***
Так родился первый грех — гордыня. Блондин с бледной кожей и громадными крыльями, то сияли золотом, стоял напротив трона. — Я не преклоню колено перед этими тварями! — взревел он, глаза его засветились таким же золотом, что и крылья. — Ты противишься моей воле, Люцифер, идёшь против меня? — Бог встал с трона. Любимый ангел Создателя поднял гордо голову. — Если нежелание преклоняться перед низшими созданиями означает неповиновение тебе, то пусть будет так, — ангел выпрямился. — Преклониться перед этими животными? Ни за что. И даже ты не заставишь меня, — он говорил уже тихо. — Они уничтожат всё, что ты любишь, а ты этого не понимаешь. Они уничтожат всё. — Как ты смеешь? Мраморные колонны покрылись трещинами, но взбунтовавшийся архангел не обращал внимания на это, впервые в этом мире возникло такое чувство, как гнев. — Не я один так думаю. Половина ангелов, находившихся в зале, обратили свой взор к Богу. — Ты создал меня, чтобы я давал тебе советы! Так почему ты меня не слушаешь?! — закричал архангел. — Люцифер, успокойся, — прошептал Михаил. — Я не собираюсь молчать! Они уничтожат Землю, свет, разве ты не видишь, как они порочны?! — блондин подошёл к трону. — Ну послушай же ты меня! — голос ангела исказился, прекрасный баритон превратился в рык, в котором словно сплелись несколько криков. — Люди извратят все твои слова! Они будут прикрываться тобой, творя грех! Склера покраснела, а радужка стала светиться ярко-алым. — Люцифер! — закричал Гавриил. — Да что с тобой?! Блондин стал подходить к ступеням, что вели к трону. И от каждого его шага на мраморе появлялись трещины. — Я создавал это мир тоже! — неестественный голос, такой чужой для великолепнейшего и ангелов. — Ты не имеешь права вот так распоряжаться им! — Я тебя создал! — злился Бог. — Да наплевать! — мгновение — и руки Люцифера были объяты пламенем. — Ты, гордец! — воскликнул оскорблённо Творец и в следующую секунду блондина отбросило. И половина ангелов словно сорвалась с цепи, нападая на своих братьев. Ошмётки крыльев, льющаяся голубая светящаяся кровь стали украшать своим уродством центр всего мира. Так родились смерть и боль. — Люцифер! — закричал Господь и направил на того небесный огонь, дабы раз и навсегда уничтожить свою главную ошибку — ангела с грехом. Архангел заорал от боли, но огонь не сжигал его. И вскоре блондин ответил — пламя, отнюдь не похожее на то, которое использовал Бог, столкнулась с небесным. Пламя было не с золотистым, а алым оттенком, и в глубине него можно было разглядеть нечто тёмное. Так родились тьма и ненависть. И всё же восставший архангел проиграл… проиграли и те, кто был на его стороне. Побитые, искалеченные они лежали среди мёртвых собратьев, стонали от боли и доживали последние мгновения. Повелительный взмах рукой Бога — и восставшие исчезли. Затем он подошёл к своему любимому сыну. — За свою гордыню, Люцифер, я изгоняю тебя в Ад, отныне всё, что тебя будет окружать, — пепел. Ничего не происходит без моего дозволения. Архангел засмеялся. — Я гордец? Гордец здесь — ТЫ. Я сказал тебе истину, дал совет, сделал всё так, как ты хотел, когда создавал меня, — он закашлялся, — но ты меня не слушал, я просто хотел спасти мир. Твоя гордыня погубит не только тебя, но весь мир. И те твари, которых ты создал, поспособствуют этому, скоро они от тебя отвернутся. И что же ты будешь делать, а, творец?! — выплюнул блондин и исчез.***
— Отец! — донёсся до Бога знакомы голос Гавриила. — А? — он вынырнул из воспоминаний, но выглядел всё так же потеряно. — Что-то случилось? — Я предлагаю выслать в Ад всех истребителей. Силы тьмы с каждым мгновением всё сильнее, придёт время — и они будут равны нам, — проговорил русоволосый молодой парень с белоснежными крыльями, от которых исходило такое же сияние. «Люцифер, — поправил мысленно Бог, — Люцифер всё сильнее и сильнее. И он уже равен мне…» «Он уже миллионы лет вот так сидит… — подумал Гавриил. — С момента изгнания Люцифера. Неужели ему так больно?» Но эти мысли достигли самого Творца. С момента падения Люцифера он всегда слушал мысли. Он слушал, но не слышал. — Не надо, — пробормотал Создатель. — Почему? Объясни же! — воскликнул Гавриил. — Я хочу спасти этот мир. Бог молчал. — Отец, я никогда такого не говорил, но мне страшно. Я решил заглянуть в будущее и ничего не увидел… только мрак, хаос, всё уничтожено. Внезапно стало темнеть, слегка, но всё же заметно. Архангел поднял голову. В золотом сиянии солнца, олицетворяющем мощь и славу Бога, появилось нечто тёмное, само же светило слегка померкло. Настоящий страх поселился в архангеле. «Что же это?.. Что же?..» — не понимал русоволосый. Творец сгорбился на троне, сжал подлокотники и ровно произнёс: — Оставь меня, Гавриил. Оставь меня, — он откинул голову и смотрел на солнце. Тихий звук хруста донёсся до него. Снова. В последний раз это было миллионы лет назад… «Ха-ха. Отец, я сделал, — радостный голос архангела вынырнул из глубины сознания. — Ты сказал сделать мне замок для Ада, вот, смотри. Эта печать снимется только тогда, когда Бог, то есть ты, согрешишь или сделаешь что-то плохое! Но ты ведь не можешь! Поэтому эта печать навсегда. Правда, здорово?» И первая трещина на печати, представляющей из себя рубин, вставленный в золотые врата Рая, появилась тогда, когда он изгнал Люцифера. Он возгордился, он отвернулся от сына, он разгневался, он породил тьму. Это и было первыми грехами…***
— Значит, Аластор хочет открыть проход в Рай, чтобы начать бойню? — хмыкнула Лилит, разглядывая все возможные платья, которые ей приносила прислуга. — Именно, — Люцифер отпил из чашечки густой кофе. — Но он этого не сможет сделать, есть ещё одна печать, та, которую я создал, он о ней не знает. — Я видела, есть ещё какая-то… — вздохнула Лилит. Король Ада задумался. — Да, её создали после того, как я сюда попал, — слово «пал» блондин не признавал, — Михаил создал, чтобы я не выбрался. Идиот. — И что надо сделать, чтобы снять её? «Полюбить…» — ответил мысленно Люцифер. Но почему тогда печать до сих пор на месте? Он ведь любит: и Чарли, и Лилит. Он убьёт за них, пожертвует всем, разве это не любовь? Тогда почему печать даже не треснула? Люцифер усмехнулся. Помнится, Бог сразу после его падения поставил печать, которая снимется только после падения людей. Он был так уверен в людях, так велика была его гордыня. И Люцифер тогда даже не столько ради плана, а чтобы причинить боль предложил Адаму и Еве выбор — и те забыли про все запреты Бога. Да уж, в Рай-то Творец проход закрыл, а на Землю, где и жили первые люди, нет. После этого закрылся проход и туда. Но было уже поздно. Люди пали. Первая печать слетела. — Я не знаю, что нужно делать, но пытаюсь выяснить. Он узнал случайно, во время очередной чистки залез в голову одному из истребителей, опять же действительно случайно. И так же случайно этот истребитель был рядом, когда Михаил объяснял Богу, как работает печать. Люциферу всегда благоволила удача, случай. Ну, ведь, в конце концов, он их и создал для смертных, чтобы те продавали ему свои души. — Ваше Величество, — в комнату зашёл Велиал, у которого вместо человеческой головы было голова добермана. — Что-то случилось? — начал раздражаться король Ада. — Солнце меркнет… — прошептал вошедший. Лилит поражённо посмотрела на мужа, который обдумывал сказанное. — И сильно померкло? — Нет, но достаточно для того, чтобы заметить. — Мне ещё нужны люди, — Люцифер сжал губы. — Так вот что за треск это был… — понял он, — а ведь эту печать не так уж и легко снять. Было ещё одно условие. Врата после взлома печатей нужно ещё именно открыть. И сделать это может только тот, кто обладает частью божественной силы, причём использовать в качестве ключа он должен тьму. Аж смешно. Тогда это казалось невозможным, но всё ведёт именно к этому. Скоро треснет окончательно печать, поставленная Люцифером, но останется последняя, поставленная Михаилом. «А ведь и вправду интересно ты придумал Михаил… И почему печать не взламывается? Неужели я не люблю? Или есть ещё что-то, я не дослушал? И всё же, что ты такого сделал, Бог, что печать опять трескается?» Бог страдал тем смертным грехом, что был порождён позже всего, ибо осознание, что же он натворил, пришло далеко не сразу. И этот грех создал именно он. То было уныние.***
— Аластор, ты ведь мне поможешь? — Чарли наивно хлопала своими миленькими, по мнению Аластора, глазками и так же наивно улыбалась. «Настоящий ангел… И что она забыла в Аду?» Впрочем, Радио-демон понял, что справедливости в этом мире нет, ещё когда был человеком. — Ммм… Разве я уже не помог? — Ну и что? У меня появилась идея, как тем демонам искупить свою вину, — она улыбнулась ещё шире. — Разве ты уже не придумала что-то другое? — аловолосый поднял брови. — Есть идея получше. Но помочь мне с этим можешь только ты, Аластор. Ну пожа-а-алуйста, — она повисла на его руке. — Ладно, только руку убери. Что я должен делать, маленький оленёнок? — Ты должен залезть грешникам в голову и погрузить их в те воспоминания, когда они согрешили. И они должны будут выбрать другой путь. — Ну ты же в курсе, что это может не сработать? — Аластор наклонил голову бок. — Они будут переживать эти воспоминания столько, сколько нужно, чтобы они поняли. Правда здорово? — в глазах Чарли, кажется, появилась радуга. — Ага… — что-то насторожило Радио-демона. «А вдруг сработает? Ну что же, две души ничего не меняют. Если сработает, то я просто откажусь». — Ладно, где эти падшие души? Ха-ха-ха! — Уже бегу за ними! — принцесса захлопала в ладоши и убежала. Улыбка исчезла с лица Аластора. Его лицо без этого вечного оскала смотрелось как-то неестественно, словно то не он. «Ад задумывался как место, где грешники будут страдать и через страдание искупать свои грехи, — вспомнил Радио-демон слова Люцифера, — разве я собака, чтобы исполнять волю Бога? Ха-ха-ха, да ни за что. Я создал здесь Рай для всех падших, разве кто-то захочет чего-то иного? — насмешливый голос короля Ада становился всё громче. — Пусть смотрит, какие его создания на самом деле, смотрит и дальше упивается своей гордыней». Не успел Аластор и моргнуть, как в комнату забежала принцесса, держа за руки двух демонов. — Ты же говорила, что мы будем по-другому прощение заслуживать, — пробормотал бывший военный. — Я придумала способ получше! Аластор, давай! И была боль.***
Энджел Даст вместе с Вэгги сидели на диване и смотрели на грешникв, что корчились от боли на полу. — Неужели то так больно? — спросил порноактёр. У демонов уже закончились силы орать, они прости хрипели. Взгляд одного из них стал более-менее вменяемым, он посмотрел на Аластора: — Х-хватит! Радио-демон вытянул руку и снова погрузил самоубийцу в воспоминания. — И все мы должны были по задумке Бога вот так корчиться от боли? — пробормотал Люцифер и широко улыбнулся. Чарли жалостливо смотрела на двух мужчин, которые явно не заслужили тех страданий, которые сейчас имеют. То происходит уже два часа. Уже в сотый раз Аластор погружает их в воспоминания, заставляя вновь прочувствовать всю боль, но избрать иной путь и раскаяться. — Как жестоко… — пробормотала Вэгги, которая хоть и не любила мужчин, но сейчас испытывала искреннюю жалость к этим двоим. Принцесса Ада закрыла глаза, поморщилась и отвернулась, после чего тяжело вздохнула. — Аластор, может, это и вправду не работает? — спросила блондинка. Радио-демон не отвечал, он улыбался и продолжал пытать грешников. Самоубийца схватился за горло и просипел что-то, пытаясь вдохнуть воздух, но не вышло. — Ну давайте же, — Аластору уже надоело делать одну и ту же работу, тратить силы. — Если ещё раз они ничего так и сделают в своих воспоминаниях, то та идея, Чарли, обречена. Принцесса подошла к самоубийце, присела возле него и прикоснулась своей холодной ладонью к его щеке. И этот холод душе хоть как-то успокоиться. Мужчина лежал с широко открытыми глазами, которые заволокла тьма, и уже не корчился от боли. Что-то она должна уметь, в конце концов? — Ну же, Джон, ты просто должен выбрать другое, осознать… — пробормотала девушка.***
Невероятная духота окружала Джона, он буквально задыхался. Мужчина подлетел к двери номера и быстро зашагал к лестнице отеля. Через минуту он стоял на крыше. Он подошёл к краю крыши и взглянул вниз. «Все так суетятся… И зачем вся эта суета? Интересно, а если спрыгнуть, то будет свобода?» Разыгрался невероятно сильный ветер. Казалось, что здесь он свободен, словно он выше всего мирского. Этот ветер словно был ответом, дарил прохладу, впервые унося ту духоту. И Джону показалось, что он слышит чей-то голос в свисте ветра. — Джон… — еле различимый шёпот, — выбрать… осознать… — Ч-что? Кто з-здесь? — он обернулся, но никого не увидеть. Он проиграл в этой жизни всё: состояние, семью и даже свободу… эта зависимость от азартных игр сделала из него раба, который ничего не имеет. И какой смысл теперь этого существования? Сегодня он проиграл последнее. — Джон… Шёпот был женским. — Не надо… Голос отчего-то показался ему похожим на голос его жены. Сердце забилось, как бешенное. — Я всё потерял, что мне теперь эта жизнь? — пробормотал он. — Ты прав, Джон… — прошептал в левое ухо мужской, неестественный, слишком красивый голос. — Зачем тебе эта жизнь, Джон? Прыгни же, получи свободу… — Да, разве есть хоть что-то, что у меня ещё не отняли? — прошептал мужчина. — Ну же Бог, разве ты не должен отвечать?! — он прокричал это в ночное небо, затянутое тучами. И почему-то ответ нашёлся. Он пришёл к нему так же спонтанно, как порой приходят идеи в голову гениям или начинает бушевать стихия. Эта мысль никогда не возникала в его разуме, она казалась ему чужой, но от этого ответом быть не переставала. Душа… Он её никому не отдавал, не продавал, этот божий дар он сохранил, и никогда даже не говорил, что отдал бы всё рад чего-то, хотя, казалось, это было невозможно. — Джон! — женский крик заглушил шёпот. — Джон, не надо! Я люблю тебя, вернись ко мне! Сладкая и желанная ложь порой может спасти, а жестокая правда убить. Потенциальный самоубийца отошёл от края. И сердце замедлило своё биение, затем замолчало. И духота, и боль окончательно исчезли. Вдали в небе виднелись чьи-то силуэты, точно люди, только с крыльями. Джон сощурился и не верил своим глазам. — Ангелы? — он отошёл на шаг назад.***
Аластор поражённо смотрел на то, как тело демона по крупицам растворяется в золотистом сиянии. — П-получилось… — неверяще пробормотал он. — Но ведь врата… — Радио-демон неверяще смотрел в пол. Нет, нет, нет! Какого чёрта всё идёт не так! Разве он пришёл помогать демонам обрести покой на Небесах? Он пришёл посмотреть на их разочарованные рожи! Так он никогда не откроет врата! У Чарли на глазах появились слёзы. Она смогла. СМОГЛА! Они все ошибались, ВСЕ!***
Люцифер смотрел куда-то в пустоту, сидя на своём троне, выпиленном из чёрного монолита. — Люцифер, всё хорошо? — Вельзевул подошёл к другу и настороженно посмотрел на того. Король Ада неверяще посмотрел на зеленоглазого. — Рай… Только что открылся проход из Ада в Рай. — Разве это возможно? Стоят же печати… — Всего одна душа, но я почувствовал это… это было искупление. Я не чувствую эту душу… не такая уж и большая потеря, но… — Люцифер встал с трона. — У тебя есть идеи, как это произошло? — Как угодно. Хотя… — он взял белоснежный плащ с подлокотника трона и накинул на себя, — есть идея, кто мог бы быть причастен. — Это надо прекратить. Если так пойдёт и дальше, то Небеса будут становиться сильнее, а мы — слабее. — Я знаю, Вельзевул. Но я не позволю. Никакого света, только тьма, только грех. Никакого Рая, только Ад. Никакого Бога, только он, Люцифер. И никто не посмеет противиться этому, даже его собственная дочь, если это была она. Он подарит ей Рай. После того, как убьёт Бога и займёт его место. И он даже, кажется, знает, кто помог Чарли. — Вельзевул, поезжай-ка к Чарли… впрочем, нет, — Люцифер улыбнулся. — Сделаем, иначе, ха-ха-ха, — он тихо рассмеялся и снова сел на трон. Пусть пока развлекутся, он уже придумал им занятие, и мешать не будут, и Чарли не будет на него думать. В конце концов, это будет просто подарком для его любимой дочери, пусть все так думают, пусть все думают, что он сглупил, ведь все привыкли думать так. Зачем нарушать эту замечательную традицию? Пусть думают… — Территория, где находится этот Отель, Вельзевул, отныне не принадлежит мне. Посмотрим, что же будут делать жадные до власти демоны, — он улыбнулся широко. — Правда, здорово?! — Как всегда, просто изумительно, — слегка склонил голову шатен.***
Вельзевул шёл по Лимбу — месту, где находятся души благочестивых людей и младенцев, но не крещённых. «Какой же ты гордец, Бог», — в очередной раз думал падший ангел. Когда-то здесь был пепел и серое небо, что способствовало абсолютно безрадостному пребыванию душ. Но Люцифер решил, что ни младенцы, ни добродушные язычники, чей единственный грех заключается в том, что они некрещённые, не заслужили такой участи. И потому это было единственным местом, где росли серебряные деревья и такая же трава, небо приобрело слегка голубоватые оттенки, а по земле ходили павлины — любимые птицы Люцифера. Единственное место в Аду, где была прохлада. Раньше Вельзевул иногда водил сюда Чарли, когда та была маленькой. Чарли… О да, он помнит, как эта маленькая принцесса однажды спросила: «А я когда-нибудь попаду в Рай?» И что ему было ответить? Грешникам нужно было пройти через невероятную агонию, чтобы искупить грехи и попасть туда. А какой грех нужно было искупить Чарли? Её было жалко. И тогда Вельзевул сказал: «Обязательно, принцесса. Ещё и на красивом золотом троне посидите». Он подошёл к чёрным массивным вратам, которые были высечены в горе. Цепь гор окружали весь Ад, и за ними была бездна. Он среагировал мгновенно. Светлая энергия рядом — и правая рука короля Ада во всей своей демонической красе. Склера заалела, бараньи рога не просто увеличились, но зажглись пламенем, выросли клыки. Привычный костюм-тройка сменился на чёрный кожаный боевой костюм, защищающий все жизненно важные точки на теле демона. Руку объяла тьма, из которой в любую секунду был готов показаться острый демонический клинок, предназначенный для убийства ангелов. — Здравствуй, Вельзевул, — перед ним стоял самый обычный ангел с самыми обычными белыми крыльями. — Кто ты? — и тем не менее, князь Ада вёл себя достойно и более, чем спокойно. — Меня зовут Эсраил. Ты меня не знаешь, я был создан после падения Адама и Евы, сорок миллионов лет назад. Я ангел, что должен пытать грешников после Страшного суда, — белокурый ангел улыбнулся. — И зачем же ты пришёл, Эсраил? Решил попрактиковаться? Ангел обвёл глазами Лимб. — А здесь красивее, чем в Раю, там всё словно застыло, а здесь живёт… — но внезапно блондин тряхнул головой. — Я пришёл, чтобы помочь. — Помочь? Ангел хочет помочь демону? — Вельзевул усмехнулся, а Эсраил недоумённо посмотрел на него. — В твоё положении я бы принял мою помощь. Без тех знаний, что я могу дать тебе, Вельзевул, вы никогда не вскроете последнюю печать. Люцифер просто не решится, — он посмотрел на врата. — Осталось всего две. — Зачем тебе мне помогать? Хочешь поскорее приступить к обязанностям. — Нет. Я никогда к ним не приступлю, ну и хорошо, не хочу никому делать больно, хотя, я наверное это сейчас и делаю, — он усмехнулся. — Я был создан из божьей гордыни. Да, не удивляйся, что я так говорю, я это прекрасно знаю. Но в чём смысл моего существования? Рай не победит. Я просто хочу, чтобы вся эта бессмысленная вражда окончилась и семья была вместе. Мои собратья, вероятно, меня не поддержат, если я такое скажу, и убьют меня по возвращению, поэтому… — ангел улыбнулся ещё шире и протянул свой меч, что искрился божественной энергией, — я думаю, он тебе понадобится больше чем мне, я всё же не смогу сразиться против истребителей. Вельзевул покосился на клинок, но взял тот. — Ну что же, а теперь я вкратце объясню, что нужно сделать…***
Люцифер, сидящий на своём троне, внезапно сжался. В сердце словно вонзили клинок, дышать стало тяжело, всё тело резко задрожало. «За что?» — послышался голос его жены. «Лилит?» — спросил он про себя, но привычного ответа с ласковыми словами не последовало. — Лилит! — он подорвался с трона и схватился за сердце, то неимоверно сжалось, он рухнул на пол и тяжело задышал. И внезапно… Боль прошла. Оставив только растерянность. Король Ад исчез и в следующее мгновение появился в том месте, где в последний раз чувствовал энергию, сущность Лилит — его кабинет. Предчувствие беды захватило сознание. Красивая женщина, которой от силы можно было бы дать на вид тридцать лет, лежала в своём любимом фиолетовом, обтягивающем платье. Её длинные блондинистые волосы разметались по полу. Глаза, что обычно напоминали льдинки, потухли… словно стекло… Губы побледнели, как и всё ещё и без того бледное тело. Лилит, его первое создание, самое совершенное, как казалось Люциферу, лежала в собственной крови. Из груди торчал клинок, от которого исходил божественный свет. — Лилит! — Люцифер подбежал к телу и упал рядом на колени, прикасаясь тонкими пальцами к её холодной щеке. Он взял её ладонь в свою и крепко сжал. «Ты же знаешь, я всегда буду с тобой, я не предам и не брошу». И он верил. До этого дня. Он заорал. Заорал во всё горло, так, что каждый в Аду непременно слышал этот крик. По стенам замка пошли трещины, дворец внезапно почти весь разорался по камешкам — и в следующую секунду те закружились, но вскоре снова сложились. То же самое случилось и со всем Адом. — Лилит! — это имя разнеслось по всей Преисподней, достигнув не просто Земли, но даже Небес. Он любил. Любил так, что сейчас невозможно никак совладать с этой болью, которая, словно наточенный ангельский клинок, резала сердце, как божье пламя сжигало его разум, пламя вскоре объяло и сердце. Этот жар вызывал ту самую настоящую, истинную агонию, что проявляется в моменты горчайшей не просто скорби, но злости, боли и… ненависти ко всему несправедливому миру. И это пламя делало любого слепым в своей боли и ненависти. Блондин прижал её к себе и впервые в своей жизни, с самого создания, заплакал. Он безумным взглядом смотрел куда-то в пустоту, не осознавая, что происходит. Мужчина сжал первую женщину в мире ещё сильнее, словно пытаясь сохранить тепло её тело, словно это бы могло вернуть её. Словно это бы спасло… Она мертва. Её души, сущности больше нет. И он один…