Новые имена

Варнинг! В тексте присутствует графичное описание пыток и упоминание попытки суицида __________ — Коммандер, вы уверены? Это серьёзное обвинение. Под тяжёлым взглядом Спока застывший между ним и Кирком Сулу вздрагивает и стискивает кулаки. Гробовая тишина сопровождает эту сцену, и ни одному из находящихся сейчас на мостике офицеров в страшном сне не привидится нарушить её, когда капитан выглядит так. В чёрных глазах Спока — смерть. Смерть для каждого, кто осмелится покуситься на его право и попытается нарушить установленный им безупречный порядок функционирования его собственной вселенной. Его государства. Его Империи. «Энтерпрайз» — всего лишь часть его идеального плана. Первая ступень на пути к безраздельному господству над всеми и вся. Спок как никто другой знает, чего не хватает этому миру для того, чтобы стать таким, каким он должен быть. Он отнюдь не идеалист, альтруизм — не его стезя, но он знает, что может дать Империи то, что ей действительно нужно. Справедливость. Чёткая схема достижения этой цели, ставшая смыслом жизни и запечатлённая на всех уровнях его сознания и подсознания, корректировке не подлежит. Попытки изменить её неоднократно предпринимались извне — однако Спок по праву считает себя одним из лучших. Люди слишком ленивы и зациклены на себе, чтобы озаботиться продумыванием мельчайших подробностей, на которых их гораздо проще поймать. Как сейчас. Спок ждал от Сулу чего-то подобного, но несколько позже. Что ж — он знает, что в любом случае останется в выигрыше. — Да, капитан. Я уверен. — Кирк кладёт руку Сулу на загривок и швыряет его на пол. Тот ударяется лбом о капитанское кресло, но не теряет сознания, а лишь скулит и шипит. Кирк подошвой форменного сапога давит ему на основание шеи, пришпиливая голову к полу, и торжествующе смотрит на Спока. — Через несколько дней после устранения неисправностей с инжекторами при проверке компьютерных сетей я обнаружил незадокументированный информационный канал, скрытый и защищенный таким количеством паролей, что мне пришлось повозиться пару дней, взламывая их. — Кирк вдавливает каблук Сулу в шейные позвонки, и те жалобно трещат под таким напором. Спок хладнокровно вскидывает бровь. Он не любит показательных выступлений, но в данном случае это необходимая мера. — По этому каналу не кто иной, как мистер Сулу, — последние два слова Кирк произносит, с такой силой впечатывая сапогом шею пилота в пол, что тот задушенно хрипит и дёргается в тщетных попытках вырваться, — передавал данные обо всех перемещениях капитана, старшего помощника и начальников отделов в штаб. Кому конкретно — сказать пока не могу, но в ближайшее время обязательно выясню. — Впрочем, адресованный Кирком весьма информативный взгляд Спок истолковывает верно — на самом деле тот всё выяснил уже давно. — Но главным является то, что среди этих писем было одно, в котором мистер Сулу подробно отчитывается о том, каким образом и с чьей помощью ему удалось перепрограммировать топливные инжекторы таким образом, чтобы погрешность в процентном соотношении материи и антиматерии превысила допустимый лимит. Вам не хуже мистера Скотта известно, чем это чревато. Малейшее нарушение в работе двигателя искривления способно привести к взрыву. Спок окидывает мостик взглядом, от которого офицеры вжимаются в спинки кресел, и рычит: — Имена остальных? — Я отправил все данные на ваш падд, капитан. — Кирк презрительно смотрит на Сулу и с отвращением сплёвывает на пол, демонстрируя весь спектр испытываемых им эмоций. Спок хочет его. Но посмотреть на своего первого офицера в деле он хочет ещё больше. — Думаю, откладывать не имеет смысла. Мистер Чехов, мостик на вас. — Спок кивает Чехову, и тот с готовностью пересаживается в его кресло. — За дисциплину отвечаете головой. Кирк за шкирку сгребает Сулу с пола и вслед за Споком затаскивает в турболифт. У Спока нет ни малейших сомнений в том, что Кирк должен идти вместе с ним. Они выходят несколькими палубами ниже и направляются к карцеру. Сулу безвольно висит в железной хватке Кирка, на лице которого маниакальная улыбка странным образом сочетается со сверкающими холодным расчётом глазами. Искоса наблюдая за сценой, Спок обнаруживает, что любуется им. В моменты демонстрации подобных эмоций Кирк возбуждающе, невероятно красив. Спок открывает дверь в карцер и, пропустив вперёд Кирка, наглухо запирает её. Тот внезапно останавливается, как вкопанный, оглядывая потолок и стены с прикрученными к ним кандалами, а после смотрит на Спока со странным выражением лица, непонятным и неприятным. Спок понимает, какие воспоминания и сопутствующие ощущения вызывает у Кирка пребывание в этой комнате, но абсурдно даже предположить, что он возьмётся его успокаивать. Абсурдно и нелепо. Не менее абсурдно и нелепо, как спонтанное желание взять его за руку, обнять и прижать к стене, целуя и наплевав на присутствие посторонних. — Пойдёмте, коммандер. — Он сухо кивает Кирку и заходит в одну из боковых дверей. Кирк втаскивает Сулу и бросает на пол, как мешок с отбросами. Спок качает головой и молча кивает на массивный металлический стул. Он не намерен прибегать к особой процедуре допроса с пристрастием — тратить собственные силы на столь незначительных субъектов нецелесообразно. По крайней мере, пока. Кирк возит брыкающегося Сулу по полу, сажает на указанное место и, защёлкивая наручники и ошейник, отступает на несколько шагов назад, останавливаясь рядом со Споком. Сулу трясёт и подбрасывает, он лихорадочно переводит взгляд с одного из своих палачей на другого и бешено вращает глазами. Спок подходит к панели управления, набирает код доступа и педантично настраивает температуру. Пока на минимум. Но, как он подозревает, это ненадолго. — Мистер Сулу. — Он внушительно смотрит на побледневшего от страха и ненависти рулевого и приподнимает бровь. Кирк усмехается и скрещивает руки на груди. — У вас есть ровно шестьдесят секунд и одна попытка для того, чтобы рассказать нам правду и убедить нас в том, что ваши слова таковой являются. Если аргументировать свою позицию вам не удастся, значит, мы найдём иной способ добиться истины. — Пошёл ты нахуй, — выплёвывает Сулу и кривится. — Ненавижу тебя. Вас обоих ненавижу. Кирк, вздохнув, качает головой. Спок невозмутимо увеличивает мощность и поворачивает тумблер. Истошные крики Сулу слегка действуют на нервы, но Спок уверен, что на его месте немногие смогли бы сохранить достоинство, чувствуя, как металл, к которому приковано тело, начинает быстро нагреваться до температуры, при которой одежда приваривается к коже. Кирк смотрит на извивающегося на пыточном кресле Сулу с откровенным презрением и брезгливостью. Спок знает, что тот скорее откусил бы себе язык, чем позволил хотя бы один вскрик. То, как он стонет, когда Спок трахает его — совершенно другое дело. Спок очень хочет взять его прямо сейчас, но в последнее время ему нравится оттягивать удовольствие до последнего. Он уже смирился с тем, что желает Кирка так, как никогда и никого не желал — и получает от этого осознания не меньшее удовольствие, чем от самого процесса. Ровно через пятнадцать секунд он останавливает механизм, и Сулу оседает обратно на стул, конвульсивно хватая воздух искривлённым в беззвучном крике ртом. В воздухе витает устойчивый запах горелого мяса. — Ну? — Спок поднимает на него жестокий взгляд, но тот в ответ лишь мотает головой. Спок вновь тянется к тумблеру, но его руку накрывает ладонь Кирка. Горячая и влажная. Как он сам, когда они занимаются сексом. Спок, с усилием выбросив из головы картину того, как трахает его на этом же самом стуле, пристально смотрит ему в глаза. — Капитан. — Кирк на мгновение сжимает его пальцы и, дождавшись ответного пожатия — с некоторых пор они, по мнению Спока, слишком увлеклись этим, — указывает глазами на Сулу. — Позвольте мне. Спок сомневается, но не потому, что не уверен в умении Кирка добиваться истины силой. Эти сомнения основаны на твердой убеждённости в том, что подобным образом марать руки — недостойное его старшего помощника занятие. Но отказать ему в удовольствии Спок не может и потому кивает: — Работайте, коммандер. Кирк довольно скалится, снимает форменку вместе с водолазкой, вытаскивает из сапога нож — тот самый, которым за несколько дней до этого избавил Спока от бороды — и пружинящей походкой идёт к Сулу. Спок скользит взглядом по его обнажённым плечам и не понимает, как этому человеку удаётся с такой лёгкостью сочетать в себе незаурядную жестокость и искреннюю чувственность. — Я знаю, на кого ты работаешь. — Кирк ставит ногу на стул между раздвинутых бёдер Сулу, наклоняется к самому его лицу и прижимает острие ножа к щеке. Из длинного, но неглубоко пореза тонкой струйкой сочится кровь. Сулу конвульсивно сжимает кулаки и с ужасом смотрит на него. — Но для чего — пока не знаю. Расскажешь мне? Спок встаёт сбоку от него так, чтобы видеть кровожадно блестящие безжалостные синие глаза своего первого офицера. Сулу вдавливается в кресло, со страхом косясь на нож в руке Кирка, но упрямо мотает головой. — Ну ладно. — Судя по виду, Кирк немало обрадован его несговорчивостью. Он отстраняется, разрезает на Сулу форму и медленно ведёт ножом от впадины между ключицами до пупка, вспарывая кожу и погружая лезвие на пару миллиметров в сотрясающееся мелкой дрожью тело врага. Сулу хрипит от боли, но терпит, метая взглядом в Кирка молнии и очевидно беззвучно проклиная его. Но Кирку на это плевать. Перехватив оружие удобнее, он с размаху располосовывает Сулу грудь и, загнав остриё на пару сантиметров между правой ключицей и верхним ребром, проворачивает его в ране, с каждым оборотом погружая всё глубже. Сулу заходится в криках, из развороченной грудины хлещет кровь, заливая Кирку форменные сапоги, и тот, с досадой поморщившись, отступает на пару шагов назад, оставляя нож торчать из раны. — Пожалуй, стоило начать с другого, — задумчиво замечает он, разглядывая истекающего кровью пилота как подопытного кролика, после чего хватает его левую руку и поочерёдно ломает все пальцы. Спок не смотрит на Сулу — ему совершенно неинтересно, что тот скажет и как скоро умрёт. Он наблюдает за Кирком и получает от этого истинное удовольствие, временами перекликающееся с неясно на чём основанной гордостью. — Советую вам начать говорить, лейтенант. — Кирк со скучающим видом, медленно, с оттяжкой, вытаскивает из груди Сулу нож, заставляя его корчиться и сплёвывать красным на холодный металлический пол. — Я не люблю ждать. — Иди нахуй, урод, — выдавливает Сулу, и Кирк вонзает нож ему в бедро, протыкая насквозь и царапая остриём металлическое сиденье. Спустя двенадцать целых и четыре десятых минуты, сломанную в нескольких местах руку, перебитые пальцы на ногах и лужу крови под стулом объемом никак не меньше литра, Сулу всё-таки сдаётся. — Что он хочет знать? — рычит Кирк в лицо Сулу и с размаху впечатывает его лицом в своё колено. Спок понимает, что как никогда близок к самодовольной улыбке. — Он… — Сулу сипит и сплёвывает кровью, — хочет знать, что у вас с капитаном… — Конкретнее, лейтенант. — Кирк ногой в чёрном, забрызганном кровью сапоге наступает ему на промежность и наваливается сверху всем весом тела. — Ему нужно было докладывать обо всех ваших перемещениях по кораблю… — из глотки Сулу вырывается хриплый вскрик. — Обо всем, что вы оба говорите и делаете, как себя ведёте… друг с другом… — С какой целью? — Кирк обменивается со Споком понимающим взглядом и облизывает губы. — Я… не знаю… — хрипит Сулу, уже даже не пытаясь отстраниться. — Он мне блядь не докладывает… — Ответ неверный, лейтенант. — Кирк слегка раскачивает торчащий из бедра Сулу нож из стороны в сторону, с интересом наблюдая за усиливающимся потоком крови. — Я не знаю! — выкрикивает Сулу, и Спок морщится, невольно сравнивая то, что видит, с гипотетической реакцией Кирка на подобные действия с его стороны. Он уверен, что его первый офицер смог бы принять достойно любые пытки. Кирк далеко не так слаб, как ему казалось поначалу. Но Спок не хочет его пытать. Он хочет делать с ним прямо противоположное. — Ответ неверный, — повторяет Кирк, продолжая манипуляции с ножом, и Сулу безобразно корчится, выкрикивая проклятия и ругательства. — Я… он… я не уверен, но… — Кирк проворачивает нож, и Сулу захлёбывается истошным воплем. — Он говорил что-то насчёт того, что вы вдвоём на одном корабле — это удача для него… Все, коммандер, капитан, я больше ничего не знаю! — В самом деле? — Кирк усмехается и, вскинув брови, смотрит на Спока. — Как считаете, капитан? Тот уверенно кивает. — Думаю, мы узнали всё, что необходимо, коммандер. Можете заканчивать. Кирк дьявольски улыбается, тянет нож из бедра Сулу и отходит от него. Крики рулевого уже порядком надоели Споку, и он в определённой мере рад избавиться от проблемного подчиненного. Из раны мерно, толчками, выплёскивается кровь, но он ещё долго будет оставаться в сознании, и Спок хочет, чтобы предатель знал — его страдания были оправданы. Он подходит к Кирку и обнимает его со спины. Обернувшись, тот удивлённо смотрит на него, но, тем не менее, сразу же прижимается к груди, как будто только этого и ждал. Спок жадно целует его в шею, наблюдая за тем, как в остекленевших глазах истекающего кровью Сулу мелькает перемешанное с ужасом удивление. — Передавай ему привет от нас, Хикару. Думаю, вы встретитесь очень скоро. — На губах Кирка играет злая, мстительная улыбка, а у Спока на мгновение темнеет в глазах от одного-единственного сказанного им слова… …«нас»… Он неистово хочет найти в себе протест против этого обобщения, но тщетно. Его тело и сердце демонстрируют полную солидарность с данным обозначением их странного тандема. Кирк закрывает глаза и откидывает голову на плечо Споку, подставляясь под собственнические поцелуи, устраивает ладонь на его затылке, мягко поглаживая его. Спок водит ладонями по его телу, пощипывая соски, касается губами напряженного плеча и запускает руку в штаны, поглаживая практически эрегированный член. — Чёрт, Спок. — Кирк шумно выдыхает, притираясь задницей к стояку, с которым Спок был вынужден провести всё это время. Он не мог предположить, что вид жестокого, властного и безжалостного Кирка окажется настолько возбуждающим, и теперь ему кажется, что любое действие его первого офицера так или иначе несёт в себе сексуальный подтекст. Иной причины, почему его так тянет к этому человеку, Спок не находит. Предсмертного хрипа Сулу они уже не слышат. Кирк разворачивается к Споку лицом, всё ещё не выпуская из рук ножа, обхватывает руками за шею и вжимается носом в ключицу, прерывисто, томно дыша. Спок подталкивает его к стоящему около противоположной стены узкому металлическому столу, заваливает сверху и сдирает с него оставшуюся одежду. — Ну, нет. — Кирк, нетерпеливо расстегнув на нём брюки, слезает со стола и, опустившись на колени, смотрит на него снизу вверх: — Если вы не против, капитан, я бы хотел для начала вам отсосать. Спок не против. Он проводит большим пальцем по нижней губе Кирка и молча подталкивает его к своему члену. Кирк улыбается, втягивает головку в рот и посасывает её. — Глубже, коммандер, — низко командует Спок, взъерошивая его волосы. От желания трахнуть рот Кирка у него перехватывает дыхание, несмотря на то, что он не решится утверждать, сколько десятков раз уже делал это. Кирк ухмыляется, ведет языком по его члену, дразнит головку, очерчивает кончиком широкую вену на стволе, но потом всё же берёт больше, пропуская в горло, и Спок закрывает глаза, теряясь в мареве ощущений. В исполнении Кирка даже минет кажется идеальным. Он стаскивает со Спока брюки, не переставая сосать, и Спок непрерывно толкается в горячий рот, чувствуя, с какой жадностью чужие руки стискивают его бёдра. — Нравится, капитан? — Кирк ввинчивается языком в сочащуюся смазкой щёлку, вылизывает член настолько увлечённо, словно ничего более важного в его жизни не существует. Спок не может найти внятного определения тому, насколько ему нравится этот процесс, однако он считает акт пенетрации гораздо более приемлемым вариантом и потому грубо тянет Кирка за волосы вверх. Тот с видимым разочарованием отрывается от его члена, поднимается на ноги, и Спок, не давая ему опомниться, заваливает на стол и рывком входит. Кирк вскрикивает от резкой боли и сжимает коленями его бока — без применения излишней силы, но словно прося остановиться. Спок, опираясь на локти, склоняется над ним и припадает губами к его шее, целуя и не позволяя себе двигаться. — Сейчас, сейчас, подожди, ч-чёрт. — Кирк рвано выдыхает сквозь зубы и обхватывает его ногами за талию, но Спок знает, что он ещё не готов. Он приподнимается над Кирком на вытянутых руках и смотрит ему в глаза, запечатлевая в памяти то, какого они цвета — ярко-синего, чуть темнее, чем обычно. Его взгляд падает на лежащий над головой Кирка и оставленный им на столе перед сеансом орального секса нож. Спок обнаруживает, что желание попробовать вкус его крови перевешивает все остальные. Он протягивает руку и берёт оружие. Прохладная рукоятка ложится в ладонь как влитая, и Спок отмечает, что глаза Кирка начинают искрить. — Что ты хочешь сделать? — хрипло спрашивает он, не сводя взгляда с ножа в руке Спока. Спок аккуратно ведёт клинком по его губам, и тот осторожно облизывает острое лезвие, оставляя на нём блестящий влажный след. Спок внимательно следит за тем, чтобы Кирк не поранился — ведь привилегию причинить ему сегодня сладкую и желанную боль он хочет оставить за собой. — Почему ты рассказал мне? — спрашивает он и, наклонившись, цепляет зубами маленький твёрдый сосок. Кирк выдыхает у него над головой, и член Спока дёргается в нём. Рано. — Ты о чём вообще? — от сдерживаемого напряжения голос Кирка звенит, и Спок слегка двигает бёдрами, с небольшой, но достаточной для того, чтобы вырвать из него нетерпеливый стон, амплитудой. — Почему ты рассказал мне о предательстве Сулу? — уточняет Спок, выпрямляется и, едва касаясь остриём ножа распалённой кожи, расчерчивает грудь Кирка длинными красными полосами. Они больше похожи на мазки, и Спок вспоминает, что когда-то в детстве учился рисовать. Но, безусловно, он никогда не думал, что его первый холст окажется таким… дорогим. Тело Кирка напрягается — Спок прекрасно чувствует это, ведь находится в нём и ощущает его как огромный, претендующий на автономное существование, но всё равно беспрекословно подчиняющийся ему сгусток эмоций. Склонившись к его уху, Спок прижимает нож плашмя к его щеке и шепчет: — Отвечай. Я не хочу причинять тебе боль. Кирк устраивает руку у него на затылке и, потянув за волосы, заставляет посмотреть себе в глаза. — У меня разве был выбор? — надменно усмехаясь, спрашивает он. Спок вскидывает бровь и слизывает капельки крови, проступающие из нанесённых им порезов. На вкус кровь Кирка солоновата и ничем не отличается от крови тех, с кем ему приходилось испытывать подобные практики ранее, но Спок с поразительной жаждой собирает языком всё, и яркое удовольствие от этого не идёт ни в какое сравнение с практически полным безразличием от предыдущих сессий с другими партнёрами. Он прослеживает ножом впадины между рёбер, очерчивает ключицы, чуть надавливая в области сердца, почти торжествующе отмечая, что в глазах Кирка нет страха, лишь лёгкое недоумение, и вылизывает каждый миллиметр ран, чувствуя запах и настоящий вкус на своих губах. — Ты мог использовать полученную информацию в личных целях. — Спок отрывается от его груди и адресует ему тяжёлый, прошивающий насквозь взгляд, но Кирк только насмешливо вскидывает брови. — Считай, что я не подумал об этом, Спок, — заявляет он, взъерошивая его волосы. Это правда. Спок знает, что Кирк не лжёт. — В таком случае, — он облизывает окровавленное лезвие и, отложив нож в сторону, крепко сжимает руками бёдра Кирка, — столь похвальная преданность заслуживает поощрения. Коммандер… … Они кончают одновременно, безошибочно угадывая подступающие оргазмы друг друга. Спок остервенело терзает губами и зубами шею Кирка, тот в свою очередь вновь расцарапывает ему спину в лоскуты, но это не мешает обоим стискивать друг друга в объятьях до тех пор, пока это можно объяснить захлестнувшей тела волной эндорфинов, провоцирующей на повышенную тактильность. Ещё немного… Спок ведёт носом по шее Кирка, жадно вдыхая запах, тёплая кожа под его ладонями покрыта испариной, а тяжёлое, загнанное дыхание над ухом вынуждает мозг снова и снова прокручивать одну и ту же мысль — это именно он, Спок, заставляет Кирка испытывать настолько сильные ощущения. Это будоражит самые низменные инстинкты, но Спок всё же отстраняется первым, выходит из его тела и, наконец, обращает внимание на находящийся с ними в одной комнате труп его бывшего рулевого. — Надо бы убрать его отсюда, — лениво замечает Кирк, глядя в потолок. Спок вскидывает бровь и неторопливо одевается. — Рекомендую вам заняться этим немедленно, коммандер, — холодно говорит он и, подняв с пола одежду Кирка, бросает ему. — Что, такая грязная работёнка не для твоих рук, да? — Тот слезает со стола и недовольно морщится. — Блядь, я весь в твоей сперме, ты можешь быть поаккуратнее? Спок предпочитает оставить оба вопроса без ответа, поскольку первый звучит скорее как утверждение, а относительно второго — нет, он не хочет и не собирается быть более аккуратным. Ему нравится, как непристойно и развратно выгладит измазанный в его сперме Кирк — это служит словно дополнительным доказательством того, кому на самом деле принадлежит его тело. Спок выходит из карцера, оставляя Кирка наедине с его заботами, и направляется обратно на мостик. Он прекрасно понимает, что информация о произошедшем уже достигла всех сообщников предателя, и потому в данный момент его всецело занимают мысли о том, чтобы как можно скорее нейтрализовать остальных. Практически всецело. Какая-то часть его сознания, словно в противовес целям, стремлениям, планам и опасностям, по-прежнему сосредоточена вокруг одного человека. Кирк не даёт ему покоя ни днём, ни ночью, но Спок не может найти в себе даже малейших отголосков неудовлетворённости данной констатацией. Ему доставляет удовольствие думать о Кирке и об их… взаимодействиях. Но главное — это больше не кажется странным и нелогичным, хотя объективно должно казаться. Эти мысли и фантазии стали столь же привычны, как ежедневные тренировки или планирование распорядка дня. И впервые за прошедшие четыре месяца Спок не думает об этом как о слабости. — Капитан на мостике! Он выходит из турболифта и садится в своё, немедленно освобождённое Чеховым, кресло. Никто из офицеров не смотрит ему в глаза, но холодные волны страха и ненависти он ощущает буквально каждой клеткой тела. Он обязательно воздаст каждому по заслугам.

***

— Мне сегодня звонил Пайк, — как бы между прочим говорит Кирк. На часах 03.15, в капитанской каюте включен только один дополнительный обогреватель, и уже привычные для этого места запахи благовоний, кофе и секса сливаются в один пряно-мускусный коктейль. Они лежат рядом: Спок обнимает Кирка за плечи, а тот задумчиво водит пальцами по его груди, вырисовывая на ней замысловатые узоры. Спок смотрит в потолок и думает, что, возможно, позволяет ему слишком много, но… В данный момент он точно не желает ничего менять. Спок не готов утверждать, что это логично и необходимо, но ему определённо нравится чувствовать Кирка так близко, как только возможно, и так часто, как они могут себе позволить. Парадокс и основная ирония ситуации заключаются в том, что именно с Кирком — с Кирком, который без сомнений и колебаний убьёт, подвергнет пыткам и мучениям любого, кто посмотрит на него без должного страха и уважения; с Кирком, с которым они должны ненавидеть друг друга как два злейших врага; с Кирком, который, Спок уверен, был прислан Пайком на «Энтерпрайз» с единственной целью убить её капитана — он чувствует себя в относительной безопасности и может хотя бы ненадолго расслабиться. Это происходит обычно само собой, непроизвольно, сразу же после того, как за ними захлопывается дверь каюты, и Кирк оказывается в его объятьях. С этого момента они словно переносятся в другое измерение — и вся боль, кровь и грязь остаются за дверью, а у них — свой, персональный мир на двоих, в котором не существует правил, кроме тех, которые устанавливают они сами. Спока тревожат подобные аналогии. Он не имеет права на привязанность. Он не хочет, чтобы Кирк для него что-то значил. Спок глубоко вдыхает и, неторопливо массируя ему затылок, спрашивает: — И о чём вы разговаривали? Кирк льнёт к его руке, закрыв глаза от удовольствия, трётся носом о грудь и кусает за сосок. — Да так, ни о чём, — неопределённо отзывается он, вылизывая ямку между ключиц. Спок ерошит ему волосы и с силой стискивает их в кулаке. — Конкретнее, коммандер, — с нажимом говорит он. Кирк хмыкает, скользит вниз по его телу, размашисто облизывает член и посасывает головку. Возбуждение накатывает приятными волнами, но Спок намерен довести разговор до конца. — Я жду. — Адмирал интересовался, как дела на корабле. — Кирк поднимает голову и пристально смотрит на Спока, надавливая ладонью на внутреннюю сторону его бедра. Спок в ответ только вскидывает бровь. Кирк скептически поджимает губы. — Раздвинь ноги, я хочу тебе отсосать. — Не раньше, чем получу исчерпывающий ответ на свой вопрос, — жестко отвечает Спок, хотя при одной мысли о том, как пухлые идеальные губы будут обхватывать его член, в голове предательски мутнеет. Он всерьёз начинает думать о том, что в определённом смысле «подсел» на секс с Кирком, как сам Кирк до этого — на кокаин. Тот закатывает глаза и садится на него верхом, вжимаясь ягодицами в моментально сформировавшийся стояк. Спок резко выдыхает и устраивает ладони у него на талии — узкой, и потому ещё более соблазнительной для прикосновений. — Спрашивал, притёрлись ли мы с капитаном друг к другу. — Кирк с дьявольской улыбкой подмигивает Споку, выгибается в его руках и запрокидывает голову. Спок стискивает зубы, неотрывно наблюдая за представлением. У него стоит до одурения, и взять Кирка — снова, неизвестно в который раз за прошедшие несколько часов — хочется больше, чем сделать ещё один вдох. Но он всё ещё сдерживается. — И что ты ответил? — в ответ на очередное фривольно движение бёдрами Спок жёстко фиксирует его на себе, не оставляя свободы действиям. — Ответил, что отлично притёрлись, — шипит Кирк, метая в него убийственные взгляды. — Завязывай, Спок. Трахни меня. Споку не привыкать к столь откровенным и не оставляющим сомнений просьбам, но его тело, тем не менее, отзывается на каждую из таковых незамедлительно. Кирк победоносно улыбается. …Оргазм накрывает их с головой, прокатываясь по телам волной судорожной, болезненно-сладкой дрожи. Спок неровно выдыхает, проталкивая воздух через плотно сжатые губы, мёртвой хваткой сжимая руку Кирка в своей, и тот наваливается на него, не сдерживая стонов и благодарно целуя в шею. Спок прижимает его к себе, гладит по спине, отслеживая знакомые реакции: усыпанную мурашками кожу, покрытый мелкими капельками пота лоб, рефлекторные сокращения мышц, щекочущее тяжёлое дыхание. — Блин. — Кирк мотает головой и расфокусированным взглядом смотрит на него. — Я не понимаю, с какого ты меня так заводишь, но это просто охренеть, что такое. — Я думаю, теперь мы можем поговорить? — Спок подталкивает его в грудь, заставляя выпрямиться. Кирк недовольно морщится, но в итоге всё равно кивает, слезает с него и ложится рядом, устремив взгляд в потолок. — Тобой интересуются, Спок, — говорит он, чуть помедлив и явно тщательно подбирая слова. — Не знаю, чем ты успел так насолить Пайку, но он зол как дьявол, и это ещё мягко сказано. Уверен, его уже напичкали слухами, про то, что мы с тобой… — он неопределённо взмахивает рукой в воздухе и пожимает плечами, — про нас, в общем. И что-то мне подсказывает, что это в корне расходится с его планами относительно тебя. Он внимательно смотрит на Спока, и тот отвечает — бесстрастно и предельно жёстко: — Для того чтобы очертить границы его планов относительно нас с тобой, мне необходимо знать правду о твоём пребывании здесь. — Хочешь сказать, что мы типа в одной лодке и должны действовать сообща? — усмехается Кирк. Спок холодно вскидывает бровь: — У тебя нет другого выбора. — Сегодня он не намеревается ходить вокруг да около. Он всегда умел выбирать идеальный момент для решающего откровенного разговора. — Выражаясь метафорично и более привычно для людей: на твоём месте я бы предпочёл рассказать всё, что тебе известно, чем метаться между двух огней. — Серьёзно? — В голосе Кирка — металл и лёд; Спок ценит умение столь быстро перестраиваться и находит его немалым достоинством для человека. — Благодари своего вулканского папочку за то, что не был на моём месте. — Не нахожу достаточных оснований для подобной экспрессии с твоей стороны, — невозмутимо замечает Спок, наблюдая за тем, как глаза Кирка начинают сиять чистым, не замутнённым полутонами иных эмоций гневом. — Люди имеют склонность преувеличивать, и тебе это известно гораздо лучше, чем мне. — Не находишь? — с плохо сдерживаемой яростью шипит Кирк. — Ну, так я тебе расскажу. Он нависает над Споком, опираясь на локти, и в бешенстве выдыхает ему в лицо: — Да что тебе вообще известно о боли, ублюдок? Спока не смущает подобный тон — в пылу эмоций люди способны выдать информацию, которую в спокойном состоянии можно узнать лишь с применением силы. Но применять насилие к Кирку ему не хочется. Он уверен, что иные рычаги давления на собственного непокорного первого офицера он открыл уже давно. И это подтверждается словами Кирка, которые тот произносит быстро, резко, словно вырывая изнутри и разбрасывая вокруг бесчисленными раковыми опухолями: — Он убил моего отца, Спок. Из-за него погибли моя мать и брат, но самое хуёвое — это то, что я ничего и никогда не смогу доказать. Из-за него я как последняя шлюха подставляюсь каждому, кто может дать то, что мне нужно. И если ты думаешь, что я кайфую от того, как живу, то ты ещё больший моральный урод и придурок, чем я думал. Он неожиданно горько усмехается, встаёт и идёт к бару. Спок садится удобнее, опираясь на спинку кровати и терпеливо ожидая продолжения. Его в какой-то мере забавляет и задевает то, что именно Кирк разговаривает с ним о морали, но пока не узнал достаточно о его мотивации, Спок не собирается спорить. Кирк хлещет горький, крепкий бурбон из горла как воду, не успокаиваясь до тех пор, пока не выпивает всё до дна, после чего реплицирует себе пачку сигарет с зажигалкой, вытаскивает из бара вторую бутылку и возвращается в постель. — Знаешь, — он трёт пальцами переносицу и качает головой, — я до сих пор жалею, что меня тогда вытащили из петли. Лучше сдохнуть, чем унижаться под каждым, кому моя задница по вкусу пришлась. Сердце Спока внезапно неприятно сжимается при мысли о том, что Кирк мог умереть — тем более, столь грязно и бесславно. — На Тарсусе были те ещё порядки. — Он усмехается и яростно смотрит Споку в глаза. — Тебе бы понравилось. Но там хотя бы никто не делал вид, что их интересует моё мнение, просто трахали и всё. Кстати, наверное, так честнее, чем сейчас. Чёрт, я сам не представляю, как вообще выжил там. Споку плевать на «как», поскольку он сконцентрирован на «выжил». Он не слышит в голосе Кирка ни горечи, ни сожаления — лишь сухие и чёткие констатации, гнев и злость. Возможно, именно способность испытывать подобные эмоции и приносить им в жертву иные помогли Кирку достичь того уровня, на котором он сейчас находится. Кирк смотрит на Спока и качает головой: — Больше всего я ненавижу тебя за то, что ты похозяйничал в моих мозгах. Когда я торчал, то не задумывался и не анализировал, всё было гораздо проще, а ты у меня даже это отобрал. — Почему в таком случае он не убил тебя вместе с родителями? — Вопрос Спока резонен и закономерен, но Кирк лишь дёргает плечом, судя по всему, не собираясь уходить от ответа: — Не знаю, наверное, мать предвидела такой исход и отправила нас с братом в Джорджию, к другу отца. Бывшему другу… — Он смотрит в стену, и его синие глаза становятся почти чёрными от испытываемой бессильной ненависти. — Тот, видимо, быстро прочухал, что мы представляем опасность, забрал у матери все деньги, которые она дала на наше содержание, а потом сдал нас в детдом. Сэм от голода и побоев умер почти сразу, там с нами не церемонились. — Кирк вновь смотрит в глаза Споку, и тот испытывает абсолютно нелогичное желание… обнять его. — Я как-то продержался, может, потому что был мелким и смазливым, и мне бывало перепадал лишний кусок. — Он внимательно изучает свои руки и глухо продолжает: — А потом Пайк меня нашёл. Понятия не имею как, мои документы столько раз теряли и подделывали, что я уже не уверен в том, что я — это я. Мне удалось убедить его в том, что ничего не знаю, кроме того, что они с отцом когда-то были друзьями. — Он трёт лицо руками и, открыв вторую бутылку, делает несколько жадных глотков. — У меня не было другого шанса вырваться из этой трясины, кроме космоса, Спок. А я хотел вырваться. Но, конечно, с большим удовольствием пиратствовал бы и валялся на пляже на Райзе, чем угождал имперским шишкам. — Не тебе это решать, — бесстрастно говорит Спок. Кирк бросает на него тяжёлый взгляд. — А кому? Тебе, что ли? Спок приподнимает бровь и, взяв его за подбородок, водит большим пальцем по нижней губе, чувствуя, как от этого почти невинного прикосновения по телу разливается приятное будоражащее тепло. — Это наиболее приемлемый вариант для тебя, — задумчиво замечает он. — Ты — под моей защитой. Пока это так, никто не посмеет коснуться тебя. В том числе и Пайк. В полыхающих бешенством синих глазах Кирка мелькает нечто странное. — То есть, все, кого ты трахаешь, автоматически попадают в круг избранных? — Он ухмыляется — ядовито и горько — и качает головой: — Благодарю за честь, капитан. Спок слегка сжимает пальцами его горло, выказывая неудовольствие подобным тоном, и отпускает, размышляя о том, что до Кирка он не испытывал столь явной потребности в том, чтобы защищать кого-либо. Как не замечал за собой стремления к нежности во время коитуса и не подавлял его с такой неохотой, с какой ему приходится это делать с Кирком. — Не все, — в итоге отвечает он, предпочитая не распространяться о подробностях. Кирк не сводит с него взгляда, и в его лице читается борьба. Спок не имеет понятия, что он хочет сказать, и потому просто ждёт. Кирк поднимается с кровати и, подойдя к иллюминатору, молча смотрит на звёзды. Спок разглядывает его с непривычной для него самого гордостью и удовлетворением. Причиной подобных нелогичных эмоциональных проявлений является констатация того, что это тело принадлежит ему — и Спок готов признаться себе в этом. — Я ненавижу его, Спок. — Кирк стоит к нему спиной, обхватив себя руками, его голос звучит безэмоционально и устало, и впервые в нём нет ни издёвки, ни вызова. — Он сломал мне жизнь. Спок понимает, что поддаётся зову своей человеческой половины, но мысль о том, чтобы подавить спонтанно возникший порыв, причиняет почти физическую боль. Он не хочет сопротивляться своим направленным на Кирка желаниям, и потому, встав с кровати, подходит и крепко обнимает со спины. Он знает, что у людей — у тех, кто окончательно не зачерствел, не сломался и всё ещё способен на чувства — это называется «сопереживание». — Ты мечтаешь о мести? — спрашивает Спок, зарываясь лицом в короткие волосы на затылке Кирка и мягко сжимает его подрагивающую руку в своей. — Да, — глухо отвечает тот, стискивая его пальцы, и притирается щекой к щеке. — Ты не представляешь, насколько сильно. — Представляю. — Спок прижимает его к себе ещё теснее, целуя в шею, и невольно думает о том, что, увидев эту картину, любой член экипажа, пожалуй, скорее решил бы, что у него галлюцинации, чем поверил бы своим глазам. — Чего ты хочешь? Кирк поворачивает голову и адресует ему долгий странный взгляд. Спок касается губами его скулы и смотрит в ответ не менее пристально. — Трахни меня, — наконец хрипло говорит Кирк, и неприкрытое отчаяние в его голосе не оставляет Споку выбора. Он разворачивает Кирка к себе лицом, устраивает руки на пояснице и медлит, просто глядя ему в глаза. Сейчас — отливающие тёмной, глубокой синевой. Кирк сжимает руками его плечи и вдруг тянется к его лицу, их губы почти соприкасаются, но Спок ещё в состоянии контролировать себя, и потому вжимается носом в его шею, не допуская, чтобы всё зашло ещё дальше. Кирк разочарованно выдыхает над ним, запрокидывая голову, и Спок, легко подняв его на руки, несёт к кровати. Более всего сейчас его удовлетворяет тот факт, что им не нужно тратить время на освобождение друг друга от одежды и подготовку. Он опускает Кирка на постель, не прекращая терзать поцелуями шею, плечи, грудь, и входит в него сразу же, нисколько не заботясь о том, что без смазки им обоим так или иначе будет больно. Он хочет чувствовать эту боль. И каждым последующим движением избавлять от неё их обоих. Спок трахает Кирка быстро, резко, до основания погружаясь в его горячее, изнывающее от недостатка близости, тоскующее по непрерывным ласкам тело, и всё ещё пытается компенсировать этим то, чего действительно хочет. Но немедленно убеждается в том, что их желания совпадают. Кирк, поверхностно хватая ртом сухой воздух, постанывая и сжимая Спока собой, открывает мутные, затуманенные похотью глаза, смотрит на него — и вдруг просит: — Поцелуй меня, Спок. — Я не думаю, что это приемлемо, — немедленно выдыхает Спок, хотя губы невыносимо сводит и покалывает от желания исполнить просьбу. Кирк притягивает его ближе, они сталкиваются носами, и Спок потирается губами о губы, закрывая глаза и обнаруживая новые грани удовольствия. — Поцелуй меня, грёбаный ублюдок, это всё равно ничего уже не изменит, — задыхаясь, повторяет Кирк. — Что ты имеешь в виду? — Спок входит в него резко и грубо, заставляя удариться головой о спинку кровати, прикусывает его нижнюю губу, оттягивает и выпускает. — Блядь, не заставляй меня говорить то, во что я не верю, — яростно выстанывает Кирк, нетерпеливо, призывно облизываясь — и Спок, отпустив себя, наклоняется и целует его. Кирк со сладким, долгожданным стоном обнимает его за шею, отвечая жарко, умело, смакуя каждое мгновение, переплетая языки, его губы мягкие и податливые, и Спока ведёт от осознания того, что теперь Кирк принадлежит ему безраздельно. Они занимаются сексом без малого полгода, но это их первый поцелуй. Он странный и непривычный, слишком глубокий и страстный для того, чтобы сойти за дежурный, и слишком откровенный для того, чтобы оставлять какие-то недомолвки. Спок целует его, целует, целует и не может остановиться, и Кирк кончает, громко вскрикивая и до боли прикусив его губу. Спок глухо рычит и следует за ним, изливаясь глубоко в его тело. — Ещё хочу, — шепчет Кирк, одурманенный посторгазменной истомой, притягивает его к себе и вновь целует — жадно, сильно, умопомрачительно горячо, и Спок отвечает ему тем же, потому что ни сил, ни желания сопротивляться в себе не находит. Спок не знает и не предпринимает попыток подсчитать, сколько проходит времени, но когда они наконец отрываются друг от друга, то во взгляде Кирка куда больше осознанности, чем угадывалось поначалу. Сквозящая в его глазах показная, внезапная холодность ставит Спока в тупик. Кирк по-прежнему крепко обхватывает его ногами за талию, не выпускает из себя, обнимает, его губы красные и опухшие, и это зрелище выбивает из колеи, заставляя Спока прилагать усилия для того, чтобы сдержать порыв снова поцеловать его. Спок касается губами его плеча и спрашивает: — Во что ты не веришь? — Слезь с меня, — достаточно грубо бросает Кирк вместо ответа. Спок хмурится, но ему не нужно повторять дважды. Он выпрямляется и ложится рядом, на расстоянии, достаточном для того, чтобы их тела не соприкасались. Кирк немедленно поднимается с кровати и начинает натягивать одежду. — Ты прав, это действительно было лишним, — глухо бросает он через плечо. Спок окидывает взглядом его зацелованное, покрытое синяками, следами от хлыста и укусами тело и испытывает совершенно нелогичное желание притянуть его к себе и попросить остаться рядом до утра. Он понимает, что это изменит всё, и поэтому ничего не делает. Кирк уходит, так и не сказав ни слова. Спок даже не пытается заснуть.