Отличница

В Аду всегда непогода. Багровые тучи сурово сгущаются над головами, гром заставляет содрогнуться и невольно ускорить шаг, а сырость вкупе с духотой создают ощущение надвигающегося ливня. Мы идём по мощёной дорожке, минуя терновник, что покорно расступается перед нами, оставляем позади небольшой насыщенно-зелёный лабиринт и угрюмых горгулий, поднимаемся по ступенькам. Кажется, разбуди меня ночью в моей квартирке на Харбор-стрит, я не раздумывая расскажу, какие преграды нужно преодолеть, чтобы оказаться в покоях принца Преисподней. Молчание угнетает, но я не решаюсь нарушить тишину, дабы не вызвать разрушительную волну гнева у моего спутника. С тех пор, как Азазель раскрыл нам правду, что долгое время не давала Люциферу покоя, он не проронил ни слова. Тогда владыка адского войска стрельнул в меня изумленным взглядом, а я посмотрела на дьявола: он сжал зубы, глаза его заблестели, но не от слез, и он грубо схватил меня за запястье. В тот же миг мы ринулись к водовороту и оказались в Аду. В замок я шла как на Голгофу. Мне было интересно: что он разрушит на сей раз, что спалит? Затишье перед бурей. Так называлось его состояние. И я всё на свете отдала бы за то, чтобы забрать хотя бы унцию его боли, но загвоздка была в том, что... я просто её не чувствовала. Моя душа была заполнена лишь моими терзаниями, они царапали её, раздирали в кровь. Тогда оставалось два варианта: или Люцифер действительно не воспринял слова Азазеля так глубоко, или наши чувства сплелись так тесно, что я уже не способна отделить их друг от друга. Вероятно, это не имело значения. Я была здесь и я не собиралась сдерживать его гнев. То, что нам пришлось узнать... разрушающе. Для Люцифера, что видит в себе лишь тьму и порок, для меня, что не видит себя без него. Он отпустил мою руку лишь когда двери с угрозой захлопнулись за нами. — Я встречусь с Саргатанусом. Ты останешься здесь, — холодно заявляет он. Остаюсь стоять посреди пустынного холла. Люцифер скидывает с себя пиджак. Вскоре его фигура скрывается в полумраке вечной ночи, и я несмело следую за ним, ожидая чего угодно, только не показного равнодушия. Нахожу его в зале с камином. Сердце предательски ёкает, посылая разуму тревожные сигналы. В таком состоянии оставлять его рядом с быстровоспламеняющимися предметами опасно. Даже если я сама — быстровоспламеняющийся предмет. — Люцифер... — едва слышно подхожу сзади, нервно заламывая запястья. Поленья вмиг вспыхивают от его взгляда. Я стою чуть поодаль, наблюдая за тем, как языки пламени ловко ползут по несчастным деревяшкам, обдают своим дыханием решётки и игриво танцуют друг с другом. Взгляд перемещается на его напряженную спину, скрытую за тонкой тканью белоснежной рубашки: руки его сложены на груди, голова чуть поднята. Люцифер источает спокойствие, стоя посреди главного зала и смотря на камин. Мысль о том, что я в бегах, волнует меня в последнюю очередь. Я скрыта в самом надёжном месте, в замке Люцифера, куда не проберется ни одна живая и неживая душа. Но даже если бы я была в окружении всей небесной знати, престолов и моей матери, если бы они истязали моё тело копьями, ручищами своими сдирали мои крылья, я думала бы лишь о том, каково сейчас моему дьяволу. Просто потому, что я не могу это почувствовать. — Люцифер, — вновь воззываю я, не решаясь подойти ближе. — Вряд ли приём будет столь радушным. В конце концов, они с Азазелем на ножах. Но если рыба гниёт с головы, всегда есть шанс уцепиться за хвост. — Люцифер, — в голос добавляются ноты настойчивости. Дьявол поворачивает голову вправо, смотрит через плечо. Взгляд его не выражает абсолютно ничего. Или в эту секунду грянет Судный День, или он изогнет бровь. Он выгибает бровь. — Что? Терпение моё на исходе. Подхожу ближе обводя его лицо сосредоточенно-изумленным взглядом. Жду удар. Какой бы силы он ни был, я его жду. — Ты не хочешь поговорить о том, что было в казино? — Ах, да, — Люцифер прикладывает ладонь к щеке и театрально вздыхает. — Азазель не в восторге от нашей связи. Вероятно, всё дело в том, как лихо ты его нагнула. Надо же! Назвать «зеро» и не прогадать. Маленькая прохиндейка. Воздух в зале словно становится вязким, с трудом удаётся сделать и вздох. Каждая клеточка моего тела наполняется недоумением. Меня будто сбросили с огромной высоты в поле, и я понятия не имею, куда мне идти. Люцифер — короб, заполненный петардами. Стоит поднести огонь к фитилю одной, как рванет вся коробка. Но сейчас по нам обоим прошлись газовой горелкой, а он... он словно сломался. Словно вечный механизм дал сбой в самый неподходящий момент. Я готова к его гневу, готова отражать и впитывать удары каждого его слова. Но он стоит здесь и думает о том, как я сыграла в рулетку. Что это? Защитная реакция на такую разрушающую новость? Или что-то зловещее, что замышляет мой дьявол? Во второй раз за этот день мне приходится иметь дело с колесом фортуны. Повезёт — не повезёт. Рванет — не рванет. Тело натянуто, как струна. Касаюсь его плеча, и Люцифер мгновенно поворачивается ко мне. В глазах его пусто. Там нет ничего, и я начинаю паниковать, понимая, что это та самая пустота, которую я чувствую в своей душе. Его пустота. — Люцифер, то, что сказал Азазель... Потрескивание поленьев и бешеный грохот моего сердца вдруг прерывает его сухая усмешка. Дьявол берет в руку прядь моих чёрных волос, наматывает её на палец, разглядывая так, будто это самая интересная вещь на данный момент. — Что я должен сделать, отличница? Спятить лишь потому, что мне сказали то, чего я и ждал? — Ждал? — слышу я свой голос. Он опускает на меня свой взгляд. На его губах вырисовывается маленькая улыбка, но я понимаю — за ней ничего нет. Отпустив мои волосы, дьявол отходит на пару шагов назад, расстегивает пуговицы на рукавах и закатывает их, складывая руки на груди. Ярко-красное пламя из камина освещает его безупречное лицо. Только руку протяни — и ты коснешься его колючей щетины, зароешься носом в воротник его белой рубашки, вдыхая опьяняющий демонический аромат. Его природный магнетизм очевиден, он совершенен, но вопреки этому, Люцифер пуст. Я вижу это в плотно сжатых губах, в блеске его алых глаз, во взгляде, пропитанном вселенской болью. Он прячет это. Зачем? Чувствую себя такой маленькой, такой незначительной рядом с ним. Вся моя решимость испаряется, когда он усмехается. Снова. — Я понял. Ты боишься. Боишься, что я все здесь разнесу, побегу искать отца, чтобы его убить или выбить правду, но этого не будет. Чувство вины? За все людские пороки. Я и есть порок, — голос его звучит зловеще, когда он это говорит. — С раннего детства отец таскал меня на Землю, заставлял слушать, как эти мерзкие людишки, потерпев любую неудачу, сокрушались: «Бес попутал!». Он показывал, какими нас изображают в литературе, учил, что всё это — сущая правда, и нужно лишь подождать, немного подождать, и мы предстанем перед ними во всей красе. Такими, какими нас видят неупокоенные души в Аду. Каратели. Всеобщее зло. Этот крик, Вики, он до сих пор в моих ушах. Знаешь, как пахнет кровь, а литры крови? Сколько её, вековой, тысячелетней запеклось на толстых прутьях в темницах? О, они гораздо глубже, гораздо больше, чем ты могла увидеть. Целые города грешников под нашими с отцом подошвами. Этот замок, факультеты... это даже не вход в Ад. Это его подобие, маленькая радужная картинка для всех, кто топит за «равновесие». Ад — это больше, чем то, что ты видишь, чем то, к чему тебя тянет. Конечно, в иерархии мудаков я ещё поборюсь с папашей за лидерство, но знаешь, — он подходит ближе, касается указательным пальцем моего подбородка, — есть очевидные вещи. В ногах слабость, во рту сухость, в мыслях бардак. Его речь сумбурна, разбита, как и его голос, но сознание изо всех сил цепляется за эту жуткую правду о Преисподней, о том, что меня ждёт. Непременно ждёт, ведь я всегда буду выбирать его, я уже стала частью тьмы, я и есть тьма, его тьма, и это то, что мне придётся принять. Адские крики, города грешников, казни, вопли, пепел, лава, боль, вечная боль и нескончаемая пелена туч. Это пугает, пугает настолько, что каждую клеточку моего тела покалывает, но я упорно прячу это за гримасой непонимания. Свожу брови к переносице и нервно сглатываю, чувствуя, как язык прилипает к небу. Люцифер очерчивает большим пальцем контур моих скул. — Моей вины в том, что я появился на свет, разлучив союз матери и отца, нет. Я — истинное исчадие Ада, плод ошибки и порока, и если бы у меня был выбор, я бы никогда не рождался. Но это произошло до моего появления, и теперь я должен расплачиваться за их грех. Почему? Слёзы застывают в глазах. Он впервые говорит то, в чем я так отчаянно нуждалась. Мне не нужны его признания в любви, не нужна его нежность, я лишь должна знать, что он в порядке. Машинально тянусь к его щеке, ласково поглаживая колючую щетину. Люцифер вздрагивает, хмурится. — Ты — лучшее, что мог породить их союз, — шепчу я, чувствуя, как слезы скатываются по щекам. Он смотрит на меня разбитым, уничтоженным взглядом. Отголоски боли появляются в моей душе. Это лучше, чем пустота. — Твоей вины нет и в людских пороках. Они лгут, они убивают, они прелюбодействуют и попадают туда, куда им и место. На тебя возложено непосильное бремя — вся ненависть мира. Но ты должен знать, что я люблю тебя. Это меньше, чем мир, меньше, чем самый маленький его клочок, но... — Это больше, чем кто-либо мог представить, — слышу его голос. Какая-то совершенно нездоровая эйфория накрывает меня с головой. Я встаю на носки и мягко целую своего дьявола, не получая желанной мягкости в ответ. Вместо этого: руки, сжатые на моей талии, зубы, цепляющиеся за мою нижнюю губу. Люцифер отстраняется, стирая большим пальцем слезу с моей щеки. — Я должен идти. Делает шаг назад. Меня будто окатывает ледяной водой, и тело моё дрожит. Паника в тисках сдавливает грудную клетку. — Люцифер, но что, если Сатана не собирается идти войной на Эдем? Может быть, именно поэтому он не уведомил легион? Азазель поднял панику, ведь он боится потерять его покровительство. Вдруг твой отец просто хочет вернуть Люциду? Несколько секунд Люци молча смотрит на меня. Так смотрят на маленьких детей, сморозивших глупость. Снисхождение, попытка сдержать усмешку и укор. Что-то внутри меня неприятно переворачивается. — Кончай питать призрачные надежды на хороший исход, отличница. В возвращении моей матери в Эдем наверняка замешан Шепфа. Отец только и ищет пути, как ему отомстить за падение, за это унижение, которое ему пришлось пережить. И вот идеальный исход его вековых скитаний: обе половины ключа здесь, осталось только выждать момент и ударить. Небеса не отдадут ему Люциду, даже если мать сама ринется в его объятия. Женщина, породившая дьявола, должна быть навеки заточена за жемчужными вратами. — Значит, он хочет убить двух зайцев одним выстрелом? Быть с Люцидой и править Эдемом? Ничего не отвечая, Люцифер открывает дверцы старинного готического шкафа, доставая оттуда бокал для виски и бутылку с глифтом. Слышу, как жидкость наполняет сосуд, и недоумеваю, появился ли напиток здесь тем же способом, что и оранжерея, или Люций сам притащил его сюда. В конце концов, у него есть слуги, но разрешён ли им вход в замок? — Двух? — дьявол оборачивается ко мне, делая размеренный глоток синеватой жидкости. — Маловата добыча для такого зверя. Если Эдем падёт, во власти Сатаны окажутся и Ад, и Небеса, и Земля. Неплохая ответочка Шепфа, да? Но я не допущу этого только потому, что желание отомстить отцу передаётся по наследству. — Ты убьёшь его? — мой голос дрожит, когда я задаю вопрос. — Если будет война и вы столкнетесь лицом к лицу, ты убьёшь его? Какое-то время он молчит, прожигая моё лицо задумчивым взглядом. Вижу, как желваки пляшут на его скулах, как алая тьма заполняет глаза. А затем он отвечает: — Я просто хочу убрать одну лишнюю фигуру с шахматного стола. А теперь... — снова глоток, беглый взгляд, брошенный в мою сторону. — Мне нужно к Саргатанусу. Узнаю вести с полей, попробую вывести его на чистую воду. Если он замешан в планах моего отца — это будет очевидно, хотя искусством лгать демоны наделены сполна. Выбора нет. В конце концов, я должен, блять, убедить целый легион в своей верности, — Люцифер поворачивает голову в мою сторону, сощуриваясь. — А ты должна сидеть здесь. Ребекка или Кроули уже наверняка подняли на уши все круги Ада. Твой побег был верхом безрассудства и тебе стоило дождаться, когда я вызволю тебя оттуда или добьюсь твоего освобождения. — Но как бы ты узнал, что меня закрыли в темнице? — Я бы это почувствовал. Лёгкая улыбка трогает мои губы. Осознание неизбежного взрывной волной сбивает меня с ног. После того, что произошло, я уверена, меня уже отчислили. Сердце отзывается на эту новость глухой печалью, сама же я полна решимости. В конце концов, я никогда не чувствовала себя частью этой школы. Чёрт возьми. Да что я несу? Это унизительно. Там, на Небесах, осталась часть моей души. И лишить меня этого лишь из-за неповиновения? Дино говорил правду. Ангелы — это божьи воины. Или ты беспрекословно исполняешь приказ, или становишься падшим. Омерзительно. — Люцифер, если меня отчислят и сбросят на Землю... Услышав это, он мгновенно оказывается рядом. Чувствую себя в безопасности, когда он так близко, тем не менее, каждый мой нерв напряжен. Мы словно стоим посреди пожара, крепко обнимая друг друга и ожидая, когда языки пламени доберутся до нас. — Этого не произойдёт, — твёрдо прерывает меня дьявол. — Я не имею никаких прав на то, чтобы ставить тебя перед выбором. Но ты сделала его. А я сделаю всё, чтобы ты в нем не усомнилась. В конце концов, у тебя всегда есть мамаша с синдромом внезапной гиперопеки, которая будет счастлива затащить тебя в Эдем. И если это не то, чего ты хочешь, я приказываю: оставайся здесь. Оставайся здесь, пока я не выясню уровень дерьма, в который мы с тобой погружены. — Когда ты вернёшься? — Я не знаю. — Ты должен понимать, что я буду ждать тебя здесь с сотней вопросов. — В таком случае, мне придётся задержаться. Желание закатить глаза прерывается его пальцами, схватившими меня за подбородок. Люцифер собственнически целует меня в губы и, не сказав больше ни слова, направляется прочь из зала. Треск поленьев заполняет внезапно обрушившуюся на меня тишину. Этот груз давит на плечи, заставляет прогнуться, но я лишь прикрываю глаза, подставляя ладони навстречу трепетному теплу. Всё изменилось. Три мира теперь на волоске от войны, а посреди них — мы с Люцифером. Снова в эпицентре событий, Уокер. Снова следуешь на тьму и не ищешь точек опоры. Это твой выбор? Наказания, трон, отказ от существования, к которому привыкла? А если эта война закончится для нас плохо, что тогда? Мы оба погибнем. Тогда ради чего всё это? Больше никогда не увидеть солнца. Каждого, кто стал дорог. Никогда не ощутить на себе руки и губы Люцифера, его взгляд. Не чувствовать себя важной и попросту себя не чувствовать. Во мне есть сила, и голос, что говорил со мной, убедил меня в этом. Но хватит ли её, чтобы бороться? Ведь борьба будет ждать нас и после войны. Мне придётся... привыкнуть к Аду. Стать его частью, ведь отныне и навсегда путь на Небеса для меня закрыт.

***

Время в Аду эфемерно. Но я чувствую каждую секунду, уколом ударяющую меня в сердце. Я сижу на пороховой бочке и жду, когда рванет. Где-то по Аду скитается Люцифер, и его в любой момент могут поймать, обвинив в причастности к моему побегу. Бездействие — худшая отрава, но лучшее решение прямо сейчас. В конце концов, я ничего не могу сделать. Хотя бы потому, что подобно адским церберам, моя мать наверняка поджидает меня у водоворота со своим легионом. Ведь у неё своя война, и природа её мне неизвестна. Брожу по замку в одиночестве, так и не решаясь заглянуть в оранжерею и оценить последствия пожара, нервно выглядываю в окна, изучаю каждую комнату и даже нахожу кухню — всё это повторяется снова и снова, пока я не слышу, как хлопают главные двери. Подскочив с кровати, мчусь в холл в надежде увидеть своего дьявола целым и невредимым, но вместо этого замираю на ступеньках, уперевшись руками в перила. Если бы мои ладони так сильно их не сжимали — я бы наверняка упала с лестницы при виде нежданной гостьи. Она не сразу замечает меня. Между пальцами её зажат конверт. Губы по своему обыкновению изогнуты в ухмылке. Девушка блуждает по роскошному холлу, изучая картины, оборачивается и, вскинув бровь, врезается своим взглядом в моё лицо. Нервно сглатываю, на негнущихся ногах спускаясь по лестнице. Стук каблуков отбивается от холодного мрамора, пока она выжидающе на меня смотрит. — Ну, конечно, — Лилит обводит языком контур своих губ. — Где ещё тебе прятаться, как не за спиной Люцифера? — Как ты здесь оказалась? — безжизненным голосом хриплю я. Рой самых пугающих догадок уже жалит меня в спину. Нет, нет, нет, она хитрая, она нашла лазейку, она... Кровь отливает от лица. Ноги подкашиваются. Меня не пугает тот факт, что она стоит передо мной, все мои мысли принадлежат попыткам понять, как Лилит смогла миновать терновник и горгулий. — Ты же знаешь о заклятии замка, милая, — склонив голову набок, говорит дьяволица. — Он впускает лишь тех, к кому расположена душа Люцифера. С губ слетает истерический смешок. Качаю головой, держась от неё на расстоянии вытянутой руки. — Знаю. Так как ты здесь оказалась? Девушка закатывает глаза. Обвожу взглядом её тело, облачённое в чёрную кожу, поднимаюсь к демонически-чёрным глазам. Лилит красива, дьявольски-красива, и это всё, что у неё есть. У меня много преимуществ перед ней, единственное, что мне никогда не побороть — её опыт. Века скитаний по Земле, жизнь без крыльев, убийства, оргии, снова убийства. Её душа сгнила где-то в закоулках Преисподней, но она отчаянно пытается удержаться за что-то здесь. Ни для кого не секрет, за что именно. За кого. — Ну, милая, я — аманс Люцифера, так что имею полное право входить в его владения. А вот как ты здесь оказалась, это ещё надо проверить. Услышав это, я чувствую, как из помещения стремительно выкачивают весь воздух. Ощущение совсем новое для меня, но несмотря на этот внутренний дискомфорт, я смеюсь. Лилит нещадно лжет. — Это я уже слышала. Вскинув голову, Лилит делает несколько шагов по направлению ко мне, но я выставляю руку вперёд. — Не приближайся ко мне. Говори, зачем пришла, и проваливай. — Вообще-то, я пришла, чтобы тебя уничтожить. Ну, знаешь, выпотрошить твои кишки наружу, разбить твою голову об этот милый мрамор, содрать кулончик и упорхнуть в Эдем вместе с колечком, которого у меня больше нет, — девушка прикусывает губу и возводит взгляд в потолок. Ну, конечно! Сатана возвращал в Ад не её, он возвращал кольцо. — Но это было бы слишком скучно, а для открытия жемчужных ворот мы обе нужны живыми. Меня будто погружают в ледяную воду. Об этом я точно не знала. Вот, почему Сатана не спешит меня убивать! Пазл сложился, и теперь у меня как много преимуществ, так и много проблем. Замечательно. — Что у тебя в руке? — настороженно бросаю я, уставившись на конверт с печатью. — Ах, это, — она опускает взгляд, разрывает конверт и достаёт оттуда лист папируса. — Причина, по которой я здесь. Хотела лично поделиться радостной вестью с тобой, подружка. Помнится, все кругом ополчились на меня, да? Написали Престолам... Чем ближе она подходит, тем туже ком сдавливает горло. Цепляюсь взглядом за размашистые буквы на бумаге, но всё сливается воедино. Тогда она оказывается почти вплотную ко мне, облизывает губы и, будто предвкушая что-то поистине торжественное, заявляет: — Это отказ. За меня подсуетились, и смертная казнь меня не ждёт. Даже на Землю не сбросят, представляешь? А под всеми этими комичными объяснениями Престолов подпись знаешь чья стоит? Стерва. Нарочно выдерживает паузу, упиваясь моим шоком. Эмоции одна за другой сменяются на моем лице, в горле пересыхает, а пылающий взгляд её чёрных глаз говорит об одном: это меня разрушит. Изящно взмахнув волосами и склонившись над моим лицом, Лилит шепчет: — Ребекка Уокер. — Ты лжешь, — немедленно процеживаю сквозь зубы. Весело хохотнув, Лилит бросает в меня письмо. На лету подхватываю его, жадно впиваясь взглядом в каждую строчку, пока не натыкаюсь на знакомую монограмму в самом углу этого потока совершенно безумных разъяснений отказа в требовании казнить дьяволицу Лилит. «Тело не найдено», «свидетели не вызывают доверия», «есть все основания полагать, что Сатана тем самым подставил девушку, скрыв факт своего преступления, в чём нам, Престолам, ещё предстоит разобраться», — всё это пляшет перед моими глазами, точно на параде безумия, и буквы вдруг начинают плыть, заставляя меня опереться о широкую колонну. Моя мать покровительствует Лилит? Что за бред? Невозможно. — Какие у тебя дела с моей матерью?! — рявкаю я, вмиг преодолевая расстояние между нами. Попытка припечатать девушку к стене прерывается её руками, откинувшими меня к противоположной стене. Поднимаюсь на ноги настолько быстро, насколько это возможно, чувствуя, как злость растекается по моим венам яростным огнём. — Я не знаю! — она хрипло смеётся, поправляя кожаный топ. Разворачивается на пятках и невозмутимо следует к одному из подсвечников. Девушка приподнимается на носочки и слизывает пляшущий огонёк, как если бы это был рожок с мороженым. — Я для того и наведалась в ваше с Люцифером уютное семейное гнёздышко, — последние слова она выделяет с отвращением, — чтобы поинтересоваться у тебя: какого хрена твоя мамаша отмазывает меня от Великого Суда? Такой акт милосердия не по мне. — Она мстит мне... — изумленно шепчу, не понимая, что произношу это вслух. — Мстит за то, что я сбежала. — Мстит? — Лилит отрывается от подсвечника и оборачивается ко мне с весёлой улыбкой. — Ах да. На Небесах все уши прожужжали о том, как некая Непризнанная пробила в стене темницы дыру и теперь в бегах. Ты же знаешь, что тебя отчислили? Последние слова молотом пробивают дыру в душе. Отрываю взгляд от пола, устремив его на дьяволицу. «Не показывай свою слабость, выпрямись, пригрози!» — кричит разум, а сердце обливается кровью от того факта, что с моим обучением на самом деле покончено. Я не успела привыкнуть, не смогла привязаться, но всё это по-прежнему кажется мне таким унизительным, будто... будто отличницу и впрямь выгнали из школы. — Так что же, Уокер? Оно того стоило? — она подходит все ближе и шепчет, нет, шипит эти слова. — Знаешь, я однажды тоже поддалась своим чувствам. Рискнула и потеряла всё, что у меня было. — Дино, — сухо сглатываю, встречаясь с ней взглядом. Лилит ничего не отвечает, лишь касается кончиками пальцев моих ключиц. Резко перехватываю запястье дьяволицы, грубо скидывая с себя её руку. — Ай, — усмехается она. — Знаешь, надвигается буря. Мне это нравится. А ещё мне нравится, что в эпицентре всего этого мракобесия стоишь ты. Стоишь и строго веришь, что вашу с Люцифером адскую сказку ждёт счастливый финал. — Выметайся, — выплевываю я. — Ну, зачем так грубо? Я не гостья. — Ах, да. Ты — аманс Люцифера. — А ты продолжаешь убеждать себя в том, что я лгу? Сама посуди, дорогая, почему он все ещё меня не убил? Почему я стою здесь, так мило с тобой болтаю? Почему замок впустил меня сюда? После того, что сделал Сатана... после его предательства я уже не уверена в том, являюсь ли я его амансом, но с Люцифером всё прозрачно, как твои к нему чувства, ангелочек. Последнее слово глухо выбивает меня из колеи. Задерживаю дыхание, прикрываю глаза. — А тебе-то это откуда знать? Пару дней безвылазного секса с ним тебя так обогатили? Видимо, ты оказалась настолько плоха, что ему пришлось развлекать себя болтовней. Что приносит дьяволу удовольствие большее, чем разговоры о себе? В ту же секунду Лилит заносит руку над моим лицом. Оглушительная пощечина эхом отбивается от стен, щеку обжигает лёгкая боль, и я по наитию прикладываю к ней, пылающей, ледяную ладонь. Изумленный взгляд упирается в её искаженное гримасой отвращения лицо. В ту же секунду девушка грубо хватает мою свободную руку, с силой сжимая запястье, и стремительно уводит меня, упирающуюся ногами в пол, к дверям. — Я, собственно, зачем пришла? У меня тут пару билетов на шоу завалялось. Специально для тебя.