Усталость, чай и немножко нервно

Чтобы не злиться — нужно дышать, так? Регулировать дыхание. Раз за разом. Один, два, три, четыре… — С каких пор ты практикуешь французский? Джон. Разумеется. Вошел без стука в такой-то момент. Как всегда. — Я занят, — Алекс всегда занят. Правда сейчас это были даже не лекции или какие-нибудь штуки, которыми он чаще всего промышлял, сейчас он сидел и медитировал. — Надеюсь, ты не записался на французские курсы. Я не выдержу еще одного француза в этом доме, — Джон устало завалился на кровать. — Ты чего мне постель мнешь, своей что ли нет? Лоуренс закатил глаза. Ярость Гамильтона никуда не исчезла и, казалось, она была готова в любой момент вылиться на бедняжку Джеки. Святые угодники, спасите бедняжку Джеки! — Есть и хорошо. Только вот, — сделав драматичную паузу, Джон перевернулся на живот. — Ты обещал мне котокафе. Да ну ебаный в рот! Только не котокафе! — Это был не я, а Геркулес. Я никуда не пойду, — Алекс принялся делать серьезный вид серьезной занятости, но каждый, кто хоть немного пожил с этим работягой, знал, как именно он выглядит, когда занят. Тут имеются в виду нахмуренные брови, периодические хмыканья и все в таком духе, сейчас же, Гамильтон лениво бегал глазами по бумагам, на которых было написано почти ничего важного. Каким бы ни был упрямым Алекс, Джон мог бы соревноваться с ним. Вот снова он хнычет. — Нельзя же быть таким эгоистом, Ал! Мы же друзья! — Сходи с Лафайетом, я занят, — тот пытался сосредоточиться, но трудно было поймать мысль, пока Лоуренс пытался строить грустное личико. — Он не может потому что, — внезапно грустное личико преобразилось и сделалось очень довольным, можно было бы сказать, хитрым. — Почему же? — Потому что к нам сейчас придет Томас! Точно! — Джон наблюдал за тем, как уже лицо Александра начинает меняться и искажаться в эдакой гримасе, будто бы он пол лимона откусил. Теперь можно было повторить вопрос. Алекс вздохнул и пораскинул мозгами. Встречаться с Джефферсоном было ужасной идеей, а из этой прогулки можно было бы вырвать немного пользы и для себя. Гамильтон расправил плечи и принял невозмутимый вид, будто бы он и не метался сейчас в нерешительности, а все и так знал. — Пойду, — Джон просиял, — но при одном условии! — Джон закатил глаза. — И при каком-таком условии? Еще и условия сдирает с лучших друзей, вот же шантажист. — Я загадаю тебе одно желание после котокафе, а ты выполнишь тут же, — он был горд собой. Молодец! Гениально! Теперь Джон полностью в его власти и можно будет загадать все что угодно. Какая чудная выгода! Джон же задумался то и дело поглядывая на Алекса, сомневаясь. — Ты же можешь выкинуть какую-нибудь херню, а мне потом виноватым остаться. — Ну, значит без котокафе… Без Кики! — он знал куда давить, ведь Кики была любимой кошкой Джона в этом заведении. Она была пестрой трехцветной кошечкой, пухленькой и очень ласковой. Кики обожала людей и обожала Лоуренса, а тот в свою очередь каждый раз восклицал «ах, детка! Любимица моя!». Они были созданы друг для друга, потому это был беспроигрышный вариант. — По рукам, засранец, — в конце концов, сдался кучерявый. Так-то. Гамильтон торопил. Он не хотел пересекаться с Джефферсоном, благо, так и получилось. Парни почти пулей выскочили из дома и направились вниз по улице туда, где находилось заветное заведение. Кафе, кстати говоря, располагалось далековато и пешком идти пришлось около получаса. Для Александра эти полчаса могли бы оказаться очень продуктивными, если бы не это, но нечего ему было жаловаться, ведь впереди ожидал час мести — подшутить над его любимым Лоуренсом и в самом деле выкинуть чего-нибудь из ряда вон. К сожалению, Гамильтон пока что не знал что именно. Успеет подумать в этом кафе. Бывал он здесь лишь однажды. При каких обстоятельствах точно не помнил, но определенно по вине Джона. Ничего в дизайне, собственно, не изменилось с тех пор: те же коричневые диванчики, в тон им занавески и столики, а также коты. Алекс не очень жаловал кошек, а его друг, напортив, обожал их. Джон подошел к каждой кошке, до которой мог достать и погладил ее. Одна девушка, что работала здесь, явно узнала своего частого веснушчатого посетителя и приветственно улыбнулась ему. Да и к тому же она сразу указала на место, где спала Кики. Лоуренс подошел кошке и тоже погладил ее, ласково да даже как-то по-детски приговаривая что-то милое. Наблюдать это все Алекс не мог. Он не знал почему, но каждый такой раз как Джон подходил ласкать какую-нибудь животинку, (а он частенько так делал) Гамильтон сам невольно улыбался и смотрел, как друг светится от счастья и дует губы бантиком, еле сдерживаясь, чтобы не чмокнуть кошку или собачку. Александр прекрасно знал своего друга, и каким он бывает. Дерзким, резким, падким на ругательства и различных видов потасовок в барах, но когда речь заходит о кошках, о великое преображение! Джон из уличного хулигана и задиры превращается в похожего на всех этих кошек милого и пушистого… Алекс сам диву давался таким чудесам, но вон как бывает. Это ему и нравилось в его драгоценнейшем Лоуренсе. Не прерывая Джона от любимой кошки, Алекс сам заказал им кофе. Он присел за столик в углу, ведь у окна было занято какой-то парочкой, фи романтики. Ему подумалось, что Джон при возможности тоже выбрал бы тот столик у окна. Ну и ладно. Время в подобных заведениях и впрямь летит быстро. Клюя носом, Гамильтон почти заснул, все-таки так тепло и уютно, тихо и умиротворенно. Даже прежняя ярость и злоба поутихли, сменяясь на туманные путаные мысли. — Да ты, смотрю, поспать решил, а говорил, не нравится, — хихикал полностью счастливый Лоуренс. Он держал Кики на руках, а та играла с его кудряшками. Забавное зрелище. — Да посмотришь на тебя, и сразу в сон клонит, — Алекс намеренно зевнул, всем своим видом выказывая мнимое пренебрежение этим местом и этой компанией Джона и трехцветной Кики. — А я тебе не верю. Я наоборот думаю, что тебе чертовски хорошо. Тут мне должно быть волнительно, знаешь ли, — без злобы фыркнул Лоуренс. — Почему? — Жду подвоха от твоего желания. Ему правда пришлось бояться этого желания, потому что Гамильтон был готов на настоящую месть. Только вот он так и не решил, чего ему надо. Они стояли недалеко от кафе. Уже начинало темнеть, и вокруг постепенно зажигались фонари. Свет от этих светящихся столбов доходил и до них: глаза Лоуренса блестели, а губа подрагивала от нерешительности и неведения. Александр же внешне оставался спокойным. Они закурили. Сигаретный дым взмывал в небо, рассеиваясь в наступающей ночной мгле. Александру казалось, что их оплел туман. Такой вязкий и томящий. Сигареты какие-то странные, наверное. На душе у него было так спокойно и живо. Отчего-то желание мстить улетучивалось вместе с сигаретной дымкой. Один лишь таинственный туман, скрывал от парней шум улицы и внешней суеты, оставляя их наедине со своими мыслями и сомнениями. Ветер еле шелестел верхушками деревьев. Еще совсем тепло, кажется, что-то цветет. Создавалась такая акустика, такая чарующая атмосфера, которая могла состояться только в такой вечер, только в такой компании. — Ну так? — Лоуренс шагнул вперед, разрушая только что построенную воображением Алекса атмосферу. — М? — он встрепенулся. — Ну, даже не знаю. — Да говори уже! — можно было видеть явное нетерпение молодого кошатника. — Ладно-ладно, — у Гамильтона не оставалось времени на раздумья, и он выпалил первое, что пришло ему в голову, — чмок в щеку, — в его глупую голову, но он понял это потом. Наверное, сразу после этих слов. Джон опешил: — Чего? — Чмок в щеку, — Алекс пожал плечами, а Лоуренс разразился в приступе смеха. — Чего ржешь? — стыдно. — Ты серьезно? Смешной такой, — Джон все не унимался. — И как мне тебя целовать? — Ну, как Лафайет, наверное. Он же тоже целует нас в щеки постоянно и не видел, чтобы ты возмущался! — Алекс, — смешок, — Лафайет — француз! Он всегда целует всех в щеки, а у тебя это какие-то глупости. — Ах, вот как? Ну, тогда я больше никуда с тобой не пойду, раз ты такой трусиха. — Это звучит абсолютно тупо, но ладно, я не трусиха, между прочим! — Джон сделал шаг вперед и решительно потянулся к Алексу. Он губами коснулся его щеки сначала одной, а потом другой, улыбнулся. Гамильтон ощутил это легкое дыхание его друга на своей щеке. — Как Лафайет! — отходя назад, Лоуренс поднял руки вверх, а сам красный, как черт. Было неясно, что преобладало в красноте этих щек возмущение или же смущение? — А теперь в бар, мне надо выпить.