать. А Сатана любил только Лилит. — Сколько тебе было, когда он её убил? — Я не знаю. Воспоминания стираются, отличница, когда проходят столетия. Но я знаю, что она была, я помню её образ, он отпечатался где-то здесь... — Люцифер прикасается к своей груди, и я вдруг чувствую, как мою душу заполняет какое-то совершенно новое, прежде неизведанное тепло. Да что это такое?! — Я ненавижу его, ублюдок, просто последний ублюдок. Тебе лучше уйти, потому что то, что я собираюсь сделать — не для твоих глаз. На смену боли и этим совершенно новым для меня ощущениям вдруг приходит паника. Я поднимаю на него удивлённый взгляд. — Что... что ты собираешься сделать? — Я убью его. А потом спущусь к смертным, найду эту тварь и убью её. А ещё я убью Одо, который сейчас воет от боли в тюрьме отца. И никакие сопли в виде «ты этого не сделаешь» меня не остановят, Уокер, я должен положить всему этому дерьму конец. Новый удар приходится прямиком в лицо. Под натиском боли я выпрямляюсь и подхожу к нему, качая головой. — Ты собираешься убить своего отца, Люцифер? — дрожащим голосом лепечу я, будто эти слова вообще не должны слететь с моих уст. — Ты хоть понимаешь, какие у этого будут последствия? — Да плевать я хотел на последствия. Мне все равно, что со мной сделают после этого, Ад все ещё принадлежит мне, и это, черт возьми, никогда не изменится. — Ты помешан на идее править Адом... — Я помешан на идее остановить это безумие и этих тварей, которые отбирают у меня всё, что я когда-либо, — рассеянный взгляд вдруг останавливается на мне, и всё внутри меня немеет в ожидании его дальнейших слов, — любил. Земля не уходит из-под ног, Люцифер выбивает её сам. Не позволяя мне оправиться после полученного шока, дьявол отпихивает меня в сторону, хватает свой пиджак и направляется в сторону двери. Хлынувший в кровь адреналин и твёрдая решимость предотвратить необратимое позволяет мне с нечеловеческой скоростью опередить дьявола, оказавшись перед ним и захлопнув своей спиной дверь. Наши лица и тела оказываются в паре дюймов друг от друга. — Уокер, не нарывайся. — Я не позволю тебе сделать это. — Тогда ты станешь моей первой жертвой. Его слова меня не пугают и не отталкивают, каким бы угрожающим тоном они не были произнесены. Меня захлестывает паника, только и всего, безудержный страх того, что он и правда может их убить, тем самым положив конец всему, ради чего он существовал и ради чего... ради чего сейчас я стою здесь, подвергая себя неминуемой опасности. Он окунал меня в грязь, а затем возвышал до небес, он защищал меня, а затем пугал до смерти, но я по-прежнему здесь, и я не знаю, какое название дать этому чувству, но если он убьёт их, то моя душа погибнет вместе с ними. Я и сама этого не переживу. Кажется, нежность в моих глазах сбивает дьявола с толку. Он сводит брови к переносице, отчего-то блуждая взглядом по моим губам, и я поднимаюсь на носочки, обнимая Люцифера за шею. Между нашими лицами нет и дюйма, горячее дыхание обдает кожу, желание распаляется с каждой секундой, проведённой в этой неконтролируемой близости. — Я уже ей стала, — шепчу, прежде чем накрыть его губы своими. Сама не ведаю, что творю. Или это старый-добрый адреналин, сопровождающий меня всегда, когда рядом находится он, или желание отвлечь его, чтобы только он не направился рушить все на эмоциях, а может быть, что-то искреннее и глубокое, ведь это действительно первый раз, когда я сама его поцеловала. И когда наши губы сливаются в этом измученном, совершенно неуместном поцелуе, я ожидаю чего угодно, только не сильных рук, вдруг опустившихся на мою талию. Он несильно сжимает её, всё же таким напором давая мне понять, что останавливаться дьявол не намерен. Пусть не останавливается. Это искренне. За моей спиной что-то щёлкает. Люцифер проворачивает ключ в замочной скважине и хватает меня за талию, отрывая от пола, чтобы отнести к одному из столов. Наши губы не отрываются друг от друга, языки сплетаются, и все, что я могу чувствовать — бешеное, неконтролируемое желание, пульсирующее внизу живота. — Очень хитрый ход, отличница, — сквозь поцелуй бормочет он, задирая моё платье. Откидываю голову, подставляя шею под распаляющие желание поцелуи. — Но ты же знаешь, что меня ничто не остановит, — в голосе возбуждающая хрипотца, пальцы гладят внутреннюю сторону моего бедра, подбираясь всё ближе. — Даже если рядом с тобой я и теряю голову. Люцифер поднимает голову, и наши взгляды встречаются — непроглядная тьма и бескрайний лёд, который давным-давно треснул под тяжестью его слов и невесомостью его прикосновений. Я хочу равновесия. Хочу развеять эту тьму в его глазах, пусть там будет свет, и пусть этот свет освещает наш путь. Что нам делать с Сатаной? С Лилит, с Одо? С желанием Люцифера править Адом? С угрозой жизни моему отцу, мне, моей мамы? Со смертью матери Люцифера? С причинами, по которым он хотел покончить с собой? С охотой, открывшейся на меня в этой школе? С ключом, который открывает что-то важное, что-то, что... Вопросы рассеиваются очередным его поцелуем. Ругаю себя за то, что позволила себе выпасть из реальности и приоткрываю рот, позволяя его языку сплестись с моим, проникнуть глубже, делая этот поцелуй ещё более жадным, развязным, раскалённым. Его руки повсюду. Не упускают ни единый миллиметр моего тела, игриво задирают невесомую ткань платья, а затем поднимаются выше, сжимая грудь. С губ слетают лёгкие вздохи, голова кружится, кровь кипит, и Люцифер отстраняется, позволяя мне насладиться видом его лица, выражающего глубокое бесконтрольное желание. Он снова нападает на меня. Поцелуи достаются пульсирующей венке на моей шее, и когда он несильно впивается в неё зубами, я уже не сдерживаю всех своих внутренних порывов, обвивая талию Люцифера ногами и притягивая его напряжённое тело ближе к себе. Чувствую его пах, упирающийся мне в промежность, а оттого низ живота болезненно ноет, желая большего. Дрожащие пальцы принимаются расстегивать пуговицы на его рубашке, губы припадают к татуировкам его шее, язык выводит замысловатый контур чернильных узоров. Дьявол дышит глубоко, дьявол хочет большего. Оттягивает волосы на моем затылке и дарит очередной поцелуй, проникая рукой во влажные трусики. Отодвигает половые губы, массирует клитор, заставляя меня извиваться и до крови закусывать губу, только бы не привлечь внимание своими стонами, и когда он грубо проникает в меня сразу тремя пальцами, я все же не выдерживаю, выпустив один глубокий, гортанный стон. Люцифер довольно улыбается, соединяя наши губы в очередном поцелуе, двигается во мне быстро, пока я изо всех сил стараюсь справиться с пряжкой ремня. Довольная, достаю из брюк его возбужденный член, и всё моё тело дрожит, как в лихорадке, когда я провожу по возбужденной плоти горячей ладонью, желая как можно скорее ощутить его в себе. Это уже на уровне инстинктов — это необходимость первостепенной важности, и усилившиеся ощущения в моей душе только подтверждают самые пугающие догадки. Мы нужны друг другу, мы всегда будем друг другу нужны. Я почти на пике, желание уже бьётся внизу живота, надеясь как можно скорее найти свой выход, и тогда Люцифер вынимает из меня пальцы. В глазах пелена возбуждения, и оно окончательно сбивает меня с ног, когда дьявол подносит их к своему лицу, проводя языком по фалангам и прикрывая глаза, довольно замычав. — Я ещё попробую тебя на вкус, отличница, когда у нас будет достаточно времени, чтобы насладиться друг другом, — хрипит он, приближается ко мне и резким движением раздвигает мои ноги, вводя в меня свой пульсирующий возбуждением член. Я вздрагиваю, чувствуя, как горячая плоть наполняет моё тело, как удовольствие тысячами разрядов тока его пронзает, как всё вдруг теряется и замирает. Пару медленных толчков в меня, за которыми следует какой-то совершенно обезумевший ритм. Люцифер словно вбивает себя в меня, всю свою боль, все желания, все сдерживаемые чувства. Мои ягодицы скользят по гладкой поверхности стола, наши губы скользят друг по другу, как и наши влажные от пота тела. Хватаюсь за его плечи, утопая в каждом грубом толчке, в каждом его поцелуе. Весь мир вокруг нас начинает кружиться, всё плавится, и кажется, от меня самой ничего не остаётся. — Давай же, Вики, кончи для меня, — шепчет Люцифер, все яростнее в меня вбиваясь. Я теряю счёт времени и его поцелуям, меня трясёт от приближающегося оргазма, когда он разрывает застегнутое на несколько пуговиц платье, припадая губами к моей голой груди. Зубы цепляются за соски, посасывают их, целуют, руки оттягивают волосы на затылке, создавая этот бешеный контраст ощущений боли и удовольствия. И снова американские горки, в которые я с головой ныряю. — Взаимно, — сбивчиво бормочу я, резко придвигая его за ягодицы ближе к себе, желая почувствовать его как можно глубже, стать с ним единым целым, никогда не потерять эту связь. И тогда словно что-то взрывается в моей душе — мы оба это чувствуем, когда я ловлю его растерянный взгляд — заставляя сильнейший оргазм захлестнуть наши тела. Моё тело мгновенно обмякает во власти его рук, пока кожу покалывает от эйфории, и я чувствую тепло, разливающееся внутри. Люцифер роняет голову на моё плечо, часто задышав. Наше рваное дыхание сливается воедино, приятная вязкая истома течёт вместо крови. Я на вершине своего удовольствия, а где-то внизу уже подбирается пожар всех окруживших нас проблем. Каково это — заниматься сексом с дьяволом? С тем, кто олицетворяет разврат, искушение, похоть, страсть, с тем, кто знает, за какие ниточки дёргать, чтобы доставить тебе удовольствие, граничащее с истинным безумием? И стоит ли эта временная нирвана непрекращающегося эмоционального трамплина? Очередной поцелуй становится ответом на все мои вопросы. Люцифер проводит ладонью по моей шее и отрывается от моих губ так же быстро, как и припал к ним. Моя мимолетная улыбка угасает, когда я вижу тень глубокой задумчивости на безупречном лице дьявола. — Ты... ты не остановишься, да? — чувствуя, как слезы уже жгут глаза, бормочу я. Взгляд Люцифера становится осознанным. Он смотрит на меня, кусая нижнюю губу и нахмурив брови, а затем вдруг резко спрашивает: — Ты тоже почувствовала это? — Почувствовала что? Большая мужская ладонь ложится на мою грудь. Я вздрагиваю от приятных ощущений, пришедших вместе с его прикосновением, и в недоумении смотрю на парня. — Здесь. Сначала... сначала это что-то сильное и раздирающее, будто там какой-то бешеный зверь заперт в клетке, а потом... — Тёплое, почти обжигающее, — завороженно шепчу я, не сводя с него глаз. — Что это? Ошеломленный моими словами, Люцифер отступает на маленький шаг, обводя моё раскрасневшееся от минувшей страсти лицо отрешенным взглядом. — Не важно, что это, главное, блять, почему ты тоже чувствуешь это, — в голос возвращается привычная грубость. Новый поток недоумения вдруг прерывает скрип двери за моей спиной. Люцифер перемещает взгляд через моё плечо, прикрывает глаза и тихо чертыхается, натягивая брюки, пока моё сердце уже бьётся в конвульсиях где-то на полу. Судорожно застегивая пуговицы на платье, я тихо молюсь, только бы это не оказался кто-то из учителей, и как он вообще прошёл через закрытую, чёрт её дери, дверь?! — Что здесь происходит? — незнакомый бархатный голос касается моего слуха, и я спрыгиваю со стола, уставившись на мужчину, вошедшего в кабинет. Прежде я его не видела. Светлые волосы, зачесанные на правый бок, острые выразительные черты лица, тонкие губы, поджатые в недовольстве, подтянутая фигура, скрытая за длинным серебристым плащом. Люцифер ловким движением руки прячет меня за свою спину, пока золотистые глаза незнакомца испепеляют моё напряжённое от наступающей паники тело изумленным взглядом. Я чувствую, что готова провалиться сквозь все миры прямо сейчас, канув в Ад, ведь после всего произошедшего там мне и место. Но мужчина вдруг перемещает взгляд на Люцифера и улыбается уголками губ, качая головой. — Пока я ходил за свитками, ты времени зря не терял, — заключает он, кивая на кипу древних писаний в одной своей руке. В другой я замечаю связку ключей, зажатую между его пальцами. — О, прошу меня извинить, юная леди, я совсем забыл представиться. Под моим удивлённым взглядом он небрежно бросает свитки на стол, где мы с Люцифером только что отдавались друг другу, и подходит ближе, протягивая мне ладонь. Несмело пожимаю её, прикованная к этим золотистым глазам, изучающим кулон на моей шее. Страх подступает к горлу, на каком-то интуитивном уровне хочется спрятать от его взгляда мой тайный ключ. — Меня зовут Кай, — переместив взгляд на мою враждебно настроенную физиономию, он усмехается. — Не бойтесь меня, Вики. Я простой учитель истории, я не намереваюсь причинить вам боль. — Вы... все знаете? — проглотив ком в горле, спрашиваю я и поднимаю глаза на Люцифера, который разглядывает свитки на столе. Кай кивает и отпускает мою руку. — Это тот человек, которому довелось прочесть Первую Библию, — наконец, говорит дьявол. — Кай рассказал мне... о матери. Душа снова сжимается от неприятных ощущений. Перевожу взгляд на Кая, что кивает, опустив взгляд. Значит, они друзья? Или просто те, кому выгодно помогать друг другу, ведь Люцифер и на пушечный выстрел никого к себе не подпускает. Но неужели... неужели на этом поле боя у нас появился первый союзник? Надежда ободряющим теплом накрывает моё тело. — Так ты нашёл что-нибудь? — в нетерпении рявкает дьявол. Кай кивает и подходит к столу, разворачивая один из свитков отчего-то дрожащими руками. Волнение поселяется в горле, не позволяя мне сглотнуть, и я вдруг чувствую ладонь Люцифера, крепко сжавшую мою. Он переплетает свои пальцы с моими, заставляя меня в недоумении поднять на него взгляд. Мурашки уже расползаются по спине от этих невероятных ощущений, когда я понимаю, что это нам обоим сейчас необходимо. Кай украдкой смотрит на наши сцепленные руки и коротко улыбается, снова перемещая взгляд на свиток. Мы подходим ближе, но вдруг останавливаемся, замерев в изумлении, когда на пожелтевшей, почти выжженной временем папирусной бумаге замечаем знакомые очертания моего кулона и кольца Сатаны, соединённых вместе. Слова, написанные на енохианском языке, тянутся от начала свитка и до конца, и Люцифер хмурится, пытаясь разобрать язык ангелов. — Что здесь написано? — не выдерживает он, в напряжённом ожидании уставившись на Кая. Мужчина складывает руки в замок, проводя ладонью по старому свитку. Кажется, то, что учитель собирается сказать, пугает его самого, и когда он начинает говорить, я понимаю – опасения не были напрасны. — Это ключ, Люцифер, — тихо отвечает Кай, сглатывая нервозность. — Ключ к вратам Эдема.