***
У Кирка поразительно острый ум. Спок обнаруживает, что данная констатация занимает весь его разум, в то время как ему необходимо анализировать представленный главой инженерного доклад. На планёрках и совещаниях Кирк неизменно сидит по правую руку от него. С некоторым удивлением Спок обнаруживает, что данный вопрос был урегулирован без каких-либо разногласий — точнее, вообще не обсуждался. Просто однажды Кирк, как обычно, бесцеремонно, уселся рядом с ним, в то время как кресло слева по-прежнему пустует. — Мистер Скотт, полный отчёт о повреждениях. — Спок смотрит на вытянувшегося по струнке Скотта и крутит между пальцев стилус. Последнее столкновение с клингонскими «хищными птицами» далось «Энтерпрайз» слишком дорого, и вполне возможно, что они не дотянут до ближайшей звёздной базы, где смогли бы встать на ремонт. — Одна из фазерных батарей полностью уничтожена, — незамедлительно докладывает Скотт. — Нижние палубы разгерметизированы, но мы планируем устранить неисправность в течение двух часов. Транспортатор выведен из строя, система жизнеобспечения работает в аварийном режиме, однако гораздо больше меня беспокоят топливные инжекторы. Поскольку двигатель искривления поврежден не был, причина перебоев с подачей материи и антиматерии состоит в другом. — В чём? — спрашивает Спок, сверля инженера требовательным взглядом. — Пока не знаю, капитан. — Скотт бледнеет, но отвечает чётко и ясно. — Диагностика варп-ядра ещё не завершена. После неё потребуется детальная проверка всех систем, и лишь потом я смогу точно определить причину. — Сколько вам потребуется времени? — Спок откидывается в кресле, просчитывая в уме наиболее вероятный ответ. — Думаю, капитан, что это вопрос четырёх-пяти дней, — отвечает Скотт, глядя куда-то поверх его головы, и цвет его лица всё больше напоминает цвет стен зала заседаний. Спок с трудом сдерживается от того, чтобы не отправить перестраховщика в камеру агонии. Вместо этого он говорит: — У вас есть четырнадцать часов, мистер Скотт. Через четырнадцать часов инжекторы должны быть исправны и готовы принять полную нагрузку. — Но, капитан, это невозможно. — Тот пытается возразить и почему-то смотрит на Кирка. С… надеждой? Это более чем неожиданно. Спок, нахмурившись, переводит взгляд с начальника инженерной службы на своего первого офицера. Он не мог упустить столь странного изменения во взаимоотношениях Кирка с личным составом. Однако, судя по тому, что он слышит от Кирка, всё-таки упустил. — Справедливости ради, капитан, должен сказать, что это действительно невозможно, — замечает Кирк, и в его взгляде по-прежнему нет ни страха, ни подобострастия. Он смотрит на Спока открыто и независимо, и тот не может понять, почему ему столь импонирует данное сочетание качеств. Кирк откидывает со лба отросшую прядь — Спок отмечает, что такая длина волос ему идёт — и спокойно продолжает: — По моим оценкам, минимальный срок для проведения работ такой сложности — двое с половиной суток. Никак не меньше сорока восьми часов. Капитан. Спок прекрасно осведомлён о том, что Кирк проводит довольно много времени в инженерном, изучая механизмы и общаясь со Скоттом. По кораблю ходят слухи о том, что они неплохо сдружились. Спок не считает возможным давать подобную характеристику взаимовыгодному сотрудничеству, на началах которого, он уверен, основаны взаимоотношения Кирка и мистера Скотта, — но вопреки рациональному подходу, всё равно чувствует неприятный укол в районе правого предсердия. Ревность? Подобные выводы не основываются на фактических данных, однако Спок не может избавиться от данного ощущения. Чрезвычайно нелогично и крайне непрофессионально. Он не имеет права смешивать службу и личную жизнь, пусть даже в его случае одно неотделимо от другого. — На чём основаны данные оценки? — Он приподнимает бровь, прекрасно зная, что Кирка невероятно злит этот жест, и сверлит его уничижающим взглядом. Кирк с честью выдерживает его, слегка язвительно улыбаясь в ответ, и Спок мысленно отсчитывает минуты до окончания смены. Он ценит чужую привлекательность, как и умение пользоваться ею — и признаёт, что этим умением Кирк овладел сполна. Спок не может сказать, что конкретно в Кирке пробуждает в нём это постоянное, слишком острое желание брать, но после очередной ночи, проведённой с ним в одной постели, по-прежнему неустанно ждёт, что оно начнёт ослабевать. Его тревожит то, что этого не происходит. Но гораздо сильнее — то, что, похоже, это желание становится всё сильнее. — Я изучил все рапорты о неисправностях, поступившие из инженерного за последний месяц, — говорит Кирк и скользит пальцем по экрану падда, перелистывая страницы отчётов и покусывая нижнюю губу. — Согласно представленных мистером Скоттом отчётов, инжекторы подвергались капитальному ремонту около четырёх месяцев назад. Средний срок эксплуатации после капремонта составляет в среднем два года, и такая скорая поломка не может не вызвать закономерных подозрений. Спок смотрит на его губы и думает о том, как прошлой ночью они на пару с языком работали над его членом, пока он сам трахал Кирка рукой, заставляя безостановочно кончать и давиться стонами. Кирк вскидывает на него понимающий взгляд и, чуть заметно усмехнувшись, заключает: — Это может быть диверсия, капитан. И потому я требую более детальной проверки. — Вы действительно считаете, что на «Энтерпрайз» может быть шпион, коммандер? — холодно цедит Спок, всем своим видом выражая презрение, но одновременно пытаясь найти просчёты в лично спроектированной и внедрённой системе мониторинга и контроля поведения личного состава. Кирк неопределённо пожимает плечами и, глядя в потолок, в тон ему бросает: — Вы действительно считаете, что застрахованы от всего, капитан? Он умеет задавать правильные вопросы. И в такие моменты Спок особенно сильно хочет взять его прямо там, где они находятся. Он представляет, как заваливает Кирка на огромный стол, сдирает с него узкие форменные брюки, плотно облегающие ягодицы, разводит его ноги в стороны и трахает его отлично разработанную собственным членом задницу, сходя с ума от того, как туго и жадно сжимаются мышцы вокруг его стояка. Он представляет, как кончает в Кирка, заливая его вязким и белым, заставляя его корчиться и стонать, и вылизывает его пульсирующую дырку, промежность, член, живот, смешивая их сперму своим языком. Желание удовлетворять Кирка орально становится тем сильнее, чем дольше Спок отказывает себе в этом. Кирк не допускает даже намёков на то, как сильно этого хочет, но для Спока не составляет труда через контакт их тел считать все его эмоции во время близости. В понимании Кирка оральный секс — лишь ещё один способ получить или доставить удовольствие, но, по мнению Спока его самого данное взаимодействие в какой-то мере способно дискредитировать. Его сдерживаемый железной волей разум продолжает расценивать их связь — по многим параметрам недопустимую, запретную и невозможную — как временное и по большей части одностороннее явление: по мнению Спока, Кирк вынужден получать от неё удовольствие, поскольку в противном случае он будет испытывать только боль. Но подсознание настойчиво утверждает, что всё далеко не так просто. С момента их первого сексуального контакта минуло уже больше трёх месяцев, но вожделение не ослабевает. Спок не может назвать себя поклонником грязного, откровенно развратного секса, в его понимании у любого наслаждения должны быть границы, но с Кирком ему хочется вести себя именно так. Без преград, без пределов, без рамок. Всё, что захочется и покажется достойным внимания. Любой фетиш, любая роль. Они многого ещё не пробовали, но Спок хочет исправить это в ближайшее время, полагая, что тем самым сможет освободиться от изрядно утомляющих и выматывающих мыслей и фантазий, в наличии которых виноват лишь он сам. — Мистер Скотт. — Он не без труда возвращается к предмету разговора и обнаруживает, что все присутствующие в зале совещаний офицеры выжидательно — и лишь Кирк — с понимающей ухмылкой — смотрят на него. Помимо этого он обнаруживает, что возбуждён — и не желает больше ждать. — У вас есть сорок восемь часов на выявление истинных причин и устранение неполадок. Отчёт каждые четыре часа. Все свободны. Когда за инженером, покидающим зал совещаний последним, наконец закрывается дверь, Кирк набирает на панели запирающий код и подходит к креслу, в котором, задумавшись, сидит Спок. — Вы чрезвычайно напряжены, капитан, — с дьявольской ухмылкой заявляет он, седлая его бёдра. — Мне кажется, вам нужно расслабиться. — Вы чрезвычайно проницательны, коммандер, — холодно отвечает Спок, поднимается на ноги вместе с Кирком, удерживая его от падения на пол, и пришпиливает собой к столу… Через двадцать четыре минуты они выходят из зала заседаний. Форма сидит на Споке идеально, и он ничем не выдаёт не слишком приятных ощущений, когда шероховатая ткань прилегающей вплотную к телу водолазки трётся о в кровь расцарапанную спину — во время секса Кирк больше напоминает ему дикого кота, чем человека: он кусается, царапается и не даёт спуску ни за одну грубость. От форменки Кирка остались одни лохмотья, брюки держатся только на ремне, глаза горят бешенством, вывихнуты два пальца, а на скуле сияет свежий кровоподтёк — последние меры были необходимы для того, чтобы никому из экипажа даже в голову не могло прийти, чем на самом деле капитан и старший помощник занимались в зале для совещаний. Гораздо вернее будет ввести всех в заблуждение путём нанесения Кирку небольших физических увечий. Спок прекрасно понимает, что далеко не с каждым этот номер пройдёт даже теоретически, но пока ни у кого нет ни прямых, ни косвенных доказательств обратного, его репутация капитана, лишённого слабостей, по-прежнему безупречна. Он отправляет Кирка в медотсек, а сам понимается на мостик. Очередная альфа-смена начинается с небольшим опозданием, но проходит в стандартном режиме.***
Спок всегда считал умение держать желания под контролем одним из главных своих достоинств. Он без оглядки на ситуацию и сопутствующие обстоятельства всегда помнил о том, что нельзя давать себе ни минуты поблажки. Когда перестаёшь управлять своими желаниями, они начинают управлять тобой, а допустить это для него равносильно полному и окончательному провалу. Но с недавних пор он, к собственному неудовольствию, обзаводится одним желанием, которое, несмотря на все прилагаемые усилия, контролировать не в состоянии. Он хочет Кирка. Он хочет Кирка и думает о сексе с ним чаще, чем считает допустимым думать. Гораздо чаще. Спок понимает, что винить в этом, кроме себя самого, ему некого. Он сам ослабил стальную хватку, с помощью которой держал нелогичные порывы своей человеческой половины в узде. И сейчас пожинает закономерные плоды допущенных изъянов в самоконтроле. Но… Все эти доводы хороши до поры — ровно до того момента, когда Кирк вновь не попадает в поле его зрения, обоняния или слуха. Реальность столь же далека от просчитанного им три целых две десятых месяца назад идеального варианта развития событий, как полюса Земли относительно друг друга — и столь же недостижима из той точки, в которой они с Кирком остановились. Идеальный вариант предполагал постепенный спад влечения и окончательную нейтрализацию крайне назойливого и раздражающего влияния социального элемента, значащегося в списках экипажа под номером «II» и именем «Джеймс Тиберий Кирк». Реальность подчиняет его планы своим собственным законам. В реальности они используют любую свободную минуту и поверхность для того, чтобы удовлетворить безумную, звериную жажду близости. Каждый раз, встречаясь взглядом с Кирком на мостике, Спок ощущает прилив острого возбуждения. Он осознаёт, что для взрослого вулканского мужчины, обладающего таким уровнем способности к ментальному подавлению проявлений спонтанно возникшего сексуального желания, каким обладает он, наличие столь ярких реакций на один-единственный конкретный внешний раздражитель, является недопустимым. Однако данная аргументация может способствовать улучшению ситуации лишь теоретически. На практике Спок с яростью понимает, что не может это контролировать — не тогда, когда спровоцированная ненужными, мешающими, но яркими и насыщенными подробностями воспоминаниями эрекция не даёт сосредоточиться ни на чём, кроме находящейся за спиной научной станции, за которой в привычной позе — развалившись и широко расставив ноги, как будто приглашая взять себя, — сидит его старший помощник. В такие моменты Спок ненавидит его почти так же сильно, как желает. Это недопустимо. Это снижает его эффективность и может стать причиной ошибок при принятии ключевых управленческих решений. Но даже эти доводы не мешают телу диктовать свои условия. Спок невидящим взглядом смотрит на экран падда и понимает, что читает эту страницу уже восемь целых и три десятых минуты. До окончания смены две целых и тридцать четыре сотых часа — практически вечность, когда минуты тянутся так медленно. Спок глубоко вдыхает, затылком чувствуя пристальный взгляд, и усилием воли усмиряет свою физиологию. Ровно через две целых и тридцать четыре сотых часа он встаёт, оставляет мостик на Чехова, которого после повышения назначил в бета-смену, и, не глядя по сторонам, направляется к турболифту. Иные подтверждения того, что через несколько минут после окончания ежевечерней тренировки разделяющая смежные каюты капитана и старшего помощника дверь откроется, являя его взгляду наглую улыбку Кирка — и её хозяина целиком в качестве дополнения, — кроме твёрдой убеждённости в этом, Споку не требуются. Непостижимым образом за эти месяцы Кирк научился чувствовать его настроение и безошибочно определять, когда его появление в капитанской каюте не вызовет негативной реакции. — Ждёшь меня? — Кирк усмехается, проводит рукой по волосам и, перешагнув через порог, заходит в каюту. Внутренняя дверь с шипением закрывается. — Нет. — Спок наливает себе воды и привычным жестом достаёт из бара бутылку виски для Кирка. Однако тот, к его удивлению, качает головой и возвращает бутылку на место. Спок вскидывает бровь и смотрит на него поверх стакана. Впервые вода не утоляет жажды — возможно, потому, что это не та потребность, которую может удовлетворить столь непритязательная жидкость. — Не хочу, — поясняет Кирк, кивнув в сторону бара, и буравит его внимательным взглядом, — а Спок внезапно для себя отмечает, что его глаза, всегда казавшиеся ему однотонно синими, оказываются чуть светлее ближе к зрачку. И сегодня в них читается нечто новое. То, чего Спок не может понять. Он ставит стакан на стол и тянет Кирка к себе за ремень форменных чёрных брюк. Тот с готовностью, если не сказать больше — желанием, подаётся навстречу и притирается гладко выбритой щекой к его шее. Спок взъерошивает ему волосы на затылке, второй рукой задирает форменку и скользит под ремень штанов, сжимая ягодицу. Кирк глухо стонет ему в плечо, втираясь задницей в ладонь, и Спок под напором невероятного желания сделать это позволяет себе отпустить постоянное напряжение — всего на пару секунд, но полностью, просто отдаться прокатывающейся по телу волне расслабления. Стойкое ощущение того, что руки Кирка, сжимающие его предплечья, помогают этому, ставит его в окончательный тупик. — Почему? Мне казалось, что алкоголь является для тебя необходимым условием нейтрализации негативных ощущений от нашего совместного времяпрепровождения. — Спок втягивает в рот мочку его уха и посасывает её, стараясь свести к минимуму крайне приятные ощущения от того, как горячее дыхание Кирка щекочет его шею. — Да ну? — Кирк склоняется к уху Спока и шумно, возбуждающе шепчет: — Ты тот ещё выродок, но от твоего члена у меня просто башню рвёт. И я знаю, что у тебя от меня тоже. Так что, думаю, о своих мечтах насчёт сломать меня таким образом можешь забыть. Вместе с закономерной волной возбуждения на Спока накатывает не менее закономерное раздражение — он не считает удовлетворительной ситуацию, когда его планы и желания озвучиваются кем-либо, кроме него самого. В довесок к этому странное, не являющееся нормой для него ощущение расслабленности не покидает, становясь всё более назойливым и не соответствующим реальному положению дел. Он не может чувствовать себя так спокойно наедине со злейшим врагом, зная, что всё, чего тот хочет — это избавиться от него. Но пока Спок стаскивает с Кирка одежду, отшвыривает её в сторону и толкает его на кровать лицом вниз. Тот сразу же становится на четвереньки, широко раздвинув ноги, как всегда выставляя себя напоказ, и оглядывается на Спока через плечо. Спок, не глядя на него, раздевается сам — медленно, сопротивляясь желанию свалить всё безобразной кучей и как можно быстрее забрать себе то, что принадлежит ему — аккуратно складывает одежду на стул, неторопливо подходит к кровати и берёт с тумбочки тюбик со смазкой. Но один взгляд в полыхающие злым, мстительным удовольствием глаза Кирка даёт понять Споку, что все эти манипуляции бессмысленны. Неудивительно, ведь у него стоит так, что даже смотреть на собственный прижимающийся к животу член без болезненных спазмов внизу живота невозможно. Он не понимает, почему перспектива снова, в который раз взять это тело вызывает в нём столько нездорового энтузиазма, но утолить этот голод — на время — он может только реализовав данную потребность немедленно. — Давай быстрее, блядь. — Кирк нетерпеливо ёрзает на кровати, сгребая под себя одеяло, и выдыхает сквозь зубы, когда Спок, растерев между пальцев смазку, начинает растягивать его, жестко двигая рукой. Спок пытается сдерживаться, но хватает его ненадолго — от грубых ласк, которые уже давно должны были войти у обоих в привычку, Кирк стонет так, что у Спока мутится рассудок. Он наспех смазывает себя и входит в Кирка, придерживая за талию, раскрывая его своим членом и едва не сходя с ума от этого зрелища. Спина Кирка напряжена и блестит от пота, он чувственно вскрикивает и сжимается вокруг Спока от каждого резкого толчка, отдаёт все эмоции, которые способен отдать, и Спок впитывает их, со смутной тревогой понимая, что… нуждается в этом. Не менее сильно, чем в физическом контакте. — Да, вот так, ублюдок, ещё, сильнее, ненавижу, давай же! — выстанывает Кирк, запрокидывая голову и втираясь задом в его бёдра. Спок оглаживает его ягодицы, спину, бока, наблюдает за ним, фиксируя эту картину, пропуская её через себя и наслаждаясь ею без оглядок на возможные запреты. Спок увлечённо трахает Кирка и находит поразительной странную метаморфозу: на мостике и во время миссий тот холоден, сосредоточен, расчетлив и неизменно жесток, но в постели всё меняется в корне. Кирк отдается ему самозабвенно, с головой погружаясь в ощущения, и его тело, которое Империя и все вокруг рассматривают исключительно как средство достижения целей, безотказное оружие, в руках Спока становится жаждущим, чувственным, ждущим, и Спок невольно отвечает ему тем же, лаская и доводя до исступления. — Тебе хорошо со мной? — Спок вколачивается в Кирка, с какой-то непонятной ему самому одержимостью наблюдая, как тот заходится стонами, извиваясь под ним, и ожидает однозначного ответа на заданный вопрос. Спок знает, каким он будет, ведь сам чувствует всё то же, что и Кирк, и потому уверен в его реакции. Но ответа нет. Спок склоняется к самому уху Кирка, прижимаясь грудью к его мокрой от пота спине, ожесточённо кусает за плечо и рычит в самое ухо: — Коммандер, вам задали вопрос. Я жду. Кирк поворачивает голову и кидает на него исполненный ярости и чистой похоти взгляд. Его глаза совершенно синие, они сверкают гневом, и он, задыхаясь и подаваясь на каждое движения Спока, выплевывает ему в лицо: — За каким хреном тебе это знать, ублюдок? Спок ведёт ладонью по его бедру и с силой сжимает истекающий предэякулятом член, вырывая из груди Кирка низкий, возбуждающий даже больше влажной скользкой тесноты стон. Он прижимается носом к щеке Кирка, и тот бездумно трется об него, возвращая неуместную нежность. — Отвечай, — рычит Спок, прихватывая губами кожу на его залитой ярким румянцем скуле, их губы близко, непозволительно близко друг к другу, и Споку впервые в жизни так трудно удерживать себя от нового безрассудства. Все их отношения с Кирком — это безоговорочное, безапелляционное «нельзя». «Нельзя», которое затягивает их всё дальше, и Спок уже не уверен, что сможет вовремя определить, когда до точки невозврата останется один шаг. Он не уверен, что сможет остановиться и не сделать его. — Мне… — Кирк прерывисто хватает ртом воздух, и Спок знает, что идеальная влага, которая могла бы помочь его пересохшим губам — перемешанная их сплетающимися, мешающими друг другу языками слюна, — хорошо, чёрт бы тебя побрал… Он не уверен в том, что сможет удержаться от этого шага. Особенно в такие моменты, как сейчас, когда тело Кирка в очередной раз содрогается в его руках, выплескиваясь на смятую, мокрую от пота и смазки постель, когда он напрягает мышцы, вынуждая Спока окончательно отпустить контроль и разделить с ним очередной оргазм. Спок вцепляется зубами в своё излюбленное место на его теле — на стыке между шеей и плечом, и Кирк откидывает голову, чтобы ему было удобнее. Спок изливается в него резкими, глубокими толчками, неосознанно вылизывая искусанную, усыпанную засосами шею, и наконец отрывается от него, походя отмечая, что с каждым разом делать это всё труднее. Они валятся поперек кровати, так до конца не расцепившись, и несколько минут пытаются просто отдышаться. Оргазм застит голову сплошной пульсирующей пеленой, и Спок прижимает Кирка к себе, спиной — к груди, прихватывая губами покрытую испариной кожу на загривке. — Знаешь, мне кажется, пора завязывать так часто трахаться, — выдыхает Кирк, но, когда Спок делает попытку отодвинуться, сам первым хватает его за бедро и тянет назад, заставляя остаться в себе. Спок, обнимая его поперек груди, прижимает к себе сильнее и целует в шею — собственнически, жадно и грубо — хотя ему нелогично хочется делать это совсем по-другому. Несколько мгновений он раздумывает над тем, как бы вёл себя Кирк в том случае, если бы всё было… мягче и нежнее, но в итоге всё равно стискивает его бедро, заставляя шипеть от боли и подавляя в себе желание пройтись по повреждённому участку кожи языком, зализывая оставшиеся от ногтей следы. Кирк дёргается и дышит в подушку, но не сопротивляется. — Почему ты так считаешь? — спрашивает Спок, собирая губами капли пота с его плеча. — Во-первых, я уже задолбался таскаться в лазарет с разорванной задницей. Боунз меня скоро возненавидит и, кстати, будет прав. У него работы и без меня дохрена. — Кирк выгибает шею, подставляясь губам Спока, и закрывает глаза, наслаждаясь прикосновениями. — А во-вторых? — Спок, наконец, заставляет себя оторваться от него и ложится на спину. — Хм, даже не знаю, как сказать. — Кирк с тихим стоном перекатывается на живот и, подняв голову, пристально смотрит на него. Спок отвечает ему не менее внимательным взглядом и вскидывает бровь. Кирк неловко пожимает плечами и, отвернувшись, с напускной беззаботностью отвечает: — Я без твоего члена в своей заднице уже себя как-то не так чувствую. Каким-то… — он делает паузу и, прищурившись, смотрит на Спока: — неполным, что ли. Бред, да? — Согласен. — Спок устраивает ладонь у него на плече. — Не думаю, что это достаточное основание для сокращения количества контактов, коммандер. Кирк хмыкает и победоносно ухмыляется: — Как скажете, капитан. Спок смотрит ему в глаза две целых четыре десятых секунды, и Кирк не отводит взгляда, а только облизывает губы. Непристойно и призывно, словно знает, чего хочет Спок, и провоцирует его на это. Желание поцеловать его становится просто невыносимым, но Спок не может позволить себе перейти грань, за которой силы воли будет недостаточно, чтобы контролировать происходящее. Поэтому он убирает руку с плеча и холодно говорит: — Я рад, что мы поняли друг друга, коммандер. — Да уж, а я-то как рад, — усмехнувшись, Кирк вытягивается на кровати и смотрит в потолок. Они лежат рядом, не разговаривая и не касаясь друг друга какое-то время, а потом Кирк, прикрыв глаза рукой, вдруг говорит: — Знаешь, Скотти мне на днях втирал свою теорию о параллельных вселенных. Ну, он, конечно, тот ещё псих, но мне кажется, что-то в этом есть. Спок молча размышляет над его словами, игнорируя уже знакомое покалывание в груди. Оно даёт о себе знать незамедлительно при любом упоминании Кирком кого-либо из членов экипажа, с кем он не состоит в исключительно рабочих отношениях — доктора Маккоя, инженера Скотта — и вызывает у Спока определённую тревогу. Кирк принадлежит только ему, и до той поры, пока Спок полностью не удовлетворится им, он не собирается давать поблажек, уступать и делиться им не с кем. Но сейчас разумом он понимает, что Кирк говорит лишь то, что говорит, и вряд ли стал бы заводить разговор о Скотте в том случае, если бы мог навлечь на себя подозрение. К тому же, его слова правдивы: инженер одержим идеей того, что где-то есть другой, очень похожий на их собственный; мир, где всё устроено по-иному; где, возможно, нет вечной войны всех против всех; где господствуют другие ценности, и люди умеют жить в удовольствие, не задумываясь о том, что их место под солнцем выдано в кредит. Спок не верит в это. По характеру Скотти гораздо больший идеалист и гуманист, чем можно себе представить, и этот недостаток посредством приказа капитана каждые три дня методично искореняется из личности одного из лучших офицеров Флота — другим на «Энтерпрайз» делать нечего — посредством воздействия камеры агонии. Спок предпочитает руководствоваться логикой и не тратить время на гипотезы, в основе которых лежат не подкреплённые рациональными аргументами домыслы, но, похоже, его старший помощник придерживается иного мнения. — Я вот о чём думаю. — Кирк садится и задумчиво смотрит в иллюминатор. — Если есть где-то мир, похожий на наш… Как там у них всё? Так же, как у нас, или по-другому? Ты не думал об этом, а, Спок? Кирк оборачивается и испытующе вглядывается в его лицо. Спок молчит. Он размышляет не столько над словами Кирка, сколько над тем, что это их первый разговор на отвлечённую тему за всё то время, которое они — теперь уже, скорее, по взаимному согласию — удовлетворяют физиологические потребности друг друга. — Я склонен расценивать теорию инженера как не основанную на логике и потому не заслуживающую внимания, — в конце концов, сухо отвечает он. — Ну да, конечно. Нелогично и всё такое. — Кирк ухмыляется и качает головой. — Нет, трахаться с тобой мне определённо нравится больше, чем разговаривать. — Это всё? — ледяным тоном интересуется Спок, сверля его уничижающим взглядом. — Я думаю, тебе пора идти. Кирк никогда не остаётся в его каюте на ночь — это совершенно излишне. Сейчас Спок хочет, чтобы он ушёл. Но Кирк оборачивается и неожиданно подмигивает ему. — Не парься, я свалю, но чуть позже. — Он встаёт с кровати и подходит к рабочему столу Спока, на котором уже около трёх лет на одном и том же месте стоят трёхмерные шахматы. Сейчас они служат исключительно предметом интерьера, поскольку достойного соперника у Спока не было с момента назначения капитаном «Энтерпрайз». Кирк задумчиво крутит в руках чёрного ферзя и небрежно интересуется: — Сыграем, капитан? Спок приподнимается в кровати на локтях и окидывает Кирка неприкрыто оценивающим взглядом. Он сомневается в том, стоит ли тратить время на бессмысленное перемещение фигур по доске, поскольку заранее уверен в своей победе. Видимо всё это отражается на его лице, поскольку Кирк, откровенно расхохотавшись, заявляет: — Я обещаю поддаваться, но не думаю, что это поможет тебе выиграть. Спок снисходительно вскидывает бровь, поднимается и подходит к нему. Кирк с торжествующей ухмылкой садится на стул, поджав под себя ногу, и начинает расставлять фигуры. — Ваша самоуверенность просто поразительна, коммандер, — комментирует Спок, наблюдая за ним, но всё-таки усаживается напротив. — Скажи это себе, — отзывается Кирк и приглашающе взмахивает рукой. — Давайте, капитан, я всегда играю чёрными. Они делают по первому ходу, и Кирк заявляет: — Слушай, а как насчёт того, чтобы сыграть на что-нибудь? Спок приподнимает бровь и указывает ему глазами на доску, напоминая о том, что сейчас его очередь. — На что именно? — уточняет он, скрещивая руки на груди и с удовлетворением наблюдая, как Кирк раздумывает над следующим ходом. — Давай на желание, — пожав плечами и не отрывая взгляда от доски, предлагает тот. — Интересно. И на какое же? — Споку действительно любопытно, но услышанное в очередной раз заставляет его признать, что Кирка можно предугадать лишь приложив к этому немалые усилия. — Да борода твоя мне не нравится. — Кирк весьма невежливо тычет в упомянутую бороду пальцем. — И если я выиграю, ты её сбреешь. — Весьма нетривиальное предложение. — Спок вкладывает в голос весь доступный ему сарказм. — Я полагаю, что могу озвучить своё желание позднее? — Не заморачивайся, — самоуверенно отмахивается Кирк, делая очередной ход. — Думаю, тебе не придётся напрягать мозги. Кстати. — Он проводит рукой по волосам и фривольно облизывает губы. Член Спока в ответ на движение языка Кирка дёргается, и Спок с раздражением отмечает, что это уже больше походит на условный рефлекс. — Я хочу сам тебя побрить. — Поскольку я уверен с том, что партия будет за мной, то разрешаю вам помечтать, коммандер. — Спок переходит в активное нападение и становится не до разговоров. Не до них и через сорок четыре минуты, когда игра оканчивается полной и безоговорочной победой чёрных, а Кирк непосредственно после мата оказывается на коленях у Спока, до предела возбуждённый и жаждущий секса. Спок никогда не думал о том, что шахматы могут быть такой великолепной прелюдией, но это существенно сглаживает логичное неудовольствие от проигрыша. Он любит наблюдать за Кирком, когда тот сверху. Это эстетично, волнующе и лучше всего соответствует его взрывной непокорной натуре, привыкшей управлять всеми вокруг. Безусловно, Спок усмиряет Кирка, но время от времени даёт ему возможность отпустить себя на волю. Как, например, сейчас, когда он просто наблюдает за тем, как ритмично и глубоко Кирк сам насаживается на его член, крепко удерживая его за бёдра и направляя рваные, быстрые движения. Он фантастически раскрыт и доступен, отдается процессу без остатка, стонет, вскрикивает и выгибается каждый раз, когда член Спока проезжается по простате, сжимая пальцы на его запястьях, и когда сил терпеть не остаётся у обоих, кончает, так и не прикоснувшись к себе, забрызгивая их обоих спермой. Спок удовлетворённо рычит и после нескольких толчков кончает следом. — Спок, не думай, что так легко отделаешься, сейчас пойдём бриться, — хрипит Кирк, заваливаясь на него в попытках отдышаться. — Меня реально заебала твоя чёртова борода. Отказываться от своих слов после того, как они были сказаны, тем более, в столь снисходительной манере, Спок считает недостойным. Его самого полностью устраивает собственный внешний вид, однако он с показной неохотой кивает. — Отлично! Тогда идем. — Кирк ухмыляется, скатывается с него и тянет в ванную… … за руку. Спок поднимается со стула вслед за ним и в замешательстве смотрит на их переплетённые пальцы. Ладонь Кирка горячая и вспотевшая, и в ней неожиданно ровно столько силы, сколько требуется для того, чтобы не перехватывать первенство. Кирк следит за его устремлённым на их руки взглядом, и в его глазах мелькает недоумение. Похоже, он сам не понимает, на каком основании счёл возможным подобный тактильный контакт. Но Споку нравится. Ладонь Кирка в его ладони ощущается до странного… естественно, и потому он испытывает нечто сродни разочарованию, когда Кирк поспешно высвобождает руку. — Хм-м. — Он разворачивается к Споку спиной и идёт к репликатору. Спок отмечает в его движениях некоторую нервозность и напряжение, которые могли бы быть спровоцированы смущением, если бы не очевидная нелепость подобного предположения. — У меня есть отличная идея, капитан, думаю, вам понравится. Он реплицирует стандартный нож и банку с кремом для бритья и, повернувшись к Споку, с дьявольской улыбкой проводит языком по острому лезвию, чуть надрезая кожу. Спок наблюдает за остающимся после ножа ярко-красным следом и думает о том, что Кирк, несмотря на внешнее здравомыслие, настоящий психопат. — Поиграем, Спок? — Кирк подмигивает ему и направляется в их общую, на две каюты, ванную. Спок, помедлив, идёт за ним… … Закусив губу, Кирк сидит на высокой пластиковой панели рядом с раковиной, прислонившись спиной к прохладной переборке и, сцепив ноги у Спока на талии, тяжело дышит от сдерживаемого напряжения и с аккуратностью, достойной самого Спока, водит ножом по его подбородку. Спок, придерживая Кирка за задницу, неотрывно следит за каждым его пассом и из последних сил пытается отвлечься, чтобы не начать двигаться прямо сейчас. Это весьма проблематично, учитывая, что его член находится в Кирке уже около двенадцати минут — на точные цифры Спок в данный момент не способен, — а тот выглядит настолько непристойно и влекуще, что Спок начинает сомневаться в том, есть ли в этом человеке что-либо, не ориентированное на пробуждение в партнёре чистой, не затуманенной иными ощущениями похоти. Кирк возбуждён не меньше, чем он, они оба хотят и сходят с ума — от самой ситуации, от ножа и щекочущего ноздри лёгкого запаха крови, сочащейся из неизбежных неглубоких порезов, от не слишком удобной, но во всех смыслах привлекательной позиции, друг от друга… Но главный фактор, усиливающий вожделение Спока, состоит в другом. Он уверен в том, что Кирк не причинит ему вреда — он имеет возможность ощущать эмоции Кирка через их соединённые распалённые ожиданием и желанием тела. И среди этих эмоций нет ни одной негативной — Кирк получает удовольствие от того, что делает… от того, что ему доверяют. Спок не находит ни одной логичной и рациональной причины для того, чтобы доверять Кирку, но… делает это вопреки логике и рационализму. — Больно? — Кирк стряхивает очередную партию жёсткой чёрной щетины в раковину и проводит пальцем по кровоточащему порезу справа, непосредственно над ярёмной веной. Спок молча качает головой, но Кирк всё равно припадает губами к его шее, собирая языком кровь и зализывая рану. — Джим. — Спок ерошит волосы на его затылке и трётся носом о висок. — Не отвлекайся. Кирк замирает в его руках и, оторвавшись от уже более настойчивого вылизывания шеи, смотрит на него поражённо, так, словно видит перед собой впервые. — Что? — Споку не нравится этот взгляд, и он против воли начинает искать в своих действиях изъяны. — Ты назвал меня по имени, — говорит Кирк, испытующе вглядываясь в его лицо. — В первый раз. Какого хрена ты этого не делал раньше? Спок не отвечает. Если быть откровенным, он просто не знает, что говорить, и потому берёт руку Кирка, сжимающую нож, в свою, целует запястье и вновь подталкивает её к своей щеке. — Ладно, понял. — Кирк осторожно сбривает оставшиеся волоски, кладёт нож в раковину и, не глядя ему в глаза, как бы мимоходом бросает: — Кстати, это твоё «Джим» мне нравится больше, чем «коммандер», так что можешь продолжать. Капитан. — Я подумаю над этим, коммандер, — говорит Спок и закидывает его ноги себе на плечи. Кирк жадно смотрит на него, облизывается и послушно сжимает мышцы, вынуждая двигаться быстрее. Трахая Кирка, Спок с маниакальной одержимостью думает о его губах. Утро наступает слишком быстро. До мостика они добираются, опоздав всего на пятнадцать минут, но после окончания смены каюта Кирка по-прежнему пустует.