— Ты заметила? Я только приоткрыла дверь своей комнаты, желая покончить с необходимостью выпить стакан воды сразу после пробуждения, да так и замерла, услышав разговор родителей у лестницы на первом этаже. — О чем ты, Фугаку? — Саске стала слишком много думать и совсем перестала изъявлять хоть малейшее желание учиться.
Уперевшись лбом в холодную гладь, я зажмурилась.— Я хочу показать тебе основы метания сегодня, Саске, — отхлебнув свежезаваренного чая, заявил старший Учиха за завтраком в очередной день, когда Итачи отсутствовал. Микото, стоящая за его спиной и вытирающая руки, на мгновение замерла. — Прости, то-сан, но я думаю, что мне будет лучше начать тренировки через год. Ломаная улыбка появилась на моем лице, когда я старательно скрывала израненные ладони и вывихнутые из-за неудачного броска куная пальцы правой руки в длинных рукавах впервые надетого хаори.
Идея тренировок с Микото в тайне уже не казалась такой фееричной, по ощущениям, если что-то и приближалось фееричное, то, несомненно, это был провал. Нормальные отношения с Фугаку рассыпались, как нечего делать, но только крепчали с Микото. Она продолжала учить меня, издевалась над моими аналитическими способностями, прививала умение правильно просчитывать следующие ходы противника и заботливо накидывала на меня зимнее одеяло в теплое время года. А еще позавчера я поплатилась за попадание за три деления от нужного в мишени вывихнутыми пальцами и временным запретом тренировок. Ситуация складывалась удивительно плачевная. Плачевным было и то, что я стала воспринимать себя уже не как отдельная сущность в этом мире, а как нечто само собой разумеющееся, потому и чувство вины за постоянное притворство — которое, как оказалось, особых результатов не приносит — в один момент отпало. Дискомфорт сменился самым обычным желанием провести время с матерью, покивать отцу Саске и… И. Единственным человеком, которого я не относила к «этот человек — человек Саске, а не мой» была — заранее бинго — Микото Учиха. Фугаку — отец Саске, Итачи — брат Саске, а Микото — моя мама. Сейчас я могу с уверенностью сказать, что именно она стала катализатором всех последующих событий моего будущего и настоящего. Возможно, я просто видела в ней идеальную любящую мать и только из эгоистичных побуждений отказывалась называть ее чужой спустя месяц с небольшим, что был наполнен не только тихими истериками в подушку, срывами и тратой нервов, но и простой человеческой поддержкой. Были ли мы близки настолько, чтобы я выложила все карты перед ней на стол? Отнюдь. Не привыкшая показывать людям, что у меня тоже есть проблемы и переживания, я научилась молчать и улыбаться, говорить самые несуразные вещи и шутить, бегать от проблем в нереальный мир, наполненный фантазиями. Время шло, я старалась избавиться от постоянного пребывания в мечтах, да только… Оказываться в выдуманной кем-то реальности в мои планы никак не входило. Однако я здесь. Извернувшись и перевернувшись на спину, я распласталась прямо на воде и вытянула обмотанную бинтами вдоль и поперек руку так, чтобы между пальцами просачивались бьющие в глаза солнечные лучи. Эфемерное чувство спокойствия дало возможность вздохнуть полной грудью, со свистом, не сдерживаясь. Никаких шуток, никаких попыток в дешевый сарказм, никакого самоанализа. Есть я. Есть мир. Теперь я — часть этого мира. Пролетевшая надо мной чайка на мгновение отбросила на меня свою тень, и я спешно приподнялась, наблюдая за ее полетом. Собственно, куда она летела? «Рожденный ползать летать не будет». Стоит только провести параллель этого высказывания со мной, как становится очевидной возможность приделать змее крылья — пусть летает себе на здоровье, только яд не выплескивает. Рожденная в другом мире, очнувшаяся в этом со всеми воспоминаниями по определению должна воспользоваться явными преимуществами. В виде осознания ценностей и системы мира, в виде знания принципа действия многих техник, которых еще и в помине нет, в виде общего знания будущих событий. Каждый момент я помню отчетливо, память явно закинула всю эту информацию в долговременное хранилище, так что я при всем желании не смогу проигнорировать тревожных звоночков-вестников. Могу ли я и дальше с уверенностью говорить, что ни за что не суну свой еще короткий нос во все эти мутные дела? Тогда, когда существует аксиома: живой я из этого не выйду. Поднявшись на ноги, я проскользила до берега. Отец Саске, наверное, жуть как разочарован в «нежелании» дочери учиться, раз ищет поддержки у жены в этом вопросе. Никаких «ты химе клана», а «тренироваться пойдешь?». Фугаку хочет видеть своих детей сильными и умеющими за себя постоять, но выбирает не лучший метод воспитания с точки зрения человека, что долгое время шел к пониманию мотивов своей семьи. Он хвалил Итачи за пробуждение шарингана, а Итачи плакал из-за потери друга, кривил выражение лица на все вопросы и вообще старался не допускать поднятия этой темы, потому что знал: наследник не может жаловаться. Наследник-будущий-глава-и-опора-клана не чувствовал никакой опоры в этом самом клане для себя. — Саске! — вспомнишь, как говорится. — Нии-сан! — только развернувшись в сторону, откуда слышался мальчишеский голос, я тут же была заграбастана в легкие объятия, на которые поспешила ответить. — От тебя гарью пахнет, — ткнувшись в плечо Итачи, протянула я. — Ка-а-айф. — Я ожидал услышать «отойди, а то и от меня будет так разить». — Отойди, а то и от меня будет так разить, — фыркнула я и вытянула шею, чуть улыбаясь и пряча ручонки. — Ты ж шиноби, поджидать непредвиденное — твоя прямая обязанность. Итачи выглядел уставшим, потрепанным и в некоторых местах неумело подлатанным — вот это уже плохо — а еще пребывающим в каком-то странном приподнятом настроении. Черные глаза с залегшими под ними синяками с легким прищуром глядели на меня, так что пришлось быть внимательнее. Явно же что-то… А. В уголке губ едва заметная крошка зеленоватого цвета. Я хмыкнула в ожидании. — Спасибо, что защитила от отца последнюю порцию данго для меня, — и потрепал по волосам, искренне обрадованный подобной мелочью с моей стороны. — Я защищала эту порцию для себя в надежде, что ты вернешься позже и не узнаешь, — из чистой вредности сообщила я ему и осталась довольна скользнувшим на лице Итачи когнитивным диссонансом. Нет, конечно, данго-то я из-под руки Фугаку свистнула именно для него, но к чему признаваться, если тут и так все понятно? Итачи и так нечасто может сбегать за своей любимой сладостью, оставлять его без нее не по-сестрински. — Рассказывай больше, — хмыкнул Учиха. — Вы с отцом что-то не поделили? — Да, те данго, которые ты безбожно поглотил, — нечего ему, только вернувшемуся с задания, забивать свою и без того больную голову лишними мыслями. Да и что я могу сказать? «Вы с то-саном предлагаете потренироваться тогда, когда я либо покалечена, либо собираюсь на тренировку с ка-сан»? «Отец считает, что я ленивая хренотень»? — Неужели? — Итачи склонил голову к плечу и сел передо мной, заглядывая в мои глаза. — Не припомню, чтобы ты была такой вредной раньше, имото. Фыркнув, я пропустила момент, когда пальцы Итачи оказались в опасной близости от моего лба, а щелбан — тем более. Автоматически уложила свои руки на пострадавшее место и поджала губы, надеясь получить объяснение, но в итоге знатно так… проебалась. — Что это? Учиха осторожно обхватил мое правое запястье и потянул на себя, отодвигая рукава черного хаори до самого локтя, где оканчивались бинты. — Саске, что это? — повторил он, проходясь пальцами по белой ткани, отыскивая спрятанный узелок и тут же развязывая его. Я не сопротивлялась: поймали с поличным, теперь придется отвечать. — Ну… рука? — никто не говорил, что строить из себя дуру и выводить старшего брата на негативные эмоции является необязательной частью. Холодный пот прошиб мое тело, и я опустила голову, позволяя Итачи продолжать простые манипуляции и развязывать бинты. Ни с того ни с сего мне казалось, что я здорово так провинилась перед ним. Итачи выкинул бинты на землю и аккуратно повертел мою конечность, уделяя особое внимание наиболее пострадавшим пальцам. Они, должно быть, уже в состоянии двигаться — мама все-таки таскала меня к лекарю, который дал ориентировочное время на восстановление от суток до нескольких дней — так что, наверное, утром стоило снять с них несколько слоев тонкой ткани. — Сильно болит? — участливо поинтересовался Учиха, выжидающе. На что меня хватило, так это на обыкновенный кивок и избегание зрительного контакта. — Ты ходила в больницу? — снова кивок. — Как давно? — Сразу, как вывихнула, — практически пропищала из-за давящей ауры вокруг. Кто ж знал, что Итачи способен злиться-волноваться настолько, чтобы не контролировать себя. Или он специально делает это? — И это ты скрыла от отца и матери. Если следовать фактам, то мы с мамой скрыли это от Фугаку. — Ты же не думаешь, что отец не заметил? — Что? — нет, не так. Что?! — Он выловил меня буквально за секунду до того, как я собирался на твои поиски, и сказал сводить к врачу, — чувствую себя наитупейшим созданием в мире. — Но, раз этого не требуется, я сделаю… так. Шатнувшись от недовольного Итачи, вновь — да сколько можно-то? — потянувшего ко мне свою лапу, да только рука его отклонилась с направления «лучшее место для болючего щелбана» до «ухо». Тонкие пальцы обхватили верхний кончик и настойчиво так потянули наверх, явно не жалея сил. Все ясно, меня наебали: в аниме такого не было. Ну, или я просто благополучно промотала этот момент, сославшись на чрезмерную занятость и желание посмотреть развязку, а не застревать на слезливых флешбеках. Теперь жалею, потому что стала предельно очевидной возможность вот так легко попасться. Преимущество играло против меня же. — Ну, что? Будешь еще скрывать от меня что-то? Если бы это было возможным, над моей головой уже загорелась бы лампочка, ознаменовавшая итог мыслительного процесса в одном из направлений. — Нии-сан требует доверия? — я бы усмехнулась, однако ситуация не располагает к подобному проявлению эмоций. Раздумывая и разбирая взаимоотношения Саске и Итачи на протяжении всей их жизни где-то в углу квартиры, я все поражалась их связи и откровенным несостыковкам. Несостыковкам, что вызывали лишь вопросы, на которые не находилось ответов, отличных от фанатских теорий. Но сейчас, видя Итачи Учиху прямо перед собой, возникало только больше херни, в которой я просто купалась, как в теплой водичке, и вылезать явно не собиралась. — Нет, я… — а что ты, Учиха? — Ты напоминаешь мне меня. — Ка-сан говорила, что одного Итачи в доме достаточно. — Только более вредную версию. Послушай, Саске, — ставлю все свои сбережения на то, что сейчас будет моральная пауза, — человек не может нести все тяготящее его в одиночку, — он ткнул мне чуть левее середины грудной клетки. — Иначе ты, скажем так, заболеешь до того, как кто-то близкий сумеет помочь тебе. Ты не вынесешь, сломаешься, как жженая спичка: перегоришь и сломаешься. Сосредоточишься на одной мысли, превратишь ее в цель, в мечту, в одержимость. Будешь смотреть на свои руки, на которые одна за другой капают слезы, и не будешь понимать, где же ты допустил ошибку, когда же все-таки была достигнута точка невозврата. Оглянешься — никого нет рядом, ведь ты сам отрезал все нити, ведущие к тебе. Содрогнешься от дрожи и упадешь на колени, может, закричишь до кучи, но посмотри. Есть ли кто рядом, ну? Так почему бы своими руками не выстроить нерушимые мосты? Наверное, вид остекленелых глаз сестры настолько шокировал Итачи, что он сначала замер, потом отмер и только затем зашелся в попытках успокоить меня. И вот всегда так! Сначала доводят до слез, а потом удивляются: как же так, я ведь ничего не сказал такого! — Что ты пообещаешь взамен? — не воспользоваться братской слабостью было выше моих сил и устоев. Это даже… наверное, низко. Но плевать. — Я всегда буду на твоей стороне, — чуть подумав, шепнул Учиха и стал утирать вновь блеснувшие по щекам слезы. — Чего ж ты плачешь…? Не нужны мне такие обещания, нии-сан. — Ну, хочешь, всегда буду брать тебя на тренировки с Шисуи? — все пытался добиться моего успокоения Учиха, — часто, по крайней мере. — Это не значит, что ты откосишь от предыдущего, — я сложила руки под грудью и серьезно на него посмотрела, стараясь унять дрожащую нижнюю губу. Я редко видела Итачи за этот месяц, но его вот такого — заботливого старшего брата — не любить просто невозможно. — Договорились. Мы скрепили наш своеобразный договор на мизинцах, и мое воображение уже начало вырисовывать картинки того, как Итачи пытается незаметно свалить к Шисуи, не прихватив при этом меня. Да и запросто он это проворачивать будет. Может клон даже в это время делать вид святейшего нии-сана, когда оригинал уже как давным-давно удрал далеко и надолго. Сама я, по крайней мере, именно так и поступала бы с надоедливыми младшими, которые кроме как выпрашивать что-то посредством шантажа не умеют и не хотят уметь. — Расскажешь, как умудрилась заработать столько царапин наряду с вывихами? Что, думаешь, перебросились обещаниями и все, сестра выложит перед тобой все на блюдечко? — Училась метать, — да, выложит. — Сейчас не война, Саске, тебе незачем так усердс… — У тебя есть гарантии, что, например, завтра какое-нибудь-Гакуре не решит внезапно напасть на Коноху? Итачи несколько десятков секунд стоял неподвижно, и его низкий хвост из волос цвета воронова крыла колыхал теплый ветер, вырывал отдельные пряди из общей массы и путал. Грудь его почти незаметно вздымалась от коротких вдохов и резких выдохов, так что создавалось впечатление, что передо мной стоит вовсе не живой человек, а, по меньшей мере, его статуя. В черной радужке отражались река, крутой спуск к ней и я, мелкая и совсем не вписывающаяся в пейзаж. — Гарантий нет, но не забывай, что поколение, родившееся в период войны, уже имеет все шансы заменить предыдущее, — наконец выдал он как-то облегченно, опустив и расслабив напряженные плечи. — Ага, если впереди поставить Шисуи, — потянувшись, буркнула я. — Что? Ты ведь и сам знаешь, что он успел запугать Киригакуре. В одиннадцать-то лет… — Ему тогда было меньше десяти. И вообще, когда ты стала располагать такой информацией и… — и уровнем мыслительной деятельности? — кто ты и что сделала с моей беспечной имото? — Научила ее смотреть шире, — на выдохе произнесла я, постаравшись не выдать дрожащую интонацию и отвернувшись. — Мне стоит извиниться перед то-саном, да? Мои первоначальные мысли, скорее всего, были ошибочны. Стоило сразу учесть, что передо мной сидел не простой человек, а, как минимум, тот, кто в состоянии уложить на лопатки огромное количество врагов, особо не заморачиваясь. Вполне естественно, что он заприметил бинты на руке дочери за завтраком и неиспользуемую часть гардероба, вдруг оказавшуюся в ходу. Вот же… Недооценивание кого бы то ни было приводит к одним только бедам, мне пора бы научиться минимализировать количество аналогичных просчетов. — Идем, — только и сказал Итачи перед тем, как протянуть мне руку. По пути расспрашивая Учиху о подробностях задания, я все больше убеждалась, что такого человека отпускать в свободное кровавое плавание совсем не хочется. Каких бы сдвигов по фазе у него в голове не обитало, никто в этом мире, выйдя за пределы деревни, со стопроцентным психическим здоровьем под старость лет не выйдет. И то, что мы получили Учиху-пацифиста, еще цветочки по сравнению с тем же Какаши. Далеко не худший пример, но знатно запущенный, потерянный и вообще тонущий корабль, отказывающийся от спасения. Неужели Итачи в будущем от бессилия решится вот этими руками, которыми так крепко держит мою ладонь и не дает навернуться на ровном месте, вырежет целый клан? Извиняться — не мое. Я ненавижу извиняться перед теми, от кого не получаю того же взамен. Но Фугаку является другим делом. Ни тебе скандалов за сокрытие чего-то, ни банальных выяснений отношений. Хочешь самостоятельности? Получай, но твой старший брат все-таки проверит, в порядке ли ты, едва вернувшись с задания и желая отдохнуть. Остановившись у главного здания полиции, я ущипнула Итачи, привлекая его слегка рассеянное внимание. — Иди домой, нии-сан, и отдохни. Я, наверное, буду… — очень долго капать старшему Учихе в доме на мозги, —…изучать структуру организации. Конечно, идеальный Итачи сначала довел меня до стойки регистрации (?) и попросил отвести в кабинет главы по неотложному вопросу, только после этого смываясь в шуншине. Вот он, статус во всей его красе. Попросил — сделали без лишних препираний, лишь глянув на знакомую мордашку отпрыска главы клана, а затем на мелкую химе, состроившую постное выражение лица, словно ее тут и нет. От взъерошенных волос не отделалась, но отделалась от чересчур внимательных глаз Итачи: все больше убеждаюсь, что стоит, наконец, взять в руки детскую книжку и проанализировать ее словарный запас. А то такими темпами я попаду в список на уничтожение, заделавшись слишком «видящим» ребенком, коим Саске не был. Высокий полицейский в стандартной форме шел чуть впереди, кивая встречаемым знакомым, отчего длинные темно-каштановые волосы падали на глаза и закрывали весь обзор — какая удачная, однако, для Учихи стрижка. — Я должен уточнить: вы с Фугаку-самой оговаривали вашу… встречу или это целиком ваша инициатива? Никто не был предупрежден ранее, — проходя по длинным коридорам с высокими потолками кофейного цвета, полюбопытствовал мужчина, видимо, прикидывая, стоит ли ему просто уведомить о моем присутствии или начать выяснять, можно ли вообще меня пускать. Уже начинаю жалеть, что Итачи драпанул так рано. — Отлагательство некоторых жизненных моментов может повлечь за собой неприятные последствия, Учиха-сан. Полицейский уже занес руку у дубовой двери, как внезапно остановился и обернулся ко мне. — Надо же, — и постучал, получив поставленный на приказы голос с той стороны в ответ. — Фугаку-сама, к вам тут маленькая химе. Разрешите? А вот тут мне уже становится несколько страшно. Что, если меня сейчас развернут и отправят домой? — Пусть войдет, свободен. Я быстренько прошмыгнула мимо полицейского, благодарно кивнув и взяв на себя ответственность закрыть дверь. Как можно больше лишних действий и как можно более долгое бегство от установления зрительного контакта. Я пришла сюда по доброй воле, сама изъявила желание и теперь не знаю, куда себя деть и как стоит правильнее себя повести. Прокручивать в голове вариации событий по дороге оказалось куда проще, нежели испытывать все на собственной шкуре в реальности под цепким ониксовым взором. — Что-то случилось, раз не могло подождать до вечера, Саске? — сколько можно давить на меня этим простеньким психологическим трюком, постоянно называя по имени, а? Найдя интересными свои сандалии — неудобные, кстати говоря, — я все же осторожно убрала завесу волос с лица, разделив ее на две части. Итак, я вижу этого мужчину изо дня в день, имею довольно расширенное представление о его характере и ценностях, но выдать простенькие слова извинений не могла. Браво, Рэм. — То-сан, — возможно, стоило обратиться к нему ото-сан для большей напыщенности, — сегодня я… В общем, я скрыла, что не могу потренироваться с тобой ввиду недавно заработанных травм, — выдох, — заработанных честным трудом, правда. Я наивно подумала, что ты ничего не заметишь и спустишь мне это с рук, сболтнула что-то про тренировки через год, хотя сама силюсь заниматься самостоятельно, и… Я жалею о своих словах. Фугаку лениво отложил ручку и лист, лежащий перед ним и недавно занимавший все его внимание, изогнул бровь и ладонью поманил к себе. Нечитаемое фирменное выражение лица уже давно не пугало, но пугало то напускное спокойствие, витающее в воздухе и явно надуманное мной, если повезет. Собрав всю волю в кулак, я двинулась к Учихе и остановилась на расстоянии двух детских шагов, в ожидании поджав губы. — Ты считаешь свои действия ошибкой? — Я считаю их нецелесообразными, — спустя долгих пятнадцать секунд дала ответ я. — Рука уже почти прошла, нет необходимости носить бинты, и, если ты не держишь на меня зла… — замолкла, когда Фугаку сделал останавливающий жест. Возможно, было уже слишком самонадеянным пытаться все же выбить эту злосчастную тренировку у отца Саске. — На выходных. — Что? — На выходных проведем небольшую тренировку, — я не ослышалась? — Постарайся не напрягаться сильно на своих с Микото, мне интересно будет посмотреть, чему вы научились за пару недель. Да черт бы побрал этих Учих! Ты посмотри, какие мы важные и всезнающие, вездесущие и просто проницательные тушки. Попробуй что-то скрыть — получишь не леща, а простое «вот, давай я ткну тебя лицом в факт». — Ты знал? — конечно, он знал, еще и только что прямым текстом об этом заявил. Мне просто необходимо небольшое количество времени для того, чтобы собрать мысли в кучу и унять скопившееся раздражение. — Не заметить усталость и постоянно сбитые руки у дочери было бы непрофессионально, — непрофессионально — это не по-отцовски или не по-шинобски? Фугаку провел пальцами по своему подбородку, что-то обдумывая. Что ж. Хорошей новостью было уже то, что он заметил только последнюю пару недель, а не целый месяц, так что у меня есть все шансы немного — ну хоть чуть-чуть! — удивить эту неприступную холодную гору. — Еще были постоянная задумчивость, свойственная обычно Итачи, а не тебе, пауза перед подачей ответов, отсутствие интереса к игрушкам в доме, самостоятельный ранний подъем и, наконец, что самое настораживающее, осмысленность во всех действиях. Не слишком ли ты резко повзрослела, Саске? Что, собственно, и ожидалось. Ошибка на ошибке, выстроившая целый кричащий объект о том, что все мои старания покатились к Мадаре. Я, считающая себя просто мастером актерского мастерства, попадалась на самых очевидных вещах, которым даже должного внимания не уделяла. С другой стороны, я все-таки преследовала цель оказаться более сознательной, нежели другие дети моего возраста, чтобы родители и брат заприметили это и в будущем прислушивались ко мне не просто на отвали. Ставьте меня во что-то! — вот чего я просила своими паузами, подбором правильных слов и старательностью. Сначала я почувствовала непривычную тяжесть на голове, а потом — мягкие поглаживания по волосам, едва ли весомые, будто на пробу были сделаны вообще. Хотелось довольно зажмуриться и просто ловить кайф, но я только застыла каменным изваянием, пораженная проявлением отцовской лояльности. Что-то мне подсказывает, что все вокруг решили всерьез взяться за меня. И это «всерьез» вытрясет из меня душу.