Неточная вероятность

      — Л-лорд Малекит… — прозвучал скрипучий голос среди темных стволов Темнолесья. Его обладатель стоял на коленях, уперевшись дрожащими руками в землю. Пальцы впились в ядовитый мох, отчего легкое покалывание распространялось по его коже. Ларум знал, что скоро его руки начнут гореть болью из-за токсинов, но он не смел убирать их.       Только боль помогала с дрожью.       — Понимаю… — плавный, с мягкими переливами – второй голос разительно отличался от первого — Ты поступил правильно.       Дрожь Ларума только усилилась.       — Ты бы не смог остановить дочерей Одина. Точно не со своей армией. — голос усмехнулся под конец. Почти незаметно. Но Ларум почувствовал скрытую насмешку, точно такую же, как и у него самого. Только совершеннее, куда более изящную. Заметил и не взбрыкнул, не накричал и не посмел сказать ни слова, лишь сильнее вдавил пальцы в махровый яд.       — Твоя магия не столь совершенна, чтобы схватить дочь Фригг. Но ты попытался… Нельзя винить глупость. — холодная рука прикоснулась к угловатому подбородку эльфа и приподняла его лицо.       Ларум увидел теплый взгляд с рядом смешинок в глубине. Малекит был счастлив, вот только подданный не понимал причин радости своего лорда. Не понимал, а потому волновался еще сильнее. Взгляд эльфа сместился на пятно, что облепило половину прекрасного, словно выточенного эльфийскими древними мастерами лицо.       В нос Ларуму ударил запах Корремилии – цветка, что отличался своим сильным приятным ароматом. Этот запах успокаивал. Некоторые использовали его, чтобы затуманить мысли жертве. Другие, чтобы скрыть сладковатый оттенок гниющей плоти.       — Ты отправлял мне одаренных, Ларум. И я ценю это. — улыбка эльфа стала чуть шире, чем прежде — Они стали ценным материалом. Показали себя лучше остальных... Чем же ты их кормил?       Легкий и добродушный смех лорда заставил Ларума криво улыбнуться. Он не мог спрятаться от спокойного и цепкого взгляда.       — Но… — уголки губ выдали грусть Малекита — с каждым разом их было все меньше, мой друг. Каждая группа уменьшалась... Нет, конечно, они были хороши! Только их было недостаточно.       Хватка на подбородке усилилась, а взгляд лорда стал куда острее.       — Почему, Ларум? — голос давил на него, теплый тон промораживал до костей, а одобряющий взгляд был подобен ножам, что готовились разделывать провинившегося вассала.       — Л-лорд М-малекит — исчезающие на пальцах кожа и мясо подтолкнули эльфа, можно сказать, придали сил — Д-детей… с каждым разом… лишь г-горстка…       — И почему же горстка? Вы же трахались как кролики… — искры забавы потонули в глубине глаз лорда среди показного сочувствия — Или ты растерял силы?       — Н-нет, Л-лорд Малекит... — закусив дрожащую губу, Ларум отвел взгляд от располагающей улыбки.       — Ты сам взял ответственность, перебив большую часть конкурентов. — мягкое движение рукой вернул сбежавший взор вассала — Несмотря на это, предложил свою помощь. Я же – согласился, понадеялся на тебя. А ты поступил так подло…       — Я-я…       — Успокойся, успокойся... — похлопав Ларума по голове, Малекит встал сбоку от эльфа, так и не убрав руку — Ты был мне предан, заслужил мое доверие. Твои способности позволили тебе подняться – не каждый может так виртуозно обращаться с лезвием в теле… Как я и сказал, я не зол на тебя за дочерей Одина.       Похлопывающая Ларума, словно пса, рука остановилась. Из-за этого эльф больше не мог сдерживать свой страх. Тело задрожало и только хватка лорда удерживала его. Сердце бешено стучало и даже боль в руках не могла приостановить его бег. Ларум увидел пару гончих, что вышли из-за древесных гигантов перед ним. Окровавленные пасти и бешенный взор, что блуждал по нему, находящемуся в руках их хозяина, пугали. Он знал этих тварей, что были верными питомцами Малекита. Помнил, как те пожирали тела неугодных.       Эльф боялся грядущего, однако не мог сделать ничего для спасения. Воспоминания останавливали от действий против лорда, ведь он знал, что тогда наказание может стать гораздо хуже. Ларум лишь надеялся на милость, хотя и знал о жестокости Проклятого.       — Но я расстроен, что именно ты стал тем, кто взял секиру из рук проходимца. Такой ценный инструмент... и теперь должен быть потерян…— рука покинула голову вассала, а из уст лорда прозвучал короткий свист. Услышав сигнал, гончие стали медленно приближаться к добыче.       — Н-нет, м-мой Лорд! — Ларум попытался развернуться и дотянуться до своего спасения, он готов был умолять. Вот только Малекит извернулся и изящно ушел от хватки, подарив напоследок добрую улыбку и отеческий взгляд.       Уходя, король темных эльфов услышал вопль боли, отчего удовольствие от посещения этого захолустья стало чуть больше. ***       Бродя по сожжённой деревушке Малекит мечтательно улыбался. Война! Он предвкушал скорую бойню, что устроит. Беды и страдания, что придут вслед за смертями. Он ждал почти три сотни лет и вот наконец! Ошибка, что сделали дочери Одина, стала долгожданным подарком.       Война – та что взрастила его, стала матерью и отцом, братом и любовницей. Он ощущал небывалый подъем и удовольствие. Только во время войны Малекит чувствовал себя на своем месте. Ощущал правильность происходящего.       Он привык к трупному смраду и запаху сгоревшей плоти, к болезненным стонам побежденных и предсмертным крикам умирающих. К рекам крови под ногами и алой грязи, что забивалась в сапоги и стирала ноги до мяса. К постоянному мародерству, телам, плывущим по реке и специфическому привкусу воды. Привык еще тогда, в плену у троллей, а затем и во время войн против толстокожих уродцев.       Он даже убил свою наставницу и любимую только из-за продолжения бесконечной бойни и грызни! Она желала мира, но не понимала, что миру не нужен был Малекит. Он, еще с детства, был отдан на поля жестокости и бесчестья за пару медяков, продан, чтобы мать смогла прокормить своих любимых гончих. Он потерял связь с миром уже тогда.       Только война придавала чувство значимости Проклятому. Она была нужна ему, также, как и он ей. Лишь эта бесконечная борьба за жизнь позволяла ему избавиться от пустоты глубоко внутри.       Вышагивая меж сожжённых домов, он улыбался приближающейся буре. Очередной, но точно не последней. Стон отвлек его от дум, и привлек внимание. Среди трупов возникло мельтешение. Тонкие ручки скребли по грязи в сторону одной из куч. Настойчиво перебирали и тащили за собой тело юной эльфийки.       Она пылала магией. Прорехи, что были видны в поношенном мешке были пропитаны в крови, однако девчушка не истекала живительной жидкостью. Даже лишившись сил, она ползла в грязи меж тел, измазываясь в пепле, загребая плоть и кишки.       Пока не наткнулась на изящные сапоги из кожи тролля.       Приподняв взгляд, она увидела эльфа с черным пятном, что пересекало половину его лица. Он улыбался и радостно смотрел на ее борьбу. В его взгляде она заметила азарт и понимание вместе с ожиданием чего-то.       Уголок его сапога впился в плечо эльфийки и с силой приподнял, перевернув на спину. Она не сопротивлялась, не могла из-за усталости и лишь смотрела с неприкрытой яростью на взрослого, так похожего на тех, что издевались над ней раньше, что бросили их с сестрой на погибель…       — Хо, и ты еще жива? — легкое удивление сквозило в его голосе, а глаза блуждали по шее, на которой был виден грубый шрам – подарок асгардской принцессы.       — Ну-ну, не стоит плеваться ядом в своего спасителя. — Малекит только легко посмеялся над угрозой, что плавала во взгляде девчушки — Особенно, если не сможешь совершить задуманное…       Проклятый хмыкнул, улыбаясь все шире и шире – эльфийка не приняла его совета и продолжила мысленно убивать незнакомца. Веселье его в глазах с каждой секундой увеличивалось. Ее упрямство было так знакомо эльфийскому чародею!       Сделав пару пасов, Малекит создал сизый дымок, что, пробежав по коже остроухой, сорвался к трупным кучам. Марево что-то искало в мертвых телах. Перебегало от мертвого к мертвому. Пока не нашло… Дым обволок труп маленького ребенка и потащил к создателю. Заклинание не обладало приличной силой, потому и весь путь крохотное тело билось и шкрябало по земле. Малекит не обратил на это внимания, а вот девчушка затаила дыхание.       Тело упало перед ней. Такое знакомое. Только голова трупа отвернулась, словно не хотела, чтобы ее видели. Проклятый носком сапога развернул лицо ребенка к эльфийке и с улыбкой наблюдал как слезы покинули ее красные глаза.       — Она умерла от удушья. Видимо не смогла выбраться из-под тяжелых тел. — увидев характерные признаки, сказал Малекит — Это ведь ты ее спрятала там, ведь так?       Проклятый не мог не заметить сходства ребенка и девушки у его ног. Само заклинание должно было принести то, к чему стремилась личность. Чего желала.       — Никто не выжил… Я проверил лично. — грустное на его лице выражение соткалось из многих деталей — Они сожгли каждый дом. Может, захотели, чтобы никто не узнал? ...Я видел троих, похожих на тебя. Съеденных дикими псами.       Слезы перестали появляться в глазах эльфийки. Пустое лицо ее сестры с оставшимся во взгляде страхом все еще смотрело прямо на нее, а слова странного незнакомца продолжали втекать в ее острые уши.       — Будет война. — произнес он так, будто это было чем-то приятным — И они точно появятся там. — он видел, как дернулось тело на земле. Проклятый посмотрел на девушку. В ее глазах стоял холод Нифльхейма, что затуманил ее взор. Показал ей будущее – ее достижения, уважение, что она получит от других эльфов. Месть, что она с удовольствием вкусит.       Конечно, не обошлось и без помощи Малекита, что направлял мысли девушки на правильный путь. Словно дирижёр, удерживая в пальцах нить заклинания. Он очень хотел обладать ею. Девчушка была сильным магом, с пробудившимся даром. До или после смерти – было не важно… Важным было то, кем она станет: смертоносной воительницей, одной из лучших. Удивительным оружием.       И если он ее воспитает, она будет незаменимым винтиком, крутящим механизм Войны, как любят говорить дворфы. Хорошим инструментом.       — Как твое имя, дитя? — спросил Проклятый.       Он видел, как тяжело было эльфийке сказать хоть слово, однако …она справилась:       — Ал-гхл-рим.       Малекит услышал ее. Будто и не было тихого хрипа, а лишь обычный голос, пропитанный болью и злостью. И с соответствующим взглядом дикой гончей, коих колдун умел приручать с детства.       — Что ж… ты пойдешь со мной на Войну, Алгрим?