***
Возвращаться к нормальному существованию после всех ошеломляющих новостей, неподъемным грузом лежащих на моей душе, оказывается не труднее, чем лишиться вечного сопровождения Энди. Достаточно было лишь пару раз сказать ему о том, что он предатель и о том, что я видеть его не хочу, как Непризнанный, преисполненный чувства вины, мгновенно ретировался, предоставляя меня самой себе. Фенцио будет в ярости, но мне плевать. Как и плевать на прочие запреты, когда я закрываю за собой тяжёлую дверь главного входа и выхожу на окутанный вечерней прохладой задний двор. Птицы напевают свою убаюкивающую колыбельную, тучи расступились, уступив место багрово-фиолетовому закату. Ангелы, демоны и Непризнанные расселись по беседкам в саду, ведя свои бестолковые разговоры, и я выискиваю взглядом Дино, в надежде поговорить с ним и рассказать ему правду о том, кем я являюсь. Мими, Ади и Сэми разместились в своей беседке, по обыкновению весело хохоча и обмениваясь наверняка пошлыми шутками. При одном лишь взгляде на беззаботных друзей душа сжимается и кровоточит, но я собираю всю слабость в кулак и иду в противоположную от них сторону. Моё существование окутано тайнами, страхами, ложью — мне нет места среди них. Я больше не могу натянуто улыбаться, не могу шутить, не могу притворяться, будто всё нормально, когда всё паршиво и замечательно одновременно. Вся моя жизнь — родео, игра в «кошки-мышки» с быком на корриде. Сейчас я ощущаю лишь острую потребность в одиночестве. Оно такое же уютное, как и общение с Дино, а потому я облегчённо улыбаюсь, увидев его силуэт на скамье у статуи равновесия. — Можно? — тихо спрашиваю я, не решаясь присесть рядом. Ангел кладёт какую-то книгу корешком вниз, и ветер переворачивает страницы, заставляя его недовольно поджать губы. Усмехаюсь и сажусь рядом. Наши плечи соприкасаются. Тишина, устоявшаяся между нами, не кажется неловкой. Она... подходящая. — Я думал, Люцифер убил тебя. — Сначала он убил бы тебя. — Так вы вместе? — он украдкой поглядывает на меня, будто боясь услышать ответ. — С Люцифером можно быть вместе? — печально усмехаюсь. — Я хочу знать, как ты. Где-то на фоне раздаётся беззаботный смех, а два сломленных ангела сидят бок о бок на этой чёртовой скамье и двух слов связать не могут. Дино смотрит на свои руки. — Я смирился с тем фактом, что по школе бродит моя озлобленная бывшая. — То, что ты пытаешься отшутиться, говорит о том, что ты в отчаянии. — Знаешь, Вики, худшее из того, что произошло со мной за все эти дни — это тоска по тебе. Мне не хватает друга. Наши взгляды сталкиваются, заставляя меня тепло улыбнуться. Не видеть кровавое зарево, ледяное равнодушие, угрозу и гнев для меня в новинку. Я ведь привыкну, я привыкну к такой доброте, потом меня и силком от него не оттащишь. — Я тоже скучаю по тебе, — поджав губы, тихо отвечаю и кладу голову ему на плечо. — Что ты чувствовал эти дни? Дино молчит, и моё сердце болезненно сжимается, ожидая ответа. Я знаю, что он чувствовал, но, может быть, ему будет легче, если он произнесёт это вслух. — Одиночество. Одно слово, способное оглушить меня подобно пуле, прилетевшей в лоб. Я медленно отстраняюсь от ангела, заглядывая в его чистые глаза, и нервно сглатываю, проводя ладонью по его щетинистой щеке. — Прости меня. Это я виновата. — Ты не сделала ничего предосудительного. Но я был бы рад, если бы ты хотя бы иногда делилась со мной правдой. Закусываю губу, рассуждая о том, с чего начать. Снова эмоциональный барьер, снова кандалы, и я вздыхаю, уткнувшись лицом в собственные ладони. — Эй, в чем дело? — Моя мать загнала меня в лабиринт, где рассказала о том, что наша семья является потомками Девы Марии, которая велела Габриэлю доставить кулон её родственникам в Назарет, чтобы они хранили реликвию, передавая её из поколения в поколение, так она досталась мне, но сначала моей маме, которую захотел убить Сатана, но ошибся, ведь кулон был у меня, и когда он понял это, то убил меня, и сейчас охотится за второй половиной ключа, которая открывает врата в Эдем, и даже Богу неизвестно, зачем ему туда, а ещё кулон наделил меня способностями ангела, только я что-то не наблюдаю у себя этих способностей, но я не просто ангел, а ангел, который влюбился в полуангела Люцифера, который, я надеюсь, тоже влюбился в меня, а когда два ангела с такой сильной родословной влюбляются друг в друга, связь становится неразрывной, и если он умрёт, то я тоже умру, но Ребекка запрещает мне приближаться к нему, а он только и делает, что мной манипулирует! Огромный валун спадает с моих плеч, как и слетает с губ облегчённый вздох, когда я заканчиваю свой рассказ. Медленно убираю руки от лица и поднимаю взгляд на Дино. Его физиономия, вероятно, кричит о многом, и вряд ли там есть цензурные слова. Голубые глаза широко распахнуты, рот приоткрыт, и кажется, даже волосы его взлохматились от бешеного потока моих откровений. — Вообще-то, я хотела начать издалека... Несколько секунд он молча смотрит на меня. Я ожидаю любой реакции — истерического смеха, неверия, шока, продолжительного ступора, но ангел лишь устало трёт переносицу и с мольбой в голосе произносит: — Боюсь, тебе придётся начать сначала.***
Конечно, он мне не поверил. Думаю, он мне не поверил. Связь с Девой Марией, кулон, открывающий врата Эдема, божественная связь с Люцифером... Дино слушал мой рассказ, кивая и изредка задавая одни и те же вопросы. Он выглядел отстраненным, но не удивлённым, и хоть эта реакция казалась мне странной — я могла его понять. В такое трудно поверить. Как трудно признать и то, что девушка, проводящая большую часть времени в Аду и совершившая, наверное, все семь смертных грехов, является ангелом. В конце концов, Дино устало потёр виски, проводил меня до комнаты и сказал, что ему нужно всё переварить. Сигналом надежды для меня стало то, что на прощание он в привычной своей манере заключил меня в дружеские объятия и едва слышно пробормотал: — Только не скрывай это от того, кто больше всех заслуживает знать правду. Дино был прав. Пришло время рассказать Люциферу правду. Если добиться прощения ангела оказалось не так уж и сложно, то этот дьявол едва ли подпустит меня к себе ближе, чем на пушечный выстрел, если я продолжу молчать. Я заметно нервничаю, стоя возле его замка посреди ночи. Это странно — заявляться к нему так, но вряд ли он спит, перебирая сейчас книги и матерясь на всю Преисподнюю в попытках перевести древние писания с лиллемского. Густая ночь окутывает меня прохладой, и я обхватываю себя руками, сотни раз проклиная собственный выбор платья. Завтра, а вернее, уже сегодня свободный день, так что у меня не было никаких проблем с тем, чтобы пробраться к себе в комнату и не быть уличенной Мими — демоница наверняка развлекается в Аду, пьёт глифт и участвует в групповушке. Я выбрала особенный наряд — наряд, который, как мне казалось, подошёл бы ангелу. Обтягивающее сиреневое платье в мелкий белый цветок и босоножки, которые позволят мне не быть коротышкой рядом с ним. Я чувствовала торжественность, чувствовала, что сегодня особенная ночь, которая многое расставит между нами, но вместе с тем, я боялась. Как он примет эту новость? А если рассмеется мне в лицо и выставит за дверь? Я должна признаться ему в его ко мне любви. Безумие. Терновник с голубыми ягодами расступается передо мной, позволяя мне войти во двор. Это заставляет меня улыбнуться: замок впускает меня даже тогда, когда рядом нет Люцифера. Горгульи сидят на сводах, исподлобья глядя на меня, где-то шуршит трава, а я нервно вздыхаю и взбираюсь по ступенькам, занося руку над дверью. Она сама открывается передо мной. — Что ж, спасибо, — с улыбкой шепчу я. Медленно захожу внутрь. Свечи на роскошных люстрах и подсвечниках вспыхивают, стоит мне ступить на мраморный пол. Убранство замка по-прежнему притягивает мой удивлённый и влюблённый взгляд. Улыбаюсь, оглядываясь по сторонам, и вместе с эхом кричу: — Люцифер! Я знаю, он здесь. Моя душа отзывается на его присутствие раздражением, что скрежещет о грудную клетку. Это заставляет меня усмехнуться. Люцифер любит перерывать древние книги, что бы он ни говорил, но это занятие утомит любого. Не переставая оглядываться по сторонам, я ступаю в коридор, ведущий в зал с камином. Как много здесь комнат? В какой из них может оказаться мой дьявол? — Люцифер! — повторяю, заглядывая в роскошный холл. Свечи сами зажигаются передо мной, как автоматические лампы. Люцифера здесь нет, поленья в камине не горят, и я выхожу из зала, вновь оказываясь в узком коридоре. Картины Рафаэля, Веронезе, Мазаччо притягивают мой восхищенный взгляд, и в затуманенное абсолютной влюблённостью в живопись сознание вдруг врывается пение птиц. Резко останавливаюсь, прислушиваюсь. Кажется, звук исходит из глубин коридора, ближе к противоположному выходу, и я неуверенно следую на него, понятия не имея, откуда райским птицам взяться в Аду. Пение становится заливистее, громче, и вот я уже забываю о цели своего визита, точно под гипнозом направляясь на источник этого поистине экзотического звука. Он настолько чист, настолько прекрасен, что даже на Небесах не слышится так отчётливо и ярко, как в стенах замка Люцифера в самом сердце Преисподней. Птицы! Неужели это и правда они? В конце коридора меня встречает маленькая дубовая дверь. Оглядываюсь по сторонам и, потянув ручку на себя, открываю её. Чуть согнувшись, прохожу, оказываясь в тёмном прохладном помещении. Зафиксировав зрение, как учил меня Дино, замечаю резную витиеватую лестницу, ведущую наверх. Пение птиц слышится теперь ещё громче, исходит откуда-то свыше, и я повинуюсь захлестнувшему меня любопытству, уверенно взбираясь вверх по металлической лестнице. Чем выше я поднимаюсь, тем теплее становится, тем заливистее поют птицы. Пересекаю последнюю ступеньку и поднимаю голову, натыкаясь взглядом на стеклянную дверь, что открывает обзор на... оранжерею? Любопытство сменяется удивлением, а то детской радостью, и я подбегаю к двери, толкая её на себя и оказываясь в настоящем раю. В Раю посреди Преисподней. Тысячи, миллионы цветов расстелились перед моими ногами по обе стороны от узкой полосы пола, заполненного темно-синей блестящей водой. Передо мной, точно на огромном экране, сияет луна, окруженная миллиардами звёзд, а с потолка свисает множество благоухающих цветов. Всё в персиковых, сиреневых, синих оттенках, все переливается и сияет. По стёклам расстелились сети гирлянд, птицы напевают какую-то совершенно магическую мелодию, и я чувствую себя попавшей в сказку принцессой, качая головой от невероятности происходящего. Никогда не думала, что ночь в Аду может быть такой прекрасной. — Я, чёрт возьми, понятия не имею, откуда здесь всё это взялось, — вдруг раздаётся недовольное за моей спиной. А вот и реальность. Собравшись с мыслями, медленно оборачиваюсь, пытаясь натянуть на лицо невозмутимую физиономию, но все же не сдерживаю сияющих глаз и широкой улыбки. — Замок преображается с каждым днем, — в восхищении шепчу я. — Скоро сюда переедет стая единорогов, которая будет испражняться радугой и кокаином. К последнему я, конечно, никаких претензий не имею. Закатив глаза, отворачиваюсь, чтобы вновь насладиться этим невероятным видом. Идеальное место, чтобы рассказать ему правду. Вот только бешено колотящееся сердце молит оттянуть этот момент хоть на мгновение, что я и делаю, бросая через плечо: — Как ты нашёл меня? — Пришёл на этот сумасшедший птичий вой и увидел, что Её Высочество соизволила явиться домой и мне помочь. — Домой? — на губах расцветает широкая улыбка, тепло разливается в душе, борясь с его же упрямством. Дьявол подходит ко мне и хватает меня за плечи, разворачивая к себе лицом. Вижу тень неуверенности и усталости на его лице, а оттого чувствую беспокойство. — В любом случае, мне надо кое-что тебе рассказать. — Какое совпадение, — тихо отвечаю. — Мне тоже. — Боюсь, твоя новость не переплюнет мою, так что, отличница, прояви терпение, — раздражённо прорычав эти слова, он устало потирает переносицу. Ну... чёрт самодовольный. На него не действует ни одна из моих манипуляций, это невозможно, он просто невозможен. — Знаешь, я сомневаюсь, — фыркаю. Конфликт двух взглядов, столкнувшихся в поединке, длится недолго. Обоим не терпится рассказать какую-то ошеломляющую правду — моя, по крайней мере, таковой и является, но и его, и мои слова сбивают с ног обоих, когда мы в один голос произносим: — Наша любовь является ангельской, Люцифер. — Моя мать жива и скрывается от отца в Эдеме.