Дерзкий Энди

На следующий день я весь обзевался, засыпая на ходу, потому что ухандокался вчера пидорасить всю школу за двоих. Благо, работать в этой жизни мне не надо было, да и на ферме я не был больше бесплатным прорабом, хоть куда-то энергию смог направить. После уроков я взял пример с Бирсака и тоже нацепил наушники, чтобы мы с ним не пересекались. И минут через 40, когда я уже совсем ушел в музыку, выкинув из головы обоих Бирсаков, кто-то дернул мой наушник, вырвав его из уха. Ну кто ж еще, конечно, Бирсак! - Эй. – сказал он и уставился на меня. – Зачем? Я вздохнул, вытаскивая второй наушник и вешая провода на шею. - Выражайся яснее, придурок, я не телепат. Он усмехнулся, звякнув своим кольцом в губе о зубы. - Зачем прикрыл меня вчера? – пояснил он. – Мне не нужна твоя помощь, я о ней не просил. Я был утомлен и раздражен, и, если честно, его скотское поведение меня уже порядком заебало. - Мне насрать, чего ты там хотел, а чего нет. – устало сказал я, продолжая водить шваброй по полу. – Дело сделано, смирись. - Ты можешь просто ответить? – настаивал он. - Да тебе не по хуй? - Я не собираюсь тебя благодарить за это, ясно? И не думай, что я у тебя в долгу. Я сам могу о себе позаботиться, понятно? - Да как скажешь, заебал ты уже, блядь, вот честно слово. Нужна мне твоя благодарность сто лет в обед. - А что тебе нужно тогда?! – вдруг рявкнул он. – Думаешь, я не вижу, как ты таскаешься за мной везде? Как таращишься на меня в столовке? А теперь это! – он подошел ближе и схватил за лацкан моей рубашки. – Никогда не поверю, что все это по доброте душевной! Его губы вновь сжались от злости, но в этот раз я заметил, что это было притворство. Он изображал ярость, которой не было, по крайней мере, в данный момент. Он наклонил голову набок и сильнее сжал мою рубашку, и я заметил, как всего на секунду, буквально на одно мгновение, его взгляд скользнул с моих глаз на мои губы. Так как я и сам часто грешил этим, это крохотное движение не ускользнуло от моего взора, и теперь картина начала меняться. Не так уж и сильно Дерзкий Энди отличался от Моего Энди, тоже играл «за обе команды», хотя, вероятнее всего, сам этого не осознавал. Я взял его руку, отцепил от своей одежды и с силой оттолкнул от себя. - Мне жаль, Бирсак, что вокруг тебя крутится лишь одно мудачьё и подхалимы, и что ты не допускаешь даже мысли о том, что я мог сделать это просто так. Просто чтобы ты не проебал свою гребаную жизнь. В Лос-Анджелесе меня выперли из 3х школ, и вот теперь я здесь, но, если тебя выпрут из единственной школы в городе, что ты будешь делать? Работать в забегаловках, а потом сопьешься или кто-нибудь когда-нибудь тебя прирежет, как сказала моя тетка? - То есть я должен поверить, что ты просто беспокоишься о моем благополучии? С чего бы это? Ты меня совсем не знаешь! - Тебя может и не знаю, - снова вздохнул я. – Но я знал одного человека, который очень похож на тебя, только он не был таким уёбком, как ты. Ты можешь верить, во что хочешь, и можешь засунуть свою благодарность себе в задницу, мне она вовсе не нужна. Мне вообще от тебя больше ничего не нужно. Если не развалишься, домой этот класс, а я пойду в другой. Я собрал свои ведро и швабру, чтобы уйти от этого бестолкового спора и от него. Как только я вспомнил Моего Энди, мне снова стало грустно, и тоска больно сжала мое сердце. - А каким он был? Тот, кто похож на меня? – вдруг спросил Дерзкий Энди мне вслед. Неужели он пошел на контакт? Верилось с трудом. - Он был добрым, честным и весёлым. – ответил я, остановившись у двери. - Вы с ним что, трахались? – съехидничал он. - Пошёл ты на хуй. – ответил я и вышел из кабинета. Догадливый сука какой. Урод, блядь. Трахались мы, да, ага, тебя забыл спросить, мудила! Злость и горечь так сильно сдавили мне грудь, что в глазах защипало. Я бросил всё, что было у меня в руках, и пошел в туалет. Я вспоминал тот последний вечер, что мы провели с моим Энди на сеновале. Как мы целовались, как я обнимал его, как он целовал меня, как сбивалось его дыхание, и как он стеснялся зайти чуть дальше. Я бы всё на свете отдал, чтобы вновь оказаться там, обнять его и просто быть с ним. Ну почему?? Почему, сука?! Почему это произошло со мной?! Где реальность? Проклятье!!! Блядь! Блядь! Блядь! Я долбил кулаком в зеркало на стене со всей силы, сжав зубы и сдерживая слезы, осколки сыпались в раковину, и туда же капала кровь с моих костяшек. Вдруг я почувствовал, как кто-то схватил меня за руку и оттащил от умывальника. - Успокойся, Деккер! – неожиданно появившийся здесь Бирсак встряхнул меня, держа одной рукой мое запястье, а другой за плечо. – Ты что, совсем оебенел? Я с трудом пришел в себя и тяжело дышал. Боль, которой я до этого не чувствовал, сковала мою кисть, и я чуть не взвыл. Зеркало было вдребезги расколото, а в моей руке даже торчали мелкие осколки. - И это я ещё больной, да? – снова обратился ко мне Энди. – Идём. Он потащил меня куда-то за плечо, но я вдруг отпихнул его и заорал: - Отвали от меня! Не трогай меня, ёб твою мать! Никуда я с тобой не пойду! Просто отъебись от меня!!! - Ладно, мудило, хуй с тобой. – сказал он и вышел из туалета. Я закрыл глаза и прислонился к стене, медленно съехав на пол. Из глаз потекли слезы, но сейчас я уже не мог понять, были ли они от боли, что причиняла мне моя рука, или от боли, что раздирала мне душу. Согнув ноги в коленях, я спрятал в них свою голову и просто сидел, хлюпая соплями. Через некоторое время кто-то снова вошел в туалет. «Да блядь, кого еще принесло…» - подумал я, а потом услышал, как этот кто-то плюхнулся на пол напротив меня, дребезжа о кафель своими цепями на ремне. Я поднял голову, предварительно вытерев глаза об джинсы. Передо мной сидел Дерзкий Энди и держал в руках аптечку, которую, видимо, взял у медсестры. Его лицо не было злым или пафосным, он просто смотрел на меня, стараясь не показывать никаких эмоций, но всё же я заметил в его взгляде сочувствие. - Будешь и дальше орать и выёбываться или дашь мне помочь тебе? – спросил он. Я не знаю, как выглядело моё лицо в этот момент, наверно, красные глаза и опухший сопливый нос, но мне было всё равно. Рука нещадно болела, и я протянул ее ему. Сев в позе лотоса, Бирсак открыл аптечку и достал пинцет. Он заботливо взял мою кисть, и внутри мне снова стало больнее, чем снаружи. Тепло его руки обжигало похлеще огня, и я прислонил другой кулак к своему рту, чтобы не дать себе пискнуть. Аккуратно и быстро он вытаскивал осколки зеркала из моей кожи, украдкой поглядывая на меня. - Слушай, ты извини за то, что я ляпнул в конце, - вдруг сказал он, и я посмотрел на него, точнее на макушку черных блестящих волос, так как он опустил голову вниз, возможно, стесняясь смотреть мне в глаза. – Я всегда говорю с сарказмом, но, похоже, в этот раз перегнул палку. Я ничего не ответил, просто отвернулся в сторону. - Да даже если и так, ну и ладно, это твое дело. – продолжил он. – Похоже, тот парень много значил для тебя, раз ты тут такую бойню зеркалу устроил… - Да. – подтвердил я хриплым голосом. – И мы с ним не трахались. Энди усмехнулся, услышав это. - Как скажешь, чувак. – закончив перебинтовывать мою кисть, он помахал ею перед моим лицом и воскликнул. – Как новенькая! Мы поднялись с пола, и я выдавил из себя «Спасибо». - Вали домой, я тут закончу. - Ты ж не хотел быть у меня в долгу. - А я и не буду. Зато ты будешь в долгу у меня. «Ишь какой умный», думал я, пока ехал в автобусе на ферму. Везде выгоду найдет. Мне, конечно, не нравилось, что он стал свидетелем моего припадка, но, если это пробудило в нем хоть немного человечности, то оно того стоило. Я посмотрел на свою перебинтованную руку. Я послал его на хер, но он всё равно помог мне. Интересно, что он подумал, когда увидел, как я херачу зеркало? И как я выглядел со стороны? Как псих? Или просто жалким? Интересно, а что бы Мой Энди сказал на это? Хотя, если бы я был с ним, этого бы не произошло. Дома старик Хойт долго хлопотал над моей рукой, наложил компресс, намазал мазью, и уговаривал поехать в больницу, чтобы убедиться в отсутствии трещин и переломов. Но я наотрез отказался. Просто хотелось лечь в кровать и укрыться от всего. От боли и тоски, от переживаний, от вопросов, что постоянно терзали мою голову, от воспоминаний того, чего, судя по всему, никогда не было.