Усталость, чай и немножко нервно

Лафайет сидел на диване возле окна. Он переписывался с Томасом и глупо улыбался. Ну, знаете, только Гамильтону казалось, что он улыбался глупо. Геркулес, например, вообще не заметил — так и ушел в другую комнату со своим завтраком, попутно пытаясь не уронить наушники в этот самый завтрак. Тишь да гладь… Вдыхаешь полной грудью и выдыхаешь тихое «ай как заебато». Но так-то оно так, до той поры пока в комнату не ворвался разъяренный Джон. Шел второй день, как кучерявому стало лучше. Он все-таки проспал своих добрых, а главное, заслуженных восемнадцать часов и теперь был полон сил. Полон сил въебать Гамильтону, ведь весь его праведный (наверное?) гнев был направлен именно на этого полуночника, который любил громить квартиру, пока все спали, называя это «работой». -Ах ты! Ебанный ублюдок! — Джон явно перебрал с выражениями. Александр удивленно повернулся и взглянул на Джона самыми невинными глазами, какими только смог. -Ты сожрал мой йогурт? — Лоуренс сделал два шага навстречу. Он был в паре сантиметров от лица Алекса. — С чего ты взял? — А иначе, что это у тебя на губах такое белесое с запахом сраного персика? Запаха моего, блядь, любимого персика! — зарычал Джон и пальцем ткнул в уголок губ Алекса. Он провел по их контуру, а затем облизнул свой палец, — это мой йогурт, Гамильтон! -Ой, дорогие мои, может, уже переспите? А то тут так и смердит недотрахом, — Лафайет не желал выслушивать все эти перепалки, особенно сегодня. Блядь, сегодня важный день. А эти опять бесятся из-за всякой ерунды. Как только Мари высказался что-то за спиной Алекса предательски звенькнуло и упало — ложечка. Ложечка, которой он ел йогурт Джона. Лоуренс выругался. Он, видимо, хотел напасть на Алекса, но Лафайет вовремя кинул в него подушку. — Никакой ругани сегодня! Сегодня особый день. — Ага. День, когда Гамильтон узнает, что значит «удар в челюсть от Лоуренса, мать твою». — Джон, он стоял на виду, я не знал, что он твой. — Нет! Знал! Короче говоря, их пришлось разнимать. Растащить по углам этих зверюг помог Геркулес. Черт, нельзя сказать, что все в этом доме враждовали и нельзя сказать, что Джон и Алекс враждовали. Они, просто были такими. Иногда ссорились, а вообще жили мирно. Лафайет верил, что они где-то глубоко в душе сердешно любят друг друга. А может, и нет. Поди их разбери. То поют вместе какую-то чушь пьяными, смотрят сериалы, а то дерутся из-за йогурта… — Сегодня кое-кто придет, я вас предупреждал, — Лафайету пришлось все заново объяснять. Каждый раз, поверьте мне, он нереально нервничал, когда представлял, как это будет выглядеть: Томас и Алекс за одним столом. Это полный пиздец. Жильбер обсуждал это с Геркулесом. Потом, конечно, подключили и Джона, чтобы он не обижался, что его не приняли в клуб. Тогда, сидя на кухне, они и решали этот вопрос. — Я тебя умоляю, — протянул Геркулес, — они по любому, когда-нибудь договорятся… По крайней мере, я надеюсь. — Может их напоить? — предложил Джон. Он всегда решал все сложные вопросы именно так. — Чтобы они поубивали друг друга? — возмутился Лафайет. — Они и так поубивают. — Только вот на утро не вспомнят как. Вот это были дебаты, скажу я вам! А главное, из мухи слона раздули и вот, уже встреча Гамильтона и Джефферсона — это мировая проблема уровня апокалипсиса из «сверхъестественное». — Кстати, мне приснился Алекс на летающем единороге, — как-то невзначай упомянул Лоуренс после некоторого молчания. Все задумались. Потом до Маллигана дошло. — Но бро, единороги не летают. — Да вот именно! Лафайет не знал что думать. Он весь день пролежал на диване, листая ленту в инсте. Его мысли будто притупились. Рядом лежал Геркулес — тоже в телефоне. Даже Лоуренс и Алекс не шумели. Вообще не понятно, что они делали, но это не важно. Ближе к вечеру Жильбер сгреб себя в кучку и стал прихорашивать дом. Ему нравился Томас. Нет, правда, нравился! Его давно никто так не интересовал как этот красавец. Лафайет, конечно, не был жутким романтиком (как Джон) и не любил все эти соплежевательные томные вздохи о своем ненаглядном, но кто не любит тихонько помечтать лежа в ванной? Лафайет любил. Правда вот, до ванны еще далеко. Перво-наперво нужно затолкать все шмотки Гамильтона в его шкаф, а то любит побросать… Через время, когда ванна была принята (очень, очень горячая ванна) и Лафайет собрался с духом, как раз на пороге появился он. Ну, наверное, он, кто же еще? Блядь, Алекс первым ломанулся открывать. Вот ж черт не удержит! Через мгновение из коридора послышалось недовольство. — Какого ты тут забыл? Давай, съеби в туман, мы гостей ждем, — Алекс смотрел на Джефферсона снизу вверх, что раздражало его еще сильнее. — Вообще-то меня-то вы и ждете. Так мило, что ты принарядился. Хоть когда-то застану тебя с уложенными волосами, — хихикнул мужчина, которого впрочем, не было видно с места, где стоял Лафайет. — Что за чушь? К нам должен был прийти… О нет… — Гамильтон опешил. — О да! — радостно воскликнул Джефферсон, проходя внутрь квартиры и ища глазами Жильбера. — Ты совратил моего Лафайета! Сам Лафайет выскользнул из неоткуда тут же, как были произнесены эти слова и как раз за мгновение, прежде чем Гамильтон кинулся бы на хохочущего Джефферсона. Ему было не уютно. Его напрягала эта обстановка даже если никто не высказывал своего недовольства вслух. Вообще, кажется, что все были довольны, кроме Алекса, разумеется. Фишка в том, что Гамильтона пришлось посадить так, чтобы он не смог достать до Томаса и ничего не испортить. Жильбер думал, что он попытается все испортить. Но, видимо, ошибался. Гамильтон со скучающей физиономией сидел возле Джона и что-то все ему шептал, а тот тихо хихикал. Все было до подозрительности спокойно. Мари ждал подставы. В основном только Геркулес и Лафайет с Томасом вели беседу. Она была такой как на первом знакомстве с родителями, только менее официальной. Все было чудненько, пока Алекс невзначай не спросил: — Так, когда ты говоришь, решил трахнуть моего друга? — Ты хочешь поговорить об этом, да? — с лица Томаса не слетала та самая непринужденная улыбка, которую так ненавидел Гамильтон. Вот это напряжение…