Отличница

Ночь ещё никогда не была такой мучительно-длинной. Я была истощена тем бешеным спектром чувств, что ураганом обрушился на меня, я не могла устоять на ногах, не могла мыслить здраво, ответить Габриэлю... казалось, все его сокрушающие слова, ловко обогнув моё напряжённое тело, проскользнули мимо и исчезли в перине ночных туч. Какое спасение мира, как оставить Люцифера? Я ничего не понимала. Вместе с тем, на плечи мои легла непосильная ноша выбора. Тяжелого морального выбора, где расплатой за ошибки была одна валюта — смерть. Вступить в борьбу с собственным эгоизмом и ощутить всю могущественность своей ангельской сущности, досрочно оформив себе пожизненную прописку в Эдеме или до последнего держаться за то, что когда-то и вовсе мне не принадлежало? У меня не было ответов, подсказок, знамений. Ничего, что могло бы мне помочь. Только настойчивый взгляд глаз чайного цвета архангела, стоящего напротив, только холодное дыхание ночи, заставляющее кожу покрыться мурашками. Или дело не в холоде? Габриэль вздыхает. Снисходительно, пытаясь скрыть свою нервозность. Время идёт, а я всё стою перед ним, не в силах разлепить иссохшие губы. Все они хотят слишком многого от меня, непосильного. А я просто хочу, чтобы всё это как можно скорее закончилось. — Виктория, — голос с нажимом, с давлением, которое я так ясно ощущаю на своих плечах. Он, конечно, не вырывает меня из ступора, но заставляет хоть какую-то часть моего мозга начать функционировать и принимать решения. — Я должна ответить сейчас? — Да. Чёрт. Тошнота подкатывает к горлу. Я ни с чем не могу сравнить охватившее меня волнение — нет, прежде мне не доводилось испытывать подобного. Невыносимо, человеческое тело не способно выдержать этого! Его разорвёт, разорвёт на мелкие части, как сейчас разрывает меня, и я не знаю, как с этим справиться, не знаю что сказать, как повести себя. Оставить Люцифера... ночной кошмар, в который Габриэль поселил меня, ясно дал мне понять: я не оставлю дьявола, даже если образ его будет напрочь стёрт из моей памяти, даже если за ним закрепится другой — образ хладнокровного палача Ада, слепо следующего указаниям своего папочки. Я найду к нему путь даже в самой кромешной тьме, потому что он и есть тот свет, что освещает мне дорогу. Люцифер сделал мне больно, но даже тогда, сокрушаясь в рыданиях от подмоченной репутации и этого псевдопредательства, я не могла заставить себя возненавидеть его так, как должна это сделать униженная девушка. С первого дня, с самого начала я была заинтересована в нем, меня всегда тянуло к его тьме, а эта попытка отомстить была отличным алиби, чтобы даже от самой себя скрыть эту нездоровую увлеченность дьяволом. Мы делали друг другу больно, мы поджигали друг друга и других, мы боролись сами с собой и против всего мира, мы по крупице собирали себя из пепла... чтобы я сейчас сказала Габриэлю «да»? Невероятно. И я бы с радостью сказала нет, я бы сделала всё, чтобы вернуться к прежнему существованию, но тогда... Тогда это уже была бы не я. Чувство вины прожгло бы мою душу, ведь вот оно — моё истинное предназначение! Быть проводником в Эдем, хранить ключ, быть ангелом, настоящим ангелом, а ангелы — это воины Господа, и моя главная задача сражаться и повиноваться. Если я сейчас отвечу ему отказом, к чему это приведёт? Наша связь с Люцифером так крепка, что в случае гибели одного погибнет и другой. В этой войне я та, кто не подпустит Сатану к вратам Эдема, а Люцифер тот, кто сможет остановить отца. Наша роль велика, но нам нужно быть врозь. Только так мы не будем уязвимы и созависимы на этой войне. Сумасшествие. Я готова волосы на голове драть, готова пасть на Землю, умереть, но только не быть той, кто сделает этот выбор... кто я такая? Ещё недавно я была обычной смертной, встречалась с друзьями и мечтала о новых красках. А теперь от моего выбора зависит так много. И что я должна сделать?! Решение только одно. — Дайте мне сутки, — безжизненным голосом говорю я и расправляю плечи. — Вы просите от меня невозможного. Просто... дайте мне время. Ангелы беспощадны. Они — роботы, безукоризненно следующие приказам свыше. Едва ли Габриэль пойдёт мне навстречу, однако это всё, что мне остаётся. Всё взвесить, обдумать, а не рубить с плеча здесь, в джунглях, после всех безумных событий, что внушил мне архангел. — Или вы даёте мне сутки на принятие решения, или... Достойной угрозы архангелу я не нахожу, а оттого нелепо запинаюсь, когда он, слава богам, прерывает меня: — Тебе нужно время, которого у нас нет. — Вам нужен выбор, который я не могу сделать, — мгновенно отвечаю, вздернув подбородок и вцепившись в его лицо уверенным взглядом. Габриэль смотрит в небо, делает глубокий вздох. — Хорошо, — шепчет он, вероятно, сам себя ругая за сказанное. Архангел поднимает на меня взгляд и делает шаг по направлению ко мне, заставляя меня по выработанным против ангелов инстинкта попятиться назад. — Пойми, Виктория, я не враг тебе. И не враг Люциферу. Все мы — и ангелы, и демоны — будем сражаться на одной стороне против Самаэля. Мы не знаем, что за войско готовит Антихрист, не знаем обо всех его планах, и это то, что делает нас уязвимыми. Легион, который готовят Люцифер и Азазель... насколько вы уверены в них? Став союзниками с нами, не примут ли они сторону своего Создателя? Это демоны, и какое бы равновесие мы ни старались поддерживать, ангелы никогда не будут доверять им. Готовится страшная битва, многие погибнут, и в этой войне, Виктория, ты должна понимать, у тебя далеко не последняя роль. Так прими это решение, прими и помни, что любой твой выбор будет иметь последствия. И лишь ты решаешь, насколько губительны они окажутся. Две погибшие души против миллиардов людей и нас, высших существ, без которых человечеству и так придёт конец. Я задерживаю дыхание. Сделать вздох ведь физически невозможно, когда на плечах такой неподъемный груз. Когда пелена в глазах и ноги не держат. Что мне остаётся? Лишь стоять окаменело перед могущественным архангелом, который лишил меня сна и свободы. Всё же я приоткрываю рот, чтобы ему ответить, но Габриэль вдруг кладёт два пальца на мой висок и наклоняется к моему уху: — Спи, дитя моё. Но помни: у тебя всего сутки. Выбирай сердцем, Виктория, ибо в ком есть свет добрых дел в помышлении, то и тьма убегает от него.¹ — А если я не хочу, чтобы тьма от меня бежала? Тень улыбки пробегает по лицу архангела, когда я понимаю, что именно сказала. Прикусываю язык и виновато опускаю взгляд, мысленно сокрушаясь: идиотка, глупая идиотка! Лёгкое дуновение ветра вырывает из мыслей и заставляет меня поднять взгляд. Теперь перед моими глазами не звёздное небо, а высокий потолок. Душу захлестывает паника, когда я чувствую под своей спиной прохладный шёлк одеяла. Настороженно поднимаю голову, замечая справа от себя безмятежно спящего Люцифера. Его ресницы подрагивают во сне, руки раскинуты в разные стороны, одна из которых лежит на моем животе. Облегчённо вздыхаю, чувствуя, как по всему телу разливается тепло и спокойствие. Габриэль вернул меня в реальность. Слезы собираются в уголках глаз, размывают любимый образ. Не могу поверить... после того, что мне пришлось пережить этой ночью, после всего сумасшествия и этого попадания в настоящую «страну дураков», проснуться рядом с ним в одной постели кажется мне утопией. Может, это ещё одна уловка Габриэля? Нет. Он настоящий, он такой живой, и он рядом. Я слышу, как бьётся его сердце, слышу шелест его дыхания, могу видеть его матовую кожу даже в непроглядной тьме. Осторожно убрав руку Люцифера, поворачиваюсь боком к нему и невесомо касаюсь пальцами щетины дьявола. По щекам моим стекают слезы, сердце будто терзают адские псы, разрывая его на кусочки. Раньше я смотрела на спящего дьявола и думала лишь о том, как забраться в его голову. А сейчас я себя от него отделить не могу. Мы одно целое, и если нас собираются разделить... ни я, ни он уже никогда не сможем существовать полноценно. Это будем не мы. А наши нелепые остатки. Сдерживать слёзы становится невозможно. Тихо всхлипываю и поворачиваю голову, уставившись в потолок и часто заморгав. Это несправедливо. Почему кругом эта грёбаная несправедливость? Я пережила смерть, Люцифер начал выбираться из тьмы, и в этом паршивом мире мы нашли и обрели друг друга... зачем, зачем нас разлучать? Кто вершит чужие судьбы, кто волен их ломать?! Покажите, покажите мне его, и я расцарапаю ему лицо так же, как он изо дня в день царапает мою душу. Чувствую справа от себя движение, шорох простыней. Мы с Люцифером одновременно поворачиваемся друг к другу лицом. На губах его играет лёгкая улыбка, глаза полузакрыты, и он делает глубокий вздох, прежде чем почти неслышно шепнуть: — Я люблю тебя. Кажется, все планеты сходят со своих орбит в эту секунду, Ад замерзает, Небеса вспыхивают неистовым пожарищем, в Эдеме разражается хаос и тысячи землетрясений поражают Землю. Меня сотрясает такой взрыв, мощность которого едва ли можно когда-нибудь оценить или объять, я лишаюсь своей плоти, меня разрывает на куски, от меня ничего не остаётся, когда он произносит то, о чём я не имела права даже мечтать. Прогремевший в душе фейерверк заставляет меня тихо ахнуть и точно в бреду прошептать: — Ч-что? Пребывая в этой эйфории, нирване, полном забытьи, я даже не улавливаю тот момент, когда он закрыл глаза. Лицо его теперь, как и прежде, не выражает никаких эмоций, заставляя меня поверить в то, что всё это мне послышалось, что я выдала желаемое за действительное, но правда в том, что ни в одной из Вселенных не было того исхода, в котором Люцифер говорит, что любит меня. Был апокалипсис, был крах надежд, была вражда, был страх и было горе. Но это... — Люцифер? — тихо бормочу я, всё ещё чувствуя, как потряхивает моё тело. Он не реагирует, выглядя так, будто и вовсе не просыпался. Я не знаю, куда себя деть, не знаю, во что и кому верить, но всю меня переполняют такие чувства, что справиться с ними практически не представляется возможным. В ушах набатом гремит: я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя. В висках стучит кровь, пальцы дрожат, а в горле пересыхает. Это потрясение. Невероятных масштабов, а затем кто-то словно перемотал плёнку назад. Но слова его не забрать, их теперь из моего сердца не выдрать, и я улыбаюсь, улыбаюсь, как идиотка, как самая сумасшедшая из всех, накрывая лицо руками и яростно качая головой. Я не знаю, вспомнит ли Люцифер о признании. Не знаю, насколько искренним оно было и что нас ждёт завтра. Зато теперь мне совершенно ясно одно. Я никогда его не оставлю. Найду любое решение, душу отдам на съедение адских псов, но только никогда, ни при каких обстоятельствах я не сделаю тот выбор, в котором нет Люцифера. Габриэль говорит, я должна уйти, чтобы сохранить ему жизнь, говорит, мы слабы, когда мы вместе? Нет. Наш союз — самая разрушительная сила из всех. Мы не справимся врозь. Это не в нашей природе. И выбор мой сделан ещё до того, как Габриэль озвучил варианты.

***

— Чёрт. Твою мать. Твою мать. Меня будит тихий голос, пропитанный грубостью и досадой. Испуг и неприятное дежавю охватывают меня с головой, и я резко сажусь, боясь обнаружить себя в своей комнате на Небесах, рядом с Мими. Но взгляд мой натыкается на широкую загорелую спину стоящего у зеркала дьявола, заставляя меня облегчённо вздохнуть и обратно упасть на подушки. — Ты проснулась, — констатирует Люцифер и оборачивается, бросая на кровать две рубашки — чёрную и белую. Приподнимаюсь на локтях, смотря на него, точно на приведение. Реальное от внушённого Габриэлем отделить сложно, но среди тяжёлых груд всех этих паршивых событий пробивается прекрасный цветок, маня меня своей окраской, красотой своих лепестков: его признание. Щеки заливаются румянцем, а сердце пускается в пляс, когда я мысленно возвращаюсь в эту ночь. Как мне вести себя? И как будет вести себя он? — Доброе утро, — неловко бормочу, подбирая к груди одеяло и украдкой поглядывая на дьявола. Он обводит мою фигуру хмурым взглядом, проводит языком по губам и тихо хмыкает. Не в духе. Замечательно. А чего я ждала? Горы цветов у постели, Люцифера в смокинге и тонны воздушных шаров с надписью «я люблю тебя»? Достаточно его лица, не выражающего все виды мук, как сейчас. — Очень доброе. Я только что связывался с Азазелем. — По телефону позвонил? — не глядя ему в глаза, спрашиваю я и свешиваю ноги с кровати. Почему он ведёт себя так, будто ничего не произошло? Люцифер щурится, фыркает и застегивает ремень на брюках. Бросаю взгляд на серебристую пряжку, нервно сглатываю. Напряжение, поселившееся между нами, тугим комом встаёт в горле. — Оставь это, — холодно говорит он. — Все знаки указывают на то, что это наш последний... наш последний спокойный день. — До этого у нас были спокойные дни? Встаю с кровати и поворачиваюсь лицом к дьяволу. Он усмехается, складывая руки на груди. — В чем дело? — спрашивает он. — Ты знаешь, я заснул с тобой. Это было нелегко. — Что, я дерусь во сне? — нервно бросаю. С его соблазнительных губ слетает смешок. Он подходит ближе и заправляет прядь волос мне за ухо, смотря на меня тем взглядом, которым прежде никогда не смотрел. Я не могу назвать это любовью, но смело могу мечтать об этом. Если бы там было немного нежности, я бы безоговорочно поверила. Но здесь лишь застывшая лава. — Это была прекрасная ночь, — отвечает он, смотря на мои губы. — Если это наша последняя ночь, я чёртов счастливчик, что использовал свой шанс как надо. — Правда? — теперь искренне улыбаюсь, чувствуя, как бабочки порхают в душе. — А мне казалось, ты был встревожен. — Встревожен? — Да. Ты говорил во сне. Он выгибает бровь. Выглядит так, словно действительно не понимает, к чему я веду. Что ж, в таком случае буду держать рот на замке. — И что же я говорил? Несколько секунд мы сверлим друг друга глубокими взглядами. Всё внутри меня кричит: скажи ему, скажи, скажи! Но внешне я остаюсь спокойной. Снова признаваться ему в его же любви? Всё в традициях наших непростых отношений. — Не помню, — тихо бормочу и прокашливаюсь, положив ладонь на его загорелую грудь. — Так что там с Азазелем? Куда ты собираешься? Ничего не отвечая, Люцифер обхватывает пальцами мой подбородок и крепко целует меня в губы. Улыбаюсь сквозь поцелуй, чувствуя, как рушатся невидимые стены между нами. Они непрочные, ведь я сама их выстроила, а теперь от них нет и пыли. Обхватываю шею Люцифера, притягивая его ближе к себе, что делает поцелуй глубже. Он кажется мне другим или это самовнушение? Не имеет значения. Мы стали ближе, намного ближе, ведь сегодня ночью — в сознании или нет — нами был сделан выбор. И теперь все будет по-другому. Он отпускает мои губы, когда в лёгких уже не остаётся воздуха. Касается своим лбом моего и тяжело вздыхает. — Война дышит нам в спину, отличница. Но я не собираюсь забиваться в угол и ждать, когда отец нападёт. — Ты хочешь напасть первым? — в испуге лепечу, отстраняясь. — Нет, это не имеет смысла, мы же, блять, не знаем, на кого нападать. Завтра может наступить конец света. Завтра всё может измениться. Мы можем умереть и потерять тех, кто нам дорог. Но знаешь, Вики, пока не наступило это грёбаное завтра, давай поживём сегодня? — Что ты имеешь в виду? Люцифер делает шаг назад. На губах его играет лукавая улыбка, когда он кивает в сторону шкафа. — Собирайся.

***

Решение, принятое Люцифером, можно назвать не иначе, как безумие. Сущее безумие, заставляющее остановиться и широко распахнуть глаза, уставившись на водоворот, ведущий на Землю. Дьявол ухмыляется и расправляет крылья, когда я, ринувшись к нему, испуганно кричу: — Стой! Ты с ума сошёл?! Сердце бешено грохочет в грудной клетке. Ад стал моим пристанищем, моей подушкой безопасности, он стал... он стал моим домом, и разве могу я сейчас так быстро выйти из зоны комфорта? Зоны комфорта с тюрьмами, стражами, адскими псами и самыми могущественными и устрашающими демонами. Как я дошла до этого? В какой момент не побоялась признаться себе в том, что Преисподняя — мой дом? Раньше одна лишь мысль об этом приводила меня в тихий ужас. Но что происходит сейчас? Я стою у водоворота и боюсь оказаться в месте, которое действительно было моим домом. Или мир сошёл с ума, или я рехнулась. Поймав мой испуганный взгляд, Люцифер ничего не отвечает. Он подходит ближе и обхватывает мою талию руками, заталкивая меня в водоворот и расправляя крылья. Оказавшись в пучине облаков и в крепких объятиях дьявола, я кричу: — Что происходит, Люцифер?! Это опасно! Нам нужно... — Молчи, отличница, молчи и просто верь мне, ладно?! — в ответ кричит он. Прикусываю язык, изумленно уставившись на брюнета. Меня охватывает паника: куда, зачем, как же так? Нам на пятки наступает война, где-то поджидает Ребекка, Лилит, Сатана, Габриэль и ещё один Бог знает кто, а он тащит меня на Землю? Что это с ним? Где тот дьявол, что рвёт и мечет, когда все идёт не по его плану? И когда он сам стал нарушать собственные планы? Облака рассеиваются, а сами мы оказываемся на земле — на этот раз без падений. Уверенная в том, что водоворот выплюнул нас в Атланте, поворачиваюсь к Люциферу и развожу руками. — Вики, ждать войны нет смысла, она в любом случае настигнет. Но пока у нас есть время, пока мы ещё живы, давай насладимся каждой минутой? Я покажу тебе тот мир, который я полюбил вопреки своей ненависти к человечеству и всему, что оно создаёт. Я нелепо замираю перед ним, хлопая ресницами, как ничего не понимающий маленький ребёнок. Качаю головой, одним взглядом моля его объясниться. — Я устал бороться. Не было ни дня, в который мы бы не отражали удары. Друг друга, кого-то, себя самих. На нас завеса, так что ты можешь не бояться, что кто-то проследит за нами. Если Сатана решит неожиданно напасть, Азазель явится и сообщит об этом. — Ты говоришь так, словно подготовился. — Я давно хотел показать тебе её, — с улыбкой отвечает Люцифер. — Показать кого? — моё сердце сжимается от волнения. Вместо ответа дьявол хватает меня за плечи и разворачивает, открывая обзор на площадь, напоминающую мне площадь Капитолия в Риме. Испуганно сглатываю и замираю, переводя взгляд на дворец сенаторов, статую Марка Аврелия и орнамент Микеланджело под ногами... не может быть! Водоворот выплюнул нас в Италии? В Риме?! Обернувшись к Люциферу, я замечаю на его лице широкую улыбку. Глаза дьявола сияют невиданной радостью и он пожимает плечами. — Я заморозил время. Мы здесь одни. В неверии качаю головой. Предрассветные сумерки и запах мокрого асфальта, привкус настоящей жизни на языке, полное ощущение нахождения себя в одной из самых прекрасных стран мира с тем, кого я люблю. И всё это посреди полнейшего хаоса? Безумие. И я так счастлива быть его частью. — Если это твой мир, то для меня будет честью познакомиться с ним, — с улыбкой отвечаю я, отбрасывая все страхи. Он наклоняется и целует меня в макушку. Чувствую его пальцы, переплетающиеся с моими, когда он уводит меня вниз по ступенькам, ведущим прочь с величественной площади. Роскошные здания, архитектура эпохи Возрождения, дух Италии в каждом дюйме — всё это кружит голову, вызывает какую-то неистовую радость в душе. Учась на факультете живописи, я всегда с трепетом относилась к истории и культуре этой страны. Если бы мне выдался шанс покинуть Америку, я бы ринулась в Рим или Париж — мои мечты были весьма тривиальны. Но теперь я здесь, с истинным дьяволом, с крыльями за моей спиной, любовью в сердце и чувством, будто это и правда наш последний день. Кто-то встречается со своими близкими, кто-то совершает безумные поступки или признается в совершенных грехах, а два эгоиста, от которых зависит наступление Судного Дня, просто сбегают в Италию. Потрясающе! Мы идём, нет, бежим по улицам. Застывшие часы, которые мы минуем, говорят о том, что сейчас только четыре утра. Но Рим, как и любая столица, не спит в это время: мы встречаем людей на тротуарах, у зданий, в машинах, в барах — все они замерли под воздействием моего дьявола. Это заставляет меня улыбнуться и почувствовать всю силу, что исходит от нас. Я могла быть одной из тех туристок, что застыли у входа в бар с бумажным стаканчиком с капучино, но моя безмятежная человеческая жизнь оборвалась, и теперь настало время, когда я не жалею об этом. Я не жалею о своей гибели, потому что сейчас как никогда чувствую себя живой. — Я бываю здесь пару раз в десятилетие. Знаешь, почему я люблю Италию? — Люцифер оборачивается ко мне, когда я с приоткрытым ртом смотрю на виднеющийся вдали Колизей. Безумие. Я изображала его на экзамене, а теперь смотрю на него с расстояния в пару кварталов! — Потому что из века в век она остаётся неизменной. Не прогибается под тяжестью пошлых рекламных вывесок, этих уродливых небоскрёбов и прочего дерьма. Это делает её самобытной, не похожей на других. У неё есть душа. И она прекрасна. Он говорит с восхищением и воодушевлением, точно влюблённый подросток, и я тяну его за руку, заставляя остановиться, когда мы оказываемся на площади дель Колоссео. Величественный амфитеатр возвышается над нами, заставляя поднять голову и изумленно приоткрыть рот. Моя рука крепко сжимает руку стоящего рядом Люцифера, и мы замираем подобно туристам на площади, совсем не похожие на тех, кто вырвался из Ада в свой, возможно, последний день существования. — Это так прекрасно, — шепчу я, переводя взгляд на дьявола. Люцифер улыбается, довольный моей реакцией. — Здесь рядом есть ресторан. Мы не нуждаемся в пище, пока не оказываемся здесь, — произносит он и снова тянет меня за руку. Мы пересекаем пустынную улицу и входим в живописное здание, на входе которого вывеска гласит о названии ресторана «Арома». Предвкушение нового, прекрасного щекочет душу, пока я вхожу внутрь и вдруг останавливаюсь. В роскошном холле с мраморным полом и увешанными картинами стенами нас встречает мужчина лет пятидесяти в деловом костюме и с телефоном в руке. Типичный итальянец со строгими, почти орлиными чертами лица, он улыбается нам и разводит руки в стороны, с ярким акцентом восклицая: — Синьор, как я рад вас видеть! Оборачиваюсь к Люциферу. На нем нет воздействия? Вероятно, он освободил его. Мой дьявол улыбается и подходит к мужчине, пожимая ему руку. — Здравствуй, Микеле, — говорит Люци. Незнакомец смотрит через его плечо, и когда мы встречаемся взглядами, улыбка расцветает на его губах. — Вы прекрасны, синьора. Рад с вами познакомиться. — Здравствуйте, — говорю я и со смущённой улыбкой добавляю: — Но я синьорита. Люцифер усмехается, качает головой. Микеле улыбается ещё шире и смотрит на дьявола, похлопывая его по плечу. — Важно, что вы его синьорита. Люцифер всегда бывает здесь один. — И как давно вы знакомы? — вежливо спрашиваю я, заглядывая в его карие глаза. Они не чёрные, как у демона — может, у него линзы? Ведь он работает с людьми. Тогда откуда Микеле знает Люцифера? Всё это так странно, так непривычно. Вероятно, если бы я узнала, что в мой ресторан любит захаживать дьявол — сбросилась бы с крыши. — Уже тридцать лет. Тридцать, верно? — мужчина обращается к Люциферу. — Ну, что же вы застыли? Пройдёмте, пройдёмте на крышу, я принесу меню. Когда Микеле, кивнув в сторону лестницы, скрывается за двойными дверьми, я хватаю дьявола за запястье, заставляя его остановиться. — Он знает, кто ты? — ошарашенно шепчу, надеясь, что мужчина нас не услышит. Люцифер одаривает меня улыбкой и переплетает наши пальцы, возобновляя путь по лестнице. — Догадывается. Италия кишит демонами. Люди для них, как маленькие ручные обезьяны. Они любят наблюдать за ними, любят участвовать в их жизни. Я не первое адское создание в жизни Микеле, просто он не знает о моем положении в иерархии. — Не могу поверить, — бормочу я, смотря на носы своих чёрных лодочек. — Я думала, вы ненавидите людей и стараетесь держаться от них подальше. — Это стереотип. Я не говорю за себя, но у демонов отношение к ним такое же, как и у ангелов. Только ангелы относятся к людям, как к глупым детям, любят их, оберегают, а демоны просто... развлекаются. Когда мы поднимаемся на крышу, я не нахожу сил, чтобы ответить Люциферу. Всё моё внимание притягивается к удивительному виду на Колизей. Пробуждающиеся рассветные лучи освещают ту часть, что открылась перед нами, окрашивая амфитеатр в насыщенный персиковый цвет. Не могу сдержать восхищенного вздоха, с улыбкой уставившись на эту невероятную картину. — Тебе нравится? — спрашивает Люци и отодвигает для меня стул. Я яростно киваю, точно маленький ребёнок, и сажусь за стол, все ещё не отрывая взгляда от Колизея. Довольно ухмыльнувшись, дьявол поворачивает голову вправо, и тогда мы слышим шаги приближающегося Микеле. Он держит в руках бутылку вина, вежливо улыбаясь нам. — В прошлый раз синьор брал Амароне, — обращаясь к Люциферу, говорит мужчина. — Прекрасное вино из Венето, сделанное по технологии Вальполичелла Рипассо. Вам понравится, синьорита... — Виктория, — говорит Люцифер, обводя меня улыбающимся взглядом. — Синьорита Виктория. Позвольте ваш бокал. Следующие несколько часов проходят за дегустацией самых лучших вин и блюд Италии. Эта атмосфера захватывает меня, насыщает, наполняет всеми контрастами этой удивительной страны, а вишенкой на торте, нет, на пицце становятся рассказы Люцифера. Он говорит о художниках, с которыми ему довелось познакомиться и которых давно нет в живых, говорит о поэтах, что читали ему свои оды, говорит о музыке и о пище, о виноградниках и портах, об истории, о тех впечатлениях, что ему довелось испытать здесь. Я слушаю его с замиранием сердца, смеюсь, запиваю хохот поистине волшебным вином, лишь изредка переводя взгляд на величественный Колизей — убедиться, что всё это реально, что всё это действительно происходит со мной. На какой-то миг я забываю, кем мы являемся. Я чувствую себя девушкой, которую пригласил на свидание её парень, и когда мы вернёмся из ресторана, то займёмся любовью в нашей квартирке где-нибудь в Ре ди Рома, а утром направимся на свои такие обычные, такие мирские работы, где не нужно будет спасать мир и самих себя. Ощущение этого кружит голову, и дело совсем не в вине, а в том, кто сидит напротив меня и источает тот свет, который непременно угаснет, стоит нам вернуться в Ад. Люцифер выглядит таким живым: я не могу не любоваться им. А рядом с ним оживаю и я. — Вики, — вдруг говорит он, когда пауза между нами затягивается. — Я должен признаться тебе. Услышав это, я роняю вилку, приоткрываю рот и поднимаю испуганный взгляд на дьявола. Нет, это не испуг, это надежда, что бьёт во мне через край. Сердце делает кульбит и замирает: вот сейчас, вот сейчас он и скажет, что не спал, когда признавался в любви! Давай же, Люцифер, не томи... — Мы явились сюда не для того, чтобы ты узнала меня ближе или посмотрела на мир, который я люблю. Не то, чтобы я солгал, я просто хотел, чтобы ты хотя бы на день вернулась в ту жизнь, которая может сделать тебя счастливой. Его слова, пусть даже не те, которых я ждала, вводят меня в состояние транса. Я смотрю на дьявола завороженным взглядом, полным неги и любви, и не могу даже разомкнуть губы. Волна обострившихся чувств к нему омывает меня теплом и спокойствием, а все беды и проблемы расступаются перед нами, покорно склонив головы. Мой дьявол... как же ты далёк от истины. — Но Люцифер, — тихо говорю я, сводя брови к переносице. — Жизнь с тобой в Аду делает меня счастливой. От смертной Вики больше ничего не осталось. Я принадлежу тебе. И с тобой я счастлива.