У порога и за порогом

      Шерлок знал, что ещё было время сбежать. Чёрный ход, ведущий во двор, который миссис Хадсон так страстно желала видеть садом, находился прямо за его стулом. Надо было вскочить, открыть дверь, выскочить наружу и бежать, бежать, бежать, оставив, к чёрту, куртку и сумку. Ему просто нужно было сбежать.       — Извините за столь поздний визит, миссис Хадсон, но в клинику привезли ещё один неотложный случай.       Услышав этот голос, Шерлок замер на стуле. Голос, по которому он так долго и так сильно скучал! Он никогда не думал, что может испытывать такие чувства по отношению к другому человеку. Дважды после своей «смерти», оба раза в момент полного истощения и отчаяния, он звонил Джону, чтобы просто услышать его голос, слушал сообщение голосовой почты и вешал трубку, как только раздавался звуковой сигнал, зная, что Джон не сможет перезвонить, потому что номер Шерлока заблокирован.       Дайте мне пройти. Он мой друг. Он мой друг. Отчаянная мольба Джона до сих пор звенела у него в ушах. Это и слабое, душераздирающее «Господи, нет» и «Боже, нет» были последними словами, которые он слышал от него. Он мой друг. Шерлок до сих пор недоумевал, как ему удалось сохранить самообладание, лёжа на мокрой брусчатке перед зданием Бартса в луже собственной крови, как он умудрился не моргнуть и не испортить все тщательные приготовления в тот момент. План был хорош, он сработал, несмотря на отсутствие времени для должной подготовки. Вот только Шерлок не учёл, сколько сопутствующего ущерба это может причинить.Он мой друг.       Миссис Хадсон встала и повернулась к двери, ведущей в холл, а Шерлок не мог пошевелиться. Сейчас уже было слишком поздно для того чтобы сбежать, да он уже и не хотел этого. Он сидел очень тихо, положив руки на стол перед собой, выпрямив спину и устремив пристальный взгляд на дверь. Мелькнула тень, раздался громкий шорох пакета во внезапно наступившей тишине, а потом дверь открылась, и появился Джон.       — О, я и не знал, что у вас гос…       Резко наступила тишина, всё остановилось, но молниеносный взгляд Шерлока успел скользнуть по Джону, вбирая каждую мельчайшую деталь, которую он, как ему казалось, забыл, каждую мелочь, каждую линию и прядь волос.       Знакомая чёрная куртка [1] была влажная от мелкой мороси, воротник всё ещё поднят (значит, дождь начался снова). Под ней надет новый кашемировый свитер, тёмно-серый, без рисунка, (дорогой, гораздо дороже, чем были обычные свитера Джона), скорее всего, это был подарок. От кого? Сестры? Поддерживала с ним контакт, и у неё появилась новая, хорошо оплачиваемая работа? Или это подарок от новой подружки? Дорогие подарки означают серьёзные отношения. Шерлок надеялся, что нет, ведь тогда всё стало бы ещё более неловким и трудным. Помимо этого, на Джоне были хорошо знакомая старая клетчатая рубашка, джинсы и коричневые ботинки. Он похудел и снова начал регулярно заниматься спортом (судя по мускулатуре ног — бегом), при этом опять появилась небольшая хромота, но уже не из-за ПТСР, а из-за незначительной травмы — порвалась связка во время бега зимой, но к настоящему времени почти восстановилась. У Джона был долгий рабочий день и несколько ночей прерывистого сна (ночная смена или кошмары?). Было трудно определить на расстоянии. Из дома утром он уехал в спешке (проспал?) и не побрился как следует, недавно перешёл с электрической бритвы на опасную и порезался на подбородке. Так же недавно был в парикмахерской, потому что волосы коротко подстрижены, как и в день их знакомства, а еще появились новые морщинки вокруг глаз и более тёмные тени (недосыпание, стресс на работе или в отношениях? Беспокоится о сестре? Маловероятно, кажется что на этот раз, для разнообразия, она в порядке. Всё ещё горюет?). Кожа Джона была бледной, это значило, что он почти не выходил на улицу, а бегал, в основном, по вечерам. Было также очевидно, что Джон проводит много времени в клинике и использует работу как отвлечение, как некую новую цель (отвлечение от чего? Опять от горя?). Нос его слегка покраснел, он часто сморкался, был слегка простужен, однако, вышел на работу невзирая на …       Этот список можно было продолжать и дальше. Шерлок чувствовал себя почти ошеломлённым несметным числом обрушившейся на него информации. Все методы её упорядочивания и отбора наиболее достоверных данных, похоже, не работали. Было важно абсолютно всё: ведь это Джон. Джон, Джон, Джон. Подобно верблюду, пьющему воду после долгого путешествия по пустыне, он впитывал новую информацию и только со второго взгляда обратил внимание на выражение лица Джона, тут же обругав себя за то, что облажался с приоритетами.       Джон застыл в шоке, обшаривая глазами фигуру Шерлока, выражение его лица было непроницаемым, несмотря на то, что раньше по малейшему изменению его мимики можно было считать, что у него на уме. Хотя и тогда этот непостижимый, вечно интересный и завораживающий человек не переставал удивлять.       Нарушив жутковатую тишину на кухне, миссис Хадсон прерывисто вздохнула, почти всхлипнула. Время снова сдвинулось с мёртвой точки. Краем глаза Шерлок заметил, что она покачнулась и схватилась за стойку позади себя, чтобы не упасть. Но всё его внимание было сосредоточено на Джоне, который тоже пошевелился.       Что он собирается делать? Шерлок не знал, и от этой неопределенности желудок сводило судорогой и сжималось горло. Он не смог бы заговорить, даже если бы захотел, даже дышать внезапно стало невозможно, потому что нельзя дышать с настолько сдавленной грудью… что? Опять сантименты? Он тонул в чувствах и не знал, как их сдержать. Более того, он не хотел. Шерлок даже не мог правильно назвать и различить их, так всё было перемешано и запутано. Он никогда не был хорош в обозначении эмоций, ни своих, ни чужих, а теперь они вовсе превратились в один огромный водоворот облегчения, радости, беспокойства, сожаления, гордости, гнева, отвращения к себе и, одновременно, самоуверенности. Любовь? Разве это правильный ярлык? Откуда ему было знать, ведь он никогда раньше этого не чувствовал, а если и чувствовал, то не понимал, что это такое. Но Шерлок был уверен, что никогда не испытывал ничего похожего. Ему хотелось вскочить, схватить Джона и заключить его в крепкие объятия, и, одновременно, убежать отсюда так быстро, как только возможно. В этом не было никакого смысла. Совершенно иррационально.       Он ненавидел это чувство полной потери контроля над ситуацией и самим собой и всегда старался избегать подобных вещей. Шерлок потерялся в море, спасательного плота нигде не было видно, а шторм надвигался.        «Скажи что-нибудь, сделай что-нибудь», — умолял он Джона мысленно. «Только не стой там просто так. Мне нужна твоя помощь, мне нужна реакция, действие, что угодно. Я не могу с этим работать. Я не могу сделать первый шаг. Я не знаю как.»       Спустя, кажется, целую вечность, Джон, потрясающий, верный и преданный Джон помог ему. Он слегка расслабился, и шумно выдохнул, чуть опустив плечи. Шерлоку показалось, что этот воздух был внутри Джона с самого Падения. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох, ещё раз медленно выдохнул и снова открыл их. Джон выглядел… Шерлок не мог сказать точно, как именно. Свет был не очень яркий, и он не был уверен, что его мозг работает должным образом со всеми этими чувствами, борющимися внутри него — химически это всего лишь коктейль гормонов в крови, он это знал, но биохимия и простые научные факты не подходили для пояснения того хаоса и неразберихи, которые бушевали внутри него.       Но совершенно точным фактом было то, что Джон выглядел совершенно, абсолютно расслабившимся. Как человек, выползший из-под камня, который должен был его раздавить. И ещё благодарным, как будто одно из его самых заветных желаний было исполнено. В нём не было ни гнева, ни ярости (пока не было), только чистое облегчение. Это вселило в Шерлока надежду, что их воссоединение не окажется таким болезненным и ужасным, как он опасался.       Наконец, Джон преодолел сиюминутное удивление и шок. В его позе всё ещё сквозила настороженность, как будто он не вполне доверял своим глазам. Но, очевидно, его несколько успокаивал тот факт, что миссис Хадсон тоже видела Шерлока и даже кормила его. Призраки не едят карри и не пьют чай.       Выражение его лица стало задумчивым, между бровей залегла глубокая морщина, а взгляд сделался хмурым. Неужели то был первый признак бури, которая явно назревала у него внутри? Скоро ли будут гром и молния? Шерлок не был уверен. Это не совсем похоже на Джона, который готов взорваться и разнести всё вокруг. Тот Джон смертельно спокоен. И хотя нынешний Джон тоже спокоен и сдержан, по крайней мере внешне, Шерлок видел, что его мозг работает с огромной скоростью. А мозг Джона мог быть очень быстрым. Конечно, не таким быстрым, как у Шерлока, но Шерлок, скорее, исключение из правил.       «Что он вычисляет?»— недоумевал Шерлок. Джон изучал его точно так же, как сам Шерлок только что изучал Джона, подмечая каждое малейшее изменение в своём друге, сравнивая то, что он видел, с Шерлоком до «смерти». Но невозможно было сказать, что у него на уме, какие выводы он делает из этих изменений. Поймёт ли он, насколько мрачными и трудными были для Шерлока эти девять месяцев так же легко, как Шерлок смог прочесть остатки горя в усталых чертах Джона, похудевшем лице и новых морщинах? Будет ли ему всё равно или нет? Или он решит, что трудности, которые пережил Шерлок, были выбраны по доброй воле и вполне заслужены в свете его предательства?        Однако, глядя на Джона, Шерлок понял, что было что-то ещё.        «Думай, — сказал он сам себе. - «Будь внимателен, наблюдай и, чёрт возьми, думай. Да, он изучал меня, но сейчас его глаза слегка расфокусированы. Если это вообще возможно, то он смотрит внутрь себя».        Внезапно Шерлок понял, что Джон вспоминал, заново переживал события у Бартса, и это было больно. Его рот превратился в тонкую линию, а челюсть слегка напряглась. Он крепче сжал ручку пластикового пакета с надписью Boots [2]. Шерлок не понимал, почему тот делал это сейчас? Зачем зацикливался на болезненных воспоминаниях, когда Шерлок здесь, живой и настоящий? Чуть раньше Джон выглядел успокоенным. Разве он не должен быть счастлив, если и правда всё это время скорбел и скучал? Такое поведение не имело смысла.       Затем его осенило.       О, Джон! Шерлок вечно недооценивал его. Но Джон многому научился, много перенял за время их совместного проживания и общения. Его навыки наблюдения и дедукции значительно улучшились. Он был очень внимательным учеником, Джон Уотсон. Шерлок чувствовал, как в нём расцветает гордость от осознания того, что Джон действительно уделил должное внимание его методам и более того, применил их.       Джон никогда не терял веры в своего друга, даже когда сам Шерлок и весь остальной мир пытались убедить его в обратном, даже когда большинство доказательств указывало на это. Но только часть доказательств. Джон, умный Джон, был более наблюдателен, чем все остальные, и сумел найти ключ к разгадке. Недостатки плана были вызваны спешкой и необходимостью успеть всё подготовить к Падению, и, возможно, Джон увидел их. Тогда у него уже давно должны были появиться сомнения, смутные, необъяснимые сомнения по поводу смерти Шерлока.       Его поза и последующая демонстрация облегчения указывали на это. Он выглядел как человек, который в течение длительного периода времени был в противоречии с тем, что говорил его рациональный ум и его подсознание (Шерлок не решался сказать «его сердце»). Джон видел, ощущал и осознавал доказательства смерти своего лучшего друга, он чувствовал отсутствие пульса на его запястье, трогал тёмную кровь, пролитую на тротуар и подсчитал шансы на выживание после падения с такой высоты. Он читал отчёт коронёра, присутствовал на похоронах. Даже получил завещание Шерлока, если Майкрофт сыграл свою роль, в чем Шерлок не сомневался. Сознание Джона должно было быть убеждено, что Шерлок мёртв. И всё же, и всё же, возможно, со временем росло сомнение, подпитываемое деталями и крошечными обрывками информации, которые он подсознательно собирал и хранил в памяти. Он никогда не терял веры в своего друга и, кажется, никогда не терял надежды на чудо. Его облегчение — это облегчение человека, которого не покидает надежда, которую он не может объяснить даже самому себе, но которая теперь нашла подтверждение. Шерлоку это хорошо знакомо — ощущение существования чего-то большего, находящегося как раз на грани рационального мышления, мелькающего время от времени, но всё ещё слишком иллюзорного, чтобы можно было уловить источник тревоги и беспокойства.       Скорее всего, для Джона это «что-то» стало очевидным уже сегодня. Если в течение последних девяти месяцев он и думал, что сошёл с ума, цепляясь за ложную надежду и неверно читая знаки, то, как только он сегодня увидел Шерлока, картина сразу же стала яркой и ясной. Внезапно Шерлоку стало интересно — что же его выдало? К счастью, никто другой, кажется, не заметил, насколько аккуратно выглядели лужи крови вокруг тела и тот факт, что кровь не была свежей, странный фургон, перевозивший грязное больничное бельё, который исчез как раз в тот момент, когда приехал Джон, быстрое избавление от тела. Но ведь Джон всегда был на голову выше остального человечества, и уж точно выше идиотов, которых Мориарти посылал следить за друзьями Шерлока.       -<o>-       Миссис Хадсон издала ещё один сдавленный звук, который окончательно разрушил чары. Шерлок совершенно потерял счет времени, но понял, что успело пройти не более двух минут. Никто не произнёс ни слова, но услышав этот звук — смесь всхлипывания и радостного восклицания, наполовину приглушенного рукой, прижатой ко рту, оба мужчины отмерли и повернулись к ней.       Шерлок понял, что получить разгадку того, как Джон разгадал его план, быстро не получится. Хмурое выражение лица Джона превратилось в озабоченное, когда он изучающе оглядел миссис Хадсон.       — Господи, что случилось с вашей рукой? — спросил он хриплым голосом. Синяк на челюсти Шерлока он, видимо, не заметил, что было не совсем понятно, поскольку он находился прямо под яркой лампой. Очевидно, Джон изучал его довольно избирательно.       Быстро подойдя к их бывшей домохозяйке, Джон осторожно взял её за руку. Шерлок почувствовал укол вины, ведь сам он совершенно забыл поинтересоваться её травмой и позаботиться о ней.       Джон полностью переключился на режим врача, и Шерлок понимал почему. Знакомая деятельность действовала успокаивающе, приводя мысли в порядок. Джон нуждался в том, чтобы помогать другим. Для него это было всё равно что дышать. Он всегда делал это открыто, в отличие от Шерлока, который, несмотря на все предостережения брата, тоже занимался этим, но тайно, негласно, за исключением прыжка с крыши.       Прямо сейчас забота о миссис Хадсон давала Джону время подумать что делать дальше, как вести себя с Шерлоком. Профессиональные навыки брали верх, сдерживая шок и противоречивые эмоции. Неожиданно, внешне Джон казался потрясающе спокойным, но Шерлок был убеждён, что это ненадолго. Взрыв обязательно произойдёт.       — Я думала, он грабитель, — дрожащим голосом ответила миссис Хадсон, опираясь на стойку и частично на Джона.       Тот даже не удостоил Шерлока взглядом, внимательно изучая её руку, и просто кивнул. Шерлоку было интересно, догадался ли Джон, что миссис Хадсон нанесла свой грозный (и чертовски болезненный) правый хук уже после того, как узнала «грабителя»? Скорее всего, так оно и есть. Может быть, он был рад, что она ударила Шерлока, и считал, что он это заслужил. Может быть, Шерлок действительно это заслужил.       — Похоже, она не сломана, но завтра вам надо будет сделать рентген, чтобы убедиться в этом. Правда, есть сильный ушиб. Вы должны были немедленно охладить её, вместо того чтобы включать плиту и помешивать пищу. Нам понадобится пакет со льдом и антисептик для ссадин. Кроме того, у вас ещё остался гель «Вольтарен», который я недавно прописал вам для вашего бедра? Это поможет справиться с отёком и немного облегчит боль.       Миссис Хадсон кивнула. Голова Джона слегка дёрнулась в сторону Шерлока, и он сразу понял, что от него требуется. Обычно Джон всё приносил сам, но сейчас Шерлок был страшно благодарен за эту задачу, практически цепляясь за любую возможность, чтобы получить передышку от невыносимого напряжения, царящего на кухне. Ему нужно было отстраниться от всего, хотя бы на несколько минут, собраться с мыслями, чтобы разобраться со своими эмоциями и подавить их. Он не мог позволить себе ошибиться, потому что ставки были слишком высоки. Он не мог снова потерять Джона, а если уже потерял, то должен вернуть его обратно. Альтернативы этому нет.       -<o>-       В маленькой морозильной камере миссис Хадсон под холодильником на кухне раньше хранился охлаждающий пакет. Шерлок знал это, потому что… одалживал его время от времени. Он быстро достал его — тот лежал поверх замороженных овощей и рыбы, должно быть, им недавно пользовались. Вероятно, Джон лечил свою повреждённую лодыжку именно здесь, потому что Бейкер-стрит ближе всего к Риджентс-парку. Завернув пакет в кухонное полотенце, он вручил его Джону. Шерлок боялся поднять на него глаза, не доверяя своим смешанным эмоциям, опасаясь своей реакции, если его взгляд встретится с взглядом Джона, когда они находятся так близко друг от друга. Их пальцы не соприкоснулись, и, на данный момент, Шерлок считал что это всё к лучшему.       Джон осторожно подвёл миссис Хадсон к столу и усадил её. Он тоже не смотрел на Шерлока, весь сосредоточенный на своей подопечной.       — Аптечка, Шерлок, — произнес он спокойно, но твёрдо.       Шерлок почувствовал, как при упоминании его имени этим голосом по телу пробежала горячая волна. Он так долго не слышал, как произносят его имя! Временами ему казалось, что он это удалил. Но вот Джон произнёс его, и Шерлок почувствовал, что только теперь, когда его назвали настоящим, подлинным именем, он снова оживает. Вот уже девять месяцев, как он был мёртв. Но теперь он воскрес. Он сделал глубокий вдох, надеясь, что Джон ничего не заметит, и сбежал из комнаты в поисках требуемого.       -<o>-       Добравшись до ванной миссис Хадсон, Шерлок первым делом справил нужду, потому что это было ему необходимо еще с тех пор, как он переступил порог дома. Хорошо умея игнорировать потребности своего тела, он вытеснил всё лишнее на время воссоединения с квартирной хозяйкой. Но сейчас ему предстояло действительно жёсткое противостояние и нельзя было отвлекаться, пытаясь загладить свою вину перед Джоном.       Возвращаясь из ванной с аптечкой и «Вольтареном», найденными после кратких поисков в ящичках и шкафчиках, Шерлок заметил, что дверь в спальню миссис Хадсон наполовину приоткрыта. Хотя в комнате было темно, он заметил что-то странное на туалетном столике напротив кровати. Ведомый любопытством, он заглянул внутрь и неожиданно увидел старого друга.       Череп ухмылялся ему из темноты, выглядя неуместно на стопке журналов «Нэшнл Траст»[3], которая лежала рядом с двумя романами Агаты Кристи, выпуском судоку и любимой миссис Хадсон коллекцией кукол Шильдкрёт 1950-х годов [4], чьи круглые и раскрашенные целлулоидные лица Шерлок всегда находил гораздо страшнее черепа.       Он с благоговением подошел к Билли и провел рукой по гладкой кости, прослеживая швы нейрокраниума [5]. «Что он здесь делает?», — недоумевал Шерлок. Миссис Хадсон всегда жаловалась на «эту ужасную вещь» и её почётное и заметное место на каминной полке, и всё же он был здесь, прямо в её спальне, рядом с куклами, ухмыляясь ей и глядя на неё пустыми глазницами каждую ночь. Опять сантименты? Разве хоть что-нибудь из случившегося сегодня вечером не было вдохновлено ими? Может быть, она хранила его как напоминание о прежнем владельце? Memento mori. [6] В его груди снова шевельнулась боль. Должно быть, миссис Хадсон ужасно скучала по нему. А Шерлок никогда ни от кого не ожидал подобного.       Краем глаза он заметил отблеск на стене. Повернувшись, в поисках источника яркого пятна на цветастых обоях, Шерлок увидел на прикроватной тумбочке, в свете, падающем из полуоткрытой двери, фото в рамке, частично скрытое ещё одним из этих невыносимо скучных криминальных романов. Он обошел кровать, чтобы рассмотреть его поближе, ожидая увидеть фотографию племянницы миссис Хадсон и её маленького ребёнка.       Но когда Шерлок рассмотрел изображение, его сердце снова сжалось. На фотографии были изображены они с Джоном, «мальчики» миссис Хадсон. Шерлок не мог вспомнить, когда фото было сделано, да и понятно почему. На нём было зернистое изображение дивана в гостиной наверху, круглая лампа и телевизор отбрасывали тусклый свет на две фигуры, наполовину сидящие, наполовину лежащие на диване, прислонившись друг к другу. Голова Джона была откинута на подушки, черты его лица и тело расслаблены, а глаза закрыты. И Шерлок, развалившийся рядом с ним и положивший лохматую голову на плечо Джона, тоже спал.       Когда же это было? Шерлок порылся в своих воспоминаниях. Скорее всего, их сфотографировали после успешного завершения дела. На столе лежали коробки с едой на вынос, но на них была уличная, а не домашняя одежда. К своему ужасу, Шерлок обнаружил, что не помнит ни того, как заснул на плече Джона, ни того, как проснулся в этой позе. Однако, ему казалось, что он вспомнил это тяжёлое и неприятное дело, связанное с убийством ребёнка. Он провёл две недели практически без отдыха, пытаясь найти преступника. Джон, как всегда, оказывал ему неоценимую помощь. Неудивительно, что они оба буквально рухнули после еды перед телевизором.       Он задумчиво провел пальцами по стеклу. «Мальчики миссис Хадсон»… А ведь они были ими раньше! Очнувшись, Шерлок перевёл взгляд на предметы в своей руке. Пора вернуться на кухню и попытаться спасти то, что ещё можно спасти.       -<o>-       Джон и миссис Хадсон подняли глаза, когда Шерлок снова появился на кухне. И снова он почувствовал на себе пристальный взгляд тёмно-синих глаз Джона, пронзительный и суровый.       «Он думал, что я снова исчезну», — осознал Шерлок, протягивая то, что принёс.       Миссис Хадсон тоже смотрела на него, и Шерлок был уверен, что они говорили о нем. Что? Он понятия не имел. По крайней мере, Джон снял с себя куртку. В таком случае, может быть, он останется и выслушает. Если бы только Шерлок знал, что сказать! Простого извинения, по-видимому, вряд ли будет достаточно, и кроме того, в глубине души, Шерлок вообще противился идее извинения. Он сделал то, что должен был сделать, чтобы спасти жизнь Джона. Он не жалел об этом и сделал бы это снова, если потребовалось бы. Но у него было подозрение, что не стоило говорить это вслух.       Чтобы занять себя каким-нибудь делом и не сойти с ума из-за всей этой ужасной неопределённости, он снова наполнил чайник, включил его и взял со стола чашки: свою, миссис Хадсон и достал новую из буфета. Затем вытащил из коробки чайные пакетики, нашел в холодильнике молоко и на полке сахар для миссис Хадсон. Джон всегда пил чай без сахара. Шерлок надеялся, что ничего не изменилось. Прямо сейчас ему очень нужно было что-то неизменное и стабильное.       Миссис Хадсон тихонько зашипела от боли, когда Джон осторожно убирал с её руки охлаждающий пакет и начал наносить «Вольтарен». Шерлок вздрогнул от этого звука. Это он должен был позаботиться о ней. Джон вполголоса разговаривал с миссис Хадсон, объясняя ей, как ухаживать за повреждением. Шерлок понимал, что, кроме одной фразы, прозвучавшей фактически как приказ, Джон ни сказал ему больше ни слова.       — Ты загораживаешь мне свет, — внезапно произнёс он не оборачиваясь.       Второе прямое обращение. Можно ли считать это прогрессом? Или просто признанием того факта, что Шерлок неуверенно топтался возле стола, как собака, которую забыл хозяин? К счастью, в этот момент чайник выключился, и Шерлок повернулся, чтобы налить воду в три чашки и заняться процедурой приготовления чая. Он никогда не утруждал себя этим, когда они жили наверху. Вокруг всегда были люди, которые могли заварить для него чай. Но теперь он чувстовал, что должен сделать это сам, несмотря на всю обыденность и скуку этого действия. Можно ли будет считать это частью его покаяния? Ах, нет, вряд ли они не позволят ему так легко соскочить с крючка. Ни один из них.       Тем временем, Джон почти закончил перевязывать руку миссис Хадсон.       — Приходите завтра в клинику, — сказал он ей, — и я сделаю рентген, чтобы убедиться, что нет перелома. — Миссис Хадсон кивнула и протянула свою неповрежденную руку, чтобы схватить его ладонь и коротко сжать. Затем она полуобернулась к Шерлоку.       — В банке есть печенье, — сказала она. — Ванильное и диетическое, которые ты всегда любил.       Шерлок кивнул, вынул пакетики с чаем из их чашек (в последнюю очередь из чашки Джона, потому что тот любил крепкий чай — ещё один маленький факт, засоряющий жёсткий диск, но который невозможно было удалить), затем открыл шкаф, взял коробку с печеньем и принёс всё на стол. Когда он поставил чашку Джона прямо перед ним, доктор поднял голову.       — Раньше я сомневался, что ты действительно умеешь готовить чай, — сказал он. — А это можно пить?       Шерлок не смог удержаться от насмешливого фырканья.       — Заваривание чая — не какая-то там продвинутая химия! — заявил он с оттенком своего обычного высокомерия. На мгновение на лице Джона появилось странное выражение, будто он боролся с улыбкой. Потянувшись к своей чашке, он секунду поколебался (в чём Шерлок распознал легкую театральность) и сделал небольшой глоток. Судя по всему, чай получился вполне удовлетворительным, и Шерлок почувствовал облегчение, за что себя тут же и обругал. Это же был просто чёртов чай! Действительно пора было взять себя в руки.       — Как твоя челюсть? — голос Джона заставил его вздрогнуть.       — Немного болит, — честно признался Шерлок.       — По-моему, я ударила его довольно сильно, — внезапно забеспокоившись, добавила миссис Хадсон. — Он даже упал. Я не хотела этого делать, но так получилось.       Джон снова оглядел Шерлока, слегка нахмурился, а затем встал, сделал шаг назад и указал на свой стул.        — Садись.       Шерлок поколебался, но сел. Он нервничал и не понимал, почему. Джон много раз обрабатывал его раны. Почему же сейчас это казалось таким существенным и важным? Таким чертовски неловким? Он должен был быть рад, что Джон по-прежнему настолько заботлив, что хочет облегчить его страдания. Или это ожидание прикосновений так сильно тревожило его, хотя и не так, как обычно бывало при прикосновениях незнакомых людей. Джон не был чужим. На самом деле, всё в нём, несмотря на девять месяцев разлуки, было так безумно и прекрасно знакомо, что у Шерлока заболело в груди. Он глубоко вздохнул, надеясь, что Джон не заметит его нервного напряжения.       Тот снова открыл аптечку, порылся в ней и достал антисептическую салфетку.       — Повернись лицом к свету, — приказал он.       Шерлок повиновался — и ему пришлось подавить еще один вздох, потому что внезапно Джон оказался ох как близко. Шерлок почти чувствовал его дыхание на своём лице. А потом он прикоснулся к нему. Сначала только холодной салфеткой в антисептике, и Шерлок напрягся, резко втягивая воздух, когда антисептик коснулся повреждённого участка. Защипало.       Но затем другая рука Джона коснулась его правой щеки, поворачивая голову чуть дальше, ближе к свету. Шерлок тяжело сглотнул, проклиная себя за это, потому что Джон точно должен был заметить. Прикосновение было лёгкое, как перышко, и всё же ему казалось, что на коже загорелся огонь. Шерлоку потребовалось всё его самообладание, чтобы не прижаться к этой руке, не потереться о неё, как кот, который хочет ласки. Он немного дрожал и ничего не мог с собой поделать. Его тело предавало его, как это было тогда в Дартмуре, когда иррациональный страх захлестнул его рациональный разум. И сейчас он тоже ощущал, что не способен справиться с навалившимися на него эмоциями и чувствами. Непонятно было, почему. Шерлок не мог ни идентифицировать, ни охарактеризовать то новое и пугающее, что с ним происходило. Это нельзя было объяснить ни усталостью, ни эмоциональным потрясением от воссоединения со своими близкими. Он только знал, что для того, кто обычно не любил, когда к нему прикасаются, кто пытался любой ценой избежать нежелательного контакта, кто никогда не искал физической близости ради неё самой и не придавал ей большого значения, он наслаждается этим слишком сильно.       Сейчас Шерлок считывал знаки, предательские знаки, которые демонстрировало его собственное тело, так же хорошо, как читал их на других людях. Его пульс стремительно рос, сердце буквально выскакивало из груди. Невозможно, чтобы Джон этого не заметил. Он должен был увидеть пульс Шерлока, бьющийся в сонной артерии, и почувствовать его, поскольку его рука по прежнему лежала на челюсти Шерлока. Шерлок закрыл глаза, чтобы скрыть свои, несомненно, расширенные зрачки. Это было нехорошо. Он больше не мог ясно мыслить. Единственное, что наполняло сейчас его разум, был Джон.       Он остро ощущал запах Джона, тепло его руки и её прикосновение, слегка шершавые и мозолистые пальцы. Твёрдость и уверенность. Тремора не было, но его никогда не бывало, когда Джон находился в состоянии стресса или возбуждения. Неужели именно так чувствуют себя нормальные люди каждый раз, когда их влечёт к кому-то? Это просто ужасно. Как же они справляются? Как им вообще удаётся что-то делать? Шерлок чувствовал себя так, будто его мозг, эта блестяще организованная, рациональная машина, отказывался работать.       Серьёзный сбой функционирования. Как мудро было с его стороны до сих пор держаться подальше от такого рода эмоциональной путаницы. Любовь бесполезна, особенно когда так мало шансов, что она когда-нибудь станет взаимной. Безответные чувства, чёртовы безответные чувства совсем никуда не годились. И будет еще больней, если позволить себе потерять голову окончательно.       Но все благие намерения полетели к чёрту, стоило большому пальцу Джона очень нежно скользнуть по нижней стороне его подбородка. Шерлок снова сглотнул и слегка приоткрыл глаза, чтобы рассмотреть выражение лица Джона. Кажется, он по-прежнему был полностью сосредоточен на ранении Шерлока, слегка хмурился и пристально смотрел на него. Режим — доктор. И всё же Шерлок заметил размер его зрачков, потеплевшую ладонь, язык, который на мгновение появился, чтобы облизать губы, как это всегда бывало, когда Джон нервничал. И он явно тратил на банальную гематому гораздо больше времени, чем необходимо по медицинским показаниям.       Как только Шерлок это понял, к тому же пришёл и Джон. Он опустил руку с салфеткой и, перед тем как отойти, снова (бессознательно?) провёл пальцами по подбородку Шерлока.       — Ну, похоже, что никаких серьёзных повреждений нет, — заявил он и повернулся, чтобы выбросить салфетку и вымыть руки. — Зато гематомы будут большими. Радуйся, что миссис Хадсон тебя ударила, — добавил он, снова поворачиваясь к Шерлоку. — Потому что, если бы я увидел тебя раньше, то сломал бы тебе нос.       Постояв с минуту в нерешительности, Джон пододвинул другой стул и сел напротив Шерлока. Он открыл банку, достал себе ванильное печенье и начал медленно его есть, потягивая чай. Шерлок и миссис Хадсон выжидающе смотрели на него. Именно он должен был решить, что делать дальше.       — Это было надгробие, — вдруг произнёс он, снова заставляя Шерлока вздрогнуть.       — Надгробие? — переспросил Шерлок, искренне смущаясь, что случалось нечасто.       Джон кивнул.       — Его поставили слишком рано. Когда умер мой отец, на его могиле в течение нескольких месяцев стоял деревянный крест, чтобы земля над гробом осела. Но на твоей могиле надгробие поставили всего через несколько недель после похорон. Это было бы логично, если бы твоё тело кремировали, но это было не так. Я задумался об этом, как только снова обрёл способность ясно мыслить. Об этом и других вещах, которые не совсем складывались.       Шерлок наклонил голову. О, действительно умный Джон!       — У меня не было достаточно времени, чтобы организовать каждую деталь, — признался он. — Мне повезло, что всё вообще получилось. На карту было поставлено так много, и так велика была вероятность того, что моя смерть будет реальной.       При этих словах глаза Джона сузились. Шерлок не знал, что и думать о выражении его лица.       — И всё же, ты это сделал? — уточнил Джон. — Прыгнул, я имею в виду.       — Да, — серьезно произнес Шерлок.       Джон внимательно смотрел на него несколько секунд, прежде чем снова потянуться за чашкой. Шерлок ждал, что он спросит почему, но Джон, похоже, глубоко задумался. Он рассеянно пил чай и взял себе ещё одно печенье. Шерлок снова начал нервничать и беспокоиться. Разве они не могли просто двинуться дальше? Даже если он не очень-то надеялся на это, он готов был объясниться и столкнуться с последствиями. Если бы только они могли рассеять невыносимое напряжение!       К счастью, Джон, в конце концов, решился. Маленькую вечность спустя, он отставил чашку и смахнул с губ крошки. Выпрямился на стуле, почти вызывающе вздёрнув подбородок и пристально глядя на Шерлока поверх примулы на столе. Его голос был твёрд и спокоен, когда он требовательно произнёс:       — Рассказывай.