Профессионал

      — Мэдс, а когда ты в первый раз попробовал пиво?       — В самый-самый первый?       — Ага.       — Не помню, Нудл. Давно. На кухне горит свет, включено радио, — жизнь продолжается, играет на натянутых жилах: в Бангладеш — наводнение, в Далласе разбился «Боинг», авиакатастрофа на фестивале в Рамштайне — дурацкая случайность, а в Лондоне с утра будет хлестать дождь, и во рту горчит крепкое перестоявшее какао из кружки со сколотым краем.       — А напился? — Нудл, выхлебав свою порцию и кое-как взгромоздившись на узкий подоконник, болтает ногами, загорелыми после сухого уходящего лета. — Не попробовал, напился.       — Кажется, в одиннадцать.       — А-а-а…       — Впервые потрахался?       — Бинго! Так когда?       — В тринадцать… ну, почти четырнадцать. Слезай с окна, задницу застудишь.       — Не-е. Тут хорошо. Вспомнив про магазин и хлопнув по бедру, Мёрдок извлекает из кармана потёртых джинсов мятый бумажный свёрток на палочке.       — На, грызи. Апельсиновый.       — Украл? — Нудл с укором во взгляде грызёт леденец: она никогда не обсасывает их на обычный манер — всегда грызёт, хрустя карамелью, а потом облизывает липкие от сахара пальцы. Дурная привычка, от него подхваченная, чья же ещё? — Мэдс, завязывай уже. Как дитё малое.       — Какое тебе дело?       — Большой ты уже для такого.       — Сам разберусь, большой или не очень, усекла?       — Достаточно большой, чтобы повзрослеть. Нет, чёрт возьми, Мёрдоку ничуть не совестно за то, что он творит: любому известно, что Мёрдок, дитя улиц, не знает ни смущения, ни стыда, — только сейчас он допивает остывшее какао и рассматривает кругляш металлического солнца на ремешке её чокера.       — Мёрдок Никкалз, сейчас мы договоримся, что ты прекратишь воровать, — Нудл подтягивает короткие чёрные шорты, наклоняется и, сощурившись, убирает всей пятернёй отросшие волосы со лба. — А то я обижусь. Ну-ка, в глаза посмотри и пообещай, что прекратишь.       — М-м, может, ещё и нос опять сломаешь? Или подправишь правый иллюминатор?       — А зачем? Ты и так симпатичный. Мёрдок чудом умудряется не выплюнуть на майку набранное в рот какао, но всё равно, подавившись, кашляет и обрызгивает джинсы, пока где-то поверх этого всего звонко хохочет Нудл.       — Вот теперь вижу, что слушаешь!       — Иди ты!       — А я? Как думаешь, я симпатичная?       — Лапша, блять, ты вообще королева всего мира, — хрипит Мёрдок, отирая рот и подбородок, — только не говори парням, что я ворую конфеты. О’кей? Нудл кивает, прикладывает палец к его губам и ведёт им по царапине вкривь плохо побритой щеки.       — О’кей.