Отличница

Ты принадлежишь мне. Эта грубая, порой до стиснутых зубов раздражающая фраза, подобно двадцать пятому кадру мелькает в каждом его прикосновении, заставляя меня заострить внимание лишь на том, как длинные пальцы грубо сжимают мою талию, как пылающий взгляд то и дело пытается зацепить мой, как губы его останавливаются напротив моего уха, когда он пылко, посылая мурашки по всему моему лицу, шепчет: — Понравилось танцевать с этим убожеством? Его самодовольство передаётся и мне. Усмехаюсь, пожимая плечами. Люцифер не знает, с кем я танцевала. И вопреки чувству самосохранения и личной безопасности, я прикусываю язык, желая сохранять эту информацию в тайне настолько долго, насколько это возможно. Не сейчас. Где бы мы ни находились и под какими взглядами ни танцевали, я хочу сохранить этот момент между нами. Момент, когда самовлюбленный дьявол, привыкший к тому, что все падают к его ногам, ревнует. — Да, понравилось, — просто отвечаю я. Скулы на его щетинистом лице поступают жёстче. Кажется, маска расплавится и не выдержит пламени его взгляда, а вместе с ней расплавлюсь и я, но оркестр, вдруг словно почувствовав приближающуюся бурю, вдруг начинает играть более энергичную музыку, при этом не лишенную глубины и страсти прошлой мелодии. Люцифер вдруг крепче обхватывает мою талию, буквально вбивая моё тело в своё, и сжимает свои пальцы на моих — настолько сильно, что это становится больно. Глаза в глаза. Пламя и обманчивый лёд, что плавится прямо здесь и сейчас под этой нерушимой пыткой. — Ты не должна танцевать с кем попало, — склонившись над моим ухом, шепчет он, и вдруг касается губами мочки, заставляя меня вздрогнуть. Кровь приливает к щекам. Мы двигаемся плавно и размеренно, выверяя каждый шаг, пока мимо нас проносятся кружащиеся парочки. Подняв взгляд и в очередной раз утонув в этих кровавых омутах, я с ухмылкой произношу: — Но с тобой же танцую. Я даже не успеваю отреагировать, когда он рывком опускает меня до самого пола, придерживая за талию. Его лицо в угрозе и желании нависает над моим, и органы внизу живота уже стягиваются в тугой узел, когда он смотрит на меня с такой нескрываемой страстью. Мои волосы касаются начищенного пола, сердце бьётся где-то в горле, и когда он проводит ладонью линию от моей скулы и до выреза груди, я уже не сдерживаю восхищенного вздоха. Секунду помедлив, Люцифер возвращает меня в прежнее положение, снова пригвождая меня к своему телу. — Я не могу видеть тебя с другими. — Как и рядом с собой, — отмечаю я, все ещё крепко держа его плечи. Мы углубляемся в центр зала, и танец наш так многим отличается от того, первого, когда я позволила себе окончательно потеряться в его руках. С тех пор проделан огромный путь, мы будто повзрослели, но разве стали ближе? Как бы отвечая на мой вопрос, Люцифер вдруг поднимает меня за талию, закружив в воздухе. Я удивлённо вздыхаю, чувствуя, как его руки смыкаются под моими ягодицами, как тысячи огоньков плывут перед моими глазами, как кружится моя голова, и я кружусь, парю в его руках, чувствуя себя невесомой бабочкой, птицей, лишенной клетки и тревог. Он отпускает меня так же стремительно, и я чувствую, как захватывает дух от этих ощущений, но Люцифер вдруг соединяет наши лбы и, едва касаясь своими губами моих, шепчет: — Никаких проблем на сегодня, забыла? — Мои чувства для тебя — проблема? Его слова меня ранят. Сглотнув, отпихиваю от себя Люцифера, делаю всего пару шагов, но он вдруг хватает меня за руку и притягивает к себе, заставляя меня с силой вписаться в его грудь. Едва успеваю отреагировать на эту наглость, как он снова отстраняет меня от себя, закружив за руку, и припечатывает меня к себе. Всё вертится перед глазами, все плывёт, и он продолжает вальсировать со мной под эту одному Богу, ах, нет, Сатане известную музыку. Оркестр продолжает играть, Люцифер парит по залу вместе со мной в этом танце, и эта лёгкость опьяняет, одураманивает, я чувствую себя маленьким ребёнком на взрослом аттракционе, где папа впервые разрешил мне подняться так высоко, и я почти вижу звезды, почти достала до облаков, и лишь тот безумный факт, что я танцую с дьяволом, удерживает меня в равновесии. Он хорош в танго, хорош в вальсе, а рядом с ним хороша становлюсь и я, и мы приковываем десятки удивлённых взглядов, но все они плывут и кружатся, как делаем и мы, глядя друг другу в глаза. Дьявол искусен, он импровизирует с каждым движением, выдавая его наизусть выученным, а я чувствую себя героиней романов Шарлотте Бронте, когда он отстраняет меня от себя, всё ещё держа за руку и незримым напором заставляя кружиться. Кажется, здесь нет никого, кроме нас. Нет Сатаны и нет Лилит, желающих нас убить, нет Одо, нет наших расшатанных чувств. И если бы кто-то однажды сказал, что мне доведется вальсировать с самим Люцифером на Маскараде Сатаны, я бы вероятно, купила себе билет в жёлтый дом. — Ты возводишь вокруг себя бастионы, — не справившись с мыслями, бормочу я, когда мы вновь оказываемся лицом к лицу. — Неправда. — Ты постоянно лжёшь. — И это ложь. — Отрицаешь и игнорируешь очевидное. Он улыбается, будто подтверждая мои слова. Мы продолжаем вальсировать, музыка продолжает играть, а подол моего платья игриво танцует вместе с нами, и, черт, кажется, я злилась на Люцифера. — Ты не хочешь извиниться? И когда музыка вдруг на долю секунды прекращается, сменяясь другой, Люцифер останавливается, по-прежнему сжимая мою руку и гипнотизируя меня своим взглядом. — Извинений? — под скрытой маской, я уверена, он выгибает бровь. Киваю, а он хватает с подноса проносящегося мимо нас официанта бокал и делает несколько жадных глотков. Я терпеливо жду, сама изнывая от жажды. — Ты хочешь извинений? В попытках отдышаться, снова киваю, точно маленький ребёнок, старательно объясняющий строгому взрослому свою просьбу. Тогда Люцифер улыбается и, вложив мою ладонь в свою, вдруг ведёт меня в сторону выхода. — Люцифер? Ты рехнулся? Нам нельзя покидать бал! — кричу ему в спину я, поднимая подол платья, чтобы не споткнуться. Он не оборачивается, небрежно кидая через плечо: — Поэтому мы его покидаем. В душе клокочет волнение и предвкушение. Но когда мы оказываемся у самых дверей, я вдруг останавливаюсь, потянув руку Люцифера на себя. — Стой, — запыхавшись, лепечу я. — Я забыла кое-что важное. Непонимание в его взгляде вдруг сменяется каким-то благоговением, когда я говорю о цветке. Оглянувшись, он сжимает губы и кивает, предостерегая меня поспешить. Кажется, наш стол был у одной из крайних колонн, рядом с картиной «Искушение святого Антония». Улыбаюсь, когда замечаю свой цветок, одиноко лежащий у бокала с глифтом, и протягиваю к нему руку, когда вдруг чувствую чью-то цепкую хватку на своём запястье. Сердце сжимается в неприятных ощущениях, граничащих со страхом и раздражением. Лилит. — Уже сбегаете? А где твой верный спутник? Отдернув руку, я осторожно забираю свой цветок, и снова обращаю взгляд к дьяволице: — А где твой? Едва она успевает кивнуть в сторону Сатаны, наблюдающего за нами с трона, как я прерываю её едким смешком. — Ах, да. Забыла. Твой спутник ведь отрёкся от тебя, пока ты несколько дней подряд безвылазно трахалась с Люцифером. Понравилось быть его подстилкой? — А тебе? — склонившись над моим лицом, спрашивает она. — О, это великолепно, особенно когда ты знаешь, что наутро он не свалит, не пошлёт тебя к чертям и не выставит ваш секс за попытку вразумить лучшего друга, а тебя — отправиться скитаться по миру смертных без крыльев и своего аманса. Вена на её лбу надувается и пульсирует, верхняя губа приподнята, и кажется, будто она вот-вот кинется на меня, но Лилит вдруг отстраняется и, с милой улыбкой похлопав меня по плечу, уходит. Гулкий стук каблуков пульсирует в моих висках вместе с кровью, и тогда она вдруг останавливается, медленно обернувшись. — Я — его аманс, глупая отличница, о чем бы ты там ни грезила. Ах да, и ложись пораньше, завтра у нас с тобой совместный урок Воздействия. Моё изумленное лицо определённо приносит ей должное удовольствие. Лилит посылает мне воздушный поцелуй и удаляется, виляя бёдрами. Мне лишь остаётся стоять посреди зала в ступоре и наблюдать за тем, как она садится на колени Сатаны, обвивая его шею руками и впиваясь в губы мужчины развязным поцелуем. Это становится невыносимым. — Вики, черт тебя дери, ты решила на дорожку глифтом накидаться?! — голос Люцифера доносится откуда-то сзади, и на дрожащих ногах я оборачиваюсь. — Или встретила очередного мудака, пускающего на тебя свою ДНК? — Ты омерзителен, — пихаю дьявола в грудь и гордо удаляюсь к двери, думая лишь о словах Лилит. Не могу поверить. Зачем моя мать поспособствовала её возвращению в школу? Она ведь знает, знает, что эта дьяволица убьёт меня? О, мой Дино... как же он примет эту новость? При мысли о друге глаза застилает туманная дымка, голова кружится. Или это глифт. Так или иначе, замираю у самой лестницы, и вдруг слышу знакомые гнусавые перешёптывания. Бирст и Адриан подходят ко мне с лукавыми улыбками. — Вам нельзя уходить. Господин будет недоволен. — Господин уже недоволен, — голос Люцифера разражается, словно гром, да и сам он мрачнее тучи. Слуги переглядываются и вдруг падают перед дьяволом на колени, не поднимая взгляд. Я буквально отскакиваю от них, накрывая рот ладонью. Что за ерунда? Они... они преклоняются перед ним? Перед этим напыщенным, самодовольным истеричкой с манией величия, психозом и биполярным расстройством? Заметив мой взгляд, Люцифер сощуривается и подходит ко мне, хватая меня за руку. Я едва успеваю за его шагом, когда он уводит меня вниз по лестнице, кидая через плечо грубое: — Я её забираю. — Куда? — не выдержав, спрашиваю я. Он одаривает меня многозначительной улыбкой и пожимает плечами. Просто пожимает плечами.

***

Под бескрайним пологом вечно-алого неба расположился замок. Пики его гордо возносятся ввысь, стрельчатые окна и своды придают мрачному зданию ещё больше величественности, и кажется, ничего не изменилось с тех пор, как я была здесь вчера. Кажется. Но когда Люцифер вдруг подхватывает меня на руки, заставляя туфли, которые не позволят пройти этот путь самостоятельно, упасть, я не чувствую колючих ветвей, что оставляют свои царапины на нас каждый раз, когда мы оказываемся здесь. Опустив взгляд, я вдруг с беспокойством замечаю маленькие листья и россыпь голубоватых ягод на кустах, и это далеко не последнее изумление, настигшее меня на пути в его замок. Лабиринт и сад во дворе больше не выглядят заброшенными и иссохшими. Зелёная густая растительность покрывает почти всю территорию замка, горгульи пропали, и вместо каменных изваяний, покрытых мхом, я натыкаюсь взглядом на живое существо, сидящее на крыше. — Люцифер, что происходит? Что с твоим замком? — в неверии шепчу я, прижимаясь ближе к дьяволу. Он поднимается со мной по ступенькам, и они больше не разбиты, как и дорога, что нас сюда привела. Он опускает меня на землю, отворяя дверь. — Погоди, — обернувшись, говорит Люцифер. — Сегодня я проснулся здесь и впервые почувствовал себя дома. Там, где нет всякого крысиного отребья и оргий, в которых я сам принимал участие, — на этих словах моё сердце неприятно сжимается, но я сохраняю непринуждённый вид. — И когда я вышел из замка, то увидел, как зацветает терновник. Охренеть, конечно, тут лесные феи на радостях поорудовали. Оглядевшись по сторонам, я в неверии качаю головой и накрываю рот ладонью. — Стой, лесные феи? — оборачиваюсь к Люци, подняв брови. — Ну или гномы, нимфы, откуда мне знать? О, слава моему отцу, отличница, неужели ты не знаешь, что у замка тоже есть душа? Он почувствовал что-то. Что-то важное. — То же, что чувствуем мы? Смерив меня взглядом, который мне трудно разгадать, Люцифер поджимает губы и хватает меня за руку, заводя внутрь замка. Нас встречает непривычное тепло вместо могильного холода. Пыль пропала с зеркал, свечи горят без воздействия взгляда дьявола, полы не разбиты и даже картины висят на своих местах. Замок выглядит живым, ничего здесь не говорит о том, что он веками пустовал, брошенный Люцифером. Ступни моих ног ощущают тёплый пол, меня окутывает уют, где-то из глубины коридоров доносится треск поленьев. Замок ожил. Невероятно. — Здесь тоже лесные феи? — спрашиваю я, в любопытстве разглядывая изысканную лепнину на потолке, место которой прежде было на полу, среди таких же бесцветных обломков. Неповторимый готический стиль вернулся на стены, полы, высокие потолки, к аркам и лестнице, уходящей на второй этаж. Я замираю, когда Люцифер делает шаг ко мне и вдруг проводит указательным пальцем по моему плечу, поднимаясь выше, к шее, заводит руку за мою голову и тянет за ленту, снимая с моих глаз маску. Он бросает её на пол, так, словно она ничего не стоит, пока я стою, завороженная его действиями и теплом внезапно ожившего замка. Люцифер снимает свою маску и наклоняется над моим лицом. — Это я. Удивление захлестывает меня с головой. Мне кажется, будто я оглохла, ослепла, лишилась всех органов чувств или просто не так поняла смысл этих двух простых слов. Но Люцифер не выглядит так, будто снова готов сыграть с моими чувствами в рулетку, он серьёзен, и хоть лицо его непроницаемо, взгляд довольно красноречив. — Пойдём со мной, — шепчет он, беря меня за руку и уводя вглубь коридора. Огоньки многочисленных свечей пляшут в моих глазах, пока он ведёт меня по ровному, не разбитому полу, и я поражаюсь тому, как преобразилось все вокруг. Оказывается, эти окна были витражными, оказывается, так много света и воздуха можно пропустить в замок, если сдернуть плотные, покрытые вековой пылью занавески. Здесь больше не пахнет сыростью и вечностью. Лишь набирающий обороты уют, лишь неуловимый аромат его парфюма. Мы пересекаем роскошную анфиладу, и я не перестаю оглядываться по сторонам и заглядывать в комнаты, утопая в бескрайнем шоке и непонимании. Волшебство. Истинное волшебство. Остановившись у знакомой двери, ведущей в спальню, Люцифер дарит мне короткую улыбку. Что-то начинает неистово трепетать в душе, когда он толкает дверь, и я несмело ступаю внутрь. Это вовсе не то место, откуда я выбежала в гневе вчера ночью. Теперь на пьедестале стоит другая кровать — она без балдахина, но при этом не лишена своего убранства. На месте разбитого пыльного зеркала теперь стоит будуар, и пусть я искренне недоумеваю, зачем он Люциферу, я продолжаю изумленно молчать, оглядываясь по сторонам. Изысканные картины висят на стенах, и в каждой из них я вижу ангелов. У двери обосновался небольшой шкаф. Прямо за моей спиной — подсвечник, но роскошная люстра и без того ярко освещает спальню в серых тонах с лепниной на стенах и белым потолком. От мраморного пола отражается моя удивленная физиономия. Я оборачиваюсь к Люциферу, прижимая ладони ко рту. — Как... как ты это сделал? — Я же дьявол, — самодовольно улыбнувшись, он разводит руки в стороны. — У меня много талантов. Когда он понижает тон и делает ко мне шаг, я отступаю: я слишком возбуждена этими изменениями, чтобы реагировать на Люцифера. Подбегаю к окну, с которого открывается вид на лабиринт, а затем направляюсь к шкафу, поражаясь тому, сколько света может уместить этот мрачный замок. Я словно маленький ребёнок, восторг захлестывает меня от каждой мелочи, к которой я прикасаюсь, я будто попала в сказку, в замок к прекрасному принцу, принцу Тридесятого Царства, а не Огненной Геенны. Провожу ладонью по шероховатой поверхности стен, едва скрывая широкую улыбку. — Если соединить чёрный и белый, получится серый, — отмечает он, подходя ближе ко мне. Теперь его дыхание щекочет мне кожу, а моя спина соприкасается с его широкой грудью. Душу распирает от этой близости, и я резко оборачиваюсь, заглядывая в его глаза. — Для чего ты сделал это? Зачем вернул ему прежний вид? Он молчит. Кажется, я вновь бьюсь в толстую стену равнодушия и игнора, но дьявол вдруг поднимает моё лицо за подбородок и улыбается уголком губ, пожимая плечами. — Вчерашний твой уход меня обескуражил. — И ты на нервах решил отремонтировать замок, да с таким рвением, что управился за сутки? Я тоже убираюсь, когда нервничаю, но это уже... — Заткнись, отличница, — рявкает он, и вдруг хватает меня за талию, прижимаясь своими губами к моим. Удивлённо выдыхаю ему в рот, машинально придвигаюсь ближе и встаю на носочки, чтобы быть с ним наравне. Разум отчаянно требует остановиться, но затем сам себе же противоречит, когда напрягает память и выдаёт слова Люцифера о том, что на сегодня мы можем забыть обо всем. Может быть, я завтра буду его ненавидеть. А может быть, мне никогда не удастся это сделать. Его язык жадно проникает в мой рот, рассеивая лишние сомнения и проталкиваясь настолько глубоко, насколько это возможно. Голова кружится, как при вальсе, тело обмякает в его объятиях, и я чувствую, как опьяняет аромат его парфюма и остатки выпитого глифта. Жар даёт по щекам, когда Люцифер резко отстраняется. Свет гаснет. Горят лишь его глаза и несколько свечей на подсвечнике за моей спиной. — Замок сам стал возвращать свое обличие, — отдышавшись, говорит Люцифер. — Утром, когда я вышел во двор, то увидел совершенно иную картину. Порой это происходит, но я всегда препятствую таким изменениям, а сейчас... сейчас не стал. Прикусив губу, я чувствую желание, тесно переплетающееся с более чистыми, такими ещё наивными чувствами по отношению к нему. — Потому что тебе понравился этот милый будуар, да? — усмехнувшись, я киваю в сторону изящного дамского столика. Тень злости, смешанной с возбуждением, вдруг пробегает по его лицу, вызывая полчища мурашек на моей коже. Он качает головой, наступая на меня с волчьей ухмылкой. Вот только я больше не чувствую себя загнанным зверем. — Замок решил, что в моей спальне должен стоять дамский столик. От услышанного я чувствую, как сотни бабочек вдруг просыпаются в моей душе. Эта трепетная радость мгновенно вызывает улыбку на моем разрумянившемся лице. Замок захотел, чтобы у него... была хозяйка? Бабочки, колокольчики, лесные феи, нимфы, гномы и прочая живность вдруг начинают бунтовать внутри меня, когда я, наконец, ловлю долгожданное осознание того, что читается и во взгляде стоявшего передо мной Люцифера. Он никогда не скажет, никогда не пересилит себя и не произнесет это вслух, но мы оба знаем, что это значит. Замок почувствовал необходимость моего нахождения здесь. Ещё в университете я читала об этом в легендах и писаниях, всегда с ухмылкой неверия удивляясь тому, насколько наивны сказки о том, что даже самое заброшенное захолустье может вернуть себе прежний облик, если почувствует в своих стенах хозяйку. У замка есть душа. И она меня ощущает. Она тянется ко мне, но почему именно я? — Люцифер, значит ли это, что я... что я твой... Вместо ответа он делает шаг ко мне и снова впивается в мои губы этим крышесносящим поцелуем. Черт бы его побрал! Нет, пусть молчит, пусть использует все эти уловки, теперь я твёрдо уверена в своей правде, в той правде, которая никогда не совпадёт со словами Лилит. Внутренне ликуя, едва я замечаю, как Люцифер вдруг толкает меня к кровати. Целуясь, мы поднимаемся на пьедестал, и он отстраняется от меня, потянув платье за рукава, отчего то невесомо струится по моему телу и падает к ногам, открывая ему обзор на мою обнаженную грудь. Глаза его вспыхивают желанием. Неконтролируемым. Дьявольским. Желанием. Смесь восторга от долгожданной правды и всеобъемлющее возбуждение застилают мне глаза. Кожу покалывает от жажды его тела, но Люцифер продолжает стоять напротив, не притрагиваясь ко мне, лишь обводя восхищенным взглядом моё тело, покрытое мурашками. Внизу живота поднимается жар, я с величайшим усердием пытаюсь совладать с собой, ведь осознание самого главного так и просится выйти наружу счастливыми воплями. И тогда Люцифер спускается с пьедестала, заставляя меня приоткрыть рот. Молча наблюдаю за тем, как он подходит к подсвечнику, снимая с него свечу, а затем возвращается ко мне. — Ложись на кровать, — приказным тоном требует он. Округлив глаза, я остаюсь неподвижной. Он решил сжечь меня вместе с замком? — Ложись на кровать, отличница, ты ведь так хочешь, чтобы я перед тобой извинился. — Тогда зачем свеча? — Буду молиться Господу о прощении, сейчас ещё Дино с Библией придёт. Это заставляет меня закатить глаза и повиноваться, ложась на кровать, и, упираясь локтями в мягкую перину, продвинуться ближе к узорчатому изголовью. Щеки пылают, но я не чувствую и унции стыда. Я счастлива и в недоумении, в душе теплится ощущение чего-то нового, чего-то, что наступит с рассветом и не рассыпет меня на мельчайшие частички. И лишь бешено колотящееся сердце выдаёт моё волнение. Ослабив бабочку и бросив на пол пиджак, Люцифер подобно хищнику надвигается на меня, взбираясь на кровать. Плавящийся воск капает на белоснежные простыни, и кажется, именно в этот момент до меня доходит мотив его будущих действий. — Люцифер... — ошеломленно шепчу я, приподнявшись на локтях. Он устраивается между моих ног и склоняет свечу над моим животом. В испуге округляю глаза и качаю головой, подставляя руку под капающий воск. Он перехватывает мои запястья одной ладонью и поднимает их над моей головой, лишая меня возможности выбраться. — Ты с ума сошёл? — Тихо, отличница, просто доверься мне. Тебе понравится. Завороженно следя за пламенем свечи, Люцифер, кажется, не замечает ничего вокруг. Я извиваюсь и никак не могу освободиться из тисков его бёдер и рук, но горячая капля вдруг падает на мой живот, заставляя меня прогнуться в спине от острых ощущений и прикусить губу. Моя промежность ненароком задевает возбужденный пах дьявола, и он прикрывает глаза, склоняясь над моим лицом. — Понравилось? — промурлыкав эти слова, Люций опускает ладонь со свечой на мой живот и ведёт её вверх, сжимая грудь и пропуская сквозь пальцы возбужденный сосок. Подаюсь навстречу его ласкам, приподнимая бедра так, чтобы вновь оказаться в этой убийственной близости с его возбужденным членом. Трусики намокают, стоит мне потереться о его пах и глухо застонать, когда все моё тело вновь содрогается от неожиданной остроты упавшей на грудь капли воска. Невероятно. Это настолько странно и остро, так пронзающе глубоко, будто воск протекает сквозь кожу и пробивается в вены, тормозя кровоток, отчего кислорода начинает катастрофически не хватать и так сумасшедше кружится голова. Низ живота ноет от желания, кожа горит от новых ощущений, и я прикрываю глаза, откидывая голову на многочисленные подушки. — Это приятно, правда? — Да, — точно в бреду шепчу я, извиваясь и моля о большем. Люцифер упивается своей властью надо мной, моим телом, моим разумом, моими оголенными чувствами, подносит свечу к ключицам, снова и снова заставляя меня сдаться этим ощущениям, тесно граничащим с безумием. Легкая обжигающая боль, приносящая удовольствие кружит мне голову, но, заметив гримасу наслаждения на моем лице, дьявол довольно улыбается, тушит догорающее пламя свечи пальцами и бросает её куда-то в сторону. Вся комната погружается во мрак. Нахожу его глаза, что никогда не переставали гореть, и притягиваю дьявола к себе за плечи. — Иди ко мне, — шепчу я, чувствуя его губы на своей шее. Дрожащие пальцы принимаются судорожно расстегивать пуговицы чёрной рубашки. Откидываю в сторону бабочку, но Люци перехватывает мои руки, останавливая меня, и опускается ниже, снова устраиваясь между моих ног. Тело моё буквально изнывает от бешеного желания почувствовать его внутри себя, а у дьявола, кажется, иные планы. — Я хотел показать тебе, — шепчет он, большим пальцем выводя узоры на моей груди, — что моё пламя хоть и кусается, но не оставляет ожогов. А ещё оно может доставить тебе удовольствие. Приподнявшись, я насильно вырываю себя из этой истомы, требующей близости, и с улыбкой взираю на Люцифера. — Что бы это значило? — А какое ты хочешь придать этому значение? — Ты сам должен сказать. — Слова не имеют никакой ценности, отличница. Поверила бы ты этому замку, если бы он сказал, что хочет видеть тебя своей хозяйкой? От слов этих сердце невольно сжимается в груди. Я притягиваю Люцифера за шею, прямо в его чувственные горячие губы шепча: — Давай же, Люцифер, просто скажи это. Одно слово. Я уже знаю правду, просто произнеси это вслух. Он смотрит на меня немигающим взглядом, а затем снова меня целует. Невыносимый. Он просто невыносимый, и я не знаю, как с ним бороться, как сломать эти барьеры, что не позволяют ему быть собой? Быть со мной? — Кажется, ты ждала извинений? — в голос возвращается привычная хрипотца. Люцифер резко хватает меня за бедра, приподнимая над периной и закидывая их к себе на плечи, устраиваясь между моих ног. Я чувствую жар его дыхания внизу живота и с изумлением смотрю на дьявола, что оставляет поцелуй чуть ниже ребра. Приятные ощущения и тепло, пришедшее вместе с его губами, распаляют новую волну страсти и желания. Влажные поцелуи опускаются все ниже, сильные мужские руки крепко держат мои бедра, и когда его губы оказываются всего в паре дюймов от моего клитора, он припадает к нему языком, надавливая и кружа, заставляя меня громко застонать от неожиданности и резкости его порывов. О, дьявол... он не подбирается к добыче сквозь сетку поцелуев. Он просто берет свое. Свое по праву. По праву наших сцепленных воедино душ. — Ты потрясающая на вкус, отличница, — шепчет он, лаская острым языком влажные складки и пульсирующий от бешеного желания клитор. Зарываюсь пальцами в его чёрные волосы, откидываюсь на подушки, с ума сходя от этих ощущений его языка, его колючей щетины и одного только вида его головы меж своих ног. Это сводит с ума настолько, что я едва держусь, чтобы не кончить от его ласк, ведь мне нужно больше, намного больше и, издав какой-то совершенно дикий звук, похожий на смесь стона и всхлипа, я притягиваю Люцифера к себе. Чувствую свой вкус на его губах, и это заводит меня ещё больше. — Я хочу почувствовать тебя внутри себя, — пылко шепчу я ему в рот. Он лишь ухмыляется, расстегивая брюки и вместе с боксерами бросая их куда-то в сторону. Придвигаюсь чуть ближе, проводя ладонью по его возбужденному, твёрдому и влажному от естественной смазки члену и широко расставляю ноги, готовая принять в себя ещё большее удовольствие, которое я сегодня только могла получить. Но Люци лишь хмыкает и соединяет мои лодыжки, забрасывая ноги к себе на плечо. Мышцы бёдер неприятно потягивает, но когда Люцифер вдруг пристраивается ко мне и резко в меня входит, все прочие ощущения меркнут на фоне той эйфории, пришедшей вместе с его членом, ворвавшимся в меня, его руками, гладящими мой живот, и его глазами, прикованными ко мне. Этот взгляд теперь навсегда запечатлён и в моих глазах. Страсть, благоговение, восхищение, единение душ. Меня разрывает от удовольствия, и он входит в меня во всю длину под этим совершенно новым углом, так далеко, задевая такие точки, что наслаждение уже скапливается тугим комком внизу живота, готовое вот-вот вырваться наружу мощнейшим оргазмом. Мои ноги на его плечах, тусклые огоньки свечи, воск на коже, ощущение его губ и языка, все ещё пульсирующее на клиторе, грубые толчки, пальцы, сминающие грудь... грехопадение прямиком в его сильные объятия, и я не чувствую ни единой унции стыда, ничего, кроме будоражащего кровь счастья. Мы отрываемся друг от друга нескоро. Люцифер терзает меня, пробует все новые позы, берет меня на этом чёртовом будуаре и у окна, натягивая на кулак мои чёрные волосы. Поднимает с пола упавший бутон магнолии и, зажав его губами, водит по всему моему телу, пока я не достигаю нового оргазма, содрогаясь на его пальцах. Дьявол знает все об искушении. Он хорош, он так чертовски хорош, и если бы я его не любила, ощущения, наверное, все равно бы граничили с первым полётом, когда я обрела крылья, или с тем днём, когда я впервые его увидела. Мы лежим на полу, и лишь тонкая шёлковая простынь скрывает наши обнажённые тела. Он тяжело дышит и смотрит в потолок, пропуская мои чёрные кудри сквозь пальцы, и когда я чувствую, что усталость берет своё и Морфей уже утягивает меня в свое царство, голос Люцифера вдруг разрезает никем не тронутую тишину. — Ты наверняка уснула. Удивительно, как просто мне удаётся разговаривать с тобой, когда твой рот закрыт, — произносит он и, прервав моё желание подняться и устроить очередной разнос, продолжает: — Ты хотела знать, являешься ли ты моим амансом? Всё тело начинает неистово дрожать. Я изо всех сил сдерживаю себя и стараюсь дышать ровно, не выдавая волнения, но кажется, я лечу в пропасть, даже если уже знаю ответ. Тогда Люцифер тяжело вздыхает, уверенно отвечая: — Нет. Нет, Вики, ты не аманс, ты намного сильнее и могущественнее, потому что иногда с нами случаются вещи, неподвластные силе любви аманса. И мы с этим ещё разберёмся.